с.255.
В. Н. Васильев
ОБРАЗЦЫ ТУНГУССКОЙ НАРОДНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 2
Пересказ
1. Два шамана
Легенда
Были два знаменитых шамана, и захотелось им посмотреть на те места, где зимует птица. Обратились они в лебедей и полетели осенью с лебединым стадом. Прилетели туда, где зимует птица; оказалось, что там тепло и что нужно линять. Все лебеди собрались линять.
- Как же нам-то быть? - советуются шаманы. - Нужно ведь и нам линять.
- Я буду линять вместе со стадом, - говорит один.
- А я буду линять где-нибудь совсем в стороне, а то, пожалуй, лебеди узнают и забьют насмерть, - говорит другой.
Так и сделали: один стал линять со стадом, другой - где-то в стороне, скрываясь. Первого без перьев лебеди узнали и избили так, что он тут же умер, а второй, скрывшись, благополучно вылинял и вернулся домой.
2. Лебедь
Рассказ
Когда-то в старину жил старый ворон со старухой женой. Была у них молодая дочь. Хотя старики были сами и неряшливы и нечистоплотны, но дочь у них была красавица. Увидел ее однажды лебедь; понравилась ему молодая ворониха. Решил лебедь свататься за нее. Старики, родители лебедя, не соглашались на союз своего сына с дочерью старого ворона. Тем не менее молодой лебедь присватался к молодой воронихе и, как видный и знатный жених, разумеется, получил согласие. Оставалось только сыграть свадьбу. Позвал старый ворон своего будущего зятя к себе в дом на свадебный пир. Поставили перед гостем стол (неизвестно, были ли тут родстренники лебедя); невеста села со своим женихом рядом. Принесли в деревянной чашке какое-то кушанье и поставили на стол. Хотел было лебедь закусить, но только прикоснулся клювом к блюду, его сейчас же стошнило, так скверно пахло от поставленного кушанья. Противно стало лебедю; поднялся он из-за стола и улетел к себе, сбросив при полете со стола блюдо. С тех пор лебедь заказал, чтобы никто из лебедей не женился на дочерях ворона, так как вороны очень плохо едят, а ноги его и конец клюва, которыми он прикасался к блюду ворона, стали черными и уже никогда не могли отмыться.
3 Сын старика и старухи
Сказка
Жил старик со старухой. Очень стары они были; быть может, им было лет за девяносто, а может, и за сто. Притом они были крайне бедны; не было у них ни скота, ни запасов. Питались старики чем и как придется. Наконец им стал угрожать голод; стало трудно добывать хоть что-нибудь.
- Как же будем жить теперь? У нас нет ничего! - говорили они друг другу уныло.
Думал, думал старик, гадал, гадал и наконец решил итти странствовать по свету; авось, что-нибудь и подвернется. Решил так старик и говорит однажды старухе:
____________________
* Из "Записок Русского Географического общества по отделению этнографии", т. XXXIV, СПБ., 1909, стр. 19-40. Ред.
- 256 -
- Ну, старуха, живи себе с богом, а я пойду искать, не найду ли где чего-нибудь. Буду ходить я три года.
Старик ушел. Долго ходил он по разным местам, питаясь кое-как тем, что найдется, но, проходив напрасно три года, вернулся назад, не найдя ничего. Возвратясь домой, старик застал свою старуху баюкающей какого-то мальчугана.
- Откуда, старуха, тебе бог послал такое добро? До старости дожили, а ни разу его не было? - воскликнул он, увидев ребенка.
- И сама не знаю, старик, - говорит старуха, - проснулась однажды утром, а он лежит у меня на постели.
Стали старики воспитывать ребенка. Тот рос с каждым днем. Прошло несколько дней, может быть, месяц какой-нибудь, а из ребенка вырос уже здоровенный детина, мужик целый. Время шло. Парень уже совсем вырос, возмужал и окреп. Прошло еще несколько времени. Сын и говорит отцу:
- Отец, набери-ка восемь сум земли.
Стал старик набирать землю в сумы; трудился, трудился он, устал, изнемог; уж очень он был стар и слаб, но все же набрал сколько нужно земли. Взял сын сумы с землей и говорит отцу:
- Ну, отец, смотри по ту сторону балагана*1; как я брошу суму через балаган, там окажется лошадь.
Стал сын перебрасывать сумы с землей, и действительно, как перебросит суму, появляется лошадь, перебросит другую - вторая. Так он перебросил все восемь сум, и за балаганом очутилось восемь лошадей.
- Это не простые лошади, - говорит сын, перебросив все сумы, - они испражняются не простым калом, а лошадями же.
И в самом деле: как выложит какая-нибудь из этих восьми лошадей кал, сейчас же появляется новая лошадь.
- Ну, отец, теперь у тебя есть чем кормиться, голодать больше не будешь, - говорит сын. Разбогатели старики; что ни день - прибывают да прибывают у них лошади. Всюду разбросались табуны старика, и развелось у него лошадей несметное число. Долго ли, коротко ли, только стал сын скучать у стариков. Стала прибывать у него сила могучая; стало его тянуть с кем-нибудь подраться, потягаться, силой померяться, кости поразмять. Добыл он себе подстать сильного коня, железного, крылатого, и так стал говорить отцу:
- Ну, отец, питания я тебе достал вдоволь, лошадей у тебя много Живи себе с богом, а я поеду побродить по свету, богатырей поискать, силой потягаться. Если жив останусь, вернусь к вам когда-нибудь; если ж убьют, ну, прощайте тогда и не поминайте лихом.
Попрощался витязь молодой с отцом, с матерью, сел на коня, свистнул, и только его и видели старик со старухой. Долго ехал витязь по горам, по лесам, по долинам. Стал он подъезжать к трем богатырям. Испугались двое из этих богатырей топота его лошади и попадали в обморок. А третий, сказав: "Эх, вы, испугались сына старика со старухой. Вот я усмирю его", - пошел к нему навстречу. Завязался бой. Но недолго дрались они. Ударил стариков сын раз своего противника пятидесятипудовым посохом, другой раз, третий - слабеть стал тот. Скоро он его и совсем убил и искрошил на мелкие кусочки. Не тронув двух товарищей убитого, победитель сел на своего коня и уехал дальше искать приключений. Много и долго он ездил по свету, много увидел и стран и людей, много раз дрался, многих убил. Нигде не нашел себе равного. И возгордился витязь. Думал он уже, что нет ему равного, что он только один и есть на свете сильный, славный и могучий богатырь. Заспесивился он; стал горд и заносчив. Едет он так однажды, преисполненный гордости, а конь его и говорит ему:
- Нужно, хозяин, вернуться! Пора! Не сдобровать нам, если двинемся дальше. Гибель нас ждет впереди, вернемся!
Рассердился витязь на свою верную лошадь, ударил ее своим пятидесятипудовым посохом и говорит:
- Глупое животное. Я тебя сделал, и ты же хочешь учить меня! Умней меня хочешь быть!? Еще побил он свою лошадь и поехал дальше. Вдруг на пути его перед ним предстал маленький человечек, совсем карлик, и говорит ему:
- Ты, сын старика и старухи, сделался слишком силен и хочешь стать сильнее меня. Я тебе не давал такой силы. Ты зазнался и слишком возгордился, так чти мне надо смирить тебя. Я уже давно жду тебя здесь.
Сказав это, карлик исчез. Богатырь был сначала крайне удивлен речами карлика и не мог сообразить даже, в чем дело, но потом, по исчезновении того, опомнившись, очень рассердился.
- Ах, ты! Еще разговаривает. Зачем я его не убил? Надо было убить. - И поехал дальше. Не проехал он, однако, и десяти шагов, как заметил перед собой стоящего на пути богатыря гигантского роста, выше леса стоячего. Подъехал к нему стариков сын и говорит:
- Как: добром будем говорить или по-худому встретимся?
- Вот мой посох лежит, - кивнул тот в сторону, - подними его, попробуй; поднимешь, ну, тогда и разговаривай со мной.
- Вот где наш конец! - молвил конь своему хозяину.
- Молчи! - ответил тот и, слезши с коня, стал поднимать посох.
Но только он взялся за него и попробовал поднять, как ушел по колени в землю; еще понатужился - увяз по пояс, а посох лежит, как и раньше, словно его и не трогали. Собрал тут
_______________
*1 Так называют якуты юрту.
с.256.
- 257 -
гордый витязь все свои силы, уперся руками в посох, попробовал поднять и ушел в землю по шею. Тогда только понял он, что пришел тут его конец, смерть пришла, и стал завещать:
- Пусть голова моя станет столовой горой, спинной хребет - горною цепью, а ноги и руки - горными хребтами.
Так сын старика и старухи, могучий богатырь, слишком возгордившийся своей непомерной силой, погиб, обратясь в столовую гору, хребты и горную цепь.
4. Богатырь-карлик
Сказка
Жили-были десять человек, очень сильных; каждый из них мог поднять сто пудов. Однажды они сидели за едой. В это время к ним пришел маленький, худенький парнишка и сказал:
- Здравствуйте, господа.
- Здравствуй, - ответили те.
Гостя не пригласили сесть, не дали ему никакой отдельной посуды, а просто каждый отрезал от своей доли по куску мяса и поделился с ним. Пока парнишка ел мясо, хозяева расспрашивали его, не знает ли он богатырей где-нибудь, так как они-де такие богатыри, что каждый из них поднимает сто пудов, и что они хотели бы сразиться с кем-нибудь. Гость ответил, что не знает богатырей. Тем временем один из хозяев поднялся из-за еды и спустился зачем-то в погреб. Парнишка, кончив есть, обратился к хозяевам с вопросом, кто из них старший, чтоб он мог поблагодарить его за угощение. Те грубо ответили:
- Все мы хозяева, благодари всех.
- Почем я знал, кого нужно благодарить? - сказал на это парнишка, но сказал это таким громовым голосом, что все сидевшие за едой девять человек тут же и умерли от испуга. Жив остался лишь тот, кто был в погребе, но и он выскочил оттуда, смертельно испуганный.
- Хочешь быть моим товарищем? - спрашивает его парнишка.
- Хочу, - отвечает хозяин, трясясь от страха.
- Ну, так идем со мной, - и с этими словами парнишка вышел из чума; хозяин за ним.
Здесь парнишка завязал своему спутнику глаза и, посадив его на что-то, поехал. Долго ли они ехали, коротко ли, только, приехав в одно место, остановились. Силач снял с себя повязку и видит: перед ним прекрасный чум. Парнишка открыл дверной полог и юркнул вовнутрь. Хотел туда же войти и богатырь наш, но как ни старался, не мог открыть дверь; нюк*1 был так тяжел, что он не был в силах даже приподнять его край. Наконец, спустя много времени привезший его хозяин вспомнил о нем и сказал своим ребятишкам, что там, за дверью, стоит, должно быть, приехавший с ним худенький мужичок, напрасно силясь открыть дверь. Ребятишки подняли нюк, и силач вошел в чум. Здесь он увидел, что привезший его человек, которого он принимал за парнишку, был отцом множества крошечных ребят, которые были много сильнее его, хотя их и едва видно было с земли. Угостили его хорошо, много было разной вкусной пиши.
Прошло дней пять-шесть. В одно утро хозяин спрашивает гостя:
- Хочешь ли быть моим спутником и товарищем?
- Хочу, - отвечает тот, не смея отказаться.
- Ну, так поедем.
Они вышли. На дворе стояла огромная лошадь. Опять маленький хозяин завязал глаза своему спутнику, и они поехали. Долго ли, коротко ли, приехали к одному прекрасному дому.
- Это мой дом, - говорит хозяин, - я живу здесь, когда собираюсь сражаться с богатырями. Теперь здесь, недалеко отсюда, есть три брата - богатыри, с которыми я и приехал биться.
Вошли в дом. Еды и питья здесь было вдоволь, ни в чем недостатка нет. Поели и легли спать. Наутро хозяин, выходя на двор, говорит:
- Сегодня я буду сражаться.
Скоро вслед за ним вышел и спутник его; но только он вышел, видит, что к нему идет огромный человек, выше леса стоячего. Товарищ маленького человека страшно испугался и стал низко кланяться незнакомцу. Тот и говорит:
- Что ты кланяешься, разве не узнал твоего товарища? У меня тут есть такая вода, выпив которой, я становлюсь таким большим. Только ты не рассказывай никому об этом. Ну, я пойду теперь драться, а ты сиди здесь и, если услышишь сильный шум и гром, не пугайся и не бей коня, чтобы уехать на нем. Если меня убьют, он сам уйдет отсюда и может спасти тебя. Сегодня я буду драться со старшим братом.
С этими словами великан ушел. Спустя немного временя оставшийся услыхал страшный шум и гром и бряцание оружия. У него даже в глазах потемнело, как будто от страха, и он, сев на коня, стал понукать и бить его изо всей силы, чтобы уехать, но лошадь не повела даже ухом. В это время он увидел хозяина последней, окровавленного и устало бредущего обратно.
- Ну, слава богу, с одним справился и теперь могу спать. Если ты услышишь какой-нибудь шум, буди меня, а если не сможешь добудиться, возьми молоток и бей меня им по лбу.
Говоря так, великан вошел в дом и тотчас же завалился спать. Три дня и три ночи проспал утомленный хозяин. На четвертый день товарищ его услыхал какой-то шум и бросился будить его. Но как ни кричал он, как ни бил, ни толкал спящего, тот спал себе попрежнему и ничего не чувствовал. Тогда силач вспомнил о молотке и, взяв его, три раза ударил им богатыря по лбу изо всей силы. Тогда только проснулся спящий. Сообразив, в чем дело, он встал, оправился,
_______________________
*1 Нюк - полотнище, сшиваемое из нескольких оленьих замш и служащее для покрытия чума. Дверной проход закрывается концом одного из таких полотнищ.
с.257.
- 258 -
основательно поел и затем, сказав своему товарищу, что теперь он идет сразиться с средним братом-богатырем и чтобы товарищ его остался ждать здесь и напрасно не бил лошадь, так как она все равно никуда не уйдет, пока он жив, он ушел из дому. Скоро опять донесся до оставшегося страшный шум, гром и бряцание; на этот раз ему показалось даже, что как будто небо потемнело, и перетрусивший мужик снова, забыв предупреждение, взобрался на лошадь и стал бить и погонять ее, чтобы убраться из страшного места; но лошадь попрежнему стояла как вкопанная. Через некоторое время вернулся хозяин, избитый и окровавленный еще более, чем в первый раз.
- Ну, бог помог и со вторым справиться. Этот был посильнее старшего брата. Теперь остался самый младший брат, самый сильный и страшный. Устал я, утомился и сейчас лягу спать.
Сказав это своему товарищу, богатырь вошел к себе и тотчас растянулся. Ложась, он сказал товарищу, чтобы тот разбудил его через пять дней. Ровно пять суток проспал он без просыпу. На шестые сутки товарищ разбудил его тем же порядком. Поевши как следует, великан опять ушел сражаться. Через некоторое время стали слышны такой страшный шум и гром, что бедному мужику небо стало казаться то белым, то красным, то черным. Наконец, спустя много времени возвратился боец, избитый и израненный более, чем когда-либо раньше.
- Ну, слава богу! Убил и последнего, - сказал он, подойдя и передохнув немного; - это были последние богатыри на земле; теперь уж не будет больше таких.
Спустя некоторое время он спохватился:
- Эх, жаль, забыл захватить золотое кольцо, надетое на мизинец убитого сегодня богатыря; надо было взять. Ну, да все равно лягу спать. Теперь я могу спать целую неделю; опасаться более некого, - и богатырь залег спать.
Долго сидел мужик дома и думал со скуки об убитых богатырях. Хозяин все спал. Захотелось мужику посмотреть убитых, но он не решался на это, так как спящий товарищ, перед тем как лечь, предупреждал его:
- Смотри, не вздумай ходить на место боя; последний богатырь очень худо лег. Но, наконец, мужику невтерпеж стало сидеть; охота посмотреть на убитых перемогла страх, и он отправился. Недолго ему пришлось итти. Только он вышел на другую сторону леса, как видит - лежат недалеко друг от друга три человека, такие огромные, как отдельные холмы. Последний, недавно убитый, лежал, как-то свесившись корпусом, на правом боку, положив правую руку на левое плечо; на мизинце же этой руки блестело прекрасное золотое кольцо.
- Ах, какое хорошее кольцо, надо снять его, - подумал мужик и взялся было за руку убитого; но только что он коснулся руки, как она скатилась с плеча и придавила его, как пасть*1.
Таким образом он оказался придавленным и, как ни пытался освободиться, не мог. Долго так пролежал он тут. Мертвец уже начал разлагаться и пахнуть, а он все лежал; едва живой, мучимый голодом и жаждой. Наконец, через неделю, проснулся уснувший богатырь и, хватившись своего товарища, пробормотал про себя:
- Дурак этот наверное пошел на место боя.
Сказав это, он пошел туда и сам освободил своего еле живого спутника. Затем богатырь снял с убитого золотое кольцо и надел его, как обруч, вокруг туловища своего извлеченного товарища, говоря:
- Носи, если нравится, - после чего они оба вернулись домой.
Придя туда, хозяин сходил ненадолго в лес, откуда вернулся попрежнему крошечным человечком. Покончив так со своими делами и приняв прежний облик, карлик с товарищем поехали домой, к семье хозяина.
Сколько времени по своем возвращении они прожили там - неизвестно. Только говорит однажды хозяин своему товарищу:
- Сколько пудов, ты говоришь, можешь поднять?
- Сто, - отвечает тот.
- Ну, что ж, это хорошо, - говорит хозяин, - и я могу поднять пудов с тысченку; оно и ладно. Пойдем в город за покупками.
- Пойдем.
Пошли. Приходят в город и ходят по лавкам; маленький идет впереди, большой сзади. Все смотрят и дивятся. В одной лавке разговаривают друг с другом два старых купца, обращаясь частью к пришельцам или, вернее, к спутнику карлика. А надо заметить, что карлик предупреждал своего спутника, чтобы тот как-нибудь не проболтался о богатырях.
- Были здесь, но так далеко отсюда, три богатыря, - говорит один купец. - Каждый год они писали в наши города, а нынче что-то нет письма. Что с ними случилось? Не слыхали ли вы чего-нибудь о них? - обратился купец с вопросом к пришельцам.
Только что мужик открыл было рот, чтобы сболтнуть, что ему было известно, как маленький спутник слегка толкнул его, чтобы тот молчал. Но как ни слабо толкнул карлик, толчок, однако, был так силен, что раздробил ноги спутнику, и тот со стоном свалился на пол. Тут карлик внезапно исчез, словно в воду канул, а товарищ его, оставшийся один, рассказал все, что ему было известно.
5. Хулян и ковшичан*2
Сказка
Жили два приятеля - хулян и ковшичан. Были они семейные, имели по несколько детей и жили на берегу реки, в двух чумах по соседству друг с другом. Однажды друзья, соскучившись сидеть дома, решили поехать вверх по речке. Сказано - сделано. Приготовили две ветки*3, взяли с собой
____________________
*1 Пасть - ловушка для дикого зверя.
*2 Хулян (hylan) - лисица; ковшичан (ковшiчан) - мелкая лесная птица.
*3 Челноки.
с.258.
- 259 -
кой-какой запас провизии и в одно утро двинулись в путь. Ехали тихо; река была спокойная, течение незаметно. Ночуя дорогой, вытаскивали свои ветки на берег и ставили их носом туда, куда лежал их путь, чтобы по ошибке не ехать обратно. Долго плыли приятели; может быть, неделю, может быть, две прошли, как они расстались со своими чумами. Ничего особенного за время пути им не попалось. Стали в это время зарождаться у хуляна дурные мысли. На одном ночлеге, когда ковшичан уснул, хулян незаметно для товарища повернул ветки носом обратно, вниз по реке. Наступило утро. Ковшичан проснулся и стал будить товарища.
- Вставай, пора уже ехать.
- А разве рассвело уже?
- Рассвело, скоро уже день.
Встали приятели, сели в свои ветки и двинулись в путь. Течения попрежнему не было. Ковчишан не заметил, что едут обратно, и плыл спокойно. Долго плыли. Наконец, впереди попались олени; их было не много, всего штук, может быть, десять, пятнадцать. В те времена вообще было не много оленей; штук десять, много двадцать у одного человека.
Подъезжают ближе.
- Что это, как один пороз похож на моего? - удивляется ковшичан.
- Глупый! Разве у тебя одного есть олени? - возразил хулян. - Мало ли бывает похожих друг на друга оленей. Даже люди встречаются совсем одинаковые.
- А знаешь что, - сказал хулян немного спустя, - давай убьем этого оленя и съедим.
- Что же, давай, - ответил ковшичан.
Пороз ковшичана был убит и съеден. Проплыв еще немного, приятели увидели два чума. Заметив их, хулян остановил своего товарища и говорит:
- Ковшичан! Видишь ли впереди два чума? Я раньше бывал здесь и немного знаю эти места. В этих двух чумах живут две женщины, и у каждой есть дети. Пойдем туда, перебьем их всех с детьми и угоним их оленей к себе домой. Хочешь?
- Ладно, - ответил ковшичан.
- Только вот что, - говорит хулян, когда ты будешь перебивать в том чуме, я покончу с этим чумом. Помни, что женщины эти очень хитры. Баба в том чуме, когда ты станешь убивать их, будет кричать тебе: „Муж, муж! что ты делаешь, зачем ты убиваешь своих детей! Или с ума сошел!" Дети, наученные матерью, также станут кричать: „Отец, отец! Зачем убиваешь нас! С ума сошел!" Но ты не слушай их, это одна только хитрость, и убей их скорей.
- Ладно, - ответил ковшичан, - а ты так же сделаешь?
- Ну, конечно, - ответил хулян, и заговорщики разошлись по двум чумам: хулян пошел в свой чум, ковшичан в свой. Войдя к себе, хулян подговорил жену кричать: „Муж! Что ты делаешь? С ума сошел, что ли?! Зачем убываешь своих детей!" А ребят своих научил кричать: „Отец, отец! Зачем убиваешь нас, с ума сошел, что ли?" Научив их так, хулян начал стрелять из лука в чумовой шест, к которому прикреплена была перекладина с крюками для чайника и котла, а жена и дети хуляна принялись кричать и выть по его уговору. Услышав шум и крики в соседнем чуме, ковшичан начал расстреливать своих детей. Как ни плакали, как ни молили его жена и дети, он был неумолим и живо покончил со своей семьей. Когда, перебив своих, ковшичан явился в соседний чум, хулян стал хохотать над ним.
- Ха-ха-ха! ха-ха-ха! Я ковшичана обманул, и он убил своих детей; я ковшичана обманул, и он убил свою жену! Ха-ха-ха!
Горько стало ковшичану, обидно. Стал он думать, как бы отомстить вероломному другу. Время шло. Наступила осень. Пошел первый снежок. Озерки покрылись льдом.
Говорит однажды ковшичан хуляну:
- Пойдем за озеро, поохотимся немного.
- Что же, пойдем, пожалуй, - отвечает хулян, думая, что добродушный ковшичан позабыл уже обиду. Нужно было перейти через озеро. Легкий ковшичан пошел передом и шел, едва касаясь ногами льда и помогая себе слегка крыльями (хоть и люди они тогда были, а у ковшичана имелись крылья).
- Ковши, ковши! Лед что-то трещит под ногами, - говорит хулян.
- Полно, лед уже крепкий, - говорит ковшичан, - стучат только об лед мои слезы о моих детях. Побежали дальше, но только сделали несколько десятков шагов, лед под хуляном обломился, и он погрузился в воду.
- Ковши, ковши! Помоги, я тону! - кричит хулян. - Тащи жердину.
- Сейчас.
Ковшичан побежал на берег и притащил оттуда жердь; но только жердью он не помогал выбраться хуляну, а, наоборот, давил тонущего. Хулян барахтался, барахтался, но наконец устал и пошел ко дну. Но не такой он был парень, чтобы погибнуть. Пошел хулян ко дну и попал к язям. Узнали его язи и спрашивают:
- Ты, хулян, не шаман ли? У нас мать сильно больна, нужно бы пошаманить немного.
- Да, я шаман и, если хотите, могу полечить вашу мать.
- Пожалуйста, хулян, пошамань, а мы уж тебя отблагодарим, если вылечишь.
- Хорошо, - говорит хулян, - сделайте в таком случае большое туру*1, продолбите лед на озере и поставьте туру так, чтобы оно выходило за лед. Затем принесите нюки и закройте нас, когда я стану вытягивать болезнь из вашей матери". Мать ваша будет кричать: „Хулян убивает меня, хулян ест мою икру! Ловите хуляна, бейте его!" - так вы не обращайте на это внимания, так как это болезнь будет кричать в ней, чтобы я не выгонял ее.
- Хорошо, - согласились язи.
______________________
*1 Шаманское дерево.
с.259.
- 260 -
Устроили туру, притащили нюки, устроили занавес для матери. Начал шаманить хулян, а потом, спустя немного, забрался под занавес, распорол больной живот и начал есть ее икру.
- Ой, спасите, хулян ест мою икру, ловите хуляна, бейте его скорее! - закричала старуха, но наученные хуляном язи не тронулись с места. Кончив есть икру, хулян вышел из-под нюка и, говоря, что нужно теперь подниматься наверх, выбрался по туру на лед озера, где и хохотал досыта над простотой язей. Посмеявшись над язями, хулян отправился в лес, где встретил старика с двумя худыми оленями.
- Здравствуй, дедушка, - говорит хулян.
- Здравствуй, хулян, - отвечает старик.
- Почему у тебя, дедушка, олени такие сухие?
- Как же им не быть сухими, когда их у меня только два.
- Э-э, я бы их в три дня откормил, и они бы у меня разжирели.
- Ну, уж?!
- Правда, откормил бы! - уверяет хулян.
- А ну, попробуй откормить моих, - говорит старик.
- Что ж, пожалуй, - соглашается хулян, - только, дедушка, оставь мне молоток свой; я со скуки буду учиться ковать.
Оставил старик хуляну оленей своих и молоток, а сам пошел домой, к своей старухе. Оставшись один, хулян, не долго думая, убил оленей и начал есть их, расколачивая молотком кости, чтобы добыть мозг. Дня через дна является он к старику.
- Ну, что, хулян, где олени? - спрашивает старик.
- В лесу, разжирели так, что и не справишься с ними, - отвечает хулян.
Пошел старик в лес, увидел обглоданные кости и кой-какие остатки своих оленей и кричит оттуда на бегу своей старухе:
- Старуха, старуха, держи хуляна, он съел наших последних оленей!
Старуха была глуховата и обращается к хуляну:
- Скажи, хулян, что кричит мой старик?
- Он кричит, бабушка, - говорит хулян, - отдай, старуха, хуляну наш последний жир, привяжи его ему на хвост, так как он хорошо поправил наших оленей.
Привязала старуха к хвосту хуляна последний жир в пузыре, и тот удрал в лес, где хохотал над тем, как надул старика со старухой. Пробежал хулян дальше и встретил несколько волков.
- Здравствуйте, волки, - говорит хулян.
- Здравствуй, хулян, - отвечают те.
Присел хулян к волкам, достал свой пузырь с жиром; привязанный к его хвосту, и начал есть.
- Что ты ешь, Хулян? - спрашивают волки.
- Жир, - отвечает тот.
- Дай нам попробовать.
Дал им хулян жиру; попробовали волки.
- Вкусно, - говорят. - Где ты его достал?
- Там, в реке.
- Как в реке?
- Да так, сунул хвост в прорубь, просидел ночь, а наутро и вытащил пузырь с жиром.
- Та-ак, - говорят волки. - Научи же, хулян, и нас, как добывать жир из реки.
- Что же, пойдемте, пожалуй, - говорит хулян.
Пришли к реке, нашли прорубь; сунули туда волки свои хвосты и сидят, ждут. Сидел с ними и хулян, только хвост у него загнут вверх, вплоть к спине, так что его не заметить. Долго сидели охотники до жира. Был мороз; вода в проруби замерзла, а с ней вместе примерзли ко льду и волчьи хвосты. Как только заметил хулян, что волки прикованы крепко, захохотал сейчас же и пустился бежать.
- Ха-ха-ха! Вот дураки. Как я их надул, - слышалось одураченным волкам.
Бежал, бежал хулян, проголодался, а жиру-то уже больше нет. Нашел он в лесу оленьи рога и стал грызть, но толку от этого не вышло; сломал только себе один зуб и побежал дальше. Скоро добрался хулян до одного чума, где было много народа, и сделался у них гостем. Сидел он у них, ел, пил и беседовал. Много ли прошло времени или мало, только прибегают туда надутые хуляном волки. Бог их знает, как они освободили свои хвосты изо льда; но только так или иначе освободились и пустились догонять хуляна. Дорогой нашли обглоданные им рога и его сломанный зуб. Подбежали они к чуму и совещаются:
- Как нам узнать хуляна? Он теперь среди людей.
- Мы можем узнать его только по зубам, одного зуба у него нет.
- Вот что, - говорит старший волк, - надо их всех насмешить; прыгайте вы один за другим через костер, а когда шерсть на вас будет загораться от огня, все будут хохотать, а вы примечайте, кто как смеется.
Так волки и сделали. Прибежали в чум и давай прыгать один за другим через костер. Костер был порядочный, прыгали волки тяжело, и то у одного, то у другого вспыхивали от огня то хвост, то брюхо.
Все сидевшие в чуме стали смеяться, что, мол, эти волки вздумали через огонь скакать, и как они прыгают неловко. Смеялся вместе с другими и хулян, но только все прикрывал рот, чтобы волки не заметили у него сломанного зуба. Однако хитрость не спасла его; волки заметили, как он все прикрывает рот, набросились на него и давай его бить и кусать. Долго били хуляна волки, но все же оставили его в живых, избитого до полусмерти, и ушли. Остался хулян, похворал некоторое время, а потом опять принялся за старые проделки.
Побежал хулян в лес и встретил медведя.
с.260.
- 261 -
- Здравствуй, дедушка, - говорит хулян.
- Здорово, хулян, - говорит медведь.
- Ты где ночуешь, дедушка?
- А где придется.
- Брр! Это очень холодно, - говорит хулян, - я так всегда выбираю самые теплые места.
- Где же ты спишь? - в свою очередь спрашивает медведь.
- А я всегда сплю в таком месте, где раньше всего начинает греть солнце, например, на откосе горы, не выступе утеса и т. п. Хочешь, я покажу тебе хорошее место?
- Пойдем, - говорит медведь.
Привел хулян медведя на маленький выступ скалы, где едва могут улечься рядом два-три человека, и говорит:
- Вот хорошее место, здесь и будем спать. Ты, дедушка, человек старый, еще свалишься ночью в пропасть, так ложись к стене, а я лягу с краю, только если ночью я скажу тебе: подвинься, дедушка, а то ты меня столкнешь, так ты подвигайся к стене.
- Хорошо, - говорит медведь, - и новые приятели легли спать. Медведь как лег на бок, так скоро и захрапел. Тогда хитрец перелег с другой стороны медведя и говорит как будто с испугом:
- Дедушка, дедушка, отодвинься подальше, а то теснишь меня и я скоро свалюсь.
Медведь хотел было отодвинуться, повернулся, но тотчас же сорвался и полетел вниз, где и разбился насмерть. Хуляну только и надо было этого.
Он спустился вниз, распотрошил медведя, наделал из его сала колбасы, наелся досыта, пожил здесь немного, питаясь медвежатиной, а потом, сунув одну колбасу за штаны, побежал опять рыскать. Бежал, бежал он по лесу и добежал до мужика, добывавшего тес.
- Здорово, приятель, - говорит хулян.
- Здорово, - отвечает тот.
- Это ты, что ли, на двух женах женат?
- Я, - говорит тот.
- С которой же из них ты спишь теперь?
- С молодой, - говорит тот.
Присел тут хулян, высунул из-за штанов медвежью колбасу, отрезал от нее кусок и стал есть.
- Ты что это ешь, хулян? - спрашивает мужик.
- A penis свой, - отвечает тот.
- Ну-у?! Врешь, хулян.
- Зачем врать?
- И вкусно?
- Очень вкусно!
- А ну, дай попробовать.
Опять высунул хулян конец колбасы, отрезал от нее кусок, отдал ее мужичку, а остальное снова спрятал за штаны. Попробовал мужик колбасы - вкусно, понравилось.
- Да как же это ты делаешь? Врешь, поди? - говорит он.- Ведь это больно, должно быть?!
-Нисколько, - говорит хулян, - отрежь конец penis'a, a он сейчас же отрастет снова; вот попробуй у себя отрезать.
Боязно мужику, да и колбаса вкусна. А тут хулян опять режет свою колбасу и так аппетитно жует. Соблазнился мужик, извлек свой penis, хватил по нему ножом, да тут же и свалился без слов и скоро от потери крови умер. Взял хулян приготовленный мужичком тес и пошел к его чуму. Там его встретили дети умершего.
- Что это у нас отец как будто не похож на себя немного сегодня? - говорят ребятишки.
- Гм... как же не казаться другим, когда целый день работал и устал. Тащите скорей яхинга*1 (jahina) и пурульба*2 (пуруlba), - добавил он.
Хотя и неправильно назвал он скобель и коловорот, но дети все же принесли их. Начал хулян скоблить. Скоблил, скоблил, но только ничего у него не выходит. Бросит он скобель и доски и сказал:
- Устал, завтра доделаю, - и ушел в чум.
А тем временем сделалось уже темно. Поужинал хулян и лег спать с молодой женой умершего мужика. Ночью вдруг баба кричит:
- Он, это не муж мой, а хулян, у него penis костяной; бейте его топором. Ой, больно, бейте скорей!
Старая жена умершего схватила топор и ударила им с размаху, но хулян успел соскочить и убежать, а удар топором пришелся по лежавшей бабе и рассек ей живот. Умерла баба, а хулян бежит себе как ни в чем не бывало по лесу да посмеивается. Долго ли, коротко ли он бежал, только видит - стоит амбарчик, а около - санка, запряженная оленями. Подбежал ближе, видит - девушки грузят в винкири*3 сушеный олений жир и другие съедобные запасы. Подошел к ним хулян.
- Здорово, девки!
- Здорово, хозяин!
- Что вы тут делаете?
- А жир хотим везти домой, да вот горе: не знаем, как проехать прямиком, а так уж очень далеко ехать; может быть, ты знаешь прямую дорогу и покажешь ее нам.
______________________
*1 Скобель. Хулян употребил неправильное, искаженное слово, сделавшееся благодаря этой сказке юмористическим. Правильно по-тунгусски скобель называется - iранчiна.
*2 Лопарье. Коловорот (слово искаженное вместо - пурупчана).
*3 Сумы для оленьего вьюка.
с.261.
- 262 -
- О-о, эту дорогу я очень хорошо знаю и, коли хотите, могу показать ее вам, - говорит хулян. - Только положите меня в санку, рядом с винкирями, а сверху закройте; когда доедете до какой-нибудь речки, спрашивайте: какая эта речка? и я вам буду называть их.
- Ладно, - говорят девушки.
Набили они свои винкири жиром и другими съедобными вещами, нагрузили их на санки, посадили туда же хуляна и поехали в ту сторону, куда он им показал. Ехали, ехали и доехали до одной речки.
- Это какая речка, хулян? - спрашивают девки.
- Эта речка называется „Хуляльгы"*1, - отвечает хулян.
Едут дальше. Через некоторое время попадается другая речка.
- А это какая речка? - спрашивают хуляна.
- "Умурульга"*2, - отвечает тот.
Опять едут дальше; встречается третья речка.
- А это какая речка, хулян?
- Это речка „Дулильга"*3, - отвечает тот с воза.
Едут девки дальше, и попадается им скоро еще речка.
- Ну, а это какая речка, хулян? - спрашивают опять девушки.
- Речка „Кумкальга"*4, - отвечает тот.
- Ну, а теперь выпустите меня, девки, - говорит хуляи, - отсюда уже близко до вашего дома, а к тому же и дороги дальше я не знаю.
Выпустили девки хуляна, и тот побежал в лес.
Но только он отбежал от них немного, сейчас же захохотал:
- Ха-ха-ха! Я девок надул. Ха-ха-ха! Я у них весь жир съел.
- А-а, хулян обманул нас, надо его догнать, - сказали девушки, сели в санку и пустились догонять его.
Побежал хулян в лес, а там был уже глубокий снег.
Бежал, бежал хулян и скоро стал уставать, а девушки его нагоняют. Что делать? Залез хулян на дерево и сидит, ждет.
Подъехали девушки к дереву и начали советоваться, как достать оттуда хуляна.
- Надо срубить дерево, - говорит одна.
- Нет, это не годится, - говорит другая, - дерево упадет, хулян соскочит с него и опять убежит.
- Давайте подожжем дерево, - предложила третья.
- Правды, давайте, - согласились все хором.
Живо натаскали под дерево целые кучи хвороста и подожгли все это. Скоро затрещал хворост, задымил; стали подниматься огненные языки кверху, стали они жечь и палить хуляна.
Стал хулян задыхаться в дыму, стал гореть и взмолился он тут огню:
- Ах, огонь, огонь, не сожги всего, а оставь меня в живых, хоть с рукав величиной!
Внял огонь просьбе хуляна и оставил его в живых, но только с тех пор он стал не больше рукава шубы.
Так был наказан хулян за свои проделки и сделался маленьким зверьком, а от него пошли теперешние хуляны, маленькие и красноватые, как будто огненные.
СПБ. Ноябрь 1907 г.
И. П. Толмачев
Заметка по поводу „Образцов тунгусской народной литературы" в пересказе В. Н. Васильева*5
Сказки и предания тунгусов, пересказанные В. Н. Васильевым, были собраны им во время Хатангской экспедиции Географического общества, работавшей в 1905 году под моим начальством в Туруханском округе Енисейской губерни. Когда мы в феврале 1905 года двинулись из Туруханска, к нам прикомандировали в качестве переводчика для тунгусского языка (Б. Н. Васильев, превосходно владеющий якутским языком, с тунгусским имел дело впервые) тунгуса Илимпийского рода Данилу Хирагир, который и был с нами неразлучно во все время экспедиции, а во время плавания экспедиции по рекам Котую и Хатанге, т.е. около двух с половиной месяцев, он был нашим единственным рабочим или, так как мы и сами были такими же рабочими, нашим помощником и товарищем, ехавшим с нами на равной ноге, спавшим в одной палатке, делившим все лишения и удовольствия экспедиции, радовавшимся вместе с нами нашим удачам и горевавшим над нашими печалями. Осенью, когда мы снова поехали на Оленях в сопровождении большого числа инородцев, Данила удержал свое место в нашем чуме и был все время неизменным членом нашего общества. Он быстро привык к нам, даже привязался: любознательный до крайности, как все его соотечественники,
____________
*1 "Начинаю развязывать" (искаженное, вместо хулялим).
*2 "Верх винкиря" (искаженное, вместо умурун).
*3 "Половина" (искаженное, вместо дуliнман).
*4 "Чисто, кончено" (искаженное, вместо кумкам).
*5 Из "Записок Русского Географического общества по отделению этнографии", т. XXXIV, СПб., 1909, стр. 41-44. Ред.
с.262.
- 263 -
он всем интересовался, с живейшим участием прислушивался к нашему разговору, расспрашивал о том, о другом и сам рассказывал, что мог и знал, и между прочим целый ряд преданий и сказок, которые рассказываются среди тунгусов. В начале путешествия и летом, когда мы были завалены работой и времени было мало, мы могли слушать эти рассказы только урывками. Позднее, когда быстро приближающаяся полярная зима все более и более сокращала рабочее время и длинные вечера сделались значительно свободнее, мы начали коротать их, рассказывая и слушая сказки. В это время и рассказывались обыкновенно сказки и предания, пересказанные здесь со слов Данилы В. Н. Васильевым. Сказки записывались также и другими участниками экспедиции, но В. Н. Васильев, в круг занятий которого входило и собирание сказок и преданий, более трудился над ними, чем это было возможно для нас; он постоянно возвращался к своим записям, не раз заставлял Данилу рассказывать снова, расспрашивал его об отдельных, неясно понятых местах, вообще прилагал все старания к возможно более точной записи рассказов Данилы, почему эти сказки и предания и печатаются им здесь только в своей редакции.
Данила Хирагир - сын сестры тунгуса Николая Хирагира, по прозвищу Чунго, бывшего во время нашей экспедиции старшиною или князем Илимпийского тунгусского рода. Данила вырос и воспитывался в семье своего дяди, затем служил работником у туруханских купцов, где и научился с грехом пополам говорить по-русски, благодаря чему он попал к нам в экспедицию, а еще ранее (в 1896 году) в экспедицию Асташева. Николай Хирагир, дядя нашего сказочника, является типичным тунгусом со всеми достоинствами и слабостями своего народа, патриотом которого его можно назвать вполне.
Тунгусы северной Сибири постепенно, но неукоснительно уступают перед более сильными якутами, теряют свой язык и, наконец, объякучиваются совершенно. Процесс объякучивания идет с севера и северо-востока, и в верховьях реки Хатанги мы и имеем как раз место, где идет бескровная борьба двух народностей. Такие патриоты-тунгусы, как князь Николай, инстинктивно борются за наследие своих родичей и прежде всего за свой язык. Так, про князя Николая, как и про некоторых других видных тунгусов, мы только в конце путешествия узнали, что они довольно прилично говорят по-якутски и во всяком случае понимают этот язык превосходно. Вначале же, при наших разговорах с князем Николаем, с которым нам пришлось иметь много дел, мы должны были пользоваться услугами Данилы как переводчика, отказываясь от содействия В. Н. Васильева, крайне существенного при всяких расспросах. Но Николай Хирагир борется и иначе за свою национальную самобытность. Он любит рассказывать тунгусам, собравшимся в длинные зимние вечера перед гостеприимным камельком его балагана, о том, как жили тунгусы прежде, какие они были удальцы, как непохожи они на своих выродившихся, слабых потомков - одним словом, является хранителем традиций и преданий своего племени. Он - большой любитель рассказывать сказки, чем, по словам Данилы, он готов заниматься напролет целые ночи, причем нередко сердится, если его не хотят слушать или слушают невнимательно, уходят, засыпают, так что слушание сказок является в иных случаях известного рода повинностью. Все тунгусские сказки и предания, сообщенные нам Данилой, он слышал от своего дяди, что, конечно, делает их еще более для нас интересными. Но сообщенные здесь В. Н. Васильевым сказки представляют лишь часть того, что мы слышали от Данилы. Целый ряд его рассказов напоминал нам сказки Андерсена, Гримма, баллады Жуковского и Пушкина и др. Оказывается, что наш способ коротать во время экспедиции длинные зимние вечера применяется на всем севере как инородцами, так и русскими, и Данила по поводу многих из рассказанных им сказок мог указать, от кого он их слышал впервые. С каким удовольствием слушают инородцы сказки, мы видели сами, и я никогда не забуду, как рад был Данила, когда я в награду за его сказки рассказал ему про подвиги Ильи Муромца, как не забуду того восторга, с которым он прослушал знаменитую сказку "о рыбаке и рыбке".
По словам Данилы, его дядя иногда рассказывает заимствованные сказки, но именно рассказывает, тогда как те предания, которые им считаются как бы своими, тунгусскими былинами, он поет. Но этот признак не является достаточным критерием. При отсутствии письменности и строгой преемственности преданий, что вызвано главным образом неимением определенных местожительств, сказания и предания не восходят в глубь веков и легко спутываются, и, быть может, внуки нашего Данилы будут петь сказку о рыбаке и рыбке, как поет теперь, возможно, Николай Хирагир какую-нибудь сказку, которую его дед или прадед слышал от русского торговца или казака.
СПБ. Февраль 1908.
c.263