стр. 23

     ЗАПИСНАЯ КНИЖКА ЛЕФА

          Она пошла налево,
          А он пошел направо.

     "Выросшая в эпоху расцвета русского символизма, написавшая под сильным влиянием Л. Андреева драму "Атлантида", находившаяся в литературной зависимости от поэтов-акмеистов во главе с Гумилевым, она нашла в себе достаточно мужества и таланта, чтобы порвать с "высокой" литературой и уйти в журналистику".

     Это о Ларисе Рейснер. (Т. Гриц, "Красная новь", N 3, стр. 263.)
     А вот другое, совсем другое. "Высокое."

     "Горький сделал для меня неимоверно много, между прочим содействовал прекращению моей постоянной работы в газетах".

     Это пишет Федин о Федине. (Бюллетень Гиза, посвященный Горькому.)
     Чтобы Федину было не совсем одиноко, подсадим ему Берковского из N 5 "На литературном посту".

     "...если тут (в "Мятеже") материал шел ему (Фурманову) наперекор, то в "Чапаеве" материал подчинился конструктивной воле. "Чапаев" - оригинальное романное построение.
     ...Нужно отказаться от взгляда на него, как на сырые мемуары."

     Фурманов идет наперекор конструктивной воле монументальщиков.
     Ничего - управятся. Долой публициста-мемуариста, да здравствует беллетрист-романист!
     "...все высокое, все прекрасное..."
     Мы знаем широту благословляющих жестов М. Горького. И все же странно, когда великий рабкор и репортер благословляет уход из газет в романные тома.
     Писателя на это только помани. Оно легче.
     Совершить переход через пустыню на страницах романа легче, чем заставить домком поставить мусорные ящики на черной лестнице.
     Беллетристика - платеж фальшивыми монетами по счетам действительности.

          О том же

     Когда доказываешь газетчикам-повседневцам, очеркистам, фактоловам, фиксаторам и продвигателям действительности их приоритет перед беллетристами, но требуешь повышения квалификации, газетчики не верят:
     - Что вы! Разве мы творцы? Наша работа - ремесло. Где уж нам до Бабеля и Всеволода Иванова!

стр. 24

     Так дворовые холопы не брали вольных даже тогда, когда крепостное право было сломано.
     Рабкор мечтает о звании писателя. Газетчик целует беллетриста в плечико. Ненавидит ежедневность, неподписанность, заданность, жесткую обусловленность газетной статьи и фельетона.
     Газетчики!
     Голову выше!
     Вы не смеете держаться последышами беллетристов!

          Помесь попа с князем

     Летом 1927 г. я надрывался, доказывая бессмыслицу и реакционность постройки Госкинпромовского ателье в "грузинском" стиле. Стиль этот получен в результате скрещивания феодального замка и средневекового монастыря. Мне долго объясняли, что стиль этот удобен, даже красив. Но я не унимался и был пресечен фразой:
     "Есть постановление Тифсовета возводить новые здания в грузинском стиле".
     Я все-таки позволил себе недоумевать, рискуя получить кличку "великодержавника, антикультурного вандала".
     Прошло 6 - 7 месяцев.
     Я читаю в N 4 "На литературном посту":

     "Почему-то принято, что раз строится помещение, непременно надо строго соблюдать грузинский стиль. Строители думают, что это больше нравится советскому правительству Грузии, и, когда нужно и когда ненужно, выдумывают грузинский стиль: какие-то своды с узкими окнами, точно в церкви. Оказывается, этот стиль - старинный, заимствованный из древних церквей. В старое время церкви Грузии служили местом, где подчас оборонялись от нападения неприятелей; соответственно этим условиям и создался такой стиль. Но почему при советской власти нам нужно скрываться в этих узких местах - я совершенно не понимаю. (Аплодисменты.) Вероятно, инженеры или архитектора, которые строят в таком стиле, думают, что они приносят пользу соввласти, но нам кажется, что таких людей надо немножечко взгреть".
     ("Культурная революция и фронт искусства", "На литературном посту", N 4, февраль 1928 г.)
     Это пишет секретарь ЦК компартии Грузии т. Кахиани.
     Товарищи из Госкинпрома, я кончил недоумевать. (С. Т.)

          Работа на вечность

     Пролетарский поэт Иван Доронин написал стихи, в которых усумнился в компетентности лиц, принимающих сейчас в редакциях толстых и тонких журналов поэтическую продукцию.
     Он спросил меня, может ли такое стихотворение пойти в "Новом лефе".
     Стихотворение проигрывало оттого, что было длинным, очень общим, написанным в порядке обид, а главное, никому не адресованным. Это была вещь о редакциях вообще, редакциях, не имевших никаких типических и злободневных черт.
     Я сказал Доронину об этом, попутно указав на действительно сегодняшние стихи этого рода В. Маяковского и Н. Асеева в N 5 "Нового лефа" за 1927 г., имевшие совершенно определенный адрес.
     Недоумению Доронина не было конца.
     - Ну, уж это совершенно лишнее, - развел он руками, - называть имена или фамилии. Вот то-то и хорошо, что мои стихи не злободневны, я их и писал с таким расчетом, чтоб они не были злободневными. А то как же их будут читать в будущем? Надо так писать, чтобы во всякое время пригодилось. Тут типы нужны, а не фамилии...
     Так и разошлись: Доронин в одну сторону, а я в другую - противоположную типам. (П. Н.)

стр. 25

          "О самохвалах"

     А. М. Горький в "Читателе и писателе" приводит целый ряд соображений о пользе грамотности. В этой же статье содержится несколько упреков по поводу Лефа. Лефы называются прежде всего "самохвалами".
     Поговорим по пункту первому.
     Хорошо или плохо быть самохвалами?
     Плеханов в одной из своих статей доказывал, что бывает литературный период, когда лозунг "искусство для искусства" прогрессивен. В эпоху Смирдина ругали группу "Современника" самохвалами. Группа тем не менее была хорошая. Конечно, технически удобнее иметь сеть рецензентов, связанных с центром, и передавать им директивы похвалы.
     Пункт второй.
     Горький говорит, что самохвалы пытаются смутить молодых литераторов проповедью ненужности художественной литературы.
     Это не точно. Мы проповедуем ненужность многих форм художественной литературы и опровергаем противоставление художественной литературе нехудожественной.
     Мы считаем, что старые формы художественной литературы не годны для оформления нового материала и что вообще установка сегодняшнего дня на материал, на сообщение.
     Но мы, например, за романы Тынянова, в частности за его "Кюхлю", мы за книгу "В дебрях Уссурийского края", а я лично за книгу Горького о Толстом и за горьковские внефабульные вещи.
     Пункт третий изложен в газете не совсем ясно.
     "Леф убеждает молодежь не учиться у классиков совершенно напрасно". Это непонятно. Фраза темная.
     Но мы действительно убеждаем молодежь не учиться у классиков. Вместо этого мы советуем молодежи изучать материал. В частности изучать литературу, а не учиться у литературы. Напрасно, Алексей Максимович, вы забыли свой собственный литературный путь. Вы учились не у классиков. Вашими книгами были Дюма и Рафаил Зотов с "Тремя добрыми делами злого духа". Не думайте, что ваш путь был ошибочным. Что есть другой путь, лучше.
     Пушкин не происходит от Державина. Тютчев не происходит от Пушкина, а происходит от архаистов. Некрасов не происходит от Пушкина, а происходит от традиции водевильного стиха, и Толстой в числе влиявших на него писателей называет Поль де Кока, а изучал не классиков, а "московского жителя Комарова", автора "Георга английского милорда" и "Ваньки Каина".
     Спор о том, можно ли представить себе историю литературы в виде прямой линии, - спор научный, и он не может быть разрешен выговорами в газетах, а может быть опровергнут только научным исследованием.
     Вы предлагаете у классиков учиться русскому языку. У кого из классиков, какому языку? Лев Толстой имеет язык, непохожий на язык Тургенева, и эти два писателя стремились не учиться друг у друга, а оттолкнуться друг от друга. И Толстой учился языку не у классиков, а в военной литературе, и вот почему Дружинин ругает толстовский язык "офицерским", а Пятковский - "унтерским".
     Мы видим невозможность учиться у классиков на вашем собственном примере, Алексей Максимович, потому что после удачных автобиографических вещей и удачной книги о Толстом, заново перестраивающей представление об этом писателе, вы, несмотря на свою одаренность, сорвались на романе. Ведь и "Дело Артамоновых" и "Клим Самгин" - неудачи. (В. Ш.)

          Ас-сади на троттуар

     Тяжкий припадок ведомственного усердия случился с "Кино-газетой".
     Передовица 12-го номера ее так выступила на защиту эйзенштейновского "Октября".

стр. 26

     "У нас в печати уже появились голоса критики, которые, подходя к картине с точки зрения беспочвенного эстетизма или узкого формализма, пытаются охватить ее и снизить ее достоинство. Таким критикам нужно указать их место. Этим политическим кретинам и неисправимым эстетам нужно указать, что за мелочами чисто формального и технического характера они не видят громадного социально-политического значения картины".

     Мы не сомневаемся в высокой мудрости кино-газетных утверждений, но осмеливаемся покорнейше задать несколько недоуменных вопросов:
     Вот Р. Пикель указал, что эстетика доминирует у Эйзенштейна над социологией.
     Какие последуют распоряжения насчет Р. Пикеля?
     Прикажет ли кино-газета числить вышеозначенного Пикеля политическим кретином, или неисправимым эстетом?
     А еще т. Мещеряков написал, что большой недостаток фильмы в том, что она может быть плохо понята.
     Эта, позволяющая себе сомневаться, личность относится к политическим кретинам, или неисправимым эстетам?
     Рецензент "Известий" тов. Н. О., анализировавший ошибки "Октября" и указавший, что фильма не захватывает публики, что публика откликается на нее слабо и уходит неудовлетворенной. Он эстет или кретин?
     Тов. Н. К. Крупская указала, что в фильме слишком много символики, непонятной массам, что неудачен Ленин, что есть определенная уступка мещанским вкусам.
     Это кретинизм, или эстетство?
     А Эйзенштейн, сам Эйзенштейн, пишущий о том, что "Октябрь" есть вещь, переломившаяся надвое, одна часть которой выполнена в пределах "более или менее патетической традиции предыдущих работ", а другая часть являет собою "частичную заумь". Кто же Эйзенштейн - неужели одновременно и кретин и эстет?
     Так корчащийся в судорогах доброжелатель может дойти до членовредительства и своего собственного и тех, кого он хочет защитить.
     Не спасают положение и прямые циркулярные приказы передовицы:

     "Все в один голос говорят: картина по своим художественным качествам, по своему содержанию превосходит все виденное нами досих пор".

     Как же так - все говорят, а в то же время т. Пикель, т. Мещеряков, т. Крупская... Впрочем, не будем, не будем.
     Довольно о "политических кретинах" и "неисправимых эстетах" из передовицы кино-газеты!
     Думаем, редактор кино-газеты т. Мальцев, намнет вышеозначенному передовику что надо за незадачливый пыл, пока досужие остряки не состряпали каламбура о "политических... эстетах и неисправимых... кретинах", отнеся сии эпитеты вовсе не к рецензентам "Октября". (В. Ж.)