ОБ ОСОБЕННОСТЯХ АЛЬБОМНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ^(*)

Л. И. ПЕТИНА

Литературные альбомы первой половины XIX века хранят немало стихотворных произведений как знаменитых, так и малоизвестных авторов. По преимуществу, — это сочинения, уже вошедшие в обиход печатной, устной либо рукописной литературы. Стихотворений, написанных специально для данного альбома и, вдобавок, отмеченных печатью профессионализма, встречается немного. Наличие таковых составляет прерогативу особого разряда так называемых литераторских или писательских альбомов¹. Если профессионализм и оригинальность отличают сравнительно небольшую группу альбомов, то эти же признаки, но с противоположным значением — дилетантизм, вторичность — становятся определителями другого и наиболее представительного типа альбома, противостоящего первому и как читательский — писательскому, и как массовый — немассовому. Вторичное использование авторских сочинений, наделяя бытующие в альбомах тексты особым качеством «читательской» литературы, дает основание рассматривать в целом альбомы этой группы как произведения «читательского» творчества. Именно о них и пойдет речь в настоящей работе.

В качестве памятных записей на страницах таких альбомов широкое распространение получили стихотворения В. В. Капниста, И. И. Дмитриева, С. Н. Марина, H. M. Карамзина, И. М. Долгорукова, Ю. А. Нелединского-Мелецкого, В. А. Жуковского, А. С. Пушкина, П. И. Шаликова, А. А. Крылова, П. А. Плетнева, А. А. Дельвига, Е. А. Баратынского, М. Ю. Лермонтова и многих других менее известных сочинителей. Однако популярные произведения появляются здесь в переадресованном, укороченном, «испорченном» виде, как правило, без указания автора. «Порчу» авторских сочинений в альбомах неверно было бы объяснять плохой памятью писавших или же плохим знанием ими цитируемых стихотворений. Анализ разночтений альбомных записей художественной литературы говорит о том, что вносимые в текст изменения имеют регулярный характер и подчиняются действию строго определенных закономерностей. Внутренняя логика происходящих трансформаций, иными словами, — нормы усвоения альбомом литературных произведений обусловлены, прежде всего, особенностями художественной природы альбома.

Уже не раз отмечалось, что альбом как явление культуры получает начало в недрах литературного быта, на стыке литературы с нелитературой. Для выяснения интересующей нас проблемы принципиальное значение имеет тот факт, что исходным условием составления альбома выступает ситуация непосредственного и, как правило, персонального общения, благодаря которой письменный альбомный текст получает специфические черты устного разговора и присваивает себе ряд структурных особенностей устной диалогической речи². Под влиянием указанных обстоятельств интересующий нас тип альбома приобретает одновременно с основной, мнемонической, еще и коммуникативную функцию, осуществляя в результате не только и не столько собирание памятных автографов, сколько общение посредством записей. Использование литературных произведений в качестве языка альбомного общения задает цитатам диалогическую схему построения текста, а также позволяет приспособить их к настоящему временному и событийному плану. Другим фактором, регулирующим отбор текстов и происходящие с ними изменения, является тема. Обширный перечень бытующих в альбомах сочинений, в том числе сочинений литературных, сводится к весьма ограниченному кругу тем. Узловые темы альбомной поэзии и прозы складываются опять-таки под воздействием основных функций альбома, диктующих, с одной стороны, жанрово-тематический комплекс, связанный с понятием память и коррелирующим с ним понятием смерть, а с другой, — корпус текстов, объединенных смыслообразующим понятием общение, приобретающим по линии возникающей противопоставительной связи и более широкое значение — жизнь. Исходные представления, определяющие смысловое и тематическое наполнение альбомных текстов, возникают, кроме того, в результате проекции на вечность каждой отдельно взятой записи, так же как и всего альбома, представленных в виде знака памяти. Очевидная зависимость содержания альбомных записей от нескольких смыслообразующих понятий позволяет рассматривать репертуар альбомной поэзии и прозы в целом как тему и ее вариации.

Обратимся теперь непосредственно к анализу изменений, происходящих в альбомах с произведениями художественной литературы. Как показывает собранный материал, разнообразные способы альбомной адаптации сводятся к тому, чтобы: во-первых, переадресовать текст владельцу, во-вторых, ввести его в альбом от первого лица («сказать» от себя), в-третьих, переориентировать на другую, вполне конкретную ситуацию и, наконец, в-четвертых, сообщить стихотворению или «отжать» из него нужную альбомную тему.

Переадресовка литературных произведений достигается чаще всего переосмыслением содержащихся в тексте обращений. С наибольшей очевидностью об этом свидетельствуют стихотворные записи, называющие своих адресатов по имени. Так, например, в альбом неизвестной нам Ольги с именем владелицы и за подписью А. 3. внесены, надо полагать на прощание, первые четыре строки стихотворения Карамзина «На Разлуку с П<етровым>»:

Настал разлуки Горький Час!
Прости мой Друг! безценна Оля
Тебя я к Сердцу прижимаю;
Хочу сказать: не плачь и слезы проливаю.
                                                                      (12, л. 21)³

(Ср. у Карамзина: «Настал разлуки горький час!.. / Прости, мой друг! В последний раз…» и т. д.).

Такой же эффект получается и при замене условно-поэтического имени в авторском сочинении реальным именем владелицы (владельца) альбома. Например, в комплиментарном двустишии В. Л. Пушкина, помещенном в альбоме Варвары Толстой, вместо Хлои вставлено имя Вари. Ср.: «Злословит кто любовь и чтит ее бедой / О Варя пусть хоть раз увидится с тобой» (4, л. 4).

Популярный мадригал И. И. Дмитриева:

     Задумчива ли ты, смеешься иль поешь,
О Хлоя милая! Ты всем меня прельщаешь:
                 Часам ты крылья придаешь,
                 А у любви их похищаешь, —

Задумчива ли ты, смеешься, иль поешь,
О M… M…! ты всем мечты прельщаешь
               Часам ты крылья придаешь
               А у дружбы похищаешь. (8, л. 3).

В качестве альбомного комплимента получили распространение строки из поэмы Богдановича, где вместо слова «Душенька» ставилось имя владелицы альбома: «Во всех ты Сонинька нарядах хороша…» (37, л. 6).

При обращении к владельцу чаще всего использовалось однако не имя собственное, а местоимение 2-го лица единственного или множественного числа (ты, вы). Несложной заменой 3-го лица на 2-е достигалась и переадресовка текста. Именно таким образом переделано в альбоме неизвестной Надежды двустишие И. И. Дмитриева:

Лишь взглянешь на тебя: захочешь и узнать —
Узнавши будешь обожать. (23, л. 6 об.).

(Ср. у Дмитриева: «Лишь взглянешь на нее: захочешь ты узнать…»).

В целом ряде случаев о переадресовке цитируемого произведения позволяют судить нарушения грамматических показателей числа или рода. Примечательна в этой связи альбомная запись господина Шульцова, который, отобрав для уверения в дружбе неизвестному нам Ивану Николаевичу 42-ю строфу из стихотворения Жуковского «Певец во стане русских воинов» (со слов: «Святому братству сей фиал / От верных братьев круга!..»), изменил множественное число в слове «други» на единственное, переделав стих «О будь же, други, святость уз» на «О! будь же, друг, святость уз» (7, л. 14).

Адресоваться лично к владельцу альбома помогали также разного рода сокращения, вводящие текст прямо с местоименного обращения ты/вы, либо с аналогичной глагольной формы повелительного наклонения. Не случайно поэтому неизвестный нам господин в альбоме Пашет начинает стихотворение Лермонтова «Бородино» со строки: «Вам не видать таких сражений…» (19, л. 59 об.). Механизм превращения стихотворного произведения в альбомный текст наглядно демонстрирует также четверостишие, выбранное из стихотворения И. М. Долгорукова «Параше», относящееся, кстати сказать, к разряду альбомного «фольклора». Из 26-ти строфного авторского произведения альбомное употребление получает только 24-я строфа, содержащая совет-напутствие и начинающаяся с глагольного обращения:

Живи рассудка под законом
Богатых не ревнуй судьбе;
К богатым придут все с поклоном,
А с сердцем бросятся к тебе.
(2, л. 18 об.; 6, л. 23 об.; 20, л. 18; 23, л. 11).

Обратим попутно внимание и на тот факт, что путем сокращения текста одновременно с выделением обращения происходит отбор темы, пригодной для альбомной «беседы». Ср., к примеру, альбомный вариант стихотворения H. M. Карамзина «Прости», получивший благодаря обособлению 9-й строфы и подчеркнутое обращение, и уже знакомую нам тему пожелания:

Будь счастлива, покойна
Богата, весела
Судьбой своей довольна
Супругу век мила!.. (13, л. 22 об.).

Тот же способ избирательного цитирования позволил Р. Ma. Ка. адресовать Варваре Толстой комплимент, составленный из 13–16 по счету стихов 4-й строфы стихотворения И. М. Долгорукова «Самому себе»:

В тебе такое что-то вижу
Чего в других совсем не зрю
И что в иных я ненавижу
В тебе, тож, самое люблю! (4, л. 29 об.).

Лишним доказательством отнесенности данного четверостишия владелице альбома служит его заголовок — «Ce Barbe».

Посвятительный заголовок является одним из наиболее обычных способов вводить в альбом свои и чужие сочинения. Особенность альбомного заглавия состоит в том, что оно называет не текст, а владельца и оформляется чаще всего не в именительном, а в дательном падеже, грамматически выражающем направленность слова. Ср., к примеру, заголовки к различным стихотворениям в альбомах: «A ma bien aimée Aline», «Марш на целой век доброму Александру», «Стихи к M… П… Б…», «A mon orfèvre P. Barataev», «К садику Кн. M. П. Баратаева», «К подруге моей» и т. п. В этой связи следует отметить, что имя владельца встречается даже в редкой именительной форме посвятительного заголовка. Ср. название одного из стихотворных пожеланий в альбоме П. Даль: «Маленькое приветствие на прощание с Павлиной Ивановной Даль» (27, л. 36).

Альбомный посвятительный заголовок, подчеркивая направленность текста и называя адресата, зачастую по имени, выступает, по сути дела, в роли все того же обращения. Показательно, что весь набор приемов, касающихся переадресовок, сводится к выделению обращения или к введению его в текст записи. Необходимость обращения для структуры альбомной записи вытекает, как уже отмечалось, из диалогического характера альбомного «разговора», в результате которого и включаемое в альбом стихотворение наделяется признаками диалогически построенного высказывания.

Произведения художественной литературы получают в альбоме не только новый заголовок, но и нового автора. Как показывает подавляющее большинство альбомных записей, автором помещенного в альбом сочинения становится лицо, его вписавшее. Подписи, которые оставляют друзья и родственники владельца под всем хорошо известными стихотворениями, свидетельствуют не о незнании ими настоящих авторов, а об особой функции альбомного текста, позволяющей выразить «чужими» словами свои мысли. В альбоме Александры Павловой известное стихотворение Лермонтова «И скучно, и грустно, и некому руку подать…» озаглавлено «А. П. …вой» и подписано инициалами М. Ш…ий (13, л. 59). Вследствие таких подстановок происходят существенные смысловые сдвиги в тексте лермонтовского произведения, преобразующие его из размышления вообще, неизвестно к кому обращенного, в слова горького признания, «сказанные» конкретным лицом, господином М. Ш…им, другому конкретному лицу — Александре Павловой.

Обращение и подпись вместе с указанием даты и места выступают в качестве основных составных элементов альбомной записи. В альбомах русско-французской традиции отмеченные компоненты не являются строго обязательными в отличие, например, от штамбуховой записи⁴. Наиболее устойчивый характер имеет подпись, помещаемая внизу текста в виде инициалов, цифровых криптонимов, вензелей, звездочек, росчерков, либо в форме развернутых предложений, напоминающих концовки писем. Ср.: «Твой друг и тетка М. Кострицкая» (24, л. 40); «Притом помни и Люби твою подругу Авдотью Бочкову» (27, л. 5). Обращению в меньшей степени свойственна позиционная закрепленность, однако первостепенное значение его для структуры альбомной записи подтверждается общей направленностью рассмотренных выше переделок.

Обращение и подпись, обрамляя текст альбомного диалогического сообщения, содержащего вдобавок отметки о месте и дате написания, приближают структуру альбомной записи к структуре письма⁵. Письмом в миниатюре выглядит, к примеру, запись А. Воейкова в альбоме А. Н. Львова, в точности повторяющая диалогическую схему письма, а также набор и композицию составляющих его частей. Ср.:

Авторские произведения, попадая в альбом, оформляются также по законам эпистолярного жанра, воспроизводя как структурные, так и композиционные особенности письменного послания. Типичным образцом может служить здесь стихотворение В. В. Капниста «Богатство убогого» из альбома К. В. Зимницкой. Запись начинается с заголовка-обращения (К подруге Моей)⁶, заканчивается подписью (от О. Грибовской), имеет дату (21 февраля 1813) и по ходу написания подвергается всем необходимым переделкам, позволяющим адресовать его от женщины к другой женщине.

Ср. текст стихотворения у В. В. Капниста и в альбоме

Очевидная зависимость альбомной записи от структуры письма позволяет соотносить обращение-заголовок, стоящий в дательном падеже (от О. Грибовской, Par celle qui vous aime bien tendrement и т. п.), с аналогичными грамматическими формами, характерными для адреса письменного отправления, указывающего получателя и отправителя: такому-то от такого-то.

В основе диалога лежит, как известно, коммуникативная схема «я — ты». Рассмотренные выше способы альбомных приспособлений, касающиеся переадресовок чужих произведений владельцу (постановка обращений, имени собственного, посвятительного заголовка, сокращение текста, замена 3-го лица местоимений 2-м, множественного числа обращений — единственным), конструирует вторую часть этой связи — «ты». Другая группа переделок, подчиняясь законам все той же диалогической модели, осуществляет переадресовку текстов на говорящего, преобразуя их таким образом в сообщения, сказанные от первого лица мужского или женского рода в зависимости от пола интерпретатора.

Способов подобных трансформаций насчитывается немало. Часть из них связана с выделением или введением в текст цитируемого произведения местоимения «я». Достигается это опять-таки за счет уменьшения объема произведения, помогающего отобрать строчку (строфу), содержащую в начальной позиции указанное местоимение или глагол перволичной форме. Следуя именно этой логике, неизвестный нам господин M. В. вычленяет для альбомной «беседы» с М. П. Баратаевым из 15-ти строфных «Стансов к Н. М. Карамзину» И. И. Дмитриева только 10-ю строфу:

Осужден к несносной скуке
Грусть в самом себе таить —
Aх! и с другом быть в разлуке,
И от дружбы слезы лить! (I, л. 76).

Одновременно с укорачиванием можно наблюдать также замену в авторском сочинении местоимений 3-го лица на 1-е. Так, вследствие подмены местоимения «он» на «я» 3-я строфа стихотворения Жуковского «Певец» превратилась в альбоме А. Хандвиг в лирическое откровение вписавшего его господина.
     Ср. текст стихотворения В. А. Жуковского:

Он дружбу пел, дав другу нежну руку, —
Но верный друг во цвете лет угас;
Он пел любовь — но был печален глас;
Увы! он знал любви одну лишь муку;
                              и т. д.

И в альбоме:

Я дружбу пел, дав другу нежну руку;
Но верный друг, во цвете лет угас!
Я пел любовь, но был печален глас,
Увы, я знал в любви одну лишь муку…
                              и т. д. (6, л. 10 об.).

Альбомное использование литературных произведений свидетельствует не просто о цитировании, а о присвоении пишущим в альбом слов и мыслей отобранного им текста. С этим, в частности, связана перемена рода в помещаемых в альбом сочинениях. Данная особенность альбомной записи позволяет безошибочно в русскоязычных текстах, даже в случаях, когда отсутствует подпись, определять пол писавшего. Ср., к примеру, запись одного и того же четверостишия, составленного из 21–24 строк стихотворения П. И. Шаликова «Вечернее чувство», в альбоме неизвестной Натальи и в альбоме Е. Н. Михалковой, внесенного в первом случае мужчиной, а во втором — женщиной:

Без дружбы, без любви что лестнаго на свете
Уныние в душе и в сердце пустота;
Другого для меня нет счастия в предмете

Любить, любимым быть, а прочее — мечта (11, л. 41)
Любить, любимой быть, все протчие лета (18, л. 91).

Аналогичным образом варьируется в альбомах популярное стихотворение А. А. Крылова «В альбом Н. Н. Б — ой» («Скажи альбом в простых словах…»), Е. И. Кострова «Клятва» («На листочке алой розы…») и другие многочисленные сочинения, в которых преобразованы глагольные формы из мужского рода в женский и наоборот. (Ср. строки из упомянутых стихотворений: «На листочке алой розы / Я старался начертить…», «Я хотела начертить…», «Я старалась начертить…»; или: «Скажи, что счастлива была бы я…», «Что слишком счастлив был бы я…» и т. д. (3, л. 43 об.; 4, л. 165; 13, л. 6; 14, л. 26–26 об.; 15, л. 11 об.; 24, л. 11; 32, л. 30 об.). Трансформация рода может происходить также путем его нейтрализации, например, заменой глагола, стоящего в мужском роде, деепричастием. Об этом, в частности, говорят разночтения, внесенные в текст стихотворения С. Н. Марина в альбоме А. Хандвиг и связанные, безусловно, с потребностью перестроить грамматические показатели рода. Ср. текст стихотворения

у С. Н. Марина	и в альбоме:
Ты дружества в залог Мне сердце дал свое…                               и т. д.	Дав дружества в залог Ты сердце мне свое…                               и т. д. (6, л. 51).

Необходимостью переменить род лирического героя продиктовано и сокращение стихотворения Державина «Разлука» в альбоме неизвестной нам Marie. Передавая от своего имени стихи Державина, одна из ее приятельниц вписала в альбом лишь первые две строфы:

Неизбежным нашим роком
Разстаешься ты со мной,
Во стенании жестоком
Я прощаюся с тобой…
                              и т. д. (8, л. 3 об.),

предусмотрительно отбросив две последние со словами страстных любовных стенаний, вовсе не подходящих для дамских объяснений:

Руки, грудь, уста и очи
Лобызаю у тебя,
Нету силы, нету мочи
Отделиться от тебя… и т. д.

Говоря о способах переадресовок на себя, отметим и разного рода приемы усиления, позволяющие выделить, так сказать крупным планом, уже имеющиеся в тексте личные глагольные и местоименные формы. К их числу следует отнести подчеркивание, вставку дополнительных местоимений 1-го лица единственного числа в именительном и косвенных падежах, замену деепричастия глаголом 1-го лица и другое. Ср. для наглядности альбомную переделку стихотворения И. М. Долгорукова «Песня»:

текст стихотворения у Долгорукова	и в альбоме
Люблю с тобою говорить, К тебе все мысли устремляя; Люблю Твой каждый взор ловить, В нем тьму приятностей встречая                               и т. д.	Люблю с тобою говорить К Тебе все мысли устремляю; Люблю Твой каждый взор ловить, В нем тьму приятностей встречаю…                     и т. д. (20, л. 11).

Альбомная редакция 28-ми строчного мадригала Ю. Нелединского-Мелецкого «Темире», особо подчеркнув субъект стихотворной речи с помощью дополнительных местоимений, внесла и другие существенные исправления в текст (сокращение, перемену последней строчки), вследствие которых стихотворение приобрело не только новый вид, но и другой смысл. Ср. текст стихотворения у Ю. Нелединского-Мелецкого:

…Нет: смертного в тебе не вижу ничего,
   Я в образе твоем зрю бога моего:
   Чего бы в нем хотел, в тебе то обретаю
   И с ним в душе моей тебя не различаю.

и в альбоме:

   Я смертнаго в тебе не вижу ничего
   И в образе твоем зрю бога моего
   Чего я в нем искал в тебе то обретаю
   И коль не ты тот Бог то Бога я не знаю
                              (35, л. 4 об.).

Усиление позиции отправителя в структуре альбомной записи, также как и другие преобразования, нацеленные на выделение адресата, переставляя акцент с авторского «я» на «я» соавтора (в нашем случае — пишущего в альбом), обнажают механизм «присвоения» чужого текста, сопряженный, как подтверждают многочисленные примеры, и с трансформацией его смысла.

Альбомное использование подвергает тексты литературных произведений одновременно нескольким различным смысловым преобразованиям. Так, переадресовки наделяют помещенное в альбом сочинение новым автором и вполне определенным адресатом. Иную функцию выполняют переделки, касающиеся лексики, добиваясь подстановкой других слов конкретизации поэтического сюжета, а через это — соотнесения цитируемого произведения с реально ситуацией. В ситуативном приспособлении наряду с лексическими заменами не последнюю роль играет также сокращение текста. Обратимся к примерам.

Известное послание А. С. Пушкина «И. В. Слëнину» («Я не люблю альбомов модных…»), «сказанное» от лица В. Л. Софье Витберг, потребовало замены в предпоследней строке слова «хозяина» на «хозяйку». Ср. у Пушкина: «…Почтив хозяина приветом / И лар молитвенным стихом» и в альбоме: «…Почтив хозяйку здесь приветом / Душевным пламенным стихом» (25, л. 29).

В альбоме Г. И. Коренева встречаем стихотворение Дельвига, адресованное им И. Пущину и напечатанное впервые в 1817 году в августовском номере «Украинского Вестника» под заглавием «К П — у (в альбом)»: «Прочтя сии разбросанные строки / С небрежностью на памятном листке…». Стихотворение было сочинено перед отъездом Дельвига в местечко Хорол, находившееся неподалеку от Кременчуга, где стояла бригада его отца. Оно-то и названо в последней строчке альбомного послания: «Друзья, у нас есть друг и в Хороле!». Неизвестный нам господин, обратившись с дельвиговскими стихами к владельцу альбома от своего имени, указал, естественно, и свое местоприбывание: «Друзья, у нас есть друг и в Костроме!» (28, л. 44 об.).

Показательны в этой связи и альбомные записи 9-й строфы стихотворения Н. М. Карамзина «Прости» («Будь счастлива — покойна, / Сердечно весела…»). В памятную книжечку замужней дамы, А. Павловой, карамзинское пожелание внесено без каких-либо изменений (см. последнюю строчку: «Супругу век мила!» 13, л. 22 об.), тогда как помещение того же четверостишия в альбом незамужней барышни Н. С. Б. вызвало переделку заключительно стиха: «Знакомым в век мила» (11, л. 41 об.).

Все рассмотренные выше преобразования меняют не только смысл, но и функцию художественной литературы, делая ее средством альбомного общения, «языком» для передачи личных переживаний. Использование литературных произведений в качестве слов для выражения своих чувств и мыслей допускает самое вольное обращение с авторским текстом, изменяя его в процессе альбомной коммуникации иной раз до неузнаваемости. Со множеством оговорок можно назвать пушкинским четверостишие, составленное в одном из альбомов из разных строчек его стихотворения «Телега жизни»:

С утра садимся мы в телегу
И кричим пошел скорей,
Но среди дня чувствуя мы негу
Кричим потише дуралей.    (30, л. 31)

В альбомном общении находят употребление далеко не все произведения художественной литературы. Предпочтение получают литературные сочинения так называемого альбомного характера. Признаком альбомности выступает прежде всего тема. Круг альбомных тем не случаен. Он обусловлен, (и мы об этом уже говорили) мнемонической и коммуникативной установками альбома, а также особенностями его структуры, строящейся на со- и противопоставительных связях сиюминутного — вечного, жизни и смерти. Понятие смерти в качестве лейтмотива альбома получает многообразное смысловое развитие, вводя, в частности, для альбомного употребления такой корпус тем, как скоротечность жизни и молодости, цветы (как мотив увядания), призрачность счастья, плавание по житейскому морю, суетность земного бытия, прощание, воспоминание, надежда. Заметим попутно, что мотив смерти настоятельно варьируется не только в прозаических и стихотворных записях, но и в рисунках, владельческих пометах и даже в альбомных поверьях. Тема жизни, образуя второй смысловой центр, разворачивает в альбоме свой жанрово-тематический комплекс, включающий любовь, дружбу, живое общение. К числу альбомных текстов, объединенных понятием общение, следует отнести комплименты, пожелания, стихотворные и прозаические размышления по разным поводам, афористические сентенции и т. п. Сюда же примыкают многочисленные сочинения, условно обозначаемые нами как «игра» и охватывающие разнообразные словесные игры (шарады, буриме, каламбуры, логогрифы и проч.), а также значительный ряд произведений, обыгрывающих тему самого альбома.

Определяющее значение указанной выше тематической сетки при включении в альбом того или иного литературного произведения доказывается характером альбомных преобразований. Говорить о включении в строгом смысле этого слова мы можем лишь относительно небольших по объему сочинений, поскольку переделки их (если таковые имеются), внося изменения в построение текста, не затрагивают его формы. Целиком переносятся на страницы альбомов четверостишия, двустишия, коротенькие стихотворения и романсы. Значительная же часть авторских сочинений попадает в альбом в «редуцированном» виде. Отбрасывание начальных и конечных строк (строф), контаминация строчек из разных частей стихотворения, обособление отдельных стихов, — все возможные способы укорачивания текста направлены на выделение в нем стихов и строф, содержащих уже готовые формулировки заданных тем.

Как уже отмечалось выше в другой связи, в качестве альбомных комплиментов фигурируют 25–28 строк стихотворения Ю. Нелединского-Мелецкого «Темире» («Я смертного в тебе не вижу ничего…»), четверостишие, выбранное из 2-й книги поэмы И. Богдановича «Душенька» («Во всех ты Сонинька нарядах хороша…»). К перечню альбомных любезностей добавим также 2-й и 3-й стихи 1-й строфы 6-ти строфного стихотворения Державина «Невесте» («Как Грация мила, как Ангел хороша / Приятна как Любовь, любезна как Душа» 23, л. 25), 3-й стих из карамзинского «Impromptu двум молодым дамам…» («Прелестные глаза, прелестных обличают» 9, л. 31) и др.

Для альбомного пожелания подходящими оказались 24-я строфа из 26-ти строфного стихотворения И. М. Долгорукова «Параше» («Живи рассудка под законом…»), 9-я строфа 10-ти строфного стихотворения H. M. Карамзина «Прости» («Будь счастлива — покойна…»), первая из двух строф новогоднего мадригала Лермонтова «Н. Ф. И.» («Дай Бог, чтоб вечно вы не знали…») и др.

Альбомные сокращения «Элегии» А. Тургенева, стихотворения Карамзина «Дарования», Державина «К первому соседу», Дмитриева «Наслаждение» и М. М. Милонова «К другу. О наслаждении жизни» превратили названные сочинения в альбомах в коротенькие размышления о быстротекущем времени, переменчивости счастья, бренности земного бытия. Так, в альбоме неизвестной Marie из названного выше стихотворения Карамзина выбраны 3–10 строки 37-й строфы: «Что жизнь? единый быстрый луч: / Сверкнет, угаснет — мы хладеем…» (8, л. 9 об.). Известная «Элегия» А. Тургенева («Угрюмой Осени мертвящая рука…») имеет в альбоме Т. Толстой заголовок «Щастие» и начинается с 75 строки: «Что щастье? быстрый луч сквозь мрачных туч осенних…» (5, л. 25). 7-ми строфное сочинение Державина «К первому соседу» в альбоме неизвестной нам особы «сжато» Иваном Герасимовым до 7-ми строк 5-й строфы:

Блажен, кто может веселится
Бесперерывно в жизни сей!
Но редкому пловцу случится
Безбедно плавать средь морей;
Там бурей дышут непогоды,
Горам подобно гонят воды
И с пеною мутят песок… (34, л. 22).

Стихотворение И. И. Дмитриева «Наслаждение» («Всяк в своих желаньях волен / Лавры! вас я не ищу…»), входящее за редким исключением в обязательный репертуар любого печатного песенника⁷, в результате альбомного приспособления (вписана с разночтениями только 3-я строфа из 6-ти) утратило признаки любовной лирической песни и приобрело смысл и форму другого стихотворного жанра — короткой философской медитации. Ср.:

Роза ль дышет над могилой,
Иль полынь над ней растет,
Все равно, о друг мой милой,
Все прах! и чувствия в нем нет. (13, л. 28 об.)

Почти исключительно с помощью сокращений, сжимающих многострофное стихотворное произведение до размеров лаконичной фразы, создаются в альбомах разного рода сентенции. Можно сказать, что альбомная «речь» как таковая по преимуществу состоит из сентенционных фраз. Подавляющее большинство альбомных записей представляет собой моралистические изречения, либо афористические высказывания о смысле жизни, любви, дружбе, счастии, первейших достоинствах человека и т. п., извлеченные из стихотворных произведений. Сентенциозный характер отбираемых в альбом стихов дает представление о еще одном признаке альбомности, определяющем вместе с темой как специфику усвоения альбомом литературных произведений, так и принципы альбомной цитации в целом.

Примером расхожей альбомной сентенции может служить четверостишие, выбранное из третьей книги поэмы Богдановича «Душенька»:

Закон времен творит прекрасный вид худым;
Наружный блеск в очах проходит так как дым
Но Красоту души ничто не изменяет
Она единая всегда и всех пленяет.
(Цит. по: 22, л. 52; 10, л. 56 об.; 23, л. 13; 31, л. 14).

На сентенциозные стихи «рассыпаны» в альбомах сочинения Карамзина и Жуковского. Ср. мысль, выбранную из стихотворения Жуковского «К Делию» (стихи 31–32) в альбоме Александра фон Кëнига:

Не в летах жизнь, а в наслажденьи;
Кто счастье знал, тот сто лет жил. (39, л. 49).

В другом альбоме находим «фразу» о любви и счастии, «сказанную» строчками карамзинского стихотворения «К Эмилии» (стихи 12–13 из 92-х строчного стихотворения):

Любовь и счастие, в романах говорливы,
Но в истине своей, и в сердце молчаливы. (9, л. 10 об.).

Немало афористических суждений содержится в альбоме Марии Кирьяковой. Например, жизнерадостное утверждение Ю. Л. хорошо известно по стихотворению Капниста «Умеренность»:

Не все зима нас удручает;
Весна за нею вслед спешит.
Сегодня горесть убивает,
А завтра радость оживит. (3, л. 18).

Другой жизненный опыт стоит за «высказыванием» А. 3., поместившим (ей) сюда же слова Поэта из пушкинского «Разговора книгопродавца с Поэтом» (стихи 64–67):

Блажен, кто про себя таил
Души высокия созданья
И от людей, как от могил
Не ждал за чувства воздаянье. (3, л. 33 об.).

Авторский текст, свернутый в альбоме до сентенционной фразы, получает обычно форму четверостишия, двустишия, реже — одного стиха. Повышенная емкость поэтической речи дает возможность использовать в качестве апофегмы даже половину стихотворной строчки. Так, например, афористическое изречение в альбоме А. П. Карол: «Любовь есть Рай души» (20, л. 38), поясняющее символический рисунок сердца, заключенного в круге из змеи, представляет собой начало последнего, 134-го по счету стиха из стихотворения Долгорукова «Глафире»: «Любовь есть рай души… я буду век любить!».

Уменьшение объема стихотворного произведения является основным приемом выделения альбомной темы. О значении тематического фактора в формировании содержательного состава альбома говорит и еще один способ переделки, добивающийся создания альбомной темы прямой подстановкой нужных слов и грамматических форм. Наблюдать за такого рода преобразованиями позволяет запись стихов Жуковского в альбоме Надежды. На листках ее памятной книжечки под пером неизвестного нам альбомного писателя M. M. строки широко распространенной элегии «Сельское кладбище»:

…Он кроток был, чувствителен душою —
   Чувствительным Творец награду положил.
   Дарил несчастных он — чем только мог — слезою;
   В награду от творца он друга получил, —

   Сердцем будь добра, чувствительна душою —
   Чувствительным Творец награду положил
   Дари нещастного чем можешь хоть слезою
   Люби ты всех, чтоб всяк тебя любил. (23, л. 4).

В альбоме А. П. Карол пожелание составлено из строчек другой популярной элегии — «Как моря грозного валы…», опубликованной за подписью М-ч впервые в погодинском альманахе «Урания» на 1826 год, а затем перепечатанной в «Листках граций» (М., 1829). Ср. печатный текст интересующих нас 10–13 стихов:

…Но ты, не зная бурь, под небом вечно ясным,
   На мирном челноке плыви:
   Да светит над тобой лучем своим прекрасным,
   Звезда надежды и любви!⁸ —

   Не знай ты бурь под небом вечно ясным
   На мирном челноке плыви
   Да светит над тобой лучем своим прекрасным
   Звезда надежды и Любви… (20, л. 21 об.).

Действие аналогичных закономерностей обнаруживается и при «переводе» в альбомный текст стихотворения Карамзина «К Милости». На основании существующих правил альбомного «перевода», заданных в данном случае тематическим регулятором, сочинение о милосердии, написанное Карамзиным в связи с арестом Н. И. Новикова⁹ и состоящее из 8-ми строф, получает в альбоме Ивана Николаевича 7-ми строчную форму и новую, сугубо альбомную тему.
Ср. текст стихотворения у Карамзина

Что может быть тебя святее,
О Милость, дщерь благих небес?
                    и т. д.

и в альбоме

Что может быть тебя святее,
О Дружба жизнь благих небес?
                    и т. д. (7, л. 39).

Все рассмотренные здесь смысловые и функциональные преобразования, внося качественные изменения в поэтический сюжет, лексический состав, жанровую структуру и объем авторского текста, дают основание утверждать о том, что в альбомах мы имеем дело не с сочинениями Карамзина, Дмитриева, Долгорукова, Жуковского, Пушкина и других писателей как таковыми, а с их альбомными вариантами, представляющими собой произведения принципиально иной формы и содержания, построенными из сочинений Карамзина, Дмитриева, Долгорукова, Жуковского, Пушкина etc, etc…

Сформулируем в заключение основные положения проведенного анализа. Альбом, рожденный как своеобразная литературная игра в недрах литературного быта, несет информацию о реальном функционировании литературы, выявляя, прежде всего, корпус текстов, получивших отражение в читательском сознании. Будучи рассмотрен в качестве произведения «читательской» литературы, альбом является ценным источником для изучения как читательских вкусов, так и особенностей читательской рецепции.

Произведения художественной литературы, перемещаясь на страницы альбомов, претерпевают разной степени смысловую трансформацию, обусловленную, в первую очередь, характером использования в альбоме литературных сочинений. Употребление художественной литературы в качестве «языка» альбомного общения вносит существенные изменения не только в смысл, но и в структуру цитируемого произведения, строящегося вследствие этого как разговор пишущего с владельцем. Альбомное диалогическое общение разворачивается однако не в устной, а в письменной форме, благодаря чему альбомная запись заимствует структурно-композиционные элементы письма как формы, отвечающей в наибольшей степени требованиям письменного диалога.

Принципы альбомной конструкции являются важным, но не единственным фактором, определяющим характер усвоения альбомом художественной литературы. Преобразования литературных произведений в альбоме не могут быть поняты без учета особенностей читательского восприятия, механизм которого раскрывают рассмотренные здесь подробно альбомные переделки. Вторичное использование литературных сочинений, привнося новые смысловые значения в авторский текст, устанавливает между ним и его интерпретатором отношения соавторства; о степени «соучастия» позволяет судить характер сделанных преобразований. В результате повторного применения, как показывают многочисленные примеры, рождаются не варианты исходного текста, а качественно новые тексты. Способы читательской трансформации художественной литературы, выявленные при анализе альбомной адаптации (переадресовка, сокращение текста, лексические изменения), имеют универсальный характер, что подтверждается и другими исследованиями, затрагивающими проблему читательского восприятия¹⁰.

Свойства «обиходности», получаемые «писательской» литературой при переводе ее в разряд «читательской», возвращают темам и словам литературных сочинений их житейское и повседневное значение, заменяя смысловую многозначность текста — однозначностью, условные понятия — реальными, абстрактные — конкретными. Процесс превращения литературы в «нелитературу» через читательское усвоение может быть рассмотрен и как процесс воздействия творческого сознания на жизненные установки и бытовое поведение его носителей.

¹ Ср. характеристику альбома литераторов в кн.: Яковлев П. Л. Записки москвича. М., 1828. [Кн. 1], [гл.] Альбомы, с. 124–125. Целый ряд «писательских» альбомов целиком или частично опубликован: см. описание альбома А. П. Буниной (Грот К. Я. Альбом Анны Петровны Буниной // Русский архив. 1902. Кн. 1, вып. 3. С. 500–506); альбома А. О. Смирновой-Россет (Модзалевский Б. Л. Описание рукописей Пушкина, находящихся в музее А. Ф. Онегина в Париже // Пушкин и его современники. Пб., 1909. Вып. 12. С. 24–25), альбома Ю. Н. Бартенева (Модзалевский Б. Л. Альбом Юрия Никитича Бартенева // Известия ОРЯС имп. Академии наук Пб., 1910. Т. 15, кн. 4. С. 200–221), альбома О. А. Милюковой (Модзалевский Б. Л. Альбом О. А. Милюковой // Известия ОРЯС имп. Академии наук. Пб., 1913. Т. 17, кн. 4. С. 71–92), альбома С. Д. Пономаревой (Дризен Н. В. Литературный салон 20-х годов // Нива. 1894. № 5. Стлб. 14–24; Он же. Тетушкин альбом // Столица и усадьба. Пг., 1916. 15 октября. № 68. С. 10–12), альбома П. Л. Бартеневой (Лозинский Г. Романтический альбом П. А. Бартеневой // Временник Общества друзей русской книги, III. Париж, 1932. С. 93–106), альбома П. Л. Яковлева (Медведева И. Павел Лукьянович Яковлев и его альбом // 3венья. VI / Под ред. В. Бонч-Бруевича. М.; Л.: Academia, 1936. С. 101–133). ^Назад

² См. об этом в нашей ст.: Структурные особенности альбома пушкинской эпохи // Проблемы типологии русской литературы: Труды по русской и славянской филологии. Тарту, 1985. С. 21–36 (Учен. зап. / Тарт. гос. ун-т; (Вып. 645). ^Назад

³ Ссылки на архивные материалы приводятся в основном тексте и в примечаниях в скобках: первая цифра указывает порядковый номер альбома в приложенном к нашей статье «Списке цитируемых рукописных источников», вторая — нумерацию листа архивной единицы. Альбомные тексты здесь и далее цитируются с сохранением особенностей написания и пунктуации, курсив везде наш. ^Назад

⁴ О некоторых жанровых признаках штамбуха и о композиционных особенностях записей в нем см.: Вацуро В. Э. Литературные альбомы в собрании Пушкинского Дома (1750–1840-е годы) // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома на 1977 год. Л., 1979. С. 4, 5. Отдельные записи, выполненные по канонам штамбуха, встречаются и в альбомах русского происхождения начала XIX века. Последнее обстоятельство свидетельствует, как правило, о немецком окружении его владельца. См. латинский автограф Guilielmus’a Frid. Hezel’я в альбоме неизвестного G. M. S., заполнявшемся в Дерпте (36, л. 3. 3; см. там же л. 27). См. также памятную запись с латинским изречением и девизом студента медика Alex. Bernard’i, помеченную: «Dorpali Livoriorum. 1833» из альбома Василия Сергеевича Михалкова, также содержащего немало автографов дерптских студентов (16, л. 75). ^Назад

⁵ Об особенностях переписки как разновидности диалогически построенного текста см.: Паперно И. А. Переписка как вид текста: Структура письма // Материалы всесоюзного симпозиума по вторичным моделирующим системам, 1 (5). Тарту, 1974. С. 214–215. К вопросу о формах устной речи в эпистолярном жанре см.: Степанов Н. Дружеское письмо начала XIX в. // Русская проза: Сб. статей / Под ред. Б. Эйхенбаума и Ю. Тынянова. Л., 1926. С. 74–101. ^Назад

⁶ Стихотворение В. В. Капниста впервые было опубликовано в альманахе Н. М. Карамзина «Аониды» (1797, кн. 2) под заглавием «Другу моему». ^Назад

⁷ См., к примеру, песенники: Эрато, или Приношение прекрасному полу на новый 1795 год, состоящее в песнях… — Изд. 2-е. М., 1804. № 14, Новейший избранный песенник, или собрание новейших, употребительнейших лучших авторов… М., 1814. Ч. 1, № 93; Избранный песенник для прекрасных девушек и любезных женщин, содержащий… М., 1820. № 14; Новейший туалетный песенник для милых девушек и любезных женщин, или… / [Сост. М. И. Маклаков]. Орел, 1820. Ч. 2, № 45; Полный новейший песенник, в 13-ти частях / Собр. И. Гурьяновым. М., 1835. Ч. 7, № 57; ч. 10, № 67; и некоторые др. ^Назад

⁸ Цит. по кн.: Урания. Карманная книжка на 1826 год для любителей и любительниц русской словесности / Изд. М. Погодиным. М.: [1825]. С. 126. ^Назад

⁹ См. комментарий к этому стихотворению в кн.: H. M. Карамзин. Полное собрание стихотворений / Вступит. ст., подгот. текста и примеч. Ю. М. Лотман. М.; Л., 1966. С. 386 (к № 43). ^Назад

¹⁰ См. Гл. 2. Интерпретация песенной лирики поэтов XVIII в. читателем первой половины XIX в. в диссертации: Сокольникова А. К. Песенная лирика XVIII в. в рукописных сборниках и печатных песенниках первой половины XIX в. (Проблема восприятия лирических произведений) / Дисс. … канд. филолог. наук. М., 1974; см. также кн.: Альтшуллер М., Мартынов И. «Звучащий стих свободы ради…»: Очерки о читателях декабристской поры. М., 1976. ^Назад

СПИСОК ЦИТИРУЕМЫХ РУКОПИСНЫХ ИСТОЧНИКОВ

1. Альбом Михаила Петровича Баратаева (1807–1808). — Ф. 1336. Коллекция альбомов, оп. 1, ед. хр. 3. — 84 л.

2. Альбом Татьяны Степановны Баскаковой (1822–1823). — Ф. 1336. Коллекция альбомов, оп. 1, ед. хр. 7. — 23 л.

3. Альбом Марии Кирьяковой (1826–1829). — Ф. 1336. Коллекция альбомов, оп. 1, ед. хр. 24. — 50 л.

4. Альбом Варвары Толстой (1808–1814). — Ф. 1336. Коллекция альбомов, оп. 1, ед. хр. 55. — 180 л.

5. Альбом Темиры Толстой (1817—1837). — Ф. 1336. Коллекция альбомов, оп. 1, ед. хр. 58. — 33 л.

6. Альбом Александры Хандвиг (1816–1829). — Ф. 1336. Коллекция альбомов, оп. 1, ед. хр. 63. — 54 л.

7. Альбом неизвестного Ивана Николаевича (1804–1833). — Ф. 1336. Коллекция альбомов, оп. 1, ед. хр. 80. — 61 л.

8. Альбом неизвестной Marie (1810–1811). — Ф. 1336. Коллекция альбомов, оп. 1, ед. хр. 83. — 23 л.

9. Альбом неизвестной особы (1819–1839). — Ф. 1336. Колллекция альбомов, оп. 1, ед. хр. 89. — 36 л.

Отдел письменных источников Государственного исторического музея (г. Москва)

10. Альбом Михаила Петровича Баратаева (1813–1843). — Ф. 1. Бахрушин, ед. хр. 233. — 129 л.

11. Альбом Н.[атальи] С. Б. (1815–1833). — Ф. 1. Бахрушин, ед. хр. 234. — 44 л.

12. Альбом неизвестной Ольги (1820–1821). — Ф. 1. Бахрушин, ед. хр. 235. — 47 л.

13. Альбом Александры Павловой (1838–1862). — Ф. 1. Бахрушин, ед. хр. 242. — 70 л.

14. Альбом Софьи Ермоловой (1841 –1848). — Ф. 1. Бахрушин, ед. хр. 243. — 44 л.

15. Альбом Ольги Алексеевны Медынцевой (1846–1854). — Ф. 1. Бахрушин, ед. хр. 244. — 28 л.

16. Альбом Василия Сергеевича Михалкова (1829–1833). — Ф. 401. Михалковы, ед. хр. 105, № 2. — Л. 52–94 [= 43 л.].

17. Альбом Владимира Сергеевича Михалкова (1844–1849). — Ф. 401. Михалковы, ед. хр. 105, № 3. — Л. 95–166 [= 72 л.].

18. Альбом Елизаветы Николаевны Михалковой, ур. Голицыной (1840–1849). — Ф. 401. Михалковы, ед. хр. 106, фм. 235, [альбом № 1]. — Л. 54–111 [= 58 л.].

19. Альбом неизвестной Пашет (1818–1831, 1859). — Оф. 4168. — 75 л.

20. Альбом Анны Петровны Карол, ур. Волконской (1836–1880). — Оф. 4169. — 52 л.

21. Альбом неизвестной Thémire (1809–1818). — Оф. 4175. — 90 л.

22. Альбом неизвестной Eugenie (1820–1821). — Оф. 4176. — 62 л.

23. Альбом неизвестной Надежды (1820–1830). — Оф. 4177. — 38 л.

24. Альбом Юлии Ивановны Липиной, ур. Мей (1840–1841, 1875). — Оф. 5437. — 55 л.

25. Альбом Софьи Александровны Витберг (1857–1862). — Оф. 5765. — 41 л.

26. Альбом Ивана Матвеевича Даля (1785–1820). — Оф. 5990. — 129 л.

27. Альбом Паулины Ивановны Даль (1808–1833). — Оф. 5991. — 97 л.

28. Альбом Геннадия Ивановича Коренева (1827–1832). — Оф. 6460. — 59 л.

29. Альбом Александра Николаевича Львова (1807–1820). — Изофонд, кп. 41975. — 93 л.

30. Альбом неизвестной особы (1840–1851). — Изофонд, кп. 52403. — 50 л.

31. Альбом неизвестной А.[лександры] П. Г. (1818–1821). — Ф. 344. Собр. Шибанова, № 417. — 78 л.

32. Альбом Ксении Васильевны Зимницкой (1813–1815). — Ф. 33. Аренс, № 7. — 70 л.

33. Альбом Александры Петровны Самариной (1818–1827). — Ф. 249. Десницкий, № 42. — 38 л.

34. Альбом неизвестной особы (1821–1833). — Ф. 281. Жевержеев, № 51. — 32 л.

35. Альбом неизвестной особы (1810–1820). — ф. 777. Собр. Тиханова, № 783. — 9 л.

36. Альбом неизвестного G. M. S. (1806–1813). — Ф. 1000. Собр. ед. поступл. 1947. 20²¹. — 52 л.

37. Альбом неизвестной Софьи Гавриловны (1816–1831, 1868). — ф. 1000. Собр. ед. поступл. 1948. 134. — 66 л.

38. Альбом неизвестной К. Д. (1815–1838). — Ф. 1000. Собр. ед поступл. 1948. 224. — 42 л.

39. Альбом Александра фон Кëнига (1826–1844). — R. res. 2045. — 94 л.

^(*) Пушкинские чтения: Сборник статей / Сост. С. Г. Исаков. Таллинн, 1990. С. 108–128. ^Назад