На тему этой статьи

В истории науки о языке за последние лет пятьдесят обращает на себя внимание ее расхождение с филологией и, я бы сказал, с самим языком, понимаемым как выразительное средство. Строя по преимуществу историю звуков и форм того или другого языка и оперируя с абстракциями «праязыков» различных степеней, современное языковедение достигло замечательных результатов, заслужив по справедливости название точной науки; но оно до некоторой степени потеряло из виду язык как живую систему знаков, выражающих наши мысли и чувства.

Хотя такое направление научной мысли и является вполне законным, вытекающим из самого хода развития науки о языке, однако нельзя не признать, что оно имело своим последствием ослабление интереса к языковедению в широких кругах образованного общества: тогда как в начале XIX в. вопросы языка могли быть предметом обсуждения на страницах литературных журналов, в настоящее время они почитаются скучными и чересчур специальными. Такое положение вещей, будучи вполне, как сказано, законным и естественным, тем не менее является тяжелым и для науки о языке, и для мыслящих слоев общества, лишая первую притока свежих сил, а последние — научных сведений об одном из существеннейших элементов всякой человеческой группировки, об орудии человеческого общения.

В настоящее время можно констатировать некоторую тенденцию к сближению этих двух миров, тенденцию, возникающую совершенно независимо в каждой из указанных сфер, и притом безусловно органически, из причин, вполне имманентных каждой.

В языковедении, с одной стороны, оживляется, отчасти под влиянием некоторой усталости от классической сравнительной грамматики, вечно юный интерес к этнографии, археологии и истории. Группа лингвистов настаивает на необходимости изучать не только слова, но и «вещи», которые словами обозначаются: «Wörter und Sachen» — вот лозунг, с которым выступили когда-то Р. Мерингер и Г. Шухардт, нашедшие себе многочисленных продолжателей.¹ Ряд исследований посвящается индоевропейской культуре и смежным вопросам. Наиболее популярными книгами в этой области являются книги О. Шрадера и Г. Хирта. Сюда же относятся и яфетические изыскания академика Н. Я. Марра у нас в России. Наконец, едва ли не самым замечательным достижением является синтез истории языка и истории народа, его носителя, у А. Мейе в его «Aperçu d'une histoire de la langue grecque», Paris, 1922, — книге, которая так написана, что ее может читать всякий образованный человек. Аналогичный и грандиозный замысел применительно к русскому языку мы видели у покойного академика А. А. Шахматова, которому волею судеб, к сожалению, не удалось довести до конца это дело.

С другой стороны, в языковедении, несколько потерявшем было связь с живым языком, стали понимать, что механические «звуковые законы» и не менее механическая «аналогия» не достаточны для объяснения и даже для построения истории языка, что язык есть деятельность человека, направленная всякий раз к определенной цели, к наилучшему и наиудобнейшему выражению своих мыслей и чувств, и что именно этим объясняются многие явления, которые оставались непонятными и в истории звуков, и в истории форм. Отсюда возрождение интереса к живому языку2 как к данному в опыте явлению, к живому процессу речи, к синтаксису и семантике. Может быть, первыми ласточками в этом направлении были разные люди, из разных стран, как например Г. Шухардт (Градец — Graz), О. Есперсен (Копенгаген), И. А. Бодуэн де Куртенэ (Россия и Польша); но едва ли не ярче всего по крайней мере некоторые стороны движения проявились во Франции: А. Мейе, [Ж.] Жильерон.3

Так обстоит дело в языковедении. Но и в обществе, по крайней мере русском, возродился интерес к языку совершенно, как сказано, независимо от языковедения. Прежде всего поэты, для которых язык является материалом, стали более или менее сознательно относиться к нему; вслед за ними пошли молодые историки литературы, которые почувствовали невозможность понимания многих литературных явлений без лингвистического подхода; наконец, люди сцены, для которых живой произносимый язык является альфой и омегой их искусства, едва ли не более других посодействовали пробуждению в обществе интереса к языку.

Настоящий сборник,4 зародившись среди лингвистов, примыкающих ко второму из указанных выше движений в языковедении, во многом питался также тем интересом, который пробудился в обществе к «поэтическому языку». В связи с этим он ставит своей задачей исследование русского литературного языка во всем разнообразии его форм, а также в его основных источниках — книжном наследии прошлого и живом говоре разных общественных слоев его современности. В связи с этим главный интерес сборника направлен на семантику, синонимику, словоупотребление, синтаксис, эстетику языка — вообще на все то, что делает наш язык выразителем и властителем наших дум. А поэтому он адресуется не только к лингвистам, но и ко всем тем читателям из широких слоев образованного общества, в которых жива любовь к слову как к выразительному средству. Он даже позволяет себе питать, может быть, не совсем скромную надежду, что в будущем, в случае удачи, он станет в дальнейших выпусках тем мостиком между языковедением и образованным русским обществом, который был сломан во второй половине XIX в.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Под таким заглавием и сейчас издается в Германии под редакцией Р. Мерингера журнал, вокруг которого группируется целый ряд более или менее крупных имен.
Назад

² Народными говорами языковедение интересуется уже давно, но по преимуществу с точки зрения находимых в них остатков старины.
Назад

³ А. Доза в маленькой популярной книжечке, которую тоже может читать всякий образованный человек, — «La géographic linguistique», Paris, 1922 — изложил достижения школы Жильерона. Книга Мейе — «Linguistique historique et linguistique générale», Paris, 1922 — более трудна.
Назад

⁴ Участники сборника связаны между собой личной дружбой и может быть, общим лингвистическим направлением (И. А. Бодуэн де Куртенэ), но были абсолютно свободны в своих суждениях, неся каждый личную ответственность за свои статьи.
Назад

Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятельность. М.: Наука, 1974. С. 100–102.