стр. 103

     Сергей Бобров.

     ГЛАЗА СВОБОДЫ.

     1.

     Еще смердел приказ вонючий
     Превосходительных голов,
     Когда - окраин встали тучи
     И гул ближавших голосов.

     И рев - перекатился в город,
     А в пулеметах каланча
     Кричала: "Наступает ворог!" -
     Огнями выпалов треща.

     Она вертелась, как гитана,
     Под кастаньетный выпад пуль,
     Визжала: "Вот за раной рана -
     До сердца твоего дойду ль!"

     А пики паникой клонились
     К зубам храпящих лошадей, -
     Но тут: холодный призрак вылез
     И стал, протянут, меж людей.

     Его зевок, спокойно-горек,
     Страшней орудия рычал,
     И сжавший толпы ряд построек,
     Покрывшись потом, задрожал.

     2.

     Громадная женщина, колосс веселый,
     В небо уперла фригийский колпак:
     На город верхом - ветром скакала,
     С толпой неистовой в гонгный такт.

     Где землю тронули белые ноги,
     Кровавые тряпочки с гиканьем взвились...
     Где разомкнулись ее об'ятья, -
     Пулеметы, как люди, падали вниз.

стр. 104

     Где ее взор, равнодушно-веселый
     Крикнул в толпу: "Товарищи, сюда!.."
     Там - как хлопушка, пылает зданье
     И мигом сгорает до тла.

     Глаза и груди ее весельем горели,
     Кричали в хохоте, радовались до слез: -
     Вот счастливое Свободы белое тело,
     Вот - ее исполинский заздравный тост!

     3.

     Улицы вскрывается вспученное чрево,
     Проклятия режут сотню ее ртов, -
     И на серых коронах
     Высоко парящих водосточных труб
     Бешеный возглас виснет,
     Как то,
     Что сейчас обратится в труп.

     В этой оратории суверенного гула,
     В штурме Бастилии-тишины, -
     Солнце тянет до-желта
     Развернутые губы...
     И - слышите ль вы? -

     (Браунинг говорит):

     Как рабочего-бельгийца
     Льеж обугленный дымил,
     Я в руках его суровых,
     Как в преддверье мира жил.
     Там, где в окна Фландрских готик
     Воет бор фабричных труб,
     Видел я, станком захвачен,
     Горький ропот мертвых губ,
     А - смотрите! хитрый, ловкий
     Нынче визг мой - режет стон:
     Бледных пуль горят обновки,
     Золотой летит патрон.

стр. 105

     (Грузовик говорит):

     Мостовая дрожит, как сердце милой,
     Эта улица любит и нежит меня, -
     Грохоча цепями и силой колес моих,
     Я лаю и рвусь:
     - Гав-рав - гав-га! -
     Я сейчас раздавлю врага!

     (Красные флаги шумят):

     Мы - обращаем в кровь веселье,
     Черный мрак режем - в кровь, в кровь!
     Бросайтесь туда и сюда, за ветром,
     Бродяга знает, где мир живет.
     Мы рознью дразним над черной грязью -
     Мы вязнем, лязгнем в визга руках,
     Вот еще взовьемся, бросимся - выше,
     Вот - ниже летит пылающий лик,
     Мы - рева роза, быка раздразним,
     И он подохнет, он лопнет - вот! -
     Смотрите, братья, он истекает тем же:
     Красной краской победных, алчных свобод.

     (Броневик открывает рот):

     На площадь - из-за поворота,
     Как серых молний жаркий шар,
     Я выбегаю в крики "кто там!" -
     Безумен, голоден и яр.
     Из рук моих пуль ливень щедрый,
     Все - вопль и бегство предо мной,
     Смешаю с камнем ваши недра
     Моей победною пятой.
     Бока и грудь мои - велики,
     И плавен поступи порыв,
     Глушит мольбы, проклятья, крики
     Мой тоненький речитатив.
     Вы - пьете ль радость, слезы льете ль,
     Всех брошу в паники пожар:
     И вот - исчезну в повороте,
     Как жарких молний серый шар.

стр. 106

     (Горящее здание поднимает руки):

     Мои стропила!..
     О, я уже в воздухе,
     Кто сковал в ненависть эту толпу, -
     Огонь, скорее облизывай бок мой,
     Дерево мое, трещи скорей, скорей!
     Рухните, стены, я больше быть не могу,
     Не могу спокойно курить трубу,
     Я улетаю, уничтожаюсь вовсе -
     Вместе с сизым трупом,
     Который корчится наверху.

     - Так эти голоса влезают в уши,
     Они бросаются на всех: туда и сюда,
     За ними молва: бежит и дышит,
     И слухи мечутся сюда и туда.

     4.

     А из Ее рук белых, из громады нежной,
     Выбежал стремглав хаки-зеленый авто -
     Брюхо набив солдатами,
     Мчался в уличное - вперед!

     Коричневый наган в руке замершей
     Не вздрагивал, нет, а как палец, да:
     Зарубал улице на носу: - вот я!
     Радуйся, ори ура! -

     И урала волной затолпленная улица,
     Раздымаясь во всю ширину грудей,
     У нее оказался дивный тенор,
     Нежнее роз, соловьев звончей.

     Под этот марсельцев напев - взмыло,
     Под этот напев баснословных лет:
     Веселье свободной глотки плыло,
     Горевшее страшнее, чем свет.

стр. 107

     5.

     Я видел тебя - в лесу и в книге,
     В перестуке дятла, в словах стихов:
     Ты обнимаешь теперь, как ветер,
     И лицо твое слаще гармонии слов.

     Заря живая - колпак твой красный,
     Руки и сердце к нему - до слез,
     Чтобы все, что мы делали - за тобою
     Как вихорь теперь унеслось.

     Как милая мать - через слезы и страхи
     Ты улыбнулась нам в нашу мглу -
     Разве забыть, как был нам сладок
     Твой веселый, твой первый поцелуй.