1. Клятвы и проклятия в у цыган из разных субэтнических групп. Феномен клятв и проклятий, несомненнно, связан с верой человека в силу сказанного слова. Предполагается, что на голову нарушителя клятвы (или объекта проклятия) неминуемо обрушатся катастрофические последствия, упомянутые в клятвенной словесной формуле. Вера в силу слова также выражается в “обережных” формулах и выражениях, которые призваны спасти говорящего и его собеседников от неприятностей, упоминаемых в разговоре (если речь идет о болезнях, нечистой силе, смерти и т.д.).

Безусловно, использование клятв и проклятий распространено во множестве культур и связано с разнообразными аспектами духовного мира человека – с представлениями о сверхъестественных силах, о мифологических существах, о мире мертвых. В цыганской речевой практике клятвы и проклятия представлены очень широко. Яркие примеры, иллюстрирующие веру в силу слов, были записаны лингвистами и этнографами от цыган, принадлежащих к многим субэтническим группам. Краткий обзор лингвистических источников по этой теме можно найти в сводном труде Л. Черенкова и С.Ледриха¹.

Авторы выделяют несколько типов подобных выражений. Во-первых, это так называемые “обережные” формулы, которые предназначены для защиты собеседников от напастей, упоминаемых в разговоре (аналогично рус. “тьфу-тьфу-тьфу” с постукиванием по дереву или “чтоб не сглазить”). Например, влашск. dur (te avel) amendar! ‘чтоб это было далеко от нас!’; рус. цыг. jame te na džinas ‘чтоб нам этого не знать’2. Во-вторых, в цыганской речевой практике часто используются формулы, аналогичные рус. “извини за выражение” - если речь заходит о вещах неприличных или опасных. В-третьих, авторы отмечают “маленькие клятвы” (“small oaths and expressions”) - собственно короткие клятвы, используемые для подтверждения истинности высказывания. Например, рус. цыг. man te garaves ‘чтоб тебе похоронить меня’3. Наконец, выделяются проклятия. Авторы справедливо замечают, что иногда довольно трудно отделить понятие клятвы (цыг. sovel, so(v)laxa etc.) от проклятия (цыг. armanja и др. варианты и деривативы). Так, в диалекте российских цыган-кэлдэраров (котляров) слово arman означает и “клятву”, и “проклятие”4.

2. Клятвы и проклятия у русских цыган: контекст полевых записей. В данной статье мы сосредоточимся на клятвах и проклятиях, записанных автором от современных русских цыган, живущих на Северо-Западе России (Ленинградская, Псковская обл.) в 1998 – 2006 гг5. Русска рома, или русские цыгане – это особая лингвоэтнографическая группа цыган, предки которых пришли в Россию через Германию и Польшу в конце XVIII века. Манера клясться на каждом шагу довольно ярко отличает цыган от их русских соседей и часто удивляет последних. Для обозначения клятвы у русских цыган используется термин sovél или so(v)láx. Для проклятия специальное слово не зафиксировано (имеются, однако, глаголы te prokošés букв. ‘проругать’ и te proklinés ‘проклинать’ - последний образован от соответствующего русского глагола).

Необходимо сделать несколько замечаний о процессе записи клятв и проклятий. Довольно просто зафиксировать короткие речевые формулы, используемые в спонтанной речи. Более обширные тексты, однако, произносятся в особых случаях (например, в ситуации помолвки или в ходе традиционного суда). Поэтому рассказы об этих клятвах становятся частью устной традиции, передаваемой свидетелями экстраординарного события, во время которого была произнесена клятва. Обычно информанты не затрудняются в описании правил и условий, необходимых для дачи клятвы, поскольку стандарты обычного права цыган закреплены в устной традиции, и легко приводят многочисленные примеры клятвенных формул. Таким образом, записанные нами тексты представляют собой а) спонтанно произнесенные клятвы и проклятия (отдельные речевые формулы, а также формулы, сопровождающие определенные ритуалы); и б) рассказы о событиях, во время которых имела место дача клятвы.

3. Структура речевых формул клятв и проклятий. Как уже говорилось, иногда клятву и проклятие разграничить довольно трудно, однако в общем случае их структуру определить можно.

Речевая формула клятвы состоит из двух или трех частей:

1) В первой части содержится утверждение, истинность которого требует клятвенного подтверждения. Здесь может быть обозначен любой факт (часто для нецыган – с их иным культурным фоном – он кажется совершенно незначительным). Иногда это утверждение не входит в собственно клятву, поскольку может либо подразумеваться, либо обсуждаться ранее, то есть участники речевой ситуации с этой информацией уже знакомы.

2) Во второй части говорящий ссылается на сакральное явление или объект. Здесь рисуется впечатляющая картина ужасной катастрофы, которая должна случиться с говорящим или дорогими для него людьми/вещами, если он говорит неправду (то есть если утверждение из первой части оказывается ложным).

3) В заключительной части содержится факультативная формула со значением “если я вру”.

Проклятие можно определить как речевую формулу, которая призвана нанести кому-нибудь реальный вред. Например: te xas’ól tro šeró, te sxas’ól, te zg’in’ín ‘чтоб пропала твоя голова, чтоб пропала, чтоб сгинула!’; te rozmar tut ‘чтоб тебя разбило!’

4. Сакральные явления, упоминаемые в клятвах и проклятиях. Как говорилось выше, давая клятву, цыгане апеллируют к сакральным явлениям. Часто это может быть бог (цыг. devél), силы природы (молния, гром): te rozmár man e gróza ‘пусть гром меня побьет!’; te sxač’ól maró khér do gróza – ‘чтоб мой дом сгорел в грозу!’. Проклятия, связанные с громом и молнией, как говорят цыгане, очень сильны: от грозы, как считается, невозможно спастить: n’ikón n’ipr’itskazúim grozátyr букв. ‘никто непредсказуем от грозы’.

Часто в клятвах цыгане апеллируют к умершим родственникам. Считается, что мертвые знают обо всем, что происходит в мире живых. Например: Te xáv me mulésk’iro kukálo, te pjáv lésk’iro rát, jesl’i mé xoxaváva. Pe mulénde na xoxavéna, mulé saró dž’inén. ‘Чтоб мне есть кость покойника, чтоб мне пить его кровь, если я обманываю. На мертвых не обманывают, мертвые все знают’.

Существует множество рассказов, свидетельствующих об осведомленности мертвых и их способности помогать живым. Одна наша информантка рассказала, что во время тяжелой болезни ей снились покойные мать и брат, а также бабушка мужа, которая погибла значительно раньше (ее убили фашисты во время войны). Бабушка в этом сне отгоняла палкой мать и брата, после чего вскоре информантка поправилась.

Цыгане очень почитают умерших. Поминание составляет довольно значительный аспект цыганской обрядности. Ругать мертвых нельзя. Так, грубое ругательство Te dáv bué tre dá! – ‘Чтоб я имел твою мать’ считается особенно недопустимым, если мать умерла - “это святое”. На это могут вполне эмоционально ответить примерно следующее: M’ir’í dáj javéla, zamul’ak’írla tut, te pas’ól joj spokójnes, jój tut na č’ilavéla, i tú la ná č’ilav. Te pas’ól joj upre m’indž’ása péskre spokójnes. ‘Моя мать придет, умертвит тебя, пусть она лежит спокойно, она тебя не трогает, и ты ее не тронь. Пусть она лежит кверху гениталиями своими спокойно’.

Значительный корпус клятв, записанных от польских цыган (этнографически и лингвистически близких исследуемым русским цыганам), представлен в работе Е.Фицовского. Некоторые из них связаны со смертью и культом мертвых: например, sovlax grobostyr ‘клятва на могиле’ произносится перед символической могилой; sovlax mulikane šerestyr букв. ‘клятва на голове мертвеца’ дается с использованием черепа6. Мы можем добавить к материалу Фицовского клятву, которую следовало произносить, лежа в гробу7: te pas’ováv me pe da gróbo, jézl’i mé xoxaváva ‘чтоб лежал я в этом гробу, если я обманываю’.

Часто цыгане клянутся жизнью и здоровьем детей и молодых родственников (рискуя тем самым этими дорогими для себя людьми). Впрочем, в обычном праве цыган существует множество правил, кто и при каких обстоятельствах может и должен давать клятву, к каким сакральным объектам при этом следует апеллировать. Необходимо отметить, что цыганские информанты формулируют эти правила в “правовых” терминах: обычно они с удовольствием обсуждают различные случаи, которые случались или могут случиться в жизни человека (“если так, то ты имеешь право сделать так; если нет – то не имеешь права” и т.д.). Понятно, что реальность довольно сильно отличается от правовых стандартов, формулируемых устной традицией, однако несомненно, что обычное право цыган довольно формализовано.

Например, женщина, которая известна легким поведением, “не имеет права” божиться на иконе, клясться детьми или матерью. Она считается потенциально опасной для сакральных объектов из-за ритуальной нечистоты (цыг. magiribé). Чтобы доказать свою правоту, она может клясться только собой, своим здоровьем.

Другое правило: апеллировать в клятве можно только к объектам, действительно ценным для того, кто дает клятву. Например, клятва на старых родственников не имеет большой силы: Pe babá te dél sovél n’iab’izát’il’na, bába lak’iro v’éko prodž’ind’á. ‘На бабку клясться не стоит, бабка свой век отжила’. Жизнь и здоровье детей и внуков “ценятся” в клятвах гораздо выше.

5. Клятвы в ходе ритуалов. Существуют ситуации, для которых клятва является обязательным элементом. Так, в ходе традиционного цыганского суда участники спора клянутся, чтобы доказать свою правоту. Обзор речевых формул, используемых в этой ситуации цыганами различных субэтнических групп, дан в работе Cherenkov & Laedrich 2004:674–676.

5A. Клятвы в ходе помолвки/сватовства. Хотя основная роль в выборе жениха/невесты принадлежит их родителям, все же считается важным согласие самих молодых людей. Если это согласие достигнуто, то дается клятва, называемая lav букв. ‘слово’. Эта клятва не содержит картину страшных последствий, лишь констатирует согласие вступить в брак: “Me saglásna pal túte te dž’áv, jésl’i dát mamása oddéna”. A jów láke rak’irél: “Jáf kursántka pésk’iro lavénge, mé javáva rod’it’il’énca ke tú de sváty”. ‘[Девушка] “Я согласна за тебя идти, если отец с матерью отдадут”. А он ей говорит: “Будь хозяйка своим словам, я приду с родителями к тебе в сваты” ’.

Нами был записан интересный рассказ о помолвке, которая произошла в 1940-х гг., содержащий несколько клятвенных текстов.8 Первую клятву информантка дала сама себе: A mándy sýs láv dymó: xot’ kón te avél, do sváty tóka, i mé dž’áva palo róm. ‘А у меня было слово дано: хоть кто приди, в сваты только, и я пойду замуж’. Сватанье (te aves do svaty ‘свататься’) здесь противостоит побегу и “самовольному” браку без благословения родителей (te nashas ‘убегать’).

Вторую клятву требует ее жених: Sovláxa, što oddéna tut te na oddéna – tu dž’ása. Togdá me dž’áva do sváty. ‘Клянись, что отдадут тебя или не отдадут – ты пойдешь [за меня]. Тогда я приду свататься’.

В свою очередь, девушка потребовала аналогичной клятвы от парня: Tú phenav sovláxa vp’ir’ód žy, što lésa man ná po sabé, a pe dž’iipé. ‘Ты – я говорю – клянись вперед же, что ты меня берешь не на смех, а на жизнь’.

Эта клятва pe dž’iipé ‘на жизнь’ имеет два значения. Во-первых, это значит, что парень действительно собирается жить семьей с этой девушкой и быть ее честным мужем. Во-вторых, тем самым молодой человек декларирует, что он будет жить с ней до самой смерти. Считается, что заставлять человека так клястья нельзя, поскольку Pe davá dyvél sy –‘на это бог есть’ (то есть бог располагает, всю ли жизнь он проживет с этой женщиной), no i jamé lása starácca –‘но и мы будем стараться’. Таким образом, признается, что мужчина “имеет право” не клясться «на всю жизнь».

Если парень был женат, тем более если у него есть ребенок от другой женщины, то его имеют право принудить побожиться на иконе: te dél suvél devlésa, so jow suvlaxál pe s’émja, pe rod’it’il’énde, so romn’ása na ž’ž’álape – ‘пусть даст клятву с иконой, что он клянется на семью, на родителей, что с [первой] женой не сойдется’.

5B. Клятвы, связанные с подозрениями в наведении порчи. Если женщина подозревается в колдовстве и наведении порчи (keribé), особенно в отношении мужчины, то оправдаться она может только поклявшись самым дорогим. Результат колдовcтва может быть разным: это или вред (болезнь, несчастные случаи, финансовые неурядицы, невезение), или – что негативно оценивается окружающими и считается результатом “присушивания”– открыто проявляемое мужчиной уважение к жене и забота о детях (обычное право предписывает главе семьи, особенно если это молодой человек, демонстрировать почтение в первую очередь своим родителям). Само слово ker’ibé ‘нанесение вреда путем колдовства’ (букв. ‘делание’) происходит от te kerés ‘делать’. Мужчина – жертва магических действий – называется kerdó букв. ‘сделанный’.

Из магических средств, направленных на “присушивание”, информанты упоминают подмешивание в вино и еду менструальной крови той женщины, которая хочет “привязать” к себе мужчину. Поскольку эта кровь и то, что с ней связано, считается ритуально нечистым, то и мужчина, ее выпивший, становится ma(n’)g’irdó ‘нечистый, опоганенный’. Как утверждают информанты, изжить ритуальную чистоту невозможно9. Освободиться можно лишь от симптомов приворота (при помощи магических контрмер). Иногда говорят, что порча и опоганивание распространяется на всю семью и даже на потомков “до седьмого колена”: mag’irdý sar’í s’émja ‘опоганена вся семья’.

Симптомами приворота и keribé, кроме упомянутых, являются следующие: мужчина плохо выглядит, плохо себя чувствует, в нем как будто заводится нечистая сила. В тот календарный день и час, когда было совершено колдовство (например, если его заколдовали 20 июня в 12 часов) мужчина не владеет слобой – он становится грубым и злым по отношению к женщине, инициировавшей keiribé, и именно в этот день и час, не помня себя, он может убить ее под воздействием наваждения. Магия, связанная с менструальной кровью, считается большим грехом, так как она может повредить здоровью мужчины и привести его к убийству.

Если муж узнает о том, что жена его присушила (а узнать это можно либо от понимающего колдуна, либо от окружающих людей, которые заметили вышеописанное поведение мужчины в определенный день и час года), он, по словам информантов, «имеет право убить ее и сделать все что хочет, и никто ему слова не скажет». Это, однако, является позором для мужчины, поэтому должны быть веские доказательства того, что колдовство действительно имело место. Для установления истины женщину заставляют класться на иконе, здоровьем родителей, детей от предыдущего брака (нельзя клясться детьми, общими с мужчиной, на которого наведена порча, поскольку они могут пострадать в случае ложной клятвы).

Клятва может происходить дома, но часто происходит в церкви при большом стечении свидетелей kheré sy kheré, a khang’ir’í sy khang’ir’í ‘дома есть дома, а церковь есть церковь’. Как указывают Cherenkov & Laedrich (2004:675), клятвы перед иконой, алтарем или другим священным предметом широко распространены у разных цыган.

Клятвенный текст, приведенный ниже, очевидно связан с представлениями цыган о мертвых10. Эту клятву давала, стоя на коленях на kaló tháf (букв. ‘черная нить’ - кусок черной материи, используемый во время православных похорон)11, женщина, подозреваемая в совершении keribé. Клятва, данная в таких условиях, считается очень сильной и опасной для тех, кто клянется лживо. Женщина берет икону, но не голыми руками, а через платок, крутит ее от себя и говорит примерно следующее:

Te skaz’n’ín man devél pe γará i po vastá, syr mé kryncynáv ikóna, te skryncýn d’áke devél mán i m’iró s’imják’iro, pšaléng’iro, phen’én’g’iro, babák’iro dž’iipé, te skryncýn m’iró i léng’iro šyró i te ná del mange i m’ire r’ib’onkóske devél raspút’ja,te č’uvél jóv man dre b’ída, te zakedén man rajá, te otlén mandyr saró sastypé, jésl’i mé xuxaváva, jésli mé túke kerd’óm. Syr me terdyjóm pe mulésk’iro tháv kaló, te zamul’ak’ír jóv man i m’ir’i s’émja i m’ir’es č’avorés p’idál tr’ín dyvés. ‘Пусть сказнит меня бог по рукам и ногам, как я кручу икону, так пусть скрутит бог меня и жизнь моей семьи, братьев, сестер, бабушки, пусть скрутит мою и их голову и не даст мне и моему ребенку бог распутья, пусть бросит он меня в тюрьму, пусть заберут меня милиционеры, пусть отберут у меня все здоровье, если я обманываю, если я тебе сделала. Как я встала на мертвецкую нить черную, пусть погубит он меня и мою семью и моих детей через три дня’.

Если кто-то кроме мужа подозревает женщину в наведении колдовства и в глаза сказал об этом ей, мужу или тем более посторонним, то все эти проклятия женщина переводит на этого человека, говоря при этом: A n’i pa právd’i, te zdykhél devél i te perél saró suvél po doléste, kon pe mánde phend’á kadavá nač’ač’ipé. ‘А не по правде, то пусть увидит бог и пусть упадет вся клятва на того, кто на меня сказал эту неправду’.

Во время клятвы женщины часто впадают в истерику, плачут, поскольку этот обряд связан со значительным эмоциональным напряжением: само требование столь страшной клятвы является изнурительным испытанием.

Некоторые информанты говорят, что священник может присутствовать в церкви во время клятвы и следует попросить его разрешения на этот ритуал. Однако большинство информантов считают, что «по-божески», то есть по церковным законам, вообще нельзя клясться ничем. Божба в церкви, впрочем, практикуется, при этом, поскольку клятва произносится на цыганском языке, церковные служители просто не понимают, что происходит.

Цыгане верят, что если женщина действительно инициировала ker’ibé, «сделала» (kerd’á), то она будет всячески уклоняться от клятвы. Решиться на ложную клятву может далеко не каждый, поскольку под удар поставлено здоровье ее близких: te p’ir’idž’ás davá suvél č’éb’i dúj šeró pe ps’ikénde ‘чтобы перейти эту клятву, надо две головы [иметь] на плечах’. Обычное право говорит также, что если клятва произнесена, то ложная она или нет, но муж и все остальные должны верить женщине, и после клятвы никаких разговоров о прежних подозрениях быть не должно.

7. Восприятие клятвы своими/чужими и вера в клятвы. Завершая наш краткий этюд, обратим внимание на то, как соседи-нецыгане относятся к широкому употреблению в цыганской речи клятв и проклятий. В целом эта манера кажется нецыганскому окружению довольно странной, в особенности это касается проклятий, которые, например, цыганские матери адресуют своим собственным детям. Отметим известный дуализм подобных проклятий: с одной стороны, мать, естественно, не желает детям ничего плохого, и проклятие в данном случае имеет целью отпугнуть злые силы от ребенка, показав им, что для матери этот ребенок якобы не представляет никакой ценности (и, соответственно, для злых сил тоже неинтересен). С другой стороны, у цыган существует верование, что материнское проклятие самое страшное и сильное, оно распространяется не только на проклинаемого ребенка, но на всех его потомков. Кроме того, православная церковь, чьи догматы для цыган довольно авторитетны, запрещает как клятвы, так и проклятия, считая их грехом.

Не менее странной для соседей кажется манера цыган страстно клясться самым серьезным образом по любому, незначительному для постронних, поводу (кто-то приехал из Москвы, а не из Пскова, у кого-то двое детей, а не трое, кто-то умер в декабре, а не в ноябре и т.д.). Кроме того, цыгане, как кажется, довольно чувствительны к недоверию, высказываеваемому собеседником. Так, например, когда я в шутку выразила недоверие одному моему информанту в том, что он бросил курить (действительно редкий случай для молодого человека из цыган), он поклялся жизнью и здоровьем ребенка и памятью покойной жены – действительно святыми для себя, что это так.

Отметим и еще одно противоречие. Определенно среди цыган существует “правовой стандарт”, предписывающий безоговорочно верить данной клятве – даже если утверждение, подкрепленное клятвой, противоречит личному опыту информантов (“он же клялся – значит, правда”). С другой стороны, существует и представление о том, что любую клятву можно обойти. По этой причине клятвы становятся все более и более развернутыми, число сакральных объектов, упоминаемых в тексте клятвы, увеличивается, а катастрофа, которая случится в случае ложной клятвы, становится все более ужасной. Примечания

¹ Tcherenkov L., Laedrich S. The Roma. Vol.2: Traditions and texts. Basel: Schwabe Verlag, 2004. P.589-591.
Назад

² Idem, p.589.
Назад

³ Idem, p.591.
Назад

⁴ Idem, p.591-592.
Назад

⁵ Тексты клятв и других образцов малых жанров, записанных от русских цыган, содержатся также в: Андроникова И. Язык цыганский весь в загадках: народные афоризмы русских цыган из архива И.М.Андрониковой. СПб., 2006.
Назад

⁶ Ficowski J. The Gypsies in Poland: history and customs. Warsaw: Interpress Publishers, 1991. P.68.
Назад

⁷ Записано от А.И. Тумашевича (род. В 1949 г.) в Горелово (Санкт-Петербург). Он относит этот текст ко времени своего детства.
Назад

⁸ Записано от З.Н.Гроховской (1932 - 1998) в Михайловке (Гатчинский р-н Ленинградской обл.).
Назад

⁹ Впрочем, у цыган-кэлдэраров (котляров) есть формализованные способы "распоганивания".
Назад

¹⁰ Записано от А.В. Суховской (род. В 1962 г.) во Псковской обл.
Назад

¹¹ Некоторые информанты сообщают, что такая клятва дается на kalo dykxlo ‘черный платок’ или kalo cerga ‘черная ткань’.
Назад