Фольклор ГУЛАГа - к методологии изучения.

 Изучая фольклор XX века, нельзя подходить к нему с традиционными требованиями и готовой системой жанров. Механизмы, действующие в этнических и социальных общностях, различны. Совокупность устных форм (текстов), функционирующих в быту какой-либо группы людей, необходимо дополнить и устными же текстами о самой жизни, быте и взаимоотношениях людей этой группы. А к этнографическому и филологическому аспектам изучения следует добавить исторический, психологический и социальный, причем, как в "чистом" виде, так и в различных его сочетаниях. Таким образом, так называемый "около-текстовый", дополнительный материал приобретает значение самоценное, равное тексту, а не сопутствующее и комментирующее его, и весь устнопрозаический материал попадает в широкий спектр жанровой градации.
 Говоря о ГУЛАГе, на наш взгляд, логично иметь в поле зрения не конкретное Управление с сетью лагерей, а всю систему притеснения и подавления личности и свобод, с момента смены власти в 1917 году по сегодняшний день.
 Комплексный подход выводит тему на культурологический уровень. В центре исследования - человек, а объектом рассмотрения предстает устный текст. Все это и определяет методологию изучения фольклора ГУЛАГа, принципы, аспекты и методы которой отчасти сходны с разработанной фольклористами и историками системой изучения фольклора Великой Отечественной войны. Классифицируя собранный материал, мы выявили следующие значимые единицы информации.
   1. Выявление субъекта информации.
 Собственно жертва репрессий и притеснений. Родственник (жена, муж, родители, дети). Сотрудник органов. "Сторонний" свидетель (соседи, сослуживцы, участники собраний, вольнонаемные и т. д.)
 "Рассуждающий несвидетель" - люди, высказывающие свое мнение, сформированное средствами массовой информации, слухами.
   2. После определения статуса информатора возникает необходимость разработки специального вопросника. Он должен включать в себя вопросы общие ("паспортные" данные), вопросы для каждой выявленной группы информаторов, и вопросы для подгрупп информаторов, по уточненным данным.
 Например, репрессированным могут быть предложены следующие вопросы (где необходимо, возможны два варианта ответов - на момент ареста и на момент записи).
 Возраст; социальное происхождение, национальность; образование, место работы, семейное положение; статья, срок; места заключения; положение в заключении, виды работ; наличие уголовников в местах заключения, взаимоотношения с ними и другими категориями заключенных; отношение к аресту, к происходившему в стране; религиозность, наличие фаталистического отношения к происходящему и т.д.
 Другой блок вопросов будет строиться на полученных ответах. Каждому должны предназначаться "свои" вопросы: раскулаченным и репрессированным за национальность, партийным работникам, женам "врагов народа", работавшим на лесоповале и в совхозе. За пределами вопросника останутся только ситуационные вопросы, возникающие по ходу беседы.
 Жанровая система для фольклорного материала предстает таким образом:
 лексика и фразеология (паремия); лирика (частушки, песни, стихи); проза: хроникаты; мемораты; фабулаты или приближенные к ним тексты; анекдоты; мифологизированные формы (легенды); письменные формы (альбомы, песенники, дневники и т. д.)
 Уровни изучения:
 лексико-семантический; паремиологический; "деталь-мотив-сюжет"; жанровый; сравнительно-типологический; историко-контекстуальный (в комплексе с письменными источниками, документами, предметами материальной культуры).
 Уже сегодня, при анализе сравнительно небольшой части собранного в Ульяновской области, можно говорить об устойчивости в прозаических текстах следующих мотивов и сюжетов:
 арест (ночной, в праздничный день, на работе, приглашение в партийные органы); обыск; поиск арестованного родными по тюрьмам; стояние в очередях (тюремных, приемных); причина ареста (нечаянная порча портрета вождя, пуля, рогатка, камень, использование газеты и т. д.); причина ареста (узнавание подлинного облика вождя: маленький, рябой и т. д.); размышления о жене, детях, о женщинах; неузнавание вернувшегося из заключения; провокация (ситуация, специально подстроенная охраной для компрометации заключенного: подброс ножа, книги, золота); наказание стукача; "сучья война"; неожиданное спасение; замена жертвы; спектакль, концерт; предложение заключенного родным отречься от него; отречение родных (получение информации об этом); побег; запугивание (труп пойманного беглеца выставляется публично); массовые смерти, расстрелы; отношения матери и детей; малолетка в лагере; переодевание; лагерные "университеты"; лагерное "высшее общество"; добрый начальник; наложница и проститутка в лагере; отношения мужчины и женщины; использование умершего для получения пайки; шпион, проникнувший на руководящую должность; случаи вредительства в лагере и т.д.
 Интересными представляются сравнительно-типологические и историко-контекстуальные исследования:
 устные рассказы и документальная публицистика одного информатора; устный рассказ и художественный текст (рамки одного места и периода, сюжета и т.д.; ГУЛАГ литературный глазами бывшего заключенного и постороннего (на примере определенного художественного произведения); фольклор фашистских и советских концлагерей; традиционная национальная культура и лагерные инновации; влияние субкультуры преступного мира на политзаключенных (лексика, поведение, психология); фольклор и агитационная, лозунговая культура; фольклор в лагерном театре, поэзии и т.д.
 Перспективными предстают нравственно-психологические аспекты изучения фольклорного материала:
 поведение в экстремальных ситуациях; коммуникативность; самохарактеристика; структура личности и социо-психологическая установка репрессированного; стремление к свободе и механизмы подавления; динамика отношения личности к действительности; нравственные ценности (сохранение и корректировка); художественно-эмоциональный потенциал детали в устных рассказах и т.д.
 Все вышеперечисленное есть только начальный этап в подходе к устным материалам ГУЛАГа, но нам он видится принципиально важным и даже определяющим последующие исследования.
 Публикуемые ниже рассказы-воспоминания не являются собственно фольклорными произведениями. Но они подчиняются общим законам устной культуры (1).
 

Черноклинова Александра Ивановна.

1. "Везут людей с рогами..."

 ...Приехала подвода. Нас - 24 семьи - распределили на три колхоза. Приехали с колхоза, на лошадях приехали. Ну, пара лошадей - там лошади слабенькие. Все вещи погрузили, детей посадили. И вот с утра до поздней ночи. Не знай мы ночью, когда приехали в колхоз. Вот я могу рассказать, какой сельсовет. Павлодарская область, Лазовский район, Павловский сельсовет, к имени Калинина. Там вся деревня вышла нас встречать... Там говорят им: "Везут людей с рогами". Ну они там в Сибири живут, в тайге. Тайга... Они людей-то никого не видели. Ну им сказали "с рогами", они и поверили, что с рогами везут нас. А мы, оказывается, без рогов приехали (2).
 

2. "Моя женится на тебе..."

 До нас уже были немцы, были поляки. Потом уже нас привезли, потом чеченов и ингушей. А отправили в первую очередь поляков, а потом уже нас ослободили. Немцев не освобождали. Немцев туда прислали, как они рассказывают, всеми семьями, с мужьями. Потом всех мужей отправили в Нижний Тагил - там тюрьма, лагерь ли большой. Всех мужей туда взяли. Которые остались живы, которые не остались.
 А чечены они так русских любили. Бывало чеченец скажет:
 -Эй, Шурка, моя женится на тебе.
 -Ну-ну, жду, когда у тебя жена умрет.
 -Нет, моя жена не умрет. Ты будешь вторая моя жена.
 Шутили, смеялись.
 Чеченам было еще хлеще нас. Их ведь с Кавказа привезли: голых, раздетых, разутых. А там мороз сорок градусов. Они выйдут в черевичках, да эти кафтанчики на них... И ни к чему не способны. Их умирало - хоронить не успевали чечен этих ингушей. А потом уж они приспособились: стали кто стадо пасти, кто на ферме.

Гиндилис Мирон Алексеевич.

3. "По правилам классики..."

 Меня повели по лестницам через разные коридоры, подвели к камере. Ну тюремщик, или надзиратель (как его назвать) стал открывать замок. Ну по всем правилам классики, что ли, замок ржавел. Ржавый, я не знаю, мне кажется, это специально делается, это не случайность. Но он как-то у них ключ проскакивает... И он несколько раз начинает это... И, наконец, с треском замок открывается причем, я это заметил уже в нескольких тюрьмах такое явление... И в книжках так написано. Значит, я думаю, Что это метод такой психологического воздействия. Но это мои предположения... Но это факт. Я вам рассказываю то, что на меня произвело в первый раз впечатление, и в последующем производило впечатления... Очень отрицательное, конечно, очень отрицательное. Вот такое чувство, что тебя.., что... ржавый замок, что тебя вот запрут сейчас и не откроют, потому что он как будто бы не открывается, вот.
 

4. Как зеницу ока..."

 Между прочим, вот в момент, когда выходят в уборную, находят в уборной, там, значит, каждый занимается каким-нибудь поиском. Кто найдет кусочек проволоки, кто найдет, значит, какой-то камешек. В общем, кто... Каждый приходит из этой уборной или туалета с каким-нибудь предметом таким: камушек, проволочка. И вот начинается: проволочку начинают обрабатывать. Из проволочки надо сделать иголку. Значит, человек это, конечно, рабочий человек. Ну все время каким-то камушком... каким-то камушком крепким точит, точит эту проволочку... Точит, точит, а проволочка выбрана умело, понимаете, стальная. Точит, точит, в конце концов она действительно превращается в иголку. Дальше возникает вопрос: надо как-то сделать дырочку. Значит, надо расплющить один второй конец, неострый конец проволочки, который будет неострым концом иглы. Надо ее расплющить и пробить отверстие. И вот, представьте себе, и это как-то сумели сделать. Как это сумели сделать, я вам точно не скажу. Но вот есть умельцы - умеют. Что-то умудрялись там, мудрили, мудрили... Совет был. В этом совете участвовали все. Но в конце концов иголку сделали. Ну и иголку, конечно, хранили как зеницу ока.
5. "Какой-нибудь мужичок..."

  Не было посуды даже. Каждый обзаводился своим котелочком. Котелков тоже не было, значит. Умелые люди... Вот тоже что меня поражало. Я восторгался: до чего у нас умелый народ. Я вам рассказывал, что в тюрьме всегда находился какой-нибудь мужичок, понимаете, который... Вот идем в уборную, зацепился там за какую-нибудь проволочку и вытаскивает ее. И куда-нибудь ее в ботинок... Смотришь, идет... Да. Там он взял кусочек какой-нибудь щебеночки... или чего-то. И смотришь: от это, трет, трет, трет, трет, трет, трет, трет, трет, трет, и получается иголка. Получается иголка. И как эта иголка... Для этого, чтобы, во-первых, не видел... Ведь он же через очко смотрит, значит, специально в камере мы были заслоненные... То есть переполнены... То есть специально становились так, чтобы он там из очка не видел, что он трет все время. Вот трет, трет... И в конце концов, наконец, он все... И уже все сделал: и острое сделал, и более широкий конец. Теперь надо пробить в этом более широком конце иголки дырочку. И это сумели сделать. Причем тут принимали участие все специалисты: консультировали и так далее... Вот получилась иголка. И этой иголкой... Ну у кого-нибудь обязательно одежа рвалась... Вот так... Так вот точно так же в лагере всегда находились люди, которые... Вот если он попадал куда-нибудь... Ну а там ведь... Мы же были ... Места, где расположены были воинские части, бараки... Возле бараков обязательно эти... Банки из-под консервов. Смотришь: он эту баночку берет, разворачивает и делает котелочки. И продает эти котелочки. Как продает? За махорку, за деньги, за что-нибудь, за одежу, в общем, за что-нибудь... И такой человек выживал. Ну что же - потому что он мастер. Это вот... И причем русские умельцы, это, это просто поразительно! Просто поразительно, как люди умеют все делать в любых условиях. И все становилось, конечно, делом купли-продажи.
 

Китова-Гидавичуте Регина Винцевна

6. "Была мечта..."

 Была мечта... Соберемся у костра человек пять - шесть, где-то там у нас или обеденный перерыв, или что-то... Костер горит... И вот у нас мечта была: побег организовать. Побег. Представьте себе: с Урала, без ничего, женщины - и побег. Мечтали мы о побеге. Строили планы. Но ни карты у нас - ничего. Просто вот мораль... Поддерживали себя, тешили себя, что можно вот побег...
 Случаев побега не было.
 

7. "Ряженку домашнюю..."

 Очень хорошо относилось местное население. Помню, один старичок, я не знаю, кем он работал... мастером. Он всегда нам приносил молоко. Он, ну просто он жалел нас. Он работал вместе с нами, он был что-то связан с лесом: или десятник, или мастер - я даже не знаю, кто он такой. Но очень добрый уральский человек. Ну всегда он ряженку, домашнюю ряженку в поллитровой, литровой баночке принесет. Мы были без ума от него. Он там, видно, как-то с охраной договаривался, потому что ему не запрещали. И нам он это передавал. И хлеба немножко он приносил нам. Вот это были очень добрые люди, я их никогда не забуду.
 

8. "Судьба такая..."

 - Что говорить про Сталина... Его боялись. Все боялись его.
 - Вы помните день смерти Сталина?
 - Помню. Плакала. Мы как раз на севере жили, в Печоре. У меня еще сына не было. Я плакала сама. Когда узнала о смерти Сталина, я плакала. Мы настолько ему верили, несмотря на то, что мы столько пережили. Плакали. У меня слезы ручьем . Вот насколько были убеждены... В нас столько этого влили, что мы по-другому не знали. Мы молились на него. Слезы текли. Вот как сейчас помню: на площади на столбе вот этот репродуктор. Многие плакали, не все. Ну как-то верили в него. С ним это не связывали. С кем связывали? С судьбой. Судьба такая.
 

Крупинов Георгий Алекесеевич.
 

9. "Не подведем..."

 В лагере были и политические и уголовники. Я с ними очень хорошо жил. Я любил им сказки рассказывать, а они уши развесят - любую небылицу. Я был у них бригадиром звеньевым был. Вот когда мы были на трассе, у меня было восемь человек. По два раза к смертной каре приговоренные - Михаил Иваныч (Калинин, -ред.), покойник, миловал их: заменяли по десять лет.
 Они были... Вот придем на трассу, они сядут, костер разведут, дров полно, подожгут, он и палит. Я им говорю:
- Вы, орлы боевые, вы украдете, а я за двести грамм-то с голоду подыхать буду.
- Звеньевой, не беспокойся, не умрем.
 Вот отсюда возили сено мужики, колхозники, крестьяне на лошадях. Они сейчас их окружат, там махорки начнут... А один раз, раз понес... А они оттуда, с районного центра ездиют. Хлеб у них там, махорка. Они покидают, купят осьмушку табаку... И они поедут. Они восемь-десять буханок мне:
- На вот, ешь, на тебе, кури.
- А кто будет строить?
- Ничего, не подведем.
 На наряде спрашивают:
- Почему не бьете сваи?
 Я говорю:
- Отказывает, не идет свая.
 Вот комиссия приедет. Они говорят:
- Знаете, как бьют сваи...
 Вот сваи сейчас.., а это деревянные. На них делаются палати. Метров восемь длиной две жерди, два бревна, на них сверху палати. Там на свае крест-накрест ложится... Туда заходят восемь человек. Деревянная баба полтора метра высоты и ручки четыре штуки. И берется так, так, так, - 8 человек. И вот - бьют. А приезжает комиссия. Говорят:
- Давай!
 

- Что "давай", не идут сваи.
А их восемь штук там было.
- Какую?
- Давай вот среднюю!
- Давай.
 Залезут, поднимут и кричат громко, а когда ударяют, ее держат. Она только "тук". Десять раз отобьют, пол сантиметра уйдет. Отодвинут, посмотрят: на пол сантиметра ушла, все правильно. Срежут. Значит, мост готовый. Вот так работают эти уголовники.
 

10. "Азбуку изучать."

 В Куйбышеве привезли тоже в МВД, на улицу Обороны. Тоже в камеру в одиночку. А я еще не соображал ничего... Нары в два этажа: первый-второй и с другой стороны первый-второй. Лег снизу: что такое - азбука-то наверху на досках написана. Слышу: в стену барабанят. А я не пойму, что от меня хотят. А уже узнали, что я приехал новый. Откуда?
 Вот я давай азбуку Морзе изучать. Раз прочитал, два прочитал. А должен дать ответ на доски свои на топчане. Постучал в батарею. Вот они и спросили: "Откуда?" Я ответил им откуда. Читаю там: сколько раз... Все ясно.
 

11. "Я и так не забуду."

 Вызывают с вещами /.../ Простился с ребятами тайно. Приходим вниз. Объявляют. Смотрю: все наши, вся группа 8 человек. Приговор: такой-то, такой-то, год рождения, исправительно-трудовой лагерь, пять лет за "контрреволюционную троцкистскую деятельность".
- Распишитесь!
 Я говорю:
- Мне зачем. Я, мол, и так не забуду.
 Ну и в этап.
 

Черноклинова Валентина Андреевна.

12. "Все будет у нас..."

 Вот одно помню, была картинка. На ней были нарисованы сушки, хлеб, батоны. "Вот это вот, - сказали, - после войны все это будет. Вот радость была! Думали, хоть наедимся досыта. Вот эта вот картинка в глазах всегда. Было нарисовано, что все будет у нас после войны.

Примечания.

 1. Тексты в записи В. Шевченко, Е.Якимовой, Е.Ерыганова, А.Лобина. Хранятся в Архиве факультета литературы Ульяновского Педагогического института, ф. 1, оп. 2.
 2. Нет ли здесь буквального понимания или метафорического переосмысления крестьянами выражения "дать по рогам" - лишить права проживания в крупных городах, поразить в правах? Ср. "Червонец и пять по рогам - 10 лет сроку и 5 поражения прав", - Ж.Росси. Справочник по
ГУЛАГу. (Прим. ред.)