АРХИВ ПЕТЕРБУРГСКОЙ РУСИСТИКИ

К 60-летию Павла Анатольевича Клубкова


А. Ф. Белоусов

"НЕДОЛГО МУЧИЛАСЬ СТАРУШКА…"

Одним из самых известных "садистских стишков", как принято сейчас называть этот жанр детского фольклора, является четверостишие про старушку, погибшую в высоковольтных проводах. Его первая половина неизменна:

Недолго мучилась старушка
В высоковольтных проводах.
Вторая же варьируется. Чаще всего встречается вариант с тимуровцами:
Ее обугленную тушку
Нашли тимуровцы в кустах.
Реже - вариант с птичками:
Ее обугленная тушка
На птичек наводила страх.
И уж совсем редко — с ёжиками:
Ее обугленную тушку
Сжевали ёжики в кустах.

Обыкновенное ямбическое четверостишие с перекрестной рифмовкой, оно резко выделяется на фоне других садистских стишков, которые представляют собой дактилические дву- и четверостишия со смежной рифмовкой. Его ритмика свидетельствует об особом происхождении: текст про старушку возник сам по себе и лишь впоследствии стал восприниматься в ряду садистских стишков, как это произошло, например, и со стихотворением Олега Григорьева "Я спросил электрика Петрова…" или с подтекстовкой к хору апостолов на Тайной вечере из рок-оперы "Иисус Христос — суперзвезда" Э.-Л. Уэббера "Мне мама в детстве выколола глазки…".

Единственным ориентиром для выяснения его происхождения долгое время мне служила фраза одного из героев романа Агаты Кристи "Н или М", переведенного Виктором Ривошем и опубликованного в 1990 году: "Недолго мучилась старушка в злодея опытных руках"1. Она была закавычена и являлась цитатой, источник которой я никак не мог установить. Обнаружить его удалось только при подготовке раздела о садистских стишках в сборнике "Русский школьный фольклор". Если в предисловии к текстам говорится, что этот стишок создан на основе "крылатого выражения" про старушку, мучающуюся "в злодея опытных руках"2, то в примечания удалось вставить указание на "студенческую песню конца 50-х годов "Пионер" ("На берегу родной реки…")"3.

Этим указанием я обязан фольклористу Юрию Александровичу Новикову, который прислал мне и сам текст песни:

На берегу родной реки
Сидел угрюмый пионер
И топором по головам
Совал туды и растуды.

А кровь лилася по реке
И растекалась по волнам,
А пионер сидел и пил
Водичку с кровью пополам.

Недолго корчилась старушка
В злодейских, опытных руках!
Злодей же, находясь под мушкой,
Нуждался оченно в деньгах.

"Отдай, отдай деньгу, мамаша!"
Злодей-зануда прокричал;
Он ни папашу, ни мамашу,
Он никого не уважал
4.

Старик седой и благородный
В колени бухнулся ему,
Не пожалел он старичину
И отрубил ему башку.

Луна торжественно светелась
И озаряла красоту,
А вся история
5 кателась
К определенному концу.

На берегу родной реки…6

Ю.А. Новиков считает, что эта песня скорее всего была завезена на филологический факультет МГУ в 1958–1960 годах из Ленинграда и прижилась в их студенческой компании туристов-любителей, игнорировавших массовые советские песни, которые были у всех на слуху, и отдававших предпочтение, как он писал, характеризуя свою компанию, "произведениям с "неясной родо-словной", различным переделкам и пародиям, которые неведомо какими путями попадали в нашу среду"7.

Однако для того, чтобы услышать песню "Пионер" совершенно не обязательно было ехать в Ленинград. Есть сведения, что еще раньше песня входила в репертуар студентов-историков МГУ. Она упоминается в воспоминаниях этнографа В.Р. Кабо, относящихся к концу 1940-х годов: "Как пели мы в дурацкой студенческой песне: "И та история катилась к определенному концу"… Исполнение этой песни во Вщижской археологической экспедиции и было, кстати, одним из главных преступлений, за которые меня изгоняли из комсомола, — хотя распевал ее не я один. Герой песни, пионер - разбойник и убийца. На комсомольском бюро я пытался доказать, что не оскорблял достоинство советского пионера, что это — не советский пионер, а австралийский землепроходец"8.

В связи с тем, что информации о более раннем бытовании песни "Пионер" нет, можно предположить, что она была создана во второй половине 1940-х годов и является своего рода памятником послевоенного вольномыслия.

Обратимся к самой песне. Ее первая строчка как будто взята из хорошо известного советским школьникам фрагмента поэмы Некрасова "На Волге":

О, горько, горько я рыдал,
Когда в то утро я стоял
На берегу родной реки,
И в первый раз ее назвал
Рекою рабства и тоски!..
9

А если учесть, что незадолго перед тем был описан "угрюмый, тихий и больной" бурлак10, то создается впечатление, что всё действительно началось с переделки хрестоматийного текста. Ее логика достаточно проста: сына увиденного в детстве бурлака, такого же покорного и терпеливого, как и его отец11, заменяет один из "товарищей-детей" поэта Некрасова — радикал, воспитанный на революционных призывах к топору12.

Оставим в стороне идейную проблематику студенческой песни, в основе которой лежит мысль о губительности радикальных идей. В данном случае для нас гораздо важнее, что она представляет собой искусную стилизацию под жестокий романс. Воспроизводятся важнейшие элементы этого жанра: и злодеяние "сына-убийцы" или "юного зверя" (как в жестоких романсах 1920-х годов назвали бы нашего героя), и особый интерес к его ужасным подробностям, и, наконец, книжные штампы, с помощью которых текст должен предстать как высокая трагедия. Однако в отличие от настоящих жестоких романсов песня о пионере-душегубе снижает и пародирует их жанрово-стилистические особенности. Естественно, что в контексте всей песни двустишие:

Недолго корчилась старушка
В злодейских, опытных руках! —

имеет пародийную направленность. Но сохраняет ли оно свою пародийность, когда отрывается от песни и становится самостоятельным "крылатым выражением"? Не утрачивается ли вместе с тем и ощущение его пародийности?13 Если так, то история со старушкой, задушенной неким злодеем, могла и даже должна была восприниматься всерьез, как событие страшное и трагическое.

Это и приводит к тому, что двустишие попадает под прицел народно-смеховой традиции, которая всегда старалась "развеять атмосферу мрачной и лживой серьезности, окружающую мир и все его явления" в официальной культуре14. В связи с этим текст подвергается трансформации, в процессе которой вполне возможная смерть становится невозможной:

Недолго мучилась старушка
В высоковольтных проводах.
Ее обугленную тушку
Нашли тимуровцы в кустах.

Возникает чисто условный, гротескный мир, дискредитирующий "страхи и ужасы", которые муссировались и продолжают муссироваться в нашем обществе.

О времени переделки бывшего песенного двустишия можно лишь догадываться. Вероятнее всего это произошло в 1970-е годы, когда появились и садистские стишки, пронизанные полемикой с господствующими взглядами, дискредитацией общепринятых ценностей, пародированием стереотипных речевых форм, идеологического и художественного ширпотреба. Энергия противостояния официальной культуре породило мощный пласт альтер-нативной словесности, столь характерный для молодежной контркультуры эпохи "застоя".

История про старушку, погибшую в высоковольтных проводах, часто воспринимается как обычный садистский стишок. Это не так. И дело здесь не столько в том, что ее героиня-старушка совсем непохожа на "маленького мальчика" и подобных ему персонажей садистских стишков. Инометрические тексты, попадающиеся среди садистских стишков, как правило, выделяются на общем фоне не только ритмикой, но и своим метажанровым смыслом. Они высвечивают какую-нибудь важную особенность содержания садистских стишков15. В этом плане небылица "Недолго мучилась старушка…" подчеркивает всю условность и фантастику гротескного мира стишков. Характерно, что на начальном этапе существования садистских стишков, когда они еще назывались "куплетами" и пелись, наша небылица нередко использовалась как припев.

Возникнув в студенческой песне-пародии, образ старушки-мученицы не забылся вместе с песней, а сохранился и был востребован новой волной молодежной смеховой стихии. Это заставляет в очередной раз задуматься как о ее "вечных темах", так и об эволюции форм комического в русском молодежном юморе.

Примечания

Выражаю благодарность А.К. Байбурину, А.С. Башарину, Е.В. Душечкиной и Ю.А. Новикову за сведения и советы, которые помогли мне в работе над статьей.

1 См.: Росс Томас. Выборы; Агата Кристи. Н или М? Рига, 1990. С.324.
Назад

2 См.: А.Ф. Белоусов. "Садистские стишки" // Русский школьный фольклор. От "вызываний" Пиковой дамы до семейных рассказов. М., 1998. С.550.
Назад

3 Там же. С.577.
Назад

4 Примечание Ю.А. Новикова: напев следующих четырех строф — мажорный
Назад

5 Примечание Ю.А. Новикова: вариант — вселенная
Назад

6 Примечание Ю.А. Новикова: повторяются первые две строфы.
Назад

7 Ю.А. Новиков. Песни ГУЛАГа из репертуара студентов МГУ // Фольклор и культурная среда ГУЛАГА. СПб., 1994. С.63.
Назад

8 В.Р. Кабо. Дикий голубь. (О Валентине Берестове) // Тыняновский сборник. Вып.11. Девятые Тыняновские чтения. Исследования. Материалы. М., 2002. С.792.
Назад

9 Н.А. Некрасов. Полн. собр. соч. и писем: В 15-ти т. Худ. произведения. Л., 1981. Т.2. С.91. Курсив наш.
Назад

10 Там же. С.90. Курсив наш.
Назад

11 Там же. С.92.
Назад

12 См. знаменитое "Письмо из провинции", опубликованное 1 марта 1860 года в герценовском "Колоколе": "Нет, наше положение ужасно, невыносимо, и только топор может нас избавить, и ничто, кроме топора, не поможет! <…> К топору зовите Русь" (цит. по: Н.Г. Чернышевский. Полн. собр. соч.: В 16-ти т. М., 1950. Т.7. С.1004).
Назад

13 См.: Ю.Н. Тынянов. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С.226.
Назад

14 См.: М.М. Бахтин. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М., 1965. С.412.
Назад

15 См.: А.Ф. Белоусов. "Садистские стишки". С.549-550.
Назад


К оглавлению