стр. 39

     Н. А.

     ЛЕФ ОТВЕЧАЕТ КОРРЕСПОНДЕНТАМ

     И. Поступальскому, Москва

     Когда мне передали ваши стихи, т. Поступальский, я, матерый читатель стихов, был введен ими в заблуждение. Я был твердо уверен, что это стихи Николая Тихонова и что кто-то за чужой фамилией пытается их выдать за свои. Позже я узнал, что фамилия ваша подлинная, и стихи принадлежат вам.
     Что следует отсюда?
     Что вы обладаете большой культурой стиха, позволяющей вам уже не подражать, а тончайшим образом имитировать чужой голос и чужие формы работы до степени полного совладания с ними ваших интонаций. Это особый талант, талант литературной трансформации, передразнивания, имитации, обычно свидетельствует, особенно в молодости, о сильной восприимчивости и впечатлительности автора. Он может быть использован им как предварительные собственному творчеству формы, как проба и школа голоса, с тем, чтобы впоследствии, преодолев эти формы, стараться их уничтожить; он не может лечь на плечи поэта тяжелым грузом эпигонства в том случае, если автор удовлетворится этой первичной способностью всякого поэта улавливать чужие ритмы, синтактические особенности, словарь. Пока в ваших стихах главенствует именно эта способность. Причем интересно отметить для всякого интересующегося развитием культуры стиха следующее: недавний период творчества Н. Тихонов сам проходил по пути преодоления сильнейшего влияния двух импонирующих ему мастеров - В. Хлебникова и Б. Пастернака. Интонационно-синтактические особенности каждого из них явно выявлялись в стихе Тихонова. И вот вы, т. Поступальский, беря за основу своей личной стихотворной культуры движение тихоновской строки целиком - и, быть может, неожиданно для себя - усваиваете манеру двух указанных поэтов.
     Всмотритесь внимательно в строфу:

          "Он мусор начисто убрал,
          Унес ручьями со двора;
          Азартно правя ремесло,
          Он порывался напролом,

стр. 40

          Он окатил водою псов"...
          И смыл, работая, песок.
          "И двор асфальтом мокрым схож
          С резиной вымытых галош".

     Синтактически и ритмически это явно тяготеет к строфам Пастернака из "Сестры моей жизни". Вспомнить хотя бы строки:

          Они с алфавитом в борьбе
          Горят румянцем по тебе.

     или

          Он улетучивался с губ
          Воздушней капли спиртовой.

     Характерно, что и метафора, взятая в двух последних строках, безусловно близка и типична для Пастернака, она идет чуть ли не от этих строк "Спектарского":

          По лбу его, как по галош резине,
          Проволоклось раздумья помело.

     В стихотворении "Джордано Бруно" как ритмическая смена строф, как и торжественность безличных эпитетов восстанавливает архаическую пародийность В. Хлебникова:

          Тихо проходит сквозь ночь ученик,
          Память которого каменней книг.
          Он скажет сумрачно: не бойтесь
          Под гул вражды итти прямей,
          Горите пламенем гипотез,
          Рожденных в дерзостном уме.

     Таким образом двойной или даже тройной груз поэтических напластований тяготеет над вашим стихом, не давая ему пока еще ни свободы, ни легкости. Стихотворение "Купанье" - наиболее трамплинящее этот груз, вместе с тем и выше других по качеству. Его бы следовало напечатать без всяких оговорок в любом журнале, кроме "Лефа". Да и остальные стихи ваши очень высоки по качеству и свидетельствуют о серьезной, упорной и целесообразной работе настоящего поэта. Но практика Лефа имеет главной целью не культуру стиха в его эволюционно-поступательном развитии, а смену жанров, революционную ломку формальной закрепленности, демонстрацию изменений, происходящих в литературном сегодня.
     Поэтому, отмечая ваши стихи как явление очень отрадное по значимости и серьезности вашей работы и восприимчивости, Леф печатать их не будет иметь повода до тех пор, пока в них не скажется тот резкий перелом, который подаст нам весть о рождении вашего личного голоса.

     ---------------

     Авторам сборника "Дни - Дороги": Г. Кацу, П. Кофанову, М. Серебрянскому, Н. Щуклину.
     Товарищи!
     Вам очень хочется быть литераторами? Тогда перестаньте печататься лет на пять. Иначе вы будете расти и распускаться в поэтических

стр. 41

чиновников - благополучных, благонамеренных, подражательных и никому не нужных. Перестаньте играть в поэтов. Это кончится разочарованием, озлобленностью и мрачным скептицизмом неудачников. В лучшем случае, - по привычке к тому, что вы "что-то пишете", - вас назначат редакторами каких-нибудь уездных газет. И эти газеты вы будете портить унылостью, шаблоном, аллегоризмом, которыми вы уже в достаточной мере испорчены в своих литературных вкусах и симпатиях.
     Не обижайтесь на меня за резкость отзыва: он преднамерен, как единственное средство, быть может, заставить вас серьезно задуматься о том, что вы делаете. Я просмотрел внимательно ваш сборник, и как мне ни жаль и ни трудно, но должен сказать вам, что книга плоха настолько, что нет никаких смягчающих обстоятельств, чтобы промолчать об этом.
     Ведь это же типичное середнячество, в которое все глубже и глубже завязает наша культура. Не топите ее в сером киселе полудостижений. Я говорю, повторяю, резко, потому что замалчивать опасность этой неопрятности в словах, мыслях, миросозерцаниях было бы преступно.
     Ну, вслушайтесь в то, что вы пишете:

          Запевать мне песни нынче надо,
          Что не знались делом и отцом.

     Глагол "знаться" предполагает предлог "с" (кем), например: "не хочу я с ним знаться", "не знаюсь я с тобой". Для того смыслового значения, которое вам требуется в вашем тексте, есть другое наклонение того же глагола: "знаваться", - песнь может знаваться или не знаваться. Вы, для того чтобы вогнать в строчку метрическое равновесие, меняете форму глагола, не заботясь о смысле. Это и есть небрежность, неряшество в обращении со словом. Дальше:

          Оттого-то у меня и радость
          Вот с таким задумчивым лицом.

     Предлог "вот" имеет в виду осведомленность читателя о трактуемом дальше предмете: вот что случилось; вот что я тебе скажу. Говорить же о "радости с задумчивым лицом" - "вот с таким" - немощно, бессвязно, неубедительно. С каким - вот с таким? Вот с таким задумчивым? Но разве это определение радости? И кто "эта радость с лицом"? Ведь это же шаблонизирование самого понятия радости: радостное лицо, задумчивое лицо - это прямые определения. "Радость с лицом" - это уже попытка образности: но нельзя же ее делать механически.
     Если вы не чувствуете этого, представьте другие выражения: гнев с перекошенным лицом, грусть с умиленным лицом, вообще отвлеченное понятие - с лицом? Это все грамматика, товарищи, и с нее надо начинать.
     В том же стихе читаем дальше:

          Мне же надо в сердце человечьем
          Развязать забытые удила.

стр. 42

     Что это за аллегория? В сердце если и есть удила, то они кровеносные и развязать их - значит умертвить человека. Нужно ли это автору? Нет, он хотел сказать совсем другое. Хотел, но не смог, не желая дольше поработать над собой, над собственной мыслью, над методами ее связи и выразительности.
     В том же беспомощном символическом стиле тянутся и дальнейшие строки:

          "День звенит натянутой струной",
          "Струна взмахнет разорванным концом",
          "Радости лучом",
          "Озорство укромнее и глуше",
          "Горечь беспокойная умрет",
                     ..."приходит радость"
          "Через двери горести людской",
          "В жуткой, перекошенной тревоге",
          "Радужные сны",
          "Паутины гнет" (?),
          "Стройный лес напевов детских",
          "Улыбчатая ясность";
          "Зелень дум",
          "Звенящая борьба",
          "Капитана ждут невидимые рейсы",
          "Неумолимый кран",

и даже -

          "Ты ответила прощаньем рук",
          "Радость гнева скуластого".

     Все это, товарищи, у нас не опечатки и не обмолвки. Все это леностное и безрадостное отношение к материалу, который вами портится и ломается безо всякой оглядки на то, как, какими способами, какими путями нужно оформлять свою мысль в строках. Ведь вы "вдохновенно" не признаете разных там формальных тонкостей, все надежды полагая на "содержание".
     А содержание-то и подводит: то оно обернется есенинской обреченностью:

          "Озорной (ен?) хмельной (ен?) и жизнью весел,
          Славим дней взрастающую плоть (?).
          Ты пришла - и нежных песен,
          Тихих песен мне не побороть".

то вдруг окажется уж совсем процыганенным романсом:

          "Ах ласки, любовные ласки,
          Не вас ли я вечно искал
          В легенде о девушке-сказковой
          У смуглых кавказских скал.
          ...............
          И только лиловая Ганна
          Изломанной бархатной бровью
          Взяла для любви ураганной
          Зовет и торопит любовью".

     И даже когда вы проникновенно посвящаете свои строки "учителю и человеку", то получается не трезвый и стремительный образ Ленина, а какое-то катехизисное истолкование "светлого духа":

стр. 43

          ..."Он в дреме скал,
          И он в приморской пене,
          В траве растущей и седых дубах,
          Он весь - призыв! Мятеж! Борьба!
          Он - Ленин".

     Вы пишете мне, чтобы я помог вам, что вам не к чему прислушаться, что вам трудно в провинции. Я вам должен прямо сказать, товарищи, что не вам трудно в провинции, а провинции, да и столице трудно от вас, желающих сразу, в один день, проснувшись, стать сплошь поэтами. И помочь я вам могу только в одном: садитесь за грамматику, за синтаксис, за словарь, за учобу. Одолеете их, - может быть, сами откажетесь от этого кажущегося вам легким пути - нанизывать слова на строчки. А не откажетесь - значит будете писать уже по-другому. Тогда и поговорим всерьез.