стр. 262

     Ник. Зарудин

     ГОРОД КЛЮКВА НА ПОПРИЩЕ "ХУДОЖЕСТВЕННОЙ" ПОЛИТИКИ

     Нет никакого сомнения, что и Миргород, и Пошехонье, и город Клюква - все это здорово пострадало от революции. Исконные места "широкомедного" русского тупоумия, места святые российской обывательщины и мракобесия до-тла вычищены огненной метлой наших дней. И надо сказать, вычищены так, что место то, где некогда зияла миргородская лужа, доставлявшая пищу для измышлений заезжего писателя, осталась на время сама по себе.
     Если в общественной жизни наших захолустий и выдвинулся ряд новых, невиданных еще и своеобразных общественных деятелей, то они настолько поглощены строительными заботами, что им, в конечном счете, некогда заниматься вопросами миргородской лужи. Вопросы культуры, вопросы искусства еще чрезвычайно мало и неглубоко затронули нашу провинциальную руководящую общественность. Город Клюква и по сие время дальше танцев "За власть Советов" не идет, а если и встречается необходимость разрешения вопросов культурного свойства, то он решает оные "административным" путем.
     За примерами лазать далеко не приходится. Если и в Москве не так уж давно при обсуждении вопросов политики в художественной литературе договаривались чорт знает до чего, то город Клюква все эти вопросы разрешал проще, без длинных и сложных теоретических измышлений.
     Вопрос стоит, понятно, о писателях и о связи с рабочей массой. Слово это святое, хорошее, отнестись к которому надо серьезно. К несчастью, его так замотали наши "художественные" руководители,

стр. 263

изолгали его так, что некоторым честным и хорошим советским писателям становится от него тошно.
     Да и как же, - основная связь, и самая кровная и крепкая, это - связь писателя со своим читателем через книгу. Невидимый мост этот тем прочнее, тем крепче, чем больше тиражи изданий, и чем приятнее потирает руки Торгсектор Госиздата. Культурная база писателя - оформленная читательская масса, постоянная, формирующая изо дня в день свои вкусы, создающая спрос и в конце концов, так или иначе, кладущая свою печать на его лицо.
     Вторым условием, вторым "воздухом", необходимым писателю, является та художественно-культурная среда, где он мог бы развиваться, учиться разрешать тонкие и специальные стороны своей профессии, которые для большинства читателей проходят органически воспринимаемыми, совершенно без учета вложенной туда работы, опыта и изощренности.
     Город Клюква - хоть он и советский, и хоть в нем руководитель культотдела Райпрофбюро и коммунист, - а ни читательской массы, ни художественной среды не имеет. Вся "среда" и весь "базис" заключается в самом руководителе.
     А сей руководитель, житель города Евпатории (то же, что и Клюква) - некий тов. Виктор с фамилией Шверцайдт - руководит всей культурой и, в интересах "связи с рабочими массами", предписывает...
     Надо сказать, что тов. Виктор очень самолюбивый человек и поэтому считает, что не кто иной как он только и может разрешить сложные вопросы культуры, а в частности литературы, поднятые в городе, как пыль, заезжим чудаком и писателем, посетившим, в порядке обозрения, места оные...
     Пыль поднялась от тарантаса, привезшего сего чудака в сонные евпаторийские улицы, а главным образом и от того, что задумал он организовать в городе литературную студию. В городе оказались пролетарские поэты, нео-крестьянствующие, имажинисты, Леф и еще несколько, все - честь честью, как и полагается.

стр. 264

     Вся эта братия - молодая, жизнерадостная и активная, состоящая из партийцев, комсомольцев и советских граждан, объединилась и решила составить литературную студию.
     Совершенно понятно, что провинциальные условия, где задыхаются от малочисленности культурных людей, не позволяют мечтать об организации отдельных самостоятельных групп. Это было бы непростительной глупостью. Объединившаяся молодежь совершенно разумно не стала заниматься писанием деклараций, поставив себе задачи, главным образом, содружества для проработки своих литературных опытов.
     Коротко была сформулирована основная позиция, и приступили к делу. Руководитель студии Л. Я. Коровин-Карпов как библиотечный работник устроил так, что литературные вечера студии стали устраиваться в городской библиотеке, привлекая все большее и большее число интересующихся...
     Заезжие гости - Асеев, Третьяков, Безыменский - своим выступлением сразу привлекли внимание евпаторийских жителей, - и дело пошло на лад.
     Казалось бы, чего тут плохого? То, что молодые советские писатели стремятся к созданию художественно-культурной среды, то, что они стремятся к общественной работе, к обмену мнений - разве это плохо?
     Но обратимся опять к городу Клюкве. Пыль, поднятая гамом молодых голосов в городской библиотеке, не давала тов. Виктору, руководителю Райпрофбюро, никакого покоя.
     Во-первых, "на каком основании?" (!?). Во-вторых, какая это "независимость в художественно-литературном отношении"?
     Честь города Клюквы была затронута. Тяжелая административная рука тов. Виктора готова была опуститься... Но своевременно вмешался Райком, и благополучие студии, кстати названной "Горн", было сохранено.
     Однако надо не знать клюквинские нравы, чтобы сказать:
     - Ну, вот, все и благополучно. Раз вмешался Райком... Все-таки - есть у нас понимание литературы!
     Раз нельзя занести свою руку за счет "подрывания основ", существует еще один способ, практикуемый оголтелой напостовщиной,

стр. 265

кстати сказать, возникающей не по почину московских авторитетов, а стихийно, органически - из невежества и недоумия...
     "Связь с рабочей массой". Но и здесь "Горн" целиком идет навстречу. "Горн" - целиком - согласен выступать в клубах, сам же предлагает свои услуги. Но он, к своей чести, категорически отстаивает "независимость с литературно-художественной стороны".
     И вот на такое естественное и необходимое право - учиться искусству художественного слова и искать сложные пути его выражения, которое не только законно, но которое мы все, и прежде всего партия, должны ставить первым условием нашему писательскому молодняку, начинается дикая, бессмысленная травля, доходящая до изуверства и мракобесия и кончившаяся своеобразной "Дымовкой".
     Перевыборы Райкома, поддерживавшего "Горн", создают удобный момент. После тысячи издевательств, вроде запрещения выступать в клубах и т.п., товарищ Виктор настаивает перед Агитпропом Райкома о закрытии студии.
     В виде обличительного материала на заседание Агитпропа представляется обвинение, исчерпывающе показывающее всю подоплеку этой мелкой крупицы "уездного"...
     Оказывается - грехи "вредной" организации только в том, что:
     1) "Студия заявила о своей независимости в художественно-литературном отношении".
     2) Студия осмелилась думать, что в Республике существует оплата лит-труда... гонораром (!?).
     Никаких других обличительных материалов уездный громовержец и "культурник" Виктор не нашел. Тому свидетельство - протокол заседания. И особый интерес представляет заявление начагитпропа тов. Зиньковского, помещенное в том же протоколе. Он заявил:

     "Горн" хочет работать с массой и согласен принять наше руководство. Ему трудно расстаться с литературной самостоятельностью и с ярлыком. Мы должны привлечь его к клубной работе и увлекать его в рабочие массы.

стр. 266

     В чем же дело?! Начагитпроп Райкома говорит "привлечь" и "хочет", зав. культотдела Райпрофбюро объявляет "вне закона", предписывает, запрещает выступать и т.д.?!
     В чем же дело?! И почему, несмотря на свои слова, начагитпроп согласился на постановление, которое, от имени партийной организации по приведенной смехотворной мотивировке (о литературной независимости и гонораров) ликвидировало "Горн". Мало того. Через два дня после постановления все организаторы и руководители "Горна" снимаются с занимаемых ими постов на советской работе.
     С работы сняты:
     1. Тов. Л. Я. Коровин-Карпов, библиотечный работник, с начала революции принимавший деятельное участие в революционном движении на Д. Востоке, член Рев. штаба Партизанской Кр. армии Приморской области; как военный работник, библиограф и библиотекарь-организатор был на ответственнейших постах и имеет лучшие характеристики.
     2) Тов. Е.Н.Костецкий - поэт. Один из честнейших работников - педагог, имеющий личную рекомендацию тов. Маниаф, члена Крымского ЦИК.
     3) Тов. Вабья-Кассабор - армянский писатель-общественник.
     4) Тов. Яр-Мухамедов - турок; художник, лишенный всех заказов и таким образом - средств к существованию.
     5) Тов. Клечковский, В. - зав. школой I ступени.
     6) Тов. Шабаев, И.
     7) Тов. Снесарева - пролет. поэтесса; снята с руководства лит-кружком.
     Я бы мог привести все документальные данные, устанавливающие, что ни с какой стороны все указанные товарищи не могут быть в чем-либо обвинены, в чем-либо уличены, и в равной степени не соответствовали бы своему назначению по занимаемым постам. Недостаток места - сделать этого не позволяет.

стр. 267

     Совершенно очевидно, что такая расправа имеет только одно очевидное нам основание. Тем более, что ни один из товарищей, снятых с работы, никаких объяснений, несмотря на все старания, не получил.
     И совершенно очевидно, что на примере этого захолустья мы имеем все данные, чтобы поднять голову. Надо сказать, что на этот раз знаменитый город Клюква превзошел самого себя. Мы знаем десятки примеров, иллюстрирующих положение нашего молодого писателя, рабкора и селькора, лицом к лицу стоящего с провинциальным мракобесием застойной рутины, чиновничества и невежества. Но этот случай пройти бесследно не должен и не может. Борясь с "напостовщиной" культурной и организованной, мы должны обратить полное внимание на другую "напостовщину", вырастающую вокруг миргородской лужи и в канцеляриях города Клюквы.
     Иначе проклятая Клюква задавит своим свиным рылом не одно молодое дарование, не одно свежее начинание молодых рабоче-крестьянских писателей, создающих свою художественно-культурную среду и оформляющих читательскую массу, разбросанную в глухой мгле провинциальной клюквинско-российской действительности.

(Перевал: Сборник / Под редакцией А. Веселого, А. Костерина, М. Светлова. Л. Гиз. 1925. Сб. 3)

home