стр. 284

     Б. Горев.

     Вячеслав Полонский. Бакунин (из истории русской интеллигенции). Том первый. Бакунин - романтик. М. Гос. Изд. 1922 г. Стр. 418.

     Разбираемая нами новая книга о Бакунине представляет собою, несомненно, выдающееся явление как в литературе о Бакунине, так и вообще в литературе о европейском и русском общественном движении 30-х и 40-х годов прошлого века. Настоящий первый том обнимает ту же эпоху в жизни Бакунина (до бегства из Сибири), которой посвящен и вышедший больше года тому назад первый том работы Ю. Стеклова. Но от книги Стеклова исследование В. Полонского отличается обилием фактического материала, характеризующего не только самого Бакунина, но и его эпоху, а также обилием использованных источников и большей об'ективностью изложения. В этом отношении, если у Стеклова преобладает тенденция во что бы то ни стало "обелить" Бакунина (в связи с "Исповедью"), вообще, поставить его на известный пьедестал, словом, доказать заранее выдвинутое положение, то работа Полонского, наоборот, добросовестно стремится, без всяких предвзятых мыслей, прежде всего установить об'ективную истину и поэтому может быть с полным основанием названа научным исследованием.
     Несколько мешает научному характеру книги то, что может быть, для мало подготовленных читателей делает ее более доступной и интересной: она по содержанию гораздо шире своего заглавия и могла быть названа (как, повидимому, и думал сделать первоначально В. Полонский) "Бакунин и его время" или, как можно было бы ее скорее назвать, "Бакунин, его друзья и враги". В самом деле, уже лежащий перед нами первый том (второй будет посвящен анархическому периоду жизни Бакунина) есть не столько

стр. 285

страница "из истории русской интеллигенции", сколько ряд страниц из истории Европы 40-х годов и особенно революции 1848-1849 г.г. И если некоторые из этих страниц (напр., о славянском движении во время революции) имеют большой интерес для всякого читателя, то главы шестая, седьмая и одиннадцатая, посвященные революционному и социалистическому движению Европы в 30-е и 40-е годы, в частности, Вейтлингу, Марксу и Энгельсу, для сколько-нибудь подготовленного читателя представляют в значительной своей части лишний балласт и с удобством могли бы быть сокращены. Впрочем, оправданием автору может служить именно пестрота нынешних читателей, многие из которых, заинтересовавшись Бакуниным, попутно узнают много для себя нового и интересного о европейском социализме первой половины прошлого века. В частности, новые и интересные (для всякого читателя) данные сообщает автор об отношениях Бакунина и Вейтлинга.
     Литературный и архивный материал о Бакунине использован автором с небывалой до сих пор полнотой. Для характеристики Бакунина он изучил не только его "Исповедь" (это сделал и Стеклов), имеющую огромное биографическое и историко-общественное значение, но и все хранившееся в архиве Деп. Полиции "Дело о Бакунине" и извлек оттуда много ценного и поучительного.
     Большой научный интерес придают книге многочисленные библиографические и историко-критические примечания, выделенные в конце книги и занимающие целых 60 страниц. Именно в этих примечаниях особенно видно стремление автора прежде всего выяснить истину, не считаясь с установившейся традицией. В этом отношении большой исторической заслугой автора является разоблачение всех неточностей Герцена, который для огромного большинства биографов Бакунина (в том числе отчасти и для пишущего эти строки) считался почти непогрешимым источником*1.
     Серьезным недостатком для такой обширной и обстоятельной монографии является некоторая биографическая неполнота. Недостаточно использованы для детских и юношеских годов Бакунина незаменимые материалы Корнилова. Пропущен такой интересный момент, как свидание Бакунина с Марксом в Берлине осенью 1848 г., - свидание, на котором состоялось их внешнее примирение после клеветнической корреспонденции "Новой Рейнской Газеты".
     Зато, конечно, как и следовало ожидать, с особенной полнотой останавливается В. П. Полонский на излюбленном им вопросе, дебатировавшемся в ряде публичных дискуссий, - о "падении" Бакунина, его "Исповеди", покаянном прошении Александру II, поведении в ссылке, вообще, на "крепостных и сибирских годах Бакунина". Здесь точка зрения автора, после всех предварительных дискуссий, представляется нам довольно близкой к истине. Несомненно, Бакунин в "Исповеди" отчасти, действительно, каялся, отчасти сознательно (и в то же время необыкновенно умно и тонко) лицемерил. Зато в поведении его в Иркутске, нам кажется, автор не подметил той же двойственности: в борьбе с Петрашевским и другими ссыльными в Бакунине мог говорить не только опустившийся обыватель, племянник сановного дяди, но, м.б., и просыпавшийся общественный деятель, которому созданная его воображением будущая роль Муравьева казалась более важной, чем мелкие иркутские дела.
     Вообще, автор не подметил или не оттенил в своей работе той двойственности характера, которая отличает Бакунина всю его жизнь, с самых
_______________
     *1 Попутно отметим дважды повторенную в этих примечаниях хронологическую неточность: и на стр. 381 и на стр. 397 знаменитая корреспонденция из Парижа в газете Маркса, бросавшая на Бакунина подозрение в шпионстве, отнесена к 1849 г. ("т.-е. через год с лишним после февральской революции", добавляет на стр. 381 В. П. Полонский), между тем как она появилась 6-го июля 1848 г., как сообщает сам автор на стр. 208.

стр. 286

юношеских лет и до смерти. Это смесь фанатизма с своеобразным "себе на уме" искренности с лицемерием, доходящим до способности к самым некрасивым обманам. Это лицемерие сквозит уже в ряде писем Бакунина к отцу в последние годы его жизни в России. Оно особенно ярко вскрывается в его отношениях к Нечаеву (если, действительно, Бакунин был автором нечаевского "Катехизиса"). Наконец, эта двойственность видна в той легкости, с какой Бакунин не раз давал и нарушал честное слово. Без понимания этой сложности его натуры, нельзя до конца об'яснить все особенности его "падений", в том числе и самых главных, его писем и прошений к царям.
     Издана книга прекрасно, по нынешним временам почти роскошно. К ней приложен портрет Бакунина 40-х г.г., факсимиле его "прошения" Александру II, отрывков "Исповеди" и обложки архивного дела о нем. Мы искренно желаем ей самого широкого распространения.