стр. 297
А. Меньшой.
ПАРАЛИЗОВАННЫЕ.
(По поводу одной новой книги.)
Английский писатель Бересфорд написал книгу, роман, о революции в Англии в 1923-м году. В 1923-м году в Англии будет революция.
Кто такой Бересфорд?
Как раз, случайно, к счастью, у нас гостит сейчас известный английский журналист (и литературный критик) Артур Рэнсом.
Я к нему.
- Не знаете ли вы, кто такой Бересфорд?
- Как же. Знаю. Романист...
- Вы знакомы с ним?
- Как же, знаком, даже очень близко знаком. Он очень интересный человек. Очень умный. Но... знаете, он калека. У него ноги парализованы. Уже несколько лет не встает с постели... И это, конечно, отражается на его романах.
Я прочел эту книгу, написанную под звуки Шопена, эту книгу тоски и отчаяния, - и мне кажется, что у Бересфорда не только ноги парализованы, но и душа у него какая-то парализованная. И мысли парализованные. И воля парализованная. Он не только физический, но и душевный калека. Потому, что он - интеллигент. Все
стр. 298
интеллигенты - калеки. Вся европейская интеллигенция - один большой калека. Вся европейская общественная мысль какая-то парализованная.
Эта книга продиктована страхом. Бересфорд боится революции. Он знает, что революция неминуема, и он боится ее. Этот страх заполняет все его существо. А исхода, спасения нет.
Революция в Англии неминуема. Фактически она уже сейчас, в 1920-м году (книга написана в марте - сентябре 1920-го года), вполне назрела. Но сейчас еще английский пролетариат не готов: он еще не организован, и у него еще нет новых, революционных вождей... Кто знает? - может быть, они есть, но мы не знаем о них. Они работают втихомолку, среди масс, подготовляя революцию. Они не шумят, как все эти Томасы и Вилльямсы, но они разносят революционную заразу по всей стране, по городам и селам, по фабрикам и заводам, они будоражат рабочих, они будят, они зовут. У них, кроме идей и настроений, есть еще воля и вера. Они непреклонны... Они будят и зовут, но они также сплачивают массы. Медленно и постепенно, шаг за шагом, не торопясь, но уверенно, создают они, огромную, многомиллионную, крепкую, как гранит, проникнутую единым сознанием и единой волей революционную армию... И вот, в 1923-м году они готовы. Их невидная, подпольная работа среди масс закончена. Революционная армия сформирована. И они начинают действовать.
Однажды в прекрасное майское утро (парализованный Бересфорд мастерски описывает прекрасные майские утра) они являются в Лондон и заявляют - громогласно, на всю Англию, - что они хотят ввести в Англии коммунизм. Они требуют введения коммунизма, отмены частной собственности, отставки конституционного правительства. Они хотят заменить конституционное правительство рабочими советами.
Никто их не ждал. Вдруг, совершенно неожиданно, появляется в "Дэйли Геральд" их дерзкий, неслыханный коммунистический "Манифест", их дерзкие, неслыханные коммунистические требования. Если эти требования не будут удовлетворены, они объявят всеобщую забастовку.
Англия в смятении.
Но Англией управляют хитрые мошенники, ловкие жулики, опытные обманщики. И премьер-министр решает обмануть рабочих. (Не в первый раз!) Он заявляет - громогласно, на всю Англию, - что он признает "частичную справедливость" этих неслыханно-дерзких требований и готов итти на уступки. Он предлагает компромисс. - Не хотите ли конференцию, смешанную комиссию? - говорит он. - Да, отвечают рабочие, мы согласны... Смешанная комиссия обсуждает, рассуждает, спорит, - дни идут за днями... Премьер-министру нужно только выиграть время для организации белой гвардии, из бывших офицеров, аристократов, лордов, маменькиных сынков... С лихорадочной быстротой организуется белая гвардия. И вот - готово. Однажды в прекрасное майское утро премьер-министр резко обрывает "мирные переговоры" и объявляет рабочим войну.
Начинается всеобщая забастовка. Англия в смятении.
Рабочие - на улице... Начинаются беспорядки. Выстрел откуда-то, - неизвестно, откуда. Убит вождь. Рабочие бросаются в атаку. Против них двинуты войска. Но солдаты отказываются стрелять и отдают свои винтовки рабочим. Солдаты переходят на сторону революционного народа... Белая гвардия? Но эти маменькины сынки сметены в одну минуту... Революция победила. Англия становится советской республикой.
Но в тот же день начинается экономический крах Англии.
У Англии были союзники. "Друзья"!.. В тот самый день, когда в Англии побеждает революция, "друзья" объявляют ей бойкот, блокаду. Английские капиталисты тоже объявляют бойкот. Колонии тоже. Английские суда - весь торговый флот! - уходят в иностранные гавани. Англия - без хлеба... Голод... А рабочее правительство против голода бессильно... Оно отнимает хлеб у крестьян и отдает рабочим. Но если бы даже оно отняло весь хлеб у всех крестьян, то и то не хватило бы для всех рабочих... Голод!.. Абсолютный голод. Не "недоедание", а совершенный голод...
стр. 299
Три месяца продолжается отчаянная, ожесточенная борьба между революцией и голодом. Пролетариат разлагается. Революционное правительство разлагается, раскалывается. Все от голода. Ирландия и Шотландия отлагаются от Англии и отказываются ее поддерживать.
Три месяца продолжается жестокая схватка между революцией и голодом, и, наконец, голод побеждает. Контр-революция победила!
В Лондон возвращаются эмигрировавшие лорды. Возвращается король. Возвращается премьер-министр - неудачливый мошенник. Быстрым темпом идет реставрация. Назад к старому, к прежнему. Но - увы! - к старому, к прежнему уже нет - и не может быть - возврата.
Английские рабочие пережили революцию, и уже они никогда - никогда! - не примирятся со старым, с прежним. Они голодали, но они были свободны. И вы их уже никогда больше не сделаете рабами.
Нет, к прежнему нет возврата! И белый террор не поможет. Расстрелы, аресты, военные суды - все напрасно... Вы знаете, господин премьер-министр, к чему приведет ваш белый террор? К новой революции. Да, будет новая революция. Она уже назревает. Рабочие не хотят быть - и не будут - более рабами. Они уже готовятся к новому восстанию.
В воздухе пахнет новой революцией... Смотрите, что стало с английской аристократией! Она вырождается. Все лорды всегда, постоянно пьяны. Оргии, - нет, одна непрерывная, сплошная оргия. Пьянство и разврат... Хоть день, да мой. Лорды чувствуют приближение новой революции.
Новая революция, вторая, в 1925-м году, будет гораздо более кровопролитная, чем первая, в 1923-м году. И она тоже погибнет в борьбе с голодом. И новая, вторая, контр-революция будет гораздо более кровопролитной, чем первая.
Мы вступили в цикл революций и контр-революций. К старому, к прежнему нет - и не может быть - возврата. Не будет больше мирной жизни. Будет борьба, кровь, голод, вырождение. Погибнет цивилизация, культура. Через сто лет человечество вновь очутится в XIII-м веке. Мы идем назад, к средневековью. Мы быстро катимся вниз, под уклон. В начале XX-го века европейская цивилизация достигла своего апогея, наивысшей точки. В 1914-м году начался уклон. Европа дичает. Остановить этот процесс одичания нельзя. Через сто лет мы очутимся в XIII-м веке, - и только через 800 лет мы придем назад к началу XX-го века.
* * *
Таково пророчество Бересфорда, "видение" Бересфорда. (Он так и называет это - "видение".) В этом "видении" - вся душа европейской интеллигенции, европейского "общества".
Европа представляет собою чрезвычайно интересное зрелище.
Европа переживает период контр-революции. Да, контр-революции, - хотя и не было еще никакой революции.
Европа сегоднешнего дня - точная копия картины "Англия в конце 1923 года", нарисованной Бересфордом. Или наоборот, - Европа сегоднешнего дня это оригинал, с которого Бересфорд написал эту картину.
Во всех странах Европы торжествует реакция. В Германии только что разгромлено преждевременное, - может быть, спровоцированное, - выступление рабочих. В Италии - бесшабашный разгул белой гвардии, фачистов. Во Франции... о Франции и говорить нечего: она сейчас - цитадель реакции... Во всех странах Европы - безработица, кризис, понижение заработной платы, разгром рабочих организаций, вакханалия полицейщины. Всеобщая Федерация Труда - во Франции - вне закона. В Англии - массовые аресты коммунистов и, вообще, левых. В Италии - погромы. В Германии - массовые аресты... Когда я читаю английские, французские, немецкие газеты, мне кажется, что я явственно слышу - между строк - свист нагайки.
"Лорды" Европы живут оргийно-чадной жизнью, потому что нет устойчивости и уверенности. Какое-то смутное предчувствие угнетает "лордов".
стр. 300
Революция, - это "неизбежное", которое витает над Европой. И все чуют его. Вот-вот оно придет, и будет борьба, кровь, ужас...
"Лорды" живут оргийно-чадной жизнью, - хоть день да мой. Рабочие массы ждут, притаив дыхание, - радостно ждут "неизбежного". А интеллигенция объята страхом и отчаянием. Она жаждет прежде всего тишины и мира. Ей чужды яркие, огненные порывы массовой человеческой воли. Ей чужда буйная радость борьбы. Она устала, измучилась, истрепалась. Покой - вот единственное, чего она ищет. Пусть мертвый покой, лишь бы покой... Душа интеллигенции опустошена. Воля интеллигенции парализована... Пустота, апатия, тоска... В революции интеллигенция видит только гибель культуры, - последнюю, окончательную гибель... Спасения нет...
* * *
Что будет делать интеллигенция, когда придет "неизбежное"? На этот вопрос Бересфорд дает в своей книге исчерпывающий ответ.
Главный герой этой книги, центральная фигура - Поль Лиминг - в дни революции играет роль "посредника", "примирителя" между правыми и левыми. Соглашательствует, меньшевиствует, "примиряет" революцию с контр-революцией. Совсем, совсем по-меньшевистски...
Поль Лиминг - это, несомненно, автопортрет - немножко "поврежденный", немножко калека; он страдает от контузии, полученной во время войны. Пять лет, от 1918-го до 1923-го года, он отдыхал от войны. Ничего не делал, - абсолютно ничего, даже газет не читал. Эти пять лет были годами напряженнейшей классовой борьбы. И вот, когда приходит "неизбежное", он чувствует себя каким-то... чужим, пришельцем и среди красных, и среди белых. Он нейтрален. "Я ни на чьей стороне", заявляет он гордо. Он сам по себе. Он отказывается вступить в белогвардейский отряд, но он также отказывается бастовать, когда рабочие бастуют... Смысла революции он не понял; она кажется ему бессмысленной. Ему хочется только, чтобы "поскорее все кончилось". Он боится крови. И он посвящает себя всецело "посредничеству" и "примирению" - "в целях предотвращения кровопролития". Он живет и действует не в Лондоне, не в центре революции, а в деревенской глуши, вдали от света и людей. Центр революции его к себе не привлекает. Он вовсе не желает быть в центре.
В своей деревне он организует "местный совет", состоящий из... него самого, лорда-консерватора и явного контр-революционера - и рабочего-анархиста. Не просто анархиста, а анархиста-хулигана, развращенного войной, убившего в споре его, Поля Лиминга, отца. Поль Лиминг любил своего отца, ярого реакционера, но он также любит убийцу отца-анархиста, выродившегося в хулигана. Он любит всех, то-есть никого, он ненавидит всех и все.
Поль Лиминг - идеалист. Усталый мечтатель. Ему хочется "уходить и спасаться от жизни"... Он немного мистик. И в дни революции, когда кругом, даже в глуши деревенской, ключом бьет жизнь, в дни бури и натиска, в дни великого потрясения он из "немного мистика" превращается в совершенно мистика. Он уходит в себя. Перестает понимать людей. И люди перестают понимать его. Он - один со своей шопеновской тоской... Когда приходит контр-революция, а с нею белый террор, он уже не "посредничает" и не "примиряет"; ему надоело, он ушел.
Ушел... В дни революции соглашательствовал, в дни контр-революции ушел... Вот вам типичный европейский интеллигент, интеллигент с головы до ног...
* * *
- Ну, как вам нравится книга Бересфорда? - спрашиваю я Артура Рэнсома.
- Меньшевистская книга. Английская рабочая пресса называет ее контр-революционной книгой, а по-моему, это типично меньшевистская книга.
- Но ведь объективно это все равно - меньшевистская или контр-революционная.
стр. 301
- Нет, не все равно. Это у вас, в России, все равно, меньшевистская или контр-революционная, а у нас далеко не все равно. У нас меньшевистское в миллионы раз хуже - объективно, - чем контр-революционное.
Артур Рэнсом совершенно прав. С точки зрения революции парализованные интеллигенты хуже, вреднее, опаснее, чем явные, прямые и открытые контр-революционеры.