стр. 352

     Дон-Аминадо.

     "ЗЕЛЕНАЯ ПАЛОЧКА".

     ("Наши" за границей.)

     "Le beau pays de France", приласкавшая и приютившая в гостеприимном лоне своем последышей Врангеля и Ко, предоставила свои кабаки и кафе сиятельным графам и князьям, между прочим, и от литературы.
     Весь былой "цвет" литературы пестрит среди сотрудников толстых, тонких и даже детских журналов.
     Не забыли и о ребенке:
     Выпускают журнальчик "Зеленая Палочка".
     Кто только не "принимает ближайшего и постоянного участия" в нем?
     Тут и Амари, и Бальмонт, и князь Барятинский, и почтенный академик Бунин, и вездесущий Василевский, и Куприн, и граф Толстой, и Судейкин, и Лукомский, и Игорь Северянин, и даже для пущего украшения два покойника - Боборыкин и И. Репин*1.
     Несмотря на мобилизацию всех дворянских, княжеских и графских сил, журнал худеет с каждым месяцем: это можно проследить даже по тем скудным 3 NN, которые имеются в нашем распоряжении.
     На определенный возраст журнал, повидимому, не рассчитывает: по крайней мере сумбурный подбор материала не дает возможности определить предполагавшегося читателя. Просто - "для детей".
     Но зато у журнала, кроме заработка для пишущей братии, нажива для издателя и "поддержка" для типографии "Земгора" (Союз Земств и Городов в Париже! sic!) есть и цели воспитательные, какие и надлежит, ясное дело, иметь каждому порядочному педагогическому изданию.
     Подбирается материал ловко.
     "Приключения Миши Шишмарева" - бегство из Одессы, когда в город вступил "неприятель", - читай: большевики.
     "Крепко помни о России" - постоянная глава в журнале.
     Под этим общим подзаголовком мы имеем и высокопатриотический очерк "Москва" и "Старая губерния" и иное в таком же историко-бытовом патриотическом, православном духе.
     "Под чужим небом прекрасных, но увы! чужих Парижа, Берлина, Лондона" - сладко мечтается и Лукомскому и Денисову о Москве.
     Но кроме весьма подробно перечисленных и любовно описанных церквей и духовные очи мало что останавливает.
     Впрочем, с большим воодушевлением описаны и Торговые ряды в былом, во "времена иные":
     "Посреди площади стоят Минин и Пожарский, избавители России от смуты.
     "Глядят они, как кипит купеческий люд, как бойкие приказчики уговаривают покупателей, как струится поток деловых людей на Ильинку, к Бирже, как в конце площади перед храмом Василия Блаженного старушки кормят "голубей, хорошо знающих час, когда им дают зерно"...
     "Будет ли опять?!"
     "Увидим ли снова золотые купола исполинского "Храма Спасителя", зайдем ли в мощный храм, где во всяком камушке грезится душа создателя храма великого зодчего Витберга?"
     "Будет ли опять? - взывает Денисов и заключает: Упаси нас Бог и помилуй потерять Москву, мечту, потерять единственное наше достояние - память о сокровищницах русского духа!"
_______________
     *1 Цитирую изд. 1921 года.

стр. 353

     Только зря г-н Денисов вспомнил о Витберге. Увы! несчастного Витберга сгноил в ссылке тот самый царь Николай I, который вспоминается в рассказе князя Барятинского рядом: никакого отношения Витберг к этой постройке не имеет.
     Но это между прочим.
     Даже стихи и те не обходятся без дворянско-родовых тем. Тут и дед в "родовой усадьбе" "Кут"; и "танцмейстер Франц Петрович, славный маленький горбун, которому развлечение приказал Grossvater дать сейчас"; тут и дворовый Петр, "которого раза три за речку посылали на бугор" посмотреть, не занесена ли дорога для катанья барчат.
     Именно "крепко помни о России".
     Лучшего совета несчастным ребятам и враг бы не дал!
     Несколько странно видеть в детском журнале остро сексуальные силуэты Судейкина (танцовщица в соответственном судейкинском виде), но еще веселее читать характеристику "для детей" писателя, - так сказать, вместо передовицы, - в одном из номеров по поводу 40 лет со дня смерти Достоевского.
     "Одни писатели больше пишут про внешнюю жизнь, про то, как кто коротает свой век, какие с каждым бывают смешные и несчастные случаи, какая у кого в доме мебель, и еще - про деревья, про звезды, про соловья.
     "Другие писатели, самые чуткие и талантливые, пишут больше про человеческую душу, про горести ее и радости, про то, как и почему Иван Петрович вдруг взял и сделался героем, а Настасья Ильинишна понапрасну сгубила свою жизнь".
     До чего тонко и до чего здорово.
     Знаменитый Марго мог бы позавидовать!
     Единственное, из-за чего не жалеешь, что пробежал эти тоненькие тетрадки, которые отравляют сознание детворы, это - два-три по обыкновению удачных стихотворения Саши Черного и несколько веселых рисунков зверей Реми.
     И хотя The Kitty 390 Rue St. Henore предназначает этой детворе

          "В детской комнате пирушка
          Пирожки, кулебяка, ватрушка,
          Кулич, крендель, печенье,
          Карамель, киевское сухое варенье,
          Конфеты, шоколад,
          Тянучки и мармелад,
          Орешки в меду, нугатин,
          Все чистый сахар, а не сахарин", -

завидовать им нечего.
     От этого российского Парижа, от всей этой литературы веет ужасающей мерзостью запустения.
     И не мудрено: "бывшие люди", прогоревшие спекулянты на власти проходимцы всех мастей, ничего другого естественно дать не могут.