стр. 7

     Борис Пастернак.

     ТЕМА С ВАРЬЯЦИЯМИ.

     Тема.

     Скала и шторм. Скала и плащ, и шляпа.
     Скала и Пушкин. Тот, кто и сейчас,
     Закрыв глаза, стоит и видит в сфинксе
     Не нашу дичь, не домыслы втупик
     Поставленного грека, не загадку,
     Но - предка: плоскогубого хамита,
     Как оспу перенесшего пески,
     Изрытого, как оспою, пустыней,
     И больше ничего. - Скала и шторм.

     В осатаненьи льющееся пиво
     С усов обрывов, мысов, скал и кос,
     Мелей и миль, и гул, и полыханье
     Окаченной луной, как из лохани,
     Пучины. Шум и чад и шторм взасос.

     Светло как днем. Их освещает пена.
     От этой точки глаз нельзя отвлечь.
     Прибой на сфинкса не жалеет свеч
     И заменяет свежими мгновенно.
     Скала и шторм. Скала и плащ, и шляпа.
     На сфинксовых губах - соленый вкус
     Небесных звезд. Песок кругом заляпан
     Сырыми поцелуями медуз.

     Он чешуи не знает на сиренах,
     И может ли поверить в рыбий хвост
     Тот, кто хоть раз с их чашечек коленных

стр. 8

     Пил бившийся, как об лед, отблеск звезд.
     Скала и шторм, и скрытый ото всех
     Нескромных, самый странный, самый тихий,
     Играющий с эпохи Псамметиха
     Углами скул пустыни, детский смех.
     ...............
     Мысль озарилась убийством.
     Мщенье? - Но мщенье - не в счет!

     Тень, как навязчивый евнух.
     Табор прикрыло плечо.
     Яд? - Но по кодексу гневных
     Самоубийство - не в счет.

     Прянул и пыхнули ноздри.
     - Не уходился еще?
     Тише, скакун, - заподозрят.
     Бегство? - Но бегство - не в счет!

     5-ая ВАРЬЯЦИЯ, ПАТЕТИЧЕСКАЯ.

     Цыганских красок достигал,
     Болел цынгой, и тайн не делал
     Из черных дырок тростника
     В краю воров и виноделов.

     Загаром крылся виноград,
     Забором крался конокрад,
     Клевали кисти воробьи,
     Кивали безрукавки чучел,
     Но шорох гроздьев перебив,
     Какой-то рокот мер и мучил.

     Там мрело море. - Берега
     Гремели, осыпался гравий,
     - Тошнило гребни изрыгать,
     Барашки грязные играли

стр. 9

     И шквал за Шабо бушевал
     И выворачивал причалы.
     В рассоле крепла бичева
     И шторма тошнота крепчала.

     Раскатывался балкой гул,
     Как баней шваркнутая шайка,
     Как будто говорил Кагул
     В ночах с Очаковскою чайкой.

     ШЕСТАЯ, ПАСТОРАЛЬНАЯ.

     В степи охладевал закат;
     И вслушивался в дрязг уздечек,
     В акцент звонков и языка
     Мечтательный, как ночь, кузнечик.

     И степь порою спрохвала
     Волок как цепь, как что-то третье,
     Как выпавшие удила,
     Стреноженный и сонный ветер.

     Истлела тряпок пестрота
     И, захладев, как медь безмена,
     Завел глаза, чтоб стрекотать,
     И засиял, уже безмерный,
     Уже, как песнь, безбрежный юг,
     Чтоб перед этой песнью дух
     Нивесть каких ночей, нивесть
     Каких стоянок перевесть.

     Мгновенье длился этот миг,
     Но он и вечность бы затмил.

     Очаковская платформа, Киево-Вор. ж. д.
     1918 г.

(Круг: Альманах артели писателей. М.; Пб. Круг. 1923. [Кн.] 1)

home