стр. 20
Т. Гриц
ЖУРНАЛ БАРОНА БРАМБЕУСА
"Вкус - это прихоть беременной женщины, которая есть общество".
Тютюнджю-Оглу (О. И. Сенковский).
I.
Традиционное школьное литературоведение изучает историю литературы по полным академическим собраниям сочинений, от генерала к генералу, от Пушкина до Гоголя, от Гоголя до Льва Толстого.
Между тем, в динамике историко-литературного процесса большую роль играют "второстепенные" (в традиционном представлении) не причисленные к лику святых писатели, которые упоминаются только в примечаниях к академическим изданиям классиков.
Такие журналисты, как Сенковский и Булгарин, известны только по эпиграммам Пушкина. Они заглушены народнической критикой и бездарными эпигонами Белинского.
Литературный быт сегодняшнего дня выдвинул на очередь проблемы изучения профессионализации писателя, появления журналистов и связи журнала с его социальным заказчиком.
Понятно уже, что факторы эволюции историко-литературного процесса не могут быть изучены по творениям классиков. Не входившие в светлое поле научного сознания "низкие", мелкие жанры - анекдот, очерк, essai, фельетон - должны быть изучены, так как они играют большую роль в развитии литературы.
Эти формы являются точками пересечения литературного ряда и вне литературных социально-бытовых нажимов. Ими ряд литературный соприкасается с близ лежащим социально-бытовым рядом*1. И именно в этих формах проходит "живая жизнь" литературы.
До тех пор, пока мы не будем иметь научной истории журналистики, которая будет изучена не по публицистическим отзывам современников, а на основании описания и сведения фактов, попытки создания научной истории литературы, тем более социологической, есть работа на иллюзию, на советских Саводников или Сиповских.
Нам необходим научный анализ журнальных форм и их социальных функций, и прежде всего следует проанализировать смирдинскую "Библиотеку для чтения", - этот первый в России толстый журнал.
Изучение прогрессивных для своего времени журнально-публицистических форм, их социальных функций и изменения этих функций весьма важно в нашу эпоху необычайной весомости публицистики.
_______________
*1 См. статьи Ю. Н. Тынянова, В. Б. Шкловского и Б. М. Эйхенбаума.
стр. 21
II.
"Все ожидают, - писал князь П. А. Вяземский И. И. Дмитриеву 14 августа 1833 г., - пришествия нового журнала Смирдина... На перспективе, в окнах книжной лавки Смирдина, объявление о нем колет глаза всем прохожим полуаршинными буквами".
Этими строками было предварено самое крупное событие литературной жизни 30-х годов прошлого столетия - выход "Библиотеки для чтения".
Первая книга "Библиотеки для чтения" вышла в январе 1834 г. Это был первый толстый энциклопедический журнал, осознанный, как литературный факт.
Специфичной для него литературной установкой был синкретизм материалов, из которых он строился. Впротивовес современным журналам, в массе своей проводящим принцип диференциации по материалу (журналы литературные, медицинские, спортивные и т. д.), "Библиотека для чтения" избегала монотематизма и стремилась к универсализму, к энциклопедичности. Это был "журнал словесности, художеств, промышленности, наук, новостей и мод".
Составлялся он из следующих отделов: I. Русская словесность. Стихотворения. Проза. II. Иностранная словесность. III. Науки и художества. IV. Промышленность и сельское хозяйство. V. Критика. VI. Литературная летопись. VII. Смесь.
К каждой книге прилагались раскрашенные картинки, изображающие последние моды. Обычно они заимствовались из парижских журналов.
В энциклопедичности "Библиотеки" журнально-прогрессивным моментом было не только многообразие тем, но и их пестрота, их контрастное порой соотношение.
Так, в первом томе наряду со стихотворениями Жуковского, Пушкина, Козлова, наряду с беллетристическими вещами барона Брамбеуса, Булгарина, Греча, наряду со статьей Сенковского "Скандинавские саги" и "Взглядом на историю России" Н. А. Полевого в отделе "Промышленности и сельского хозяйства" были статьи Яценкова - "О состоянии мануфактур в России", "О земледелии в России", "Английский способ расчисления меры досок", "Распиловка бревен", исследование Максимовича "О составных частях почв"; в отделе "Смесь" рядом с заметками "Новый балет Р. Тальони" и "Новая драма В. Гюго" печаталось "Объявление о беглых людях", "Мемнонов колосс", "Происхождение и различные употребления резины", "Водяной паук", "Прибыль английского банка" и, наконец, "Моды" с двумя картинками.
Возможно, что эта пестрота там имела такой же художественный расчет, как комбинация стилей в "Путевых заметках" Гейне.
Белинский в своем враждебном "Библиотеке" отчете "Ничто о ничем" отдавал должное отделу "Смеси", как одному из лучших. При этом он прибавлял:
стр. 22
"Конечно, чтобы хорошо составлять подобную смесь, нужно быть только великим человеком на малые дела; но журнал - странная вещь, и если для него нужны люди, способные на что-нибудь прекрасное и даже великое, то не менее их нужны и великие люди на малые дела" (т. II, стр. 373).
Первоначально объем журнала предполагался в 18 печатных листов, но уже в январе 1834 г. Сенковский писал: "Вторая книжка "Библиотеки для чтения", выйдет в свет завтра, 1 февраля. Вместо обещанных 18 листов издатель, не прекращая своей щедрости в отношении к своим подписчикам, опять напечатал 24 листа". (Сенковский, Новые книги, "Северная пчела", 1834 г., N 25, стр. 97.)
Толщина журнала воспринималась современниками как положительное явление, и Гоголь, например, говорил: "Он (журнал) уже выигрывал тем, что издавался в большом объеме, толстыми книгами. Это для подписчиков была приятная новость, особливо для жителей наших городов и сельских помещиков". ("О движении журнальной литературы", "Современник", 1836 г., т. I. стр. 202.)
Формат "Библиотеки для чтения", как литературный факт, явился в результате эволюции альманаха.
Энциклопедический характер журнала также был подготовлен эпохой.
Уже в 1829 или 1830 г. Сенковский составил программу так и не вышедшей "Всеобщей газеты", в которой имелись основные черты "Библиотеки для чтения".
Исключая политику, все остальное было перенесено из программы "Всеобщей газеты" в тематическую структуру "Библиотеки для чтения".
Научно-популяризаторская тенденция, развиваемая в последнем абзаце программы предполагавшейся газеты, целиком была перенесена в план "Библиотеки".
При установке на широкий рынок сбыта естественна была широковещательная реклама, которой было окружено появление "Библиотеки для чтения". Реклама для того времени являлась новой формой в быту книжной торговли и литературы, а поэтому неудивительно, что она действовала эпатирующе на некоторые литературные прослойки, главным образом на незараженные еще духом "торгового направления".
Появление "Библиотеки для чтения" было связано еще с одним внелитературным фактом - с рекламированием гонорара. Реакционно в этом отношении настроенный Шевырев писал:
"Она ("Библиотека для чтения") - огромный пульс нашей словесности, двенадцать раз в году толстым томом ударяющий по вниманию читателей, и если бы критика, этот медик литературы, захотела узнать о здоровьи нашего русского слова, за "Библиотеку" она должна взяться и, по движению этого пульса, судить о состоянии нашей словесности...
"Библиотека для чтения" есть просто пук ассигнаций, превращенный
стр. 23
в статьи, чрезвычайно разнообразные, прекрасные, но более плохие, редко занимательные и, часто, скучные". (С. Шевырев, Словесность и торговля, "Московский наблюдатель", 1835 г., кн. I, стр. 7.)
В связи с своим "коммерческим" направлением "Библиотека для чтения", впротивовес прежним журналам, имевшим хождение главным образом в столичном масштабе, переключилась на нового читателя, расширила его круг, взяв курс на провинцию.
О том, какой популярностью пользовалась "Библиотека" в провинции, можно судить по тому, что в редакцию начали обращаться провинциальные начинающие писатели, обладающие, впрочем, своеобразной профессиональной идеологией, с которой знакомы и редакционные корзины журналов наших дней.
Об одном таком авторе свидетельствуют следующие веселые строки.
"В числе посланий, часто очень странных, какие "Библиотека для чтения" беспрерывно получает со всех концов России, многие достойны прямо с почты перейти к потомству. На одно из них, полученное весьма недавно, она спешит ответом:
"Милостивый государь. С некоторого времени я замечаю в себе решительный поэтический талант. Со времени смерти одного великого Пушкина, сего светильника русской поэзии, Парнас плачет со скуки, не имея достойного восприемника. Я нахожу в себе довольно силы и бодрости петь стихами все прекрасное и надеюсь, что сии стихи, которые суть первый опыт моего пера (у сего прилагаемые), достойны украсить листы "Библиотеки". Для получения денег за сии стихи, не имея времени по причине тяжких департаментских работ, прошу переслать мне оные по 5 руб. асс. за строчку на мое имя. (Адрес дома поэта, который скрывается однако же под вымышленным именем.) За сим честь имею свидетельствовать мое неизмеримое почтение, с каковым и пребываю и пр.
Иаков Пищ.
Ответ.
"Библиотека для чтения" заметила, что пятирублевые стихи г. Иакова Пища, положенные на каменный уголь, горят прекрасным темносиним пламенем, и о таковом необычайном явлении имеет честь уведомить "достойного восприемника Пушкина". ("Библиотека для чтения", 1837 г., т. XXII, отд. VI, стр. 72.)
Успех "Библиотеки для чтения" был огромный. В этом была победа булгаринской группы профессионалов-ремесленников над группой "Современника", занимавшей двойственную литературно-социальную позицию, боровшуюся за "самостоятельность" писательского "состояния".
Пятитысячная подписка для эпохи 30-х годов была явлением необычайным, если вспомнить очень скромную тиражность журналов-предшественников.
стр. 24
III.
Фактическим редактором и вдохновителем "Библиотеки для чтения" в эпоху ее расцвета был Осип Иванович Сенковский, выступавший под псевдонимами Тютюнджю-Оглу, Т.-О, О. О. О., С. С. С., Б. Б., Осип Морозова, А. Белкина, П. Снегина, Карло Карлини, Женихсберга, Байбакова, Биттервасера и барона Брамбеуса.
Сенковский принадлежал к старинному польскому роду Сарбевских, прославленному в Европе в начале XVIII века одним из его членов, Матвеем-Казимиром Сарбевским (Sarbievius, лучшим латинским лириком своего времени, венчанным в Риме и прозванным новым Горацием.
Сенковские составляли младшую линию этого рода. Многие из них были известны как писатели по вопросам богословской полемики на латинском и польском языках.
Сам Сенковский, перед тем как завоевать себе почетное место в рядах русской журналистики, участвовал в польском юмористическом листке "Wiadomosci Brukowe" ("Уличные ведомости"), издаваемом "Товариществом шалунов" - "Towarzystwo szubrawcow", - и в ряде других польских журналов.
Таким образом появление Сенковского в русском журнальном мире было не появлением дилетанта, а выступлением человека, вполне овладевшего техникой литературно-журнального ремесла, выступлением мастера.
Как редактор "Библиотеки для чтения", Сенковский, впротивовес прежним дилетантам журнального дела, стремился утвердить единый журнальный стиль, журнальный ensemble.
Он понимал, что эпоха требует осознания журнала, как литературной формы, понимал, что статья, написанная для журнала, должна быть не статьей "вообще", а входить одним из компонентов в журнальное целое. Отсюда - его утверждение жесткой диктатуры редакторского пера.
"Право неприкосновенности он признавал только за классическими и вполне самобытными творениями, в которых выражается дух народа или эпохи, и никто не умел лучше его передавать местный колорит этих подлинников, когда он переводил их. Но журнальные статьи - другое дело: действие их условное, в известное время и на известную публику..." (П. Савельев, О жизни и трудах О. И. Сенковского, стр. 81.)
Проблема редакторской воли была для эпохи 30-х годов такой же острой, как и проблема диктатуры режиссера при возникновении Московского художественного театра.
Редакторские поправки Сенковского (в которых он, правда, иногда перегибал палку) вызывали жестокие нападки и поклепы по его адресу.
Новаторам всегда свойственна гиперболизация утверждаемого ими дела. Свойственна она была и О. И. Сенковскому, новатору-редактору,
стр. 25
который в борьбе за журнальную форму часто переходил рамки литературно-бытовых канонов. Он понимал язык времени.
Против своей воли журнальные враги возносили Сенковского, когда, подобно "Московскому наблюдателю", заявляли:
"Господа журналисты. Советуем взойти на наши минареты и покричать... во всеуслышание публике: "Несть Аллаха, кроме Аллаха и Магомет пророк его! Несть издателя "Библиотеки для чтения" кроме А. Ф. Смирдина и несть редактора и директора ее кроме О. И. Сенковского и никто, кроме его!"
Новое осознание функций и формы журнала заставило привлечь Сенковского специфический журнальный жанр - жанр фельетона.
Неправильно переносить, как это делают некоторые современные исследователи, понятие, включенное в какой-нибудь термин в любой хронологический отрезок.
Термины это - как окаменевшие эпитеты, по Веселовскому. Они не изменяются. Понятие же, заключенное в них, эволюционирует. Так изменяется семантика слов. "Подлый" в XVIII веке означало "простой" и не имело того ругательного оттенка, которое оно имеет теперь.
Современный фельетон и фельетон 30-х годов - различные явления.
Современный фельетон произошел в результате сокращения емкости жанра. Ранее (30-е годы XIX века) фельетон синкретизировался с другими жанрами. Был роман-фельетон у Бальзака, у А. Дюма, у Евгения Сю. В "Библиотеке для чтения" рецензия облекалась в форму комедии-фельетона.
Этот литературный симбиоз затем вырождается. Фельетон живет самостоятельно в "малой" (размерно) форме (в дореволюционных газетах под заглавием обычно стояло "маленький фельетон"). Сенковской же опирался на традиции французского фельетона. Главным образом на Жюль-Жанена.
Конструктивным моментом в фельетоне Сенковский избирал отстраняющую маску рассказчика. Использовал для этого несовпадение быта "программной" темы фельетона и темы транспонирующей.
Маска рассказчика создавала естественную мотивировку для литературного использования псевдонима.
"Брамбеус" взят из лубочной "Сказки о Франциле Венециане". Псевдоним связывался с определенным стилем. Получался литературный персонаж. "Кузьма Прутков" - его родственник по прямой линии.
Профессия ориенталиста заставляла Сенковского использовать восточную экзотику для фельетонных построений. Так был зачат Тютюнджю-Оглу - табачников сын.
Офельетонивая "Литературную летопись", Сенковский транспонировал ее на композиционные приемы и стилистику "Тысячу и одной ночи". В качестве палача женщин здесь фигурировал Пюблик-Султан-Багадур. Визирем был Брамбеус-Ага-Багадур, имевший двух дочерей - Критикзаду и Иронизаду.
стр. 26
Заинтересовывание, как мотивировка рассказывания "Тысячи и одной ночи", заменилась контрастной мотивировкой - султан засыпал при чтении. ("Ночи Пюблик-Султан-Багадура".)
Некоторые вещи Сенковского носили подражательный характер. Так, его "Незнакомка" порождена "Асмодеем" Жюль-Жанена; "Выход у Сатаны" - статьею Бальзака "La comedie du diable".
В борьбе за журнальный язык Сенковский отличался своими язвительными выпадами против архаических прилагательных, местоимений, союзов и предлогов. Эти выпады продолжались очень долго и приняли характер литературной мономании. Он боролся за разговорный литературный, сглаженный язык*1. Особенно любопытна его "Резолюция на челобитную сего, оного, такового, коего, вышеупомянутого, вышереченного, нижеследующего, ибо, а потому, поелику, якобы и других причастных к оной челобитной, по делу об изгнании оных, без суда и следствия, из русского языка". Здесь фельетонным приемом была персонификация грамматических категорий.
Борьбу с "сими" и "оными" Сенковский вел при каждом удобном и неудобном случае.
Это отметил в своей пародии К. П. Бахтурин, автор "Кузьмы Рощина".
"До рассвета поднявшись, перо очинил
Нечестивый Брамбеус барон.
И чернил не щадил, сих и оных бранил
До полудня без отдыха он.
Улыбаясь привстал и статью отослал
В типографию Праца барон.
В ней он Греча ругал, но под видом похвал,
Разобрав с тех и этих сторон".
Фельетонная подача научных фактов, которой пользовался Сенковский, породила подражателей.
В подражении его "Письму Тютюнджю-Оглу", по поводу книги Гаммера, академик Френ, крупнейший ориенталист, выступивший с оружием сатиры под псевдонимом "доктора Андерсена", написал свою известную резко нарушавшую каноны академической критики диссертацию "О дождевых червяках на поле восточной нумизматики", где резко высмеивались труды казанского подражателя Гаммеру-Эрдмана.
Редактура Сенковского связана с расцветом "Библиотеки для чтения". С 1848 г. Сенковский начинает уделять все меньше и меньше внимания созданному и руководимому им журналу и вместе с этим "Библиотека для чтения" уступает почетное место, занимаемое ей в русской журналистике 30-х и 40-х годов, "Сыну отечества", а затем "Современнику" и теряет свое прогрессивное значение.
_______________
*1 В. Зильбер, Сенковский (барон Брамбеус), Сб. "Русская проза", изд. "Academia", Л., 1926 г.