стр. 286

     З. Маркович.

     "Архив русской революции", издаваемый И. В. Гессеном. Т.т. III и IV. Берлин 1921-22 г.г.

     Издается "Архив" очень хорошо: солидная обложка, хорошая бумага и шрифт, а раскроешь этот большой том в 17-18 печ. л. - тоска зеленая. По существу же это не "Архив" и не "русской революции", а "странноприимный дом" для деятелей русской контр-революции, в котором мирно уживаются обывательская сплетня со злобной клеветой на революцию и (в лучшем случае) - скучное пережевывание старого, всем давно известного.
     Народу российского, обиженного богом и Советской Республикой, накопилось сейчас по ту сторону видимо-невидимо и многие из них, если еще и не состоят в так называемом "мемуарном возрасте", все же, по доброму примеру почтенной мадам Гиппиус, считают своей обязанностью писать дневник, дабы и свою лепту внести в "историю". Да и многим из них сейчас за границей и нечего, пожалуй, и делать больше, как мемуары писать. Да Гессен, вдобавок, так нетребователен и очень охотно помещает всякую обывательскую болтовню. Почему бы, собственно, и не писать воспоминаний?
     III и IV томы "Архива" не лучше и не хуже предыдущих.
     Открывается третий том обширной статьей б. полевого военного прокурора Архангельского правительства С. Добровольского "Борьба за возрождение России в Северной области", в которой автор пространно рассказывает о том, как "искренно и честно была произведена попытка возрождения России на началах правового строя и демократического режима, положенного в основание бытия всех европейских стран".
     Много интересных подробностей мы узнаем здесь о деятельности местных эс-эров (торговля из-за портфелей с местной буржуазией, угодничество перед всесильными англичанами и проч.). Многое из рассказов автора уже известно из ранее опубликованных документов, многое стало известным широкой аудитории во время процесса эс-эров, но кое-что любопытного можно найти и здесь, так как Добровольский весьма словоохотлив и многие "секреты" открывает запросто.
     С горечью повествует автор о целом ряде восстаний в белых армиях, при чем расследованием каждый раз устанавливалась "строго разработанная система коммунистических ячеек, находившихся в непрерывной связи с неприятелем". О том, как ликвидировались эти восстания, благоразумно умалчивается, но рассказывать об этом, пожалуй, бесполезно, ибо все это слишком хорошо известно.
     Любопытны соображения автора по вопросу о постановке просветительной работы в белых армиях. "Обращаясь к вопросу об организации на фронте агитации и пропаганды с целью борьбы с большевистской агитацией и внедрения в солдатские массы разумных государственных идей, необходимо с грустью признать, - повествует автор, - что это дело было поставлено у большевиков гораздо лучше, чем у нас. Противник

стр. 287

лучше нас знал и понимал, с кем имеет дело и бил нас в этой области на каждом шагу". Интересно, что подобные признания приходилось слышать нам не раз от наших противников. Так, во втором томе "Архива" о том же с горечью рассказывает Ал. Дроздов, где упоминает о постановке этого дела в Осваге у Деникина.
     Воспоминания М. Смильг-Бенарио - "На советской службе" посвящены его впечатлениям во время пребывания (в 1918 - 19 г.г.) на посту председателя Петербургской Комиссии по трудовой повинности. Автор был в Комиссии в качестве представителя Военного Комиссариата и, работая все время вместе с т. Позерном, был в начале своей деятельности, как он уверяет, искренно предан Советской власти. Но, видимо, отсутствие настоящей политической выдержки и какой-либо точки зрения на развертывающиеся события - сделали свое дело. И автор рассказывает шаг за шагом о своих "разочарованиях" и "недоумениях", не будучи, видимо, в силах посмотреть на окружающее не по обывательски, а шире и глубже.
     В те тревожные, особенно для Петербурга, годы (конец 18 и нач. 19 г.г.) северная армия нуждалась в людях для выполнения различных работ на фронте. Когда командующий 6 армией затребовал из Петербурга рабочих, было решено мобилизовать нетрудовые элементы и отправить их для работы на фронт. Совершенно естественно, что в этой обстановке мобилизация буржуазии сопровождалась иногда эпизодами, далекими от какой-либо "правомерности", и что были допущены при этом злоупотребления. Описанием злоупотреблений полны воспоминания автора, рассказывающего обо всем простодушным тоном наивного обывателя, твердо верующего в то, что в эпоху революции должны строго соблюдаться все нормы законности. И если нормы эти где-либо нарушаются, то автор сокрушенно заносит это в свой дневник с примечанием, что в этой обстановке "беззакония" он работать не в силах и т.д.
     Кончил г. Смильг-Бенарио так же, как и его предшественник по "Архиву" г. Раппопорт (т. II "1 1/2 г. в Советском главке") - бежал из Советской России с тем, чтобы потом, под гостеприимным крылышком у Гессена, поведать всему миру об этих ужасных злодеях. Надо, впрочем, отдать справедливость г. Бенарио: он, видимо, значительно порядочнее Раппопорта, который, не стесняясь, развязно рассказывает о гадостях, творившихся им во время пребывания на Советской службе.
     Остальное в III томе относится еще больше к типу "мемуарной" литературы, носящей в значительной степени личный характер и мало интересной по существу. Здесь - воспоминания Андрея Левинсона - "Поездка из Петербурга в Сибирь в январе 1920 г.", Л. Л-ой "Очерки жизни в Киеве в 1919-20 г.г." и, наконец, "Екатеринославские воспоминания" Г. Игренева.
     IV том "Архива" еще менее содержателен и, пожалуй, просто скучен.
     Статья Александра Блока "Последние дни старого режима" печатается уже в третий раз (у нас помещена была в "Былом" и вышла отдельной книжкой). Написанная очень сухо, статья покойного поэта не внесла по существу ничего нового в историю первых дней февральской революции.
     Центральное место занимают в IV томе воспоминания нар. соц. А. Демьянова "Моя служба при Временном Правительстве". Очень обширные по размерам своим, воспоминания эти, написанные тяжелым и скучным языком, все же чрезвычайно интересны, как человеческий документ. А. Демьянов стоял продолжительное время очень близко к правительству Керенского (одно время был тов. министра юстиции).
     Автор - типичная бюрократическая душа. Воспоминания его полны рассказами об устроении "приятелей", назначениях, перемещениях и повышениях по службе. Вызывает улыбку серьезное повествование этого "социалиста" о том, как приходилось церемониться со старыми "заслуженными" чиновниками мин. юстиции. Об известном Рейнботе он рассказывает, что отстранить его от занимаемого

стр. 288

им ответственного поста председателя Петербургского Окружного суда было "неудобно" и пришлось "перевести его в Сенат на место тов. обер-прокурора уголовного кассационн. департамента, что явилось повышением по службе".
     Очень интересен эпизод с арестом одной фронтовой военно-политической организации ген. Долгорукова. Этот генерал был отпущен под условием, чтобы при допросе его в Петрограде был допущен представитель этой организации. Демьянов с негодованием рассказывает об этом случае, где ему, "в угоду бессмысленной черни" (подлинные слова этого почтенного "социалиста"), ставилось условие, являющееся по существу "вмешательством в дела правосудия".
     Рассказывает он также с сокрушением о своей ошибке, когда он освободил арестованного тов. Троцкого и как мин. ин. дел. Никитин (с.-д.) выразил ему по этому поводу свой протест.
     Этот махровый бюрократ, берущий в ковычки слово "товарищ", дослужился в конце концов до высоких чинов и был назначен председателем малого Совета Министров. Здесь он почиет на лаврах и с упоением рассказывает о том, как прекрасно работала его канцелярия: "Все чиновники работали усердно. Напомню, что вся канцелярия состояла из бывш. служащих императорского правительства, людей все молодых и из крупной старой бюрократии".
     В статье имеется много интересных мест, характеризующих всю беспомощность и дряблость этих людей, пытавшихся во имя демократии править "бессмысленной чернью".
     Остальное в IV-м томе лишено какого-либо общественного интереса. Здесь мы находим мемуары Ал. Синегуба - "Защита Зимнего дворца" - довольно занятный рассказ о том, как сей муж с подчиненными ему юнкерами, защищал, вместе с женским легионом, в октябрьские дни Зимний дворец.
     Стоит ли еще упоминать о воспоминаниях баронессы Врангель (матери славного генерала) - "Моя жизнь в коммунистическом раю", где эта престарелая дама, не гнушаясь клеветой, рассказывает о своей жизни в Петербурге до конца 20 г., когда ей удалось бежать. (Эти баронессы, видимо, в большом фаворе у Гессена: и во II-м томе "Архива" такая же почтенная дама, баронесса Фрейтаг-фон-Лорингофен, помещает с серьезным видом свою обывательскую болтовню.
     В том же духе заметки Р. Донского "Из Москвы в Берлин в 1920 году" и "Дневник обывателя" - некоего А.В., - вещи, лишенные какого-либо интереса.
     Почему гессенское издание называется "Архивом русской революции" - остается для читателя, даже непредубежденного, совершенно непонятным. Это можно назвать скорее "Сборником мемуаров и дневников" всех тех, кто считает себя глубоко уязвленным революцией. Вся пишущая эмигрантская контр-революционная интеллигенция имеет широкую возможность на страницах "Сборника" поведать миру о своих огорчениях. И нигде, может быть, так ярко не выявляется политическое убожество и недомыслие этих запутавшихся людей. Может быть, эти сборники и представят для будущего историка некоторый интерес. Для нас же, современников, это стократное пережевывание старого - просто скучно.

home