начальная personalia портфель архив ресурсы

[ предыщущая часть ] [ содержание ] [ следующая часть ]


ШВАБСКИЙ СОЮЗ
1488-1534

Люди используют то, что было, — но преображают
Честертон

Введение

1. Предмет и метод исследования

Среди тем современной российской медиевистики и истории раннего  Нового времени Реформация и Крестьянская война в Германии занимают не самое главное место. И это несмотря на традиции изучения указанных проблем в отечественной исторической науке.

Хотя, скорее всего, именно в силу этих традиций. Реформационные исследования слишком тесно были связаны с идеологическими установками самого разного рода — много внимания уделили в свое время этой тематике Маркс и особенно Энгельс, многое было обусловлено политическими требованиями, варьировавшимися в зависимости от отношений СССР с ГДР и ФРГ.

Разумеется, в современной России исторические исследования в этой области, равно как и в любой другой, не могут быть свободны от общественных условий. Однако существует принципиальная разница между внешне жесткими, но часто формальными (ссылки на определенных авторов, политические декларации, идеологические клише, обязательный набор цитат из Маркса, Энгельса, Ленина и проч.) требованиями, предъявлявшимися авторам в тоталитарном обществе; и свободным внутренним выбором исследователя, руководствующимся исключительно своими убеждениями и профессиональными требованиями, предъявляемыми сообществом ученых. Требованиями, которые могут и не иметь строго формального определения, но сходно понимаются профессионалами, поддерживаются конвенционально. Если задача контрольных органов при тоталитаризме сводилась к недопущению идеологического, политического и методического плюрализма, то задача корпорации ученых в свободном обществе — не допускать плюрализма профессионального уровня, профессиональных критериев оценки научной работы.

Российская историческая наука достаточно долгое время развивается в свободных условиях. Плюрализм мнений, методик, проблематик стал реальностью. Уже невозможно, как десять лет назад, строить научную и общественную карьеру на борьбе с идеологическим засильем — с 1991 года академическое сообщество не контролируется ни политическими, ни идеологическими институтами. [18]

Научная, чисто академическая (если таковая вообще возможна) актуальность реформационной тематики связана, в частности, с развитием отечественной урбанистики как важнейшей составной части медиевистики. Город как феномен средневековой истории привлекает все большее внимание российских исследователей. Глубинная связь урбанистики и реформационных штудий, полагаю, не нуждается в особом пояснении и обосновании.

Конкретно эта работа посвящена недостаточно изученным в отечественной науке проблемам социально-политической истории Швабского союза — объединения швабских имперских городов, швабского дворянства и князей Юго-Западной Германии. Именно конкретность, предметность исследования феномена региональной, истории позволит, на мой взгляд, приблизиться к пониманию более общих проблем истории Реформации.

Швабский союз был вовлечен в важнейшие события предреформационных и реформационных лет, в его рамках и при его участии происходили изменения в социально-правовом, политическом, религиозном развитии Германии. Исследовательской задачей является контекстуальное рассмотрение конкретного исторического феномена. Речь идет о том, что локальность и конкретность исследования не могут служить основанием для сомнений в его глубине и масштабности, коим противоположны поверхностность и ограниченность (а порой и изолированность). Здесь уместен пример из лекции Эрнеста Платнера в изложении Карамзина: «Лейбниц, великий Лейбниц, проехал всю Германию и Италию, рылся во всех архивах, в пыли и в гнили молью источенных бумаг, для того, чтобы собрать материалы для Истории — Брауншвейгского Дому! Но проницательный Лейбниц видел связь сей Истории с иными предметами, важными для человечества вообще»1. Эта «связь с иными предметами», и является контекстуальностью исследования. И если она существует, то обвинения в мелкотемье теряют смысл.

Швабией современники именовали область между Германией, Альпами, Рейном и Франконией, то есть часть бывшего Швабского герцогства, владения Штауфенов2. Вследствие этого правовая традиция относила Швабию к областям непосредственного имперского подчинения, что играло, как будет показано ниже, существенную роль в ее политической истории.

Возникнув в 1488 г. Союз формально прекратил существование в 1534 г., а реально его деятельность прервалась в конце 20-х годов XVI столетия. Значение этой организации выходит за пределы региональной истории — ее деятельность имела последствия, сказавшиеся на развитии событий в империи и за ее пределами. Речь, таким образом, идет об изучении крупного, существенного явления германской истории.

Специфика Швабского союза как политического образования заключается в его социальном составе. Общественные группы, входившие в Союз, были разнородными, они преследовали разные цели, находились в сложных взаимоотношениях. Механизм функционирования организации, взаимодействия [19] городов, князей и дворянства не изучался ни в отечественной, ни в зарубежной историографии. Не находили освещения такие вопросы, как принятие решений и согласование действия Союза, явные и скрытые формы финансирования его деятельности, его связь с социально-политическим, правовым и экономическим развитием тех социальных сил, которые образовывали Союз.

Все это определило круг вопросов, которые освещаются в монографии. Он включает проблемы социально-экономического и правового положения швабского дворянства и имперских городов Швабии в XV — начале XVI в.; роль участников Швабского союза в его деятельности и функционировании различных органов: наконец, место Союза в истории первых лет Реформации.

2. Историография

В отечественной исторической науке к Швабскому союзу никогда не подходили как к специальному объекту изучения. Он упоминается во всех обобщающих трудах по истории Германии, в учебниках по истории Средних веков в главах о Крестьянской войне и Реформации, поскольку с восставшими крестьянами воевали войска Союза. Первые годы существования организации исследованы в монографии М. М. Смирина, посвященной политической истории Германии перед Реформацией3. Разумеется, он не обошел вниманием и участие Швабского союза в Крестьянской войне4.

Особый интерес к событиям 20-х годов XVI столетия привел к тому, что предыстория Реформации оказалась вне поля зрения иссследователей. Да и применительно к указанному времени существуют некоторые приоритеты. Прежде всего это Крестьянская война, которая исследовательски отделяется от других социальных конфликтов. В результате нарушается целостное восприятие Реформации.

Противоречие марксистской историографии Реформации состоит в том, что, декларируя зависимость идеологических и культурных феноменов от социальных, прежде всего классовых предпосылок, она не добилась существенных успехов собственно в социальной истории. Даже, пожалуй, и не ставила специальных социально-исторических задач. Феномен имперского города оставался в тени — локальные исследования касались лишь отдельных общин и их имущественной структуры. Некоторые из этих работ, как будет показано ниже на примере одного из исследований А. А. Евдокимовой, не вполне профессиональны. До самых недавних пор в характеристике дворянства и князей все сводилось к цитатам из Энгельса, в результате чего несколько поколений историков были убеждены, что имперское рыцарство — это ленники императора. Все это не мешало, однако, при анализе тех или иных культурных феноменов рассуждать об «идеологии рыцарства» или «бюргерства». Материалистическому пониманию истории нисколько не противоречило то, что при весьма смутных представлениях о материальном носителе [20] идеологии (доноре или реципиенте — неважно), то есть, в данном случае, о конкретных социальных группах, их положении, составе и реальных устремлениях, исследователи–марксисты все знали о содержании их идеологии.

Все сказанное не является попыткой поставить под сомнение достижения таких ученых, как А. Л. Ястребицкая, М. А. Бойцов, В. М. Володарский, Ю. К. Некрасов. Особое место в отечественной историографии занимают труды безвременно ушедшей из жизни Н. В. Савиной, наметившей очень интересные перспективы в исследовании Германии, германского города и бюргерства. Речь идет лишь о серьезных лакунах в изучении Реформации, которые, увы, обнаруживаются в современной российской науке.

Что касается изучения истории Швабского союза в зарубежной, прежде всего германской историографии, то оно самым тесным образом связано с историко-правовыми традициями немецкой исторической науки. Ни одно современное исследование по истории права и по институциональной истории конца XV — начала XVI в. не обходится без ссылки на труды Отто фон Гирке. Ученый видел развитие германского права в трансформации принципа сотоварищества. 20-е годы XVI в., особенно 1525 год, исследователь выделил в качестве рубежа между периодом свободного единения сословий (с 1200 г.) и периодом господства (до 1806 г.). Швабский союз представал как пример последнего объединения, основанного на принципе сотоварищества5. Гирке, таким образом, попытался наметить в германском и европейском государственном развитии вехи перехода к такому общественному устройству, в котором ведущую роль начинают играть публичноправовые порядки и учреждения, а влияние и значение порядков частноправовых ослабевает.

Концепция Гирке оказала значительное воздействие на Э. Бокка, проанализировавшего в 20-е годы уставы Союза и особенно развитие его исполнительных органов, которое позволяет судить о постепенном превращении организации в публичноправовой институт6.

Существенным достижением немецкой исторической науки 70-х годов стала монография Г. Ангермейера, посвященная проблеме земского мира, ландфрида, которая имеет значение не только для германской истории, но и в целом для Западной Европы. Швабский союз рассматривается в этом труде в широком историческом контексте. Ангермейер показал, что земский мир но следует толковать как аналог порядку, устанавливавшемуся в централизованных государствах раннего Нового времени. Это была актуализация мирного состояния путем реализации прав и привилегий сословий, корпораций и лиц, договаривавшихся между собой. Сам термин «ландфрид» порой следует переводить как «соглашение», «объединение». По мнению Ангермейера, система ландфрида была изначально статична, ориентирована на прошлое и настоящее, но не на будущее, не располагала средствами для превращения состояния мира в постоянное7. [21]

Другими словами, система ландфрида оставалась в рамках традиционного частноправового порядка. В трактовке Ангермейера Швабский союз предстает как последний ландфрид, как организация переходного типа. Это окончательно выяснилось в результате поражения Крестьянской войны.

На протяжении нескольких десятилетий внутри организации шли процессы, самым тесный образом связанные с социально-политическими коллизиями предреформационной эпохи. Лучше всего изучены первые годы существования Союза. Кроме уже упоминавшейся монографии Смирина, надо назвать книгу Х. Хесслингера8. Кроме того, в статье Э. Фрея подробно проанализированы и функции, состав и деятельность союзного суда9. Но из этой исследовательская мозаики не складывается социальной истории организации и ее места в истории тех лет. Хотя, безусловно, политико-правовая сторона дела изучена досконально.

Между тем немецкая социальная история (Sozialgeschichte), развивавшаяся параллельно и в то же время в противовес институционально-правовой истории (Verfassungsgeshichte), пыталась подойти к изучению Союза, особенно в связи с его ролью в Реформации и Крестьянской войне. Связано это было с теми тенденциями в исследовании истории империи и событии 20-х годов XVI в., которые проявились в 70-е годы. Что касается конкретной темы, то сошлюсь на сборник статей под редакцией Велера, посвященный социально-историческому анализу Крестьянской войны, в котором, в частности, есть работа о Швабском союзе и его роли в пацификации 1525 г.10

Не последнюю роль в развитии социально-исторического исследования Реформации сыграли и американские историки11 и такой исследователь, как К. Босл, который но обошел вниманием Реформацию12. Авторы разного рода общих исследований также обращаются к социально-политическим проблемам. Но если говорить о направлении, то надо выделить немецкоязычных ученых, пытавшихся объединиться в группу в середине 70-х годов.

Вслед за Велером, основавшим в 70-е годы журнал «Geschichte und Gesellschaft», новый печатный орган — «Zeitschrift fürhistorische Forschung» — начали выпускать Ф. Пресс и П. Морав. Первый — специалист по истории империи с ХVI по XIX в., втором — по истории XIV–XV вв. Они поставили задачу создания «тотальной истории» империи в период перехода от средневековья к новому времени. В своей программной статье Морав и Пресс определили как предмет исследования «политический и социальный мир империи», в котором они выделили десять наиболее существенных структур: политические институты, политические господствующие группы, территориальное устройство, университеты, имперский город и др13.

Таким образом, неизменным по сравнению с институционально-правовым направлением остался предмет исследования, но иным стал подход. Морав, например, изучая органы власти в империи XIV–XV вв., обратил внимание на социальный анализ их состава, особенно применительно к такой малоизученной группе, [22] как графы и господа14. Весьма содержательны и его конкретные штудии по этому вопросу15. Пресс пришел к разработке истории дворянства от изучения проблем сословного представительства и налоговой системы16.

Швабскому союзу, однако, в такого рода трудах находится мало места. А между тем изучение его социальной природы как объединения дворян и городов — часть социальной истории империи. В историографическом контексте необходимо поэтому упомянуть те направления и отдельные работы, которые посвящены дворянской и городской истории.

В изучении германского дворянства не сложилось более или менее определенных школ и направлении. В монографии г-жи Й. ван Винтер была сделана попытка социального анализа тех изменений, которые претерпевало дворянство империи в позднее средневековье17. Ф. Пресс посвятил монографию становлению имперского рыцарства18. (Подробнее о ней см. главу 1). В работах У. Р. Хичкока и М. Брехта, Ф. Пресса рассмотрено участие дворянства в Реформации19. Общим в этих исследованиях является противопоставление конфессионального и социального: подразумевается, что борьба дворян за «собственные нужды» — это одно, а борьба за новое вероучение — совсем другое, не имеющее отношения к социальным и политическим интересам.

Совсем иная картина — в урбанистике. Здесь применительно к теме данной работы можно выделить по меньшей мере два направления. Первое посвящено изучению социальной структуры имперского города в XV — начале XVI в. и связано с именами таких ученых, как Э. Машке и Ю. Сидов. Подробное о результатах их исследований идет речь в главе 1. Второе направление связано с изучением участия имперского города в Реформации, давно уже интерпретируемой в западноевропейской науке как социально-религиозный конфликт.

Глубокое изучение этих проблем началось на рубеже 50–60-х годов с выходом в свет книги В. Шмидта об отражении в городских хрониках городского самосознания20. Ученый пришел к выводу о нерасчлененности, единстве восприятия принадлежности к городском общине и империи. Примерно в то же время появилась и книга Э. Науекса, поставившего вопрос о власти в городах и о связи ее с борьбой на рейхстагах21. Особое место заняли труды Б. Меллера, впервые совместившего религиозную и политическую историю городов22. Дальнейшие исследования разнились по позициям, но общий подход оставался, сохранялось признание необходимости изучения религиозного (свойственного многих), теологического (бывшего уделом богословов) и социального. Таковы работы британского ученого Ст. Оэмента23, немецкого историка М. Брехта24. Комплексное изучение религиозного, социального и политического развития имперских городов накануне и во время Реформации, особенно на первом ее этапе, было осуществлено в 80-е годы, когда [23] появились работы Г.-Хр. Рублака25, Г. Р. Шмидта26, а также многочисленные локальные исследования27. К теме данной работы имеют прямое отношение такие проблемы, как взаимодействие городов, князей и имперской власти, в том числе и внутри Швабского союза, роль городов в Крестьянской войне.

В 70-е годы расширились контакты между историками разделенной тогда Европы. Появился совместный сборник, посвященный европейским революциям и кризисам раннего Нового времени28. И тогда же обозначилась ведущая роль такого историка, как П. Бликле, постоянно подчеркивавшего необходимость конвергенции наук Востока и Запада, сделавшего очень много для распространения в западноевропейской историографии научного наследия М. М. Смирина.

П. Бликле начинал как историк–аграрник его знакомство с трудами Смирина затрагивало прежде всего изученные им проблемы феодальной реакции. Постепенно в круг интересов немецкого историка стали входить проблемы народной Реформации, низовых социальных движений в деревне и городе. Именно Бликле историография обязана такими понятиями, как «революция общинного человека», «общинная Реформация»29.

Очевидно, что целесообразнее всего выбрать тот аспект изучения. который, во-первых, наиболее актуален, а во-вторых, может быть рассмотрен на основе доступных источников. С этой точки зрения наиболее предпочтителен аспект социально-политический, то есть определение того, какие социальные группы и как влияли на политику Швабского союза и того, как Союз, в свою очередь, повлиял на их развитие.

3. Источники

Характер исследования потребовал привлечения разнообразных групп источников по каждому из изучаемых сюжетов. Их характеристика приведена в соответствующих главах. Здесь же целесообразно дать общие представления об источниковой базе работы — их типах и объеме.

Документы Швабского союза делятся на две группы: уставы организации, то есть нормативные акты, и текущая документация — решения по отдельным вопросам, переписка, протоколы союзного собрания. Памятники, которые имеют прямое и косвенное отношение к Союзу, собраны в основном в трех классических публикациях XVIII–ХХ вв.— К. Клюпфеля по истории организации30, П.-Хр. Люнига по политической истории империи31 и в продолжающемся издании «Актов германских рейхстагов»32.

При выбранном направлении исследования обойтись только документами Союза невозможно. Для характеристики социально-экономического положения дворянства пришлось привлечь актовый материал, имеющий отношение к земельным сделкам; вейстюмы (уставы общей): ленные списки; финансовые отчеты сеньорий и княжеств, а такие имперские и местные матрикулы–разверстки (налоговые списки), отражающие размеры и структуру доходов феодалов. [24] Проблемы социально-политической эволюции швабского дворянства рассматриваются на таком материале, как уставы дворянского Общества, ставшего составной частью Швабского союза, статуты дворянских турниров; актовые документы из имперской канцелярии. Кроме того, изучение отношений Швабского союза с дворянством потребовало обобщения данных, касающихся дворянства и содержащихся в документах организации, рейхстагов; а такие привлечения частных источников — дворянских жизнеописаний и записок. Это было необходимо для того, чтобы составить более полное представление о сущности конфликта между дворянством и Союзом.

Что касается социально-политического развития имперских городов, то задачи данной работы обусловили необходимость опираться на источник, по которому можно было оценить это развитие в целом для всей Швабии. Такую возможность предоставляет совокупность городских привилегий XV–XVI вв. По ним, кроме всего прочего, можно судить и об отношениях городов с императором, что имеет принципиальное значение для данной темы.

Документы, имеющие отношение к участию городов в Швабском союзе, поддаются обобщению за много лет и могут рассматриваться в самых разных аспектах. [25]


1 Карамзин Н. М. Письма русского путешественника. Л., 1987. С. 64.

2 Cochlaeus. Descriptio. Cap. V. § 28. P. 104. Полное библиографическое описание изданий источников см. в разделе Источники, а периодических изданий и сборников статей — в Списке сокращений.

3 Смирин М. М. Очерки истории политической борьбы в Германии перед Реформацией. М., 1952.

4 Смирин М. М. Народная Реформация Томаса Мюнцера и Великая крестьянская война, 2-е изд. М., 1955.

5 Gierke O. von. Das deutsche Genossenschaftsrecht. Bd. I. Berlin, 1868.

6 Bock B. Der Schwäbische Bund und seine Verfassungen. Breslau, 1927.

7 Angermeier H. Königtum und Landfriede im deutschen Spätmittelalter. Wiesbaden, 1966.

8 Hesslinger H. Die Anfänge des Schwäbischen Bundes und seine verfassungspolitische Bedeutung. Tübingen, 1969.

9 Frey S. Das Gericht des Schwäbischen Bundes und seine Richter. 1488–1534 // Mittel und Wege.

10 Sea Th. S. Schwäbischer Bund und Bauernkrieg: Bestrafung und Pazifikation // Der deutsche Bauernkrieg 524–1526. Göttingen, 1975.

11 Birnbaum N. Social Structure and the German Reformation. Cambridge, N. Y., 1980.

12 Bosl K. Die Reformation // ZBLG. 1968. Bd. 31.

13 Moraw P., Press V. Probleme der Sozial- und Verfassungsgeschichte des Heiligen Römischen Reiches im späten Mitelalter und in der frühen Neuzeit // ZHF. 1975. Bd. 2.

14 Moraw P. Personenforschung und deutsches Königtum // ZHF. 1975. Bd. 2.

15 Moraw P. Beamtentum und Rat König Ruprechts // ZGO. 1968. Bd. 116; Idem. Versuch über die Enstehung des Reichstags // Politische Ordnungen.

16 Press V. Steuern, Kredit und Repräsentation // ZHF. 1975. Bd. 2.

17 Winter J. M. van. Rittertum. Ideal und Wirklichkeit. München. 1979. S. 104.

18 Press V. Kaiser Karl V, König Ferdinand und die Entstehung der Reichsritterschaft. Wiesbaden, 1976.

19 Hitchcock W. R. The Background of the Knight’s Revolt 1522–1523. Los Angeles, 1958; Brecht M. Die deutsche Ritterschaft und die Reformation // Blätter für Pfälzische Kirchengeschichte und Religiöse Volkskunde. Speyer. 1970. Bd. 37; Press V. Adel, Reich und Reformation // Stadtbürgertum. S.344.

20 Schmidt H. Die deutschen Städtechroniken als Spiegel bürgerlichen Selbstverständnisses im Spätmittelalter. Göttingen, 1958.

21 Naujoks E. Obrigkeitsgedanke, Zunftverfassung und Reformation. Stuttgart, 1958.

22 Moeller B. Reichsstadt und Reformation. Gütersloh. 1962.

23 Ozment S. E. The Reformation in the Cities. New Haven, London, 1975.

24 Brecht U. Die gemeinsame Politik der Reichsstädte und die Reformation // ZSRG KA. 1977. Bd. 91.

25 Rublack H.-Chr. Die Einführung der Reformation in Konstanz von den Anfängen bis zum Abschluss. Gütersloh, 1971; Idem. Gescheiterte Reformation. Stuttgart, 1978; Idem. Eine bürgerliche Reformation: Nördlingen. Gütersloh, 1982.

26 Schmidt H. R. Reichsstädte, Reich und Reformation. Stuttgart, 1986.

27 Kiessling R. Bürgerliche Gesellschaft und Kirche in Augsburg im Spätmittelalter. Augsburg, 1971; Demandt D., Rublack H.-Chr. Stadt und Kirche in Kitzingen. Stuttgart, 1978; Trüdinger K. Stadt und Kirche im spätmittelalterlichen Würzburg. Stuttgart, 1978; Weyrauch E. Konfessionelle Krise und Soziale Mobllität. Stuttgart, 1978; Batori l., Weyrauch E. Die Bürgerliche Elite der Stadt Kitzingen. Stuttgart, 1982; Vogler G. Nürnberg 1524/25. Berlin, 1982; Garlepp H. H. Der Bauernkrieg von 1525 um Biberach a. d. Riss. Frankfurt a. M., 1987.

28 Revolte und Revolution In Europa. München, 1975.

29 Blickle P. Die Revolution von 1525. München, 1975; Idem. Die Gemeindereformation. München, 1985.

30 Klüpfel, I–II.

31 Lünig, I–X.

32 RTA AeR, MR, JR.