стр. 109
А. Перегудов.
"КАЗЕННИК".
Тебе посвящаю я эти страницы, которые ты так часто читал, но читал не в книгах, не в рукописях, а в таинственном, полном очарования, "Казеннике". Листами, на которых напечатано все это, были для тебя луга, поля, болота, перелески, - а буквами и знаками - следы зверей, узоры опавших листьев, веселые зайчики солнца, пестрая сеть цветов. И в этой неизмеримо огромной и лучезарной книге, называемой "Природа", ты читал ранними утрами при робких отблесках зари, влажными вечерами при свете дымного костра, золотыми полднями под лучами жаркого солнца и теплыми и холодными ночами под мерцаниями влажных зеленых звезд. Эти белые листы и ровные, однообразные строки напомнят тебе о тех громадных, ярких и солнечных страницах, которые щедро разбросаны в "Казеннике". И я буду удовлетворен, если, читая, ты уйдешь в это заповедное царство, посетишь затоны и камыши, ласково обоймешь родное и любимое.
1.
Пасмурное утро чуть забрезжило. Мрак вверху рассеивался и очертания кустов и небольших березовых перелесков постепенно обозначались резче и отчетливее. Матово блестела между кочек болотная вода. Трава, кусты и молодые березки были влажны от тумана. Где-то далеко в непролазных местах "Казенника" жалобно протрубили журавли, приветствуя наступающее серое утро. Ближе к Кишневской дороге затоковал тетерев. Он сидел на суку голой ольхи, распустив хвост и крылья, вытянув шею, и бормотал что-то быстро и непонятно. Иногда останавливался, осматривался вокруг, чутко прислушивался и опять начинал горячо и страстно бормотать. Пара быстрых чирков с криком метнулась между кустами и шлепнулась в заводи болота, где в зарослях тростника крякала утка и сипел селезень. Лениво пересвистывались водяные курочки и страстно призывала самца самка бекаса. "Казенник" пробуждался, и не успел еще рассеяться предутренний мрак, как обитатели болот, чащи и перелесков начали жить, охотиться за пищей, нападать на слабых и прятаться от сильных.
В жухлой высокой траве, пожелтевшей и выцветшей от дождей и ветра, осторожно подкрадываясь к перелеску, пробиралась лиса. Тетерев, перестав бормотать, оглянулся и первый заметил внизу крадущегося зверя. И хотя лиса подкрадывалась не к нему и для него
стр. 110
никакой опасности не надвигалось, он испуганно присел на суку, взмахнул крыльями и с шумом полетел через болото к синевшему вдали березняку. Шумное хлопанье крыльев заставило остальных жителей "Казенника", находящихся недалеко от этого места, на минуту насторожиться, оглядеться и прислушаться. Но все было обычно тихо. Лиса, притаившись, как мертвая, лежала в траве и ничто не выдавало ее присутствия. Снова все заговорило, задвигалось, зашелестело. Лиса лежала долго. Давно уже вокруг засуетилась обычная суматоха, а она все ждала. Наконец, тихо поднялась, и осторожно поднимая лапки и зорко всматриваясь вперед, медленно двинулась к перелеску.
На опушке у молодых березок два черныша бродили по земле, яростно бормотали, чувствуя один в другом соперника и поэтому ненавидя друг друга. На суку березки, невысоко над землей, сидела тетерка, чистила клювом перышки и беззаботно оглядывалась. Казалось, она не обращала никакого внимания на ссорившихся внизу петухов. А косачи все сильнее и сильнее раздражались, все ближе и ближе подбегали друг к другу, забыв об осторожности, забыв обо всем, даже о тетерке - причине их вражды. Наконец, оба вместе подпрыгнули вверх, сшиблись грудями и, отскочив, стали один против другого, вытянув шеи, почти касаясь земли клювами и в ярости разгребая лапками прошлогоднюю листву.
А лиса все подкрадывалась и подкрадывалась. Ранее она кралась к перелеску, не имея определенной цели, просто ей когда-то удалось поймать в нем рябчика, несколько мышей и зайца, и в это утро она также надеялась поживиться. Но подойдя ближе, услыхала бормотание и шум крыльев, ее движения сделались вдвое осторожнее, все ее чувства обострились, все свелось к одной определенной цели - завладеть добычей. Около перелеска росли кустики, это помогло лисе близко подкрасться к дерущимся. На одно мгновение она прижалась к земле и затем краснобурым пламенем метнулась вперед. Ее прыжок был рассчитан безошибочно. Один из косачей с перегрызанной шеей бился на земле, брызгая кровью и трепеща крыльями. Другой и тетерка в ужасе сорвались с места и, как только могли быстро, полетели прочь, куда - безразлично, лишь бы подальше от этого места, где смерть...
Лиса, стиснув челюсти и полузакрыв глаза, чувствуя во рту раздражающий запах теплой крови, - замерла, наслаждаясь предсмертной дрожью умирающей птицы.
2.
Под корнями небольшой, но кряжистой сосны на одном из сухих мест "Казенника" у лисы была нора. Вход в это жилище скрывали увядшие травы и небольшие приземистые кусты. Кроме этого главного входа были еще два побочных по другую сторону ствола. В эти запасные выходы лиса всегда могла в минуты опасности выскочить и скрыться.
Лисята играли, повизгивая, у норы, зарывались в сухие листья и прыгали. Их было шесть и они ничем не отличались от щенков, только чувства их были более развиты. Когда их мать вышла на охоту, они спали, потом один из них проснулся, почесал задней лапкой за ухом и с визгом зевнул. Проснулись остальные и выползли из норы. Серое утро было сыро и свежо, но вокруг было так много нового и интересного, что лисята не полезли обратно, а начали играть, наскакивая друг на друга и вороша сухие прошлогодние листья.
стр. 111
Легкий шорох в кустах заставил их прислушаться и затем быстро забраться в нору. Там, испуганные, собравшись в кучу, они ждали. Но через минуту лисята уже знали, что это приближается их мать, хотя лиса была еще далеко от норы. Они почувствовали, что опасности нет, и заскулили от радости и нетерпеливого ожидания.
Через минуту, ворча и сердясь, они наслаждались терпким запахом крови, рвали мясо косача и пожирали его вместе с пухом и перьями.
А утро на земле незаметно переходило в день. Перестали токовать тетерева, замолчали кулики и курочки, запрятались в частые тростники, в глубокие затоны чирки и утки и замерла утренняя возбужденность и суматоха "Казенника". Вокруг казалось мертво и пусто. Качались тростники, рябила от ветерка вода, и тусклое солнце брызгало сквозь рассеивающуюся пелену тумана жидкими тепловатыми лучами.
3.
Постепенно закудрявились березовые перелески, засинели сосны, а ели пустили коричневые душистые ростки, сбежала оставшаяся от половодья вода, и весна шумно и молодо воцарилась в "Казеннике". Кочки покрылись ярким мхом, низинки изумрудной травой, а луга пестрою сетью цветов. Запахло горьковатым запахом клейких березовых листьев, смолой, травами и цветами. Апрель, солнечный и трогательно ласковый, прошел пестрой вереницей суматохи, радости, полный любовного дурмана и ликующей страсти. В первых числах мая ударили морозцы. По утрам звенели в лужах тонкие листочки льда, и серебряный иней покрывал полянки. С середины мая вся природа, пьяная от бурлящих в ней соков, пышно распустилась, возмужала, наполнилась очарованиями теплых ночей и жарких душных полдней.
Птицы запрятались в непролазных чащах "Казенника", в камышах, осоках, кустах, сели на яйца и терпеливо высиживали птенцов. Все затаилось, замерло, но в этом кажущемся безмолвии кипели силы, нарождались новые жизни, которые через несколько недель увидят солнце, опьянеют от летней радости, забурлят и засуетятся, познают страх и острое наслаждение победой. Камыши и затоны запищат тонкими утячьими голосами, наполнятся свистом курочек и куличков, а чащуга - квохтаньем тетерок, голосами вальдшнепов и рябчиков.
Вечерние зори в полночь встречались с зорями утренними и в этих встречах чувствовалось что-то трогательное, что говорило о светлозарной победе солнца, о его силе и ласке. Драгоценным камнем горела на востоке в часы пред-утра изумрудная Венера на бледно-палевом небе. И когда погаснут все звезды, она все еще светится далекая и манящая. Вечера были багряны и теплы, ночи светлы и душисты. Накопившийся за день теплый запах трав и цветов, запрятавшись в кустах и чащах, опьянял и кружил голову.
И было радостно, ярко и весело, но в то же время немного тревожно от этой безмерной, непостижимой силы - Солнца, которая все наполняет, все чарует, которой полны и лес и поле, вода и травы, земля и небо.
4.
"Казенник", - это - пространство земли, покрытое сетью болот, островков, полуостровков, березовых перелесков, небольших полян и густой непролазной чащи осинника - "чащуги". В нем встречаются
стр. 112
черничники, сырые луга, небольшие, но бездонные озерки и, покрытые густиной камыша, трясины и топи. Все это перемешалось, переплелось одно с другим в таком хаосе, что с весны и до глубокой осени нога человека не бывает в этих урочищах; только зимой на лыжах можно проскользнуть в эту заповедную путаницу, пересечь болота, проложить путь в тростниках, но в частые заросли осинника не пробраться и зимой. А вокруг лиственные и хвойные леса, сенокосные сырые луга, а ближе к деревням поля, покрытые хлебами. Ближе всего к "Казеннику" - Коротненское поле, за которым виднеются серые избы деревни Коротково.
В Короткове живет Иван Белый - молодой белобрысый мужик, отчаянный сорви-голова и лихой охотник. Лучше его никто не знает "Казенника" и чаще его никто не лазает по болотам, перелескам и чащуге. Хотя в самую чащу и Иван не забирается, однако он знает, где плодятся лисы, где жируют зайцы, токуют тетерева и тянут вечерами вальдшнепы. Лис, зайцев и вообще дичи здесь - уйма. От "Казенника" человек наиболее далек и в самом "Казеннике" наименее опасен. Да и то в весеннее и летнее время - нет пути в тайники, где прячутся звери и птицы, и все, избегающие встречи с самым страшным и опасным хищником - человеком, жмутся к "Казеннику" и, прячась в нем, чувствуют себя здесь в безопасности. У краевых болотцев, заводей, перелесков идет стрельба, гибнут лесные и болотные существа, а в урочищах и чащуге спокойно.
5.
Лето было жаркое, грозовое, и глубокие места "Казенника" обмелели и сделались более доступными человеку. Иван Белый уже лазил в тростниках и кустарниках, замечал утиные выводки, хотя до Петрова дня было еще далеко. Не может утерпеть охотник - болото колдовской силой притягивает к себе. Нет отраднее походить по нему, заглядывая внимательным, ничего не упускающим взглядом, в затоны и заводи, в тростники и осоки, жадно вдыхая запахи гниющей тины и сочных болотных трав.
И задолго до Петрова дня начинает готовиться охотник - чистит и смазывает ружье, набивает патроны, чинит патронташи и сумки. Ружье уже давно вычищено и отлично смазано, патроны набиты, но не может охотник, чтобы не подержать ружья в руках, не вскинуть к плечу и не прицелиться в прыгающего на заборе воробья; не может в свободные часы не пойти и не полазить по болоту - неведомая, могучая сила тянет его и нет сил противиться ей.
Новые звери и птицы - "весенчуги" - "Казенника" подросли, возмужали, научились избегать опасности, подкрадываться к дичи и нападать из-за засады. Лиса и лисята всегда были сыты, и юные зверки чувствовали, как с каждым днем у них крепче делались мускулы, изощрялась отвага и хитрость. Их кругозор расширился и опыт увеличился. Они отходили от своей норы на довольно большие расстояния, инстинктом находя дорогу обратно, и охотились за мышами. В этой охоте они доходили до самозабвения, не думали об опасности; писк мышей действовал на них возбуждающе и, заслышав его, лисята забывали обо всем. Не менее страстно охотилась за мышами или, как говорят, "мышковала" старая лиса, и от нее молодые много переняли и многому научились.
Лисят из шести осталось четверо. Один еще в начале мая неизвестно от чего зачах и умер, а другой однажды не вернулся с охоты
стр. 113
за мышами и его семья не знала, что с ним и куда он исчез. Как более слабый, он оказался недостаточно подготовленным для жизни, недостаточно осторожным, и смерть подстерегла его в одном из глухих мест "Казенника".
6.
Лето достигло наибольшей своей силы, пышно распустилось, отдало лесам, полям и болотам все, что только могло отдать - всю мощь солнца и все живительные соки земли. И, совершив это, начало утихать, увядать незаметно, все еще полное жизни, но почувствовавшее уже полноту и тяжесть созревающих плодов, возмужавших и окрепших зверей и птиц и незаметное пока, но неизменное уменьшение дня и увеличение ночи.
Прошел Петров день, наделавший столько переполоху в "Казеннике" и унесший не мало жизней. Отзвучали частые выстрелы, рассеялся пороховой дым и понемногу улеглось беспокойство и исчез холодный ужас у обитателей болот. И после того дня, когда в кустах и камышах лазили собаки, ведя за собой человека, страшным громом убивающего встречающихся на своем пути, они стали вдвое осторожнее, вдвое пугливее и при малейшем подозрительном шорохе прятались в чащуге и в непролазных тростниках. Многие из птиц, подраненные и недобитые, мучались в заводях и затонах, с трудом выздоравливали искалеченные или умирали в тиши болот, под ласковым солнцем, в веселой игре зеленых светотеней.
Заглянувший в "Казенник" человек внес сумятицу и ужас в это спокойное до сих пор царство и, оставив по себе страшную память, ушел. Ушел, но изредка появлялся, бросая громы, и все живое жалось к центру "Казенника", в его непроходимые тайные урочища и там спасалось.
Лиса и лисята были в безопасности. Они жили в таком месте, куда человек не проникал. Только однажды Иван Белый встретил на просеке лису, но не успел выстрелить в нее, а только внимательно поглядел ей вслед разгоревшимися глазами.
Начались покосы. Над "Казенником" носился медовый запах скошенных трав, подсыхающего свежего сена, и вокруг звучали задорные веселые голоса и песни. Крестьяне деревень Короткова, "Острова", "Коровина" косили в лугах и с раннего утра до позднего вечера в воздухе слышалось пение кос, скрип телег, ржание лошадей и голос человека. Сначала это пугало живущих в "Казеннике", но потом, когда эти звуки не делали вреда и продолжались много дней подряд, звери привыкли к ним. Так же беззаботно с вечерней и до утренней зари скрипел коростель, бесшумно летали глазастые совы, а в бору на холме ухал филин...
А увядание лета шло сильнее и сильнее. Укорачивались дни, и ночи делались свежее. Холодное дыхание далекой еще осени начинало витать над землей.
7.
Пожелтели и покраснели перелески - запестрели палевыми пятнами различных тонов и оттенков. Как будто кто-то Неведомо-Великий обмокнул исполинскую кисть в желтую краску и окропил перелески, потом в багряную, багровую, золотую и снова окропил. И запестрели, разукрасились березы, клены и осины, наступили звонкие
стр. 114
прозрачные дни. Осень справляла поминки по умершему лету и траурными ризами похорон был цвет нежно-палевый и золотой.
По утрам и по ночам захрустели под легкими шагами зверей тонкие корочки льда, а к полдню пропадали, таяли. Солнце жидким тепловатым золотом растопляло их, и под его изменившимися лучами грелись в полдень на куче опавших листьев возмужавшие лисята. Птицы собирались стайками, оживленно перекрикивались, как будто советуясь перед отлетом в теплые края. Одними из первых тронулись журавли. Их угольники поплыли высоко-высоко под белыми кудрявыми облаками, наполняя голубое небо печальными кликами. Скроются из глаз улетающие птицы, но голоса их долго еще звучат в ушах и сердце и волнуют, и напоминают что-то далекое и ласковое. Увядала природа, предчувствуя скорую суровую зиму, но это увядание было так же роскошно и красочно, как и весеннее пробуждение; только тихая, непонятная грусть сквозила во всем, все насыщала и чаровала: и небо, и землю, и тело, и душу. Как весной душа бурлит в ожидании солнечной ласки и вместе со всем окружающим пьянеет, ликует, безумствует, - так и осенью с замиранием природы она замирает, грустит и молится бледному небу, золотым перелескам и печальным стонам улетающих журавлей.
С каждым днем крепчают утренние морозцы и вот, наконец, наступает время, когда и в полдень не тают в лужах корочки льда. Пустеет и глохнет "Казенник", улетают птицы, осыпаются листья, яркими шуршащими коврами устилающие землю. В начале сентября в окрестных полях зазвенели собачьи голоса, неутомимые гончие погнали зайцев и забухали в морозном воздухе ружейные выстрелы. Шумом и гамом наполнились засыпающие перелески. Этот шум и выстрелы волновали и пугали лис. Они забирались в чащи, в тростники, путали следы в надежде обмануть собак и, охотясь за тетеревами, рябчиками и мышами, не забывали об осторожности.
Осень была сухая и морозная. Дождей почти не было. Сухой и жесткий воздух, твердая земля, покрытые льдом затоны и заводи просили снегу, мягкой порошки, на которой непонятными письменами отпечатаются следы зверей и птиц, протянутся ровные ленты от лыж, проникнут в кустарники, камыши, захлестнут и окружат перелески. Хочется скорее того времени, когда зима сказочно-красивыми уборами, причудливыми кружевами разукрасит леса, осыпет их миллионами искр и хрустально-белые и прозрачно-хрупкие дни воцарятся в "Казеннике".
8.
И вот, наконец, выпала за ночь порошка. Пуховой пеленой окутала луга, поля и перелески. Воздух сделался мягким и ласковым, земля - белой и безмолвной.
Рано утром, еще до рассвета вышел из избы Иван Белый, вышел и ахнул от изумления и радости. Как и в прошедшие года незаметно подкралась порошка. Лихорадочно засуетился Иван. В избе быстро поставил самовар, и не успел еще скипеть он, как все охотничьи принадлежности были приготовлены: и ружье, и патронташ, и сумка с краюхой хлеба и куском свинины, и обласканный Заграй нетерпеливо повизгивал в хлевушке. Хотя еще и рано было, но охотник торопился, обжигаясь пил чай, не пережевывая глотал куски хлеба. Что-то острое, манящее тянуло в "Казенник", поскорее хотелось услышать медный бас Заграя, увидеть ошеломленного зайца
стр. 115
или краснобурую красавицу лису. Наконец, все готово. Ушастая шапка плотно нахлобучена на голову, короткий полушубок туго затянут ремнем, в валенках тепло и мягко ногам. На востоке теплится бледно-малиновая зорька, а вверху рассеивается серая муть. День обещает быть ярким и солнечным. Снежок мягко оседает и ласково мурлычет под ногами. Заграй рвется, дергает цепь, северо-западный ветер дует прямо в лицо. Все это наполняет душу такими милыми и дорогими охотнику ощущениями, от которых становится бодро, радостно и весело.
Коротненское поле пройдено, начинаются окраины "Казенника". В бледной синеве начинающегося зимнего дня спускает Белый с цепи Заграя. Глазами, полными нетерпеливого ожидания, следит за красивой и сильной фигурой любимца.
Убежал за перелесок гонец, протянув на снежной пуховой пелене узор своих следов.
Свернув крючок махорки, Иван закуривает, щурясь от дыма, и ждет.
Вокруг - белое безмолвие.
9.
Лиса еще ночью, свернувшись в норе, почувствовала, что на земле что-то изменилось. Ее чутье заметило влажность в воздухе и рано утром, еще до рассвета, вылезши из-под корней, она увидала за ночь изменившийся мир с белым полем и пустыми кустами. Ощущая во всем теле легкость и жажду движений, лиса медленно пошла из зарослей "Казенника" к Коротненскому полю. Несколько ворон пролетели к деревне, прокаркав что-то на лету, и скрылись в той стороне, откуда едва ощутимо тянуло запахом дыма. Писк мышей в кустах между кочками заставил лису остановиться и внимательно прислушаться. На белой пелене снега отпечатались тонкие цепочки их следов, переплелись непонятными волнующими узорами. А несколько минут спустя, лиса с азартом охотилась за мышами, "мышковала", позабыв все окружающее. Она бегала между кочек, разрывала в снегу сухие листья и землю, фыркала и, выкопав маленького трусливого зверка, с наслаждением пожирала его. Она не заметила, как постепенно поголубело небо, как розовые отблески зари заиграли в облаках и как где-то, не то в селе Дулеве, не то на погосте Десятая Пятница, заблаговестили к обедне. Она упивалась писком зверков, их мягкими бархатными шкурками, теплой алой кровью...
И вдруг резкий, неожиданный звук, напоминающий о надвигающейся опасности, нарушил тишину "Казенника". За ним другой, третий и вскоре отрывистый медный лай Заграя колоколом загудел над белыми полями. Лиса шмыгнула в кусты, но несколько мгновений спустя по ее следам бежал гонец с горящими глазами, с раскрытой пастью, могучий и страшный.
И началась погоня.
Чувствуя сзади надвигающуюся опасность, лиса старалась убежать от нее, но опасность не уменьшалась, а увеличивалась с каждым мгновением. Ожили безмолвные поля и заросли "Казенника", наполнились гамом, суматохой, непонятным трепетом, неясно ожидаемым ужасом. В чащуге вспорхнули несколько тетерек и, тревожно квокча, перелетели на новое место. Серый, еще не успевший побелеть, заяц стрелой пересек ложбинку и затаился в перелеске. Только маленькие задорные птички с красноватым пушком на груди прыгали на березках беззаботно и весело, отряхивая с ветвей пушистые хлопья снега.
стр. 116
Уже более часа продолжалась погоня, и лиса, еще бодрая и свежая, два раза пересекала "Казенник" поперек, перебежала его вдоль, тщетно стараясь уйти от опасности, стараясь обмануть и запутать того страшного и свирепого врага, который скачет по ее следам, наполняя гамом перелески. Она не знала, что, перебегая от одного перелеска к другому и прячась в кустах, поджидает ее Иван Белый. Ей казалось, что враг ее только тот, от кого она так старательно, но тщетно убегает.
А охотник, дрожа от нетерпения, от бодрящего задора и силы, наполняющей тело, жадно слушает то затихающий, то вновь разгорающийся гон. Сжимает в руках централку, внимательно оглядывает поля, перелески, кустарники и ждет.
Багряное солнце выползло из-за камышей и окропило розовыми лучами хрустально-белый лес. Заискрились, засверкали кусты и ветви, загорелись под холодною ласкою румяного утра. Но ни это морозное утро, ни искрящийся снег, ни белые перелески не замечает лиса, - все ее обострившиеся чувства, все упругие движения направлены к тому, чтобы убежать и скрыться. И кажется ей, что эта погоня тянется нестерпимо долго, уже утомилось тело, жаркое дыхание вылетает из полуоткрытой пасти, а враг близко, в нескольких шагах от нее.
Иван видит, спрятавшись за белой порослью березняка, как Заграй с каждым мгновением настигает утомившегося зверя, вот-вот схватит его, рванет в ярости, опрокинет и сомнет на пушистой ровной пелене. Но лиса неожиданно круто сворачивает в сторону, и разбежавшаяся собака на несколько саженей проскакивает вперед. Этим маневром лиса несколько раз выигрывала значительное расстояние.
И опять шла погоня и опять смерть жарко дышала и выла сзади.
И вдруг совершенно неожиданно из одного пушистого перелеска мелькнуло пламя, загрохотал гром, что-то ударило лису в грудь, и сразу непослушным и как бы чужим стало тело. В предсмертных судорогах бился зверь, орошая кровью снег, в бессильной ярости оскалив зубы. Помутневший взор скользнул по полю, по краю березняка, но не заметил, как из перелеска бежал Иван Белый с ружьем в руках, возбужденный и радостный кричал что-то подбегающему Заграю и смеялся.
Затихло в "Казеннике". Угасли шум и гам, улеглась суматоха и снова в хрустальных лесах, в пушистых зарослях камыша, в непролазной чащуге воцарилось белое безмолвие. Но в этом безмолвии так же как весной, так же как летом и осенью прятались от сильных и нападали на слабых невидимые, незаметные для глаза жизни; может быть, не так бурно, не так шумно и захватывающе, но все же радовались и страдали, побеждали и умирали морозными звонкими днями под холодным голубым и пасмурно-серым небом.