|
Глава третья И под аркой на Галерной... А.Ахматова В Петербурге мы сойдемся снова, Словно солнце мы похоронили в нем. О.Мандельштам То был последний год... М.Лозинский Петербург 1913 года. Лирическое отступление: последнее воспоминание о Царском Селе. Ветер, не то вспоминая, не то пророчествуя, бормочет: Были святки кострами согреты, И валились с мостов кареты, И весь траурный город плыл По неведомому назначенью, По Неве иль против теченья, - Только прочь от своих могил. На Галерной чернела арка, В Летнем тонко пела флюгарка, И серебряный месяц ярко Над серебряным веком стыл. Оттого, что по всем дорогам, Оттого, что ко всем порогам Приближалась медленно тень, Втеер рвал со стены афиши, Дым плясал вприсядку на крыше И кладбищем пахла сирень. И царицей Авдотьей заклятый, Достоевский и бесноватый, Город в свой уходил туман. И выглядывал вновь из мрака Старый питерщик и гуляка, Как пред казнью бил барабан... И всегда в темноте морозной, Предвоенной, блудной и грозной, Жил какой-то будущий гул, Но тогда он был слышен глуше, Он почти не тревожил души И в сугробах невских тонул. Словно в зеркале страшной ночи И беснуется и не хочет Узнавать себя человек, А по набережной легендарной Приближался не календарный - Настоящий Двадцатый Век. А теперь бы домой скорее Камероновой Галереей В ледяной таинственный сад, Где безмолвствуют водопады, Где все девять мне будут рады, Как бывал ты когда-то рад. Там за островом, там за садом Разве мы не встретимся взглядом Наших прежних ясных очей, Разве ты мне не скажешь снова Победившее смерть слово И разгадку жизни моей? Глава четвертая и последняя Любовь прошла и стали ясны И близки смертные черты. Вс. К. Угол Марсова поля. Дом, построенный в начале XIX века братьями Адамини. В него будет прямое попадание авиабомбы в 1942 году. Горит высокий костер. Слышны удары колокольного звона от Спаса на Крови. На поле за метелью призрак дворцового бала. В промежутке между этими звуками говорит сама Тишина: Кто застыл у померкших окон, На чьем сердце "палевый локон", У кого пред глазами тьма? - "Помогите, еще не поздно! Никогда ты такой морозной И чужою, ночь, не была!" Ветер, полный балтийской соли, Бал метелей на Марсовом поле И невидимых звон копыт... И безмерная в том тревога, Кому жить осталось немного, Кто лишь смерти просит у бога И кто будет навек забыт. Он за полночь под окнами бродит, На него беспощадно наводит Тусклый луч угловой фонарь, - И дождался он. Стройная маска На обратно "Пути из Дамаска" Возвратилась домой... не одна! Кто-то с ней "б е з л и ц а и н а з в а н ь я"... Недвусмысленное расставанье Сквозь косое пламя костра Он увидел - рухнули зданья. И в ответ обрывок рыданья: "Ты - Голубка, солнце, сестра! - Я оставлю тебя живою, Но ты будешь м о е й вдовою, А теперь... Прощаться пора!" На площадке пахнет духами, И драгунский корнет со стихами И с бессмысленной смертью в груди Позвонит, если смелости хватит... Он мгновенье последнее тратит, Чтобы славить тебя. Гляди: Не в проклятых Мазурских болотах, Не на синих Карпатских высотах... Он - на твой порог! Поперек. Да простит тебя Бог! (Сколько гибелей шло к поэту, Глупый мальчик: он выбрал эту, - Первых он не стерпел обид, Он не знал, на каком пороге Он стоит и какой дороги Перед ним откроется вид...) Это я - твоя старая совесть Разыскала сожженную повесть И на край подоконника В доме покойника Положила - и на цыпочках ушла... Послесловие Все в порядке: лежит поэма И, как свойственно ей, молчит. Ну, а вдруг как вырвется тема, Кулаком в окно застучит, - И откликнется издалека На призыв этот страшный звук - Клокотание, стон и клекот И виденье скрещенных рук?..
Поэма без героя. Часть вторая
|