стр. 44

     В. Тренин и М. Никитин.

     В ОЖИДАНИИ МЕТОДОЛОГИИ

     Как известно, профессор Переверзев создал органический или эйдологический метод исследования литературы.
     Сейчас его последователи получили в распоряжение журнал "Литература и марксизм", издаваемый Институтом литературы (Ранион).
     Леф всячески приветствует возникновение органа марксистской мысли в литературоведении.
     В программной статье "Наша первоочередная задача" В. М. Фриче совершенно справедливо настаивает на необходимости изучения проблемы стиля и массовой литературной продукции (стр. 7).
     Следует заметить, что представители так называемого формального метода всегда выдвигали это положение и успели уже дать в этом плане богатый историколитературный материал (смотрите, например, сборник "Русская проза", Ленинград, 1926 г., в котором напечатаны работы, относящиеся к 1922/23 г.).
     В своих последних работах представители научно-исследовательской группы Лефа, в частности В. Шкловский в его работе о Л. Н. Толстом ставят проблему стиля не отвлеченно, а диалектически, и связывают ее с вопросами жанра, деформации материала и классовой установки писателя.
     Но дальше в журнале начинается сплошная эйдология.
     Перейдем к статье В. Ф. Переверзева "Образ нигилиста у Гончарова".
     Повидимому, это часть давно ожидаемой его книги "Творчество Гончарова", которая печатается приблизительно четырнадцать лет (смотрите объявление о ней на книге "Творчество Гоголя", изд. "Современные проблемы", 1914 г.).
     К сожалению, проф. Переверзев рассуждает о литературных персонажах Гончарова как о реальных представителях эпохи 60-х годов, не учитывая деформации материала и давления литературной традиции на автора.
     Этот наивно-читательский метод был, за полной непригодностью, оставлен еще Нестором Котляревским.
     Помимо новоизобретенных проф. Переверзевым терминов: "лоно обломовских пуховиков" (стр. 47), "фальшивые цветы романтизма" (стр. 47), "фиговые листы патриархальной морали" (стр. 47), встречаются старые термины: "псевдоромантика" и "дворянский романтизм", содержание которых автор не потрудился расшифровать.
     Естественно, что научное объяснение наблюдаемых фактов не только у проф. Переверзева, но и у его последователей не идет дальше следующих заявлений:
     "Как-то не укладывается в систему "образов" (стр. 46), "возможно, что Гончаров хотел изобразить" (стр. 62), и т. п.
     Ученик проф. Переверзева, молодой эйдолог т. Фохт в своей статье "Под знаком социологии" полемизирует с последними статьями Б. М. Эйхенбаума, Ю. М. Тынянова и В. Б. Шкловского.

стр. 45

     Эволюцию литературной науки т. Фохт объясняет биографически. Отсюда - неприятная по тону и совершенно ненаучная направленность его полемики.
     По мнению т. Фохта, "формалисты" являются "ревизионистами" (страница 140), "они подпирают свое рушащееся здание гнилыми идеалистическими подпорками" (стр. 140), "от их работ попахивает давно похороненным трупом" (стр. 141), "они ведут литературно-салонные разговорчики" (стр. 142) и... "изрекают истины, уместные лишь в храме божием, да в детской" (стр. 143).
     В заключение своей статьи т. Фохт решительно заявляет, что "новый материал заставит "формалистов сбросить (!) жреческий язык и обнажить лишь поверхностно скрытую наготу их" (!?) (стр. 150).
     Все эти "стилистические красоты" напоминают медицинское выступление Вересаева в журнале "Новый мир" (N 12 за 1927 г.) и очень мало подходят по тону к научному органу Института языка и литературы.
     Напомним читателю, что, по мнению Вересаева, у Акакия Акакиевича действительно был геморрой. На этом основании Вересаев полемизировал с утверждением Б. М. Эйхенбаума о том, что для Гоголя были важны в слове "геморроидальный" фонетические и артикуляционные моменты.
     Кроме того Вересаев называл В. Шкловского "стареньким старичком", но это уже относится к проблеме полемического стиля.
     Что же касается собственных научных утверждений т. Фохта, то большей частью они сводятся к формуле: "не понимаю". С этой формулы начинается всякая наука, но для молодого эйдолога она здесь и кончается.
     Например т. Фохт не понимает, "что это за профессионализация литературного труда и откуда она" (стр. 144).
     Для сведения т. Фохта сообщаем, что профессионализация писательского труда началась еще в XVIII веке. Смотрите письма Озерова, записки Болотова, дневник Фонвизина, высказывания Ф. Эмина и др.
     В эпоху Смирдина литературный рынок значительно расширился, и на смену писателям-дилетантам и писателям-чиновникам, находившимся на иждевении двора (Костров), пришли профессиональные беллетристы и журналисты (Сенковский, Булгарин, Греч), с которыми воевали литературные консерваторы (Шевырев, "Словесность и торговля").
     Не зная фактов, т. Фохт утверждает, что литературная эволюция не связана генетически с литературным бытом и в частности с профессионализацией писателя (стр. 147).
     Здесь т. Фохт впадает в совершенно ненаучный догматизм.
     Не следует забывать об исторической диалектике в погоне за "общими законами".
     В определенные периоды положение писателя точно обуславливает литературные жанры.
     Поясним это словами Фаддея Булгарина:

     "В наше время можно обойтись уже без сандальной краски, и в литературе нашей современной исключены из списков похвальная ода и послание к меценату". (Статья, подписанная Ф. Б., под названием "Русский писатель"; газ. "Северная пчела", 1836 г., N 16 - 17.)*1

     В свою очередь мы не понимаем, откуда взялось измышление т. Фохта о том, что В. Шкловский относит творчество Гоголя ко времени Екатерины II (стр. 149).
     Подобного места у В. Шкловского нет.
     Статья его напечатана в "Новом лефе" N 3 за 1927 г. (перепечатана в книге "Гамбургский счет", изд. Писателей в Ленинграде, 1928 г.). Поэтому мы просим т. Фохта точно процитировать это несуществующее место, с указанием издания и страницы.
_______________
     *1 Разрядка Ф. В. Булгарина.

стр. 46

     Эволюция так называемого формального метода в сторону социологических проблем сейчас почему-то сделалась объектом атаки для эйдологов.
     В N 7 "На литературном посту" под всеобъемлющим названием "Задачи критики и литературная наука" т. Якубовский дополняет Фохта.
     В противовес предыдущему оппоненту т. Якубовский пытается подойти к этому вопросу серьезнее и называет Ю. Н. Тынянова лучшим диалектиком формальной школы. Но в то же время он советует "формалистам" учиться у Л. Войтоловского, который, как известно, изучает русскую литературу предпочтительно по оперным либретто (см. "Новый леф", 1927 г., N 3, стр. 25). Войтоловскому же принадлежит открытие, что Глеб Успенский умел обходиться без гроз, без фантазии и даже без всякой сюжетной инструментовки (разрядка наша; см. статью "Трагедия Глеба Успенского", "Звезда", N 9, 1927 г., стр. 146).
     Просим простить нашу формально-социологическую неграмотность, что это за сюжетная инструментовка? До сих пор мы знали только звуковую. И здесь мы ровно ничего не понимаем. Но, может быть именно это понимают тт. Якубовский и Фохт?
     Над общим эйдологическим уровнем журнала "Литература и марксизм" выгодно выделяются только две статьи: проф. П. Н. Сакулина - "К итогам русского литературоведения за 10 лет" и Ф. П. Шиллера - "Современное состояние литературоведения Германии".
     Обе они построены на фактическом историко-литературном материале и поэтому имеют информационный интерес.
     Между прочим проф. Сакулин не без язвительности отмечает, что современная научная работа протекает под знаком теоретизирования и что даже т. Нусинов свой этюд о двух романах (об одном романе В. Гюго и об одном - Анатоля Франса) называет - "Проблема исторического романа".
     Здесь мы можем прибавить, что работа т. Нусинова свидетельствует о перегруженности автора отвлеченными формальными проблемами в ущерб исследованию реальных литературных фактов.
     На стр. 3 своего opus'a т. Нусинов обнаруживает в романе В. Гюго ..."принцип контраста".
     Этот принцип иллюстрируется следующими примерами: "Места действия": Париж и Вандея; "лица-идеи": король и республика, Симурдэн и Говэн, дворянство и народ и т. п.
     С равным правом этот универсальный принцип т. Нусинова можно перенести на произведения любой другой школы и другой эпохи.
     Например - "Евгений Онегин": Онегин и Ленский, Татьяна и Ольга, столица и усадьба. "Война и мир": Наполеон и Кутузов, Наташа и Элен, французы и русские и т. д. Эти противопоставления можно продолжить вплоть до новелл Конан Дойля (Шерлок Холмс и Скоттланд-ярд) и даже дальше - до небезизвестной игры: Малинин и Буренин, Брокгауз и Ефрон. Кавказ и Меркурий.
     Формалистический (в отрицательном значении этого слова) метод т. Нусинова - построение формально-логических схем и категорий - не захватывает специфичности литературного материала и ассоциируется с трактатами по чистой эстетике примерно Мерзлякова. Перед памятью последнего мы должны извиниться, так как Мерзляков, несомненно, знал реальный материал искусства гораздо лучше, чем т. Нусинов.
     Все исторические произведения делятся Нусиновым на объективные и субъективные. Приэтом к объективным он относит "Войну и мир" Л. Толстого, а к субъективным "Иуду Искариота" Л. Андреева.
     К отвлеченно установленным приемам и принципам автор искусственно пришивает классовый генезис - и марксистский анализ готов.
     Поэтому авторское вмешательство в романических новеллах объясняется обидой дворянского писателя на растущую буржуазию.
     Дальнейшие извлечения мы считаем излишними, так как вся книга Нусинова представляет собой не объективную диссертацию, а субъективный реферат.

стр. 47

     Этот же автор пытается полемизировать с Лефом.
     В N 12 "Читатель и писатель" он обвиняет лефовцев в том, что они "механически" выполняют социальный заказ.
     Это - полемический недолет.
     Если лефовцы, являющиеся по Нусинову "представителями деклассированной интеллигенции, в меру сил служат своему хозяину" (рабочему классу), то можно ли больше требовать даже от недеклассированного пролетария?
     Хуля производственную, газетную и рекламную работу Лефа, Нусинов делает две ошибки, которые показывают не только его неумение разбираться в положении современной литературы, но и незнание историко-литературного материала.
     Мы должны здесь привести несколько общеизвестных фактов.
     Нусинов считает унизительным для поэтического достоинства, что Маяковский писал для Моссельпрома.
     Но Сумароков и Державин писали рекламы для конфет.
     Эти двустишия назывались билетами.
     Смотрите собр. соч. Сумарокова, ч. IX. У него таких билетов собрано около 115.
     Вот примеры:

          Ты мне жалок, мой дружочек,
          Возьми сахару кусочек.
               Сумароков.

          Одна рука в меду, а в патоке другая,
          Счастлива будет жизнь в весь век тебе такая.
               Г. Державин.

     С неменьшей легкостью, чем вопрос о социальном заказе, т. Нусинов решает и вопрос о взаимоотношении жанров - эпопеи и фельетона.
     "В эпоху Бальзака фельетоны талантливых газетчиков не мешали писателям и тому же Бальзаку создавать крупные литературные произведения".
     Как известно, сам О. Бальзак называл свои романы - фельетонами.
     Об этом писал еще Сенковский в "Библиотеке для чтения" (см. "Биб. для чтения", 1841 г.).
     Романы Э. Сю, А. Дюма и других печатались в газете и вышли из газетного фельетона.
     "Три мушкетера" А. Дюма печатались в газете и считались романом-фельетоном.
     Роман Диккенса "Записки Пикквикского клуба" вырос из подписей под журнальными карикатурами.
     Вопрос о соотношении романной формы с газетными жанрами очень важен, но решать его нужно не обывательскими отговорками, а научным исследованием.
     На этом мы закончим обзор последних достижений эйдологов.
     Так как товарищи эйдологи работают не на материале, то мы отказываемся с ними полемизировать до тех пор, пока они не перейдут от схематических утверждений к разработке отдельных историко-литературных фактов.

home