стр. 3

     Всев. Иванов.

     АЛТАЙСКИЕ СКАЗКИ.

     I.

     КУРГАМЫШ-ЗЕЛЕНЫЙ БОГ.

     Туянчи-Осень траву поела, листья дерев жует.
     Старая, злая; нос - чисто гнилой сучок, лицо - прошлогодняя саранка. Клыки скалит.
     - Все пожру!
     Дрожат листья, жмутся - умирать никому не хочется.
     Ладно.
     По Желтому озеру на бревне плывет Кургамыш-зеленый бог. Лицо - широкое, ласковое лицо, а глаза, как у лошади - большие. Хохочет:
     - Гу-у... Я плыву... Гу-у...
     Эхо кувыркается со скалы на скалу, с горы на гору. Ручьи бьют каплями серебряными о камни:
     - Ти... ти... ти...
     Здравствуются с зеленым богом.
     Туянчи увидала его. Озлилась еще сильнее.
     На кедр вскочила. Шипит:
     - И тебя слопаю!
     И Кургамыш ее увидал.
     Как вскрикнет:
     - Зачем лес портишь, кикимора?
     А та как плюнет. Слюна в озеро пала, льдинками поплыла. Холодом пахнуло.
     Кургамыш тоже рассердился.
     - Я тебя! - кричит.
     Выскочил на берег, к Туянчи бросился.
     Схватились они биться.
     Черным клубом пыль идет; вода кипит; горы стонут. Тайга колеблется, как платье от ветра.
     - Убью! - рычит Кургамыш.
     - Съем! - шипит Туянчи.
     Ладно.
     И день. И два. И три. Конца битве не видать...
     Только листья качаются, жмутся, молятся:
     - Хорошо бы Кургамыш победил! Ах, хорошо!

стр. 4

     Узнал старый бог-Кутай, всем богам бог, у которого трон из чистого золота в тени березы с алмазными листьями, а подножье - облака, а конь - синегривый, а чамбырь из красного гаруса. Сказал:
     - Нельзя богам сердиться, накажу. Бросьте.
     А те не бросают. Кургамыш отогнул лицо от драки, крикнул:
     - Вот убью и брошу.
     И опять за лицо Туянчи схватил.
     И махнул рукой старый бог-Кутай. Рассердился.
     В невидимом вихре понеслись Туянчи и Кургамыш. Крутятся, вертятся.
     Ветер. Стужа.
     Зима, по-вашему, приходит.
     Когда повернется к земле Туянчи, - космы упадут на бор, вздохнет - снег идет, холодно.
     Кургамыш повернется: оттепель, солнце выглянет.
     И так долго носятся.
     А потом Вунт едет - конь у его белый, седло из старой меди, а подковы из китайского золота.
     Улыбается.
     - Будет, - говорит: - тепло надо. Уходи, Туянчи.
     Туянчи прячется в логовище. Злится, когти точит:
     - Подожди... - шипит.
     Опят плывет по Желтому озеру Кургамыш-зеленый бог. Хохочет:
     - Гу-у... Я плыву... Гу-у...
     Травы ему кланяются, ароматы курят. Листья навевают прохладу. Радуются:
     - Наш бог плывет...
     А он лицо широкое, лохматое как кедр, во все стороны поворачивает. Хохочет от радости:
     - Гу-у... Гу-у...

     II.

     БАРАН.

     Ходит баран по горам. Жирный.
     Ладно.
     Кучича - злая ведьма в болоте лежит. На солнце брюхо греет.
     Думает:
     - Если год брюхо на солнце держать - сильно оно блестеть будет?
     И видит - вверху по горам, баран ходит. Курдюком трясет.
     Говорит Кучича:
     - Баран! Дети есть у тебя?
     - Есть, - ласково отвечает баран. (Все жирные ласково отвечают.)
     - Хочешь, - говорит Кучича, - научу их брюхо на солнце греть?
     Думает баран:
     - Если я по горам лазить умею, да еще мои баранята брюхо греть научатся (а это что-то должно быть умное), и совсем хорошо барану на свете жить будет.
     Говорит баран:
     - Учи.
     Ладно.
     Одно лето - зима выпила, другое выпила, только за третье принялась - пожелтело оно с перепуга...

стр. 5

     Говорит Кучича:
     - Бери своих баранят. Научились.
     Обрадовался баран, с радости из курдюка сало даже закапало.
     Говорит:
     - Спасибо.
     Видит: тащатся в гору баранята. Втрое жирнее отца. Втащились - и хлоп!
     Лежат кверху брюхом. Шерсть только шелковистую ветер на брюхе в колечки завивает.
     Ладно.
     Лежат. Солнце брюхо им греет.
     Думает баран:
     - Вот сейчас должно быть оно и придет.
     Ждал, ждал. Ничего не дождался.
     Говорит:
     - Айда, баранята, по горам лазить.
     - Нет, - отвечают баранята, - брюхо тогда солнце греть не будет. Не пойдем.
     Лежат да еще кричат на отца:
     - Тащи травы! Жрать хочу, видишь брюхо морщится с голоду.
     А Кучича в болоте от радостной злости лапами в кочки бьет, прыгает:
     - Вот, мол, - наделала.
     А баран - все тоньше и тоньше и курдюк пропал. Плохой стал баран.
     А баранята по-прежнему брюхо греют.
     Ладно.
     Узнал дух Ори про Кучичу, плюнул и сказал:
     - Вот, дура, как теперь баран без курдюка будет.
     Рассердился. Взял Кучичу в сало превратил и барану в курдюк всунул.
     - Болтайся, - говорит.
     А баранят съел.
     - Все равно, говорит, не заблестите.
     Я говорю:
     Вот почему, когда барана на спину положишь - орет, а курдюк редко хорошему человеку достается - Кучича там торчит. Злая.
     Ладно.

     III.

     КУЯН.

     Койонок-бог (борода - пихта верхушкой вниз) сидел в тени березы с золотыми листьями. Иримчик жует и губами толстыми (доволен!) шлепает:
     - Н-на!.. Н-на!..
     А там, подле подошвы горы, далеко, заяц-Куян, обжора, траву щиплет.
     Смотрит на Койонока, пыхтит:
     - Хорошо богу живется. Волков на его нет, коршуны трусят. Благодать!
     Пощипет траву, ноздрей поведет, недоволен.
     Говорит:
     - Хоть бы мне листьев золотых с березы поесть.
     Ладно.

стр. 6

     Куян долго думал (от дум даже шерсть полезла), решил:
     - К богу-Койоноку пойду.
     Пришел.
     - Здравствуй, бог, - говорит, - как живешь?
     Койонок отвечает:
     - А ничего живу. Хорошо. Даже когда надоедает так жить.
     - Как не надоест, - говорит Куян, - ишь борода-то какая большая. Как следует чесать - год чесать надо.
     - Верно, - отвечает Койонок, - долго надо чесать.
     Молчат и друг на друга смотрят.
     Ладно.
     Куян говорит:
     - Хочешь, сказку расскажу?
     Бог-Койонок думает: какие у зайца сказки.
     Но (добрый был) отвечает:
     - Рассказывай.
     Куян сел около кошмы, расшитой шелком, у ног бога. Сам на листья смотрит, облизывается, а сам говорит...
     А так как все время облизывался - хорошо у Куяна выходило. И степь, будто не степь, а кумыс столетний. Колки - не колки, будто аракчины, каменьями разукрашенные, по степи разложены.
     Ладно.
     Койонок крякнул одобрительно:
     - Эк!.. вот заяц!
     Спокойно ему стало. Уснул. С кошмы свалился.
     Заяц сейчас к березе, давай листья жрать. До того нажрался, брюхо как шишка кедровая крепкое стало.
     Нажрался, уснул.
     Ладно.
     Богу-Койоноку снятся сны дурные. Неприятные для бога сны, - то лошадь уросит, то вместо айрана грязь пьет.
     Еле проснулся.
     Чует - затылок ему солнце печет.
     - С чего бы это, - думает, - тень всегда хорошая была.
     Смотрит - на березе половины листьев нет.
     А Куян рядом спит.
     Одна лапа на брюхе, во рту торчит половина листочка.
     Койонок озлился, фыркнул:
     - Что ты наделал? А?
     Заяц вскочил и от сытости говорит не может.
     - Тьфу! - сказал Койонок. - Какая рожа паршивая. Ступай.
     И в наказанье сказал:
     - Будет тебе, обжора, лучшей пищей кора - осиновая, горькая.
     Поднялся, начал листья новые делать.
     Ладно.
     Вот когда осенью лист на березе зажелтеет, заяц боится подойти к коре. Трясется, душа у него прыгает.
     Я говорю:
     А идет. Трясется, а идет.
     Жрать надо.

стр. 7

     IV.

     АЮ.

     Говорит Уртымбай:
     - Хочу медведя-Аю убить. Белолобые много жгучей воды за шкуру дадут.
     Хороший охотник был - любил хвастать.
     Пошел.
     Ладно.
     Аю вылез из берлоги на Уртымбая идет.
     Пустил стрелу Уртымбай.
     Мимо.
     Пустил другую, в плечо угодила.
     Не успел ножа выхватить, медведь навалился. Обнял. Давит.
     Думает Уртымбай:
     - Пропал. Не попью кумыса больше.
     А медведь-Аю - клыки в пене, трясется весь, кровь из раны по шерсти брусникой катится.
     Озлобился.
     Только хотел давнуть Уртымбая, да невзначай в глаза ему взглянул.
     Увидал Аю-медведь в глазах Уртымбая - маленькая морда, желтые клыки и пена на них.
     И Уртымбай увидал свое лицо - серое как солончак и бороденка как горсточка сухой травы.
     Как заноза в глаза Аю вошла.
     Заревел!
     Опустил Уртымбая.
     И ушел Аю в тайгу.
     Уртымбай, чимбары поддерживая, в аул прибежал.
     Хвастается:
     - Вот я какой, чуть медведя своими руками не задавил...

     V.

     КАК ЛЮБИЛ КАРА-СУ.

     Поток горный Кара-Су любил кувшинку-Йгу, что в заводях расла. Большая, желтая, как глаза зеленого бога-Кургамыша.
     Ладно.
     Целует, ласково подергивает плечами мягкими Кара-Су. Йгу как амулет подпрыгивает, смеется:
     - Тль... тль...
     Кара-Су говорит:
     - Почему ты меня одного не любишь? Всем смеешься. Небу, берегу. Всем. Я так не хочу.
     Смеется Йгу, говорит:
     - Не могу... тль... тль...
     А ветер-Чойном завидовал Кара-Су. Все впитывает в себя - небо, берег, тополя. А он, ветер - запахи одни от трав.

стр. 8

     Говорит он Кара-Су:
     - Бери себе кувшинку на дно, я помогу.
     Стал ветер-Чойном расшатывать Кара-Су.
     Волны сначала улыбались. Сердито скривили рожи. А потом сжались и схватили кувшинку за горло.
     Не поддается Йгу.
     - Тль... тль... - бежит она по волнам, смеется.
     Волны - черные.
     А та желтые перышки отряхивает, смеется:
     - Тль... тль...
     Ветер призвал Осеннего Брата.
     Осенний Брат пришел - прелью запахло. Понюхал носом (как гриб нос - широкий). Сказал:
     - Могу.
     Наскочил на тополь.
     - Хрук!..
     Сучок сломался, в поток упал.
     Сел на сучок Осенний Брат, наплыл на кувшинку и перерезал ей горло.
     Улетели братья.
     Закрутился Кара-Су от радости. На дно поволок Йгу.
     - Ага! - говорит.
     Ладно.
     Только завяла кувшинка-Йгу. Без солнца. Без ласкового бога-Кургамыша.
     Заболел с тоски Кара-Су. Бросаться на берег стал, а потом со стыда закрылся белым чувлуком, как киргизка, и бредит - летом, тайгой, Йгу.
     Пришел Зимний Брат и со свистом (двух зубов не хватает во рту) завыл:
     - Сщщуии... щщуии...

     VI.

     КЫЗЫМИЛЬ-ЗОЛОТАЯ РЕКА.

     Было, видишь, так.
     Полюбила девушка-Кызымиль, красивая девушка (как черемуха весной) доброго бога-Вуиса. Розового, сочного, крепкого - как шишка кедровая.
     Ладно.
     Вышла на елань, к солнцу лицо повернула, волосы распустила. Говорит:
     - Вуис! Вуис! Я тебя люблю.
     Прилетел Вуис-радостный бог.
     Улыбнулся, сказал:
     - Ты - хорошая. Я тебя тоже полюбил. Только бог-Кутай - старый, сердитый бог... Нельзя мне тебя любить, рассердится Кутай.
     - Люблю Вуиса, - говорит Кызымиль, а у самой глаза как у марала блестят - красивые глаза.
     Поглядел Вуис, поглядел. Вздохнул:
     - Не знаю, что и делать.
     Думал много.
     Говорит:

стр. 9

     - Лучше я в человека обернусь.
     Опустил коня на волю. Лук взял, сапоги надел.
     Человеком сделался.
     Ладно.
     Узнал старый бог-Кутай. Говорит:
     - Как быть тут?.. Нельзя же богу человеком жить. Так, пожалуй, все боги с неба сбегут.
     А Вуис в это время в лесу охотился.
     Вот и вошел Кутай в Аю-медведя.
     В лес спустился. На Вуиса кинулся.
     - А! - сказал Вуис. - Хорошая шкура - сошью Кызымиль шубу. Убью медведя.
     Да не мог убить.
     Медведь-Аю человека Вуиса убил.
     Опять стал духом Вуис.
     Говорит Кутай:
     - Ступай на небо, Вуис. Нечего тебе делать на земле. Ступай. А Кызымиль заточу в воду - не смущай бога.
     Ушел Вуис на небо.
     Как узнала Кызымиль о смерти Вуиса, затосковала.
     Горевала, горевала. В реку бросилась.
     Умерла.
     Увидел смерть Кызымили бог-Вуис.
     - И-шь... - сказал и слезу уронил.
     Пала та слеза - белая слеза радостного бога-Вуис в реку, смешалась со слезами Кызымиль - золотая стала река.
     Вот катится в Черных горах Кызымиль-река желтая, яро-желтая, золотая река.
     - Ох... ох... - к скалам жмется, жалуется.
     - Ах! - вздыхают скалы (чем поможешь!).
     - Ох... ох...
     Тихо. Робко жалуется на богов Кызымиль-золотая река.

     VII.

     КАК СОГРЕШИЛ АЯНГУЛ.

     Много лет спасался на горе Тау старец Аянгул.
     До того молился, что борода в землю вошла, а ноги мхом покрылись.
     Шепчет чуть слышно:
     - Кутай, смилуйся, спаси.
     Ладно.
     Ехал мимо бог-Вуис, старца увидал:
     - Что делаешь здесь? - спрашивает.
     Головы не повернул старец.
     Отвечает сердито:
     - Или не видишь? Молюсь.
     Поехал бог-Вуис к старому богу-Кутаю, сказал:
     - На горе Тау старец Аянгул молится, борода в землю врасла, ноги мхом покрылись.
     Удивился старый бог-Кутай:
     - Так долго молится, а я и не знаю.

стр. 10

     Прилетел на гору Тау, говорит Аянгулу:
     - Я - Кутай. О чем ты меня молишь?
     Пал лицом ниц Аянгул:
     - Прости меня, многогрешного, помилуй.
     И сказал Кутай:
     - Говори твои грехи. Может и помилую.
     Рассказал свои грехи Аянгул.
     Качает головой Кутай:
     - Грехи твои, как и грехи прочих людей. Может еще что другое есть? Говори все.
     - Нет у меня больше грехов, - отвечает Аянгул.
     Удивился Кутай:
     - Зачем же молился так долго?
     Опять упал ниц Аянгул:
     - Еще слово хочу сказать тебе, могучий Кутай.
     - Говори.
     - Молился я еще, Кутай, за людей, за их грехи, за их беззакония тяжкие.
     Покачал головой Кутай:
     - Напрасно молился, Аянгул. Мало у людей грехов, да если и делают какие - по незнанию, по неразумию своему. Поживи ты с ними, тяжело им жить. И ты согрешишь. А грехи их я все давно простил. Ступай к людям, Аянгул, холодно на горе Тау.
     Рассердился Аянгул. Плюнул:
     - Сколько лет молился, борода в землю врасла, ноги мхом покрылись, - и все напрасно. Не Кутай ты, а злой дух Ону! Уходи!..
     Тогда поднял Кутай Аянгула над землей. Сказал:
     - Смотри!
     И увидал Аянгул то, что говорил ему Кутай.
     Заплакал.
     Сказал:
     - Велик грех мой - не поверил Кутаю. Прости.
     Сказал старый и хитрый бог-Кутай:
     - Прощаю. Иди к людям и скажи: Кутай верит вам. Когда-нибудь упадет скорлупа и можно будет увидеть чистый и вкусный плод.

     VIII.

     КОГДА РАСЦВЕТАЕТ СОСНА.

     Летел над Черными горами дух Ону-злой дух. Конь у него сизый, седло из серого камня, а подпруга из желтой кожи.
     Ладно.
     Видит дым густой над тайгой стоит. Гарью пахнет.
     Старая ведьма Кучича обед себе варит.
     Ону говорит:
     - Жарко, поди, Кучича? Почто небо коптишь, нет разве тебе зеленой пищи?
     Кучича длинным языком нос облизывает. Отвечает:
     - Говорят люди про добро. Не знаю я - что за добро такое. Вот поймала праведного человека, изжарю, съем. Может, тогда пойму.
     Любопытно Ону - как человека есть будут.
     - Может, мне поесть дашь? - спрашивает.
     Ладно.

стр. 11

     В ту-пору расцветала сосна. Пахучая, добрая, смолой обливаясь, шепчет:
     - Ишь, что боги делают. Разве можно людей есть? Не надо.
     - Молчи! - затопал ногами Ону, закричал, бородой затрес: - Богам будешь указывать?
     Сосна ветками зашелестила:
     - Я разве указываю? Боги - они умные, их учить нельзя.
     И пахнула цветистым духом.
     Вот и варят человека, дров не жалеют.
     - Скоро готов будет!
     Подскочил от нетерпения на коне Ону:
     - Поедим! Люблю я мясо.
     - Мясо - хорошая пища, - согласилась Кучича и брюхо погладила.
     Зашумела сосна:
     - И-ишь... и-ишь...
     Дальше шум ее пошел. По вершинам, дальше. По горам, по горам, к самому старому богу-Кутаю.
     - И-ишь... и-ишь... боги человека варят... и-ишь...
     Услышал старый бог Кутай, спрашивает:
     - Что там делается?
     Говорит сосна:
     - Праздник у меня, а бог-Ону да Кучича на моих ветках человека варят.
     - Тоже придумают, - сказал Кутай, бешмет на плечи надернул, полетел к Черным горам.
     Говорит Кутай:
     - Чего вы?
     Бог-Ону ногу в стремя вставил (напугался!). Говорит:
     - Это Кучича. Я тут за порядком смотрю. Она это.
     Осердился старый бог-Кутай, плеткой на Ону замахнулся:
     - Я тебя!
     Бог Ону зубы оскалил, отпрыгнул:
     - Ты не больно-то!..
     - Убирайся! - сказал Кутай и плетью Ону ударил.
     В смрадном дыме скрылся Ону.
     Схватил Кутай Кучичу за шею, в болото швырнул. Круги пошли. Утонула.
     - На! Злая!
     Говорит Кутай:
     - Надумают, ведь. Добро захотели узнать? Я человека-то сам сотворил и то не могу понять, откуда у его добро-то появилось. Да-а...
     Пошел отдыхать Кутай - всем богам бог - на свой трон, на облаке в тени березы с золотыми листьями.
     Вот поэтому-то, когда расцветает сосна - из болот зловонные пузыри выходят - Кучича сердится.
     Да вихри над тайгой проносятся - черные, злые вихри - дух Ону сердится.
     Это когда расцветает сосна, пахучая, добрая, смолой обливаясь.