ОБЪЕДИНЕННОЕ ГУМАНИТАРНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВОКАФЕДРА РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ТАРТУСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
о проекте | анонсы | хроника | архив | публикации | антология пушкинистики | lotmaniania tartuensia | з. г. минц
personalia | ruthenia – 10 | сетевые ресурсы | жж-сообщество | независимые проекты на "рутении" | добрые люди | ruthenia в facebook

СТРОФА И РИФМА В «ЕВГЕНИИ ОНЕГИНЕ»(*)

В. С. БАЕВСКИЙ

Чтоб обо мне, как верный друг,
Напомнил хоть единый звук.
И чье-нибудь он сердце тронет;
И сохраненная судьбой,
Быть может в Лете не потонет
Строфа слогаемая мной…
А. Пушкин

 
 
 
 
 

Для своего романа Пушкин выработал специальную строфу, и ее строению посвящен ряд работ1. Рифма «Евгения Онегина» специально не изучалась, но в трудах по истории русской рифмы и по пушкинской рифме роман в стихах, разумеется, учитывается2. Однако совместно эти два аспекта никогда не рассматривались, это предстоит нам сделать.

Согласно схеме, онегинская строфа содержит семь рифменных серий по два стиха каждая. Три из них женские (на схеме обозначаются прописными буквами), четыре мужские (на схеме обозначаются строчными буквами): AbAbCCddEffEgg. Однако реальные рифменные связи в строфе зачастую иные. Например, выпишем строфу XXXI главы четвертой:

    Не мадригалы Ленской пишет
    В альбоме Ольги молодой;
    Его перо любовью дышет,
    Не хладно блещет остротой;
    Что ни заметит, ни услышит
    Об Ольге, он про то и пишет:
    И полны истины живой
    Текут элегии рекой.
    Так ты, Языков вдохновенный,
    В порывах сердца своего,
    Поешь, бог ведает, кого,
    И свод элегий драгоценный
    Представит некогда тебе
    Всю повесть о твоей судьбе (86)3.

В начальных восьми стихах переплетаются две рифмы, конечные шесть стихов объединены рифмами попарно в три серии. Реальная схема этой строфы такова: AbAbAAbbCddCee. Это предельно близко к сонету — твердой строфической форме, любимой в разных литературах мира, в том числе и в русской. Случайно ли такое расхождение реальных рифменных связей с абстрактной схемой строфы? Самый поверхностный просмотр романа показывает, что подобные отступления встречаются на каждом шагу. А раз так, их следует изучить. Подобно тому, как в пределах четырехстопного ямба по-разному распределяются ударения на четных слоговых позициях, в онегинской строфе по-разному объединяются стихи в рифменные серии. Схема как бы задает «метр», «меру» строфы, а реальные рифменные связи представляют «ритмические варианты» на уровне строфической организации. Отмечено, что онегинская строфа выражает два противоположных стремления Пушкина: к цельности, единству романа и к разнообразию. Проходящая через весь роман строфическая форма придает тексту монументальное единство; различные синтаксические, ритмические конструкции, богатство содержания сообщает роману бесконечное разнообразие4. Варьирование рифменных серий в пределах строфической схемы также поддерживает общее единство-многообразие.

Рассмотрим разновидности реальных рифменных связей.

Они могут быть как в пределах строфы, так и охватывать соседние строфы. Сперва рассмотрим реальные рифменные связи в пределах строфы.

Начнем с женских рифм.

Единую рифменную серию образуют 1, 3, 5 и 6 стихи. Примером может служить приведенная выше строфа XXXI главы четвертой. Единую серию могут образовать и 5, 6, 9, 12 стихи. В романе два таких случая, например, приведем строфу из «Отрывков из Путешествия Онегина»:

    Бывало, пушка зоревая
    Лишь только грянет с корабля,
    С крутого берега сбегая,
    Уж к морю отправляюсь я.
    Потом за трубкой раскаленной.
    Волной соленой оживлëнный,
    Как мусульман в своем раю,
    С восточной гущей кофе пью.
    Иду гулять. Уж благосклонный
    Открыт Casino; чашек звон
    Там раздается; на балкон
    Маркер выходит полусонный
    С метлой в руках, и у крыльца
    Уже сошлися два купца. (203)

Реальная схема этой строфы AbAbCCddCeeCff. Четыре раза единую рифменную серию образуют 1, 3, 9 и 12 стихи, например (глава восьмая, строфа XXXIII):

    Ответа нет. Он вновь посланье:
    Второму, третьему письму
    Ответа нет. В одно собранье
    Он едет; лишь вошел… ему
    Она на встречу. Как сурова!
    Его не видят; с ним ни слова;
    У! Как теперь окружена
    Крещенским холодом она!
    Как удержать негодованье
    Уста упрямые хотят!
    Вперил Онегин зоркий взгляд:
    Где, где смятенье, состраданье?
    Где пятна слез?.. Их нет, их нет!
    На сем лице лишь гнева след… (182)

Реальная схема этой строфы AbAbCCddAeeAff. Таким образом, Пушкин исчерпал все возможности объединения стихов с женскими окончаниями: первую пару и вторую (начало строфы), вторую и третью (конец строфы), первую и третью (кольцо строфы).

Обратимся к мужским рифмам. Однако, показав принцип, мы не станем теперь приводить примеры на каждую разновидность дополнительных рифменных связей: таких разновидностей около пятидесяти, и примеры составили бы объем целой главы романа. Ограничимся отдельными наиболее показательными образцами.

В 11 строфах рифменная серия объединяет четыре начальных стиха с мужскими окончаниями: 2, 4, 7, 8 (AbAbCCbbDeeDff). В 10 строфах одна рифма объединяет четыре средних стиха с мужскими окончаниями: 7, 8, 10, 11 (AbAbCCddEddEff). В 9 строфах одна рифма объединяет мужские стихи, стихи с мужскими окончаниями начала и середины: 2, 4, 10, 11 (AbAbCCddEbbEff). В 10 строфах общей рифмой объединены стихи с мужскими окончаниями середины и конца: 7, 8, 13, 14 (AbAbCCddEffEdd). В 9 строфах рифменная серия объединяет стихи с мужскими окончаниями, находящиеся в конце строфы: 10, 11, 13, 14 (AbAbCCddEffEff). В 14 строфах одна и та же рифма объединяет два первых и два последних стиха с мужскими окончаниями, образуя кольцо: 2, 4, 13, 14 (AbAbCCddEffEbb). Наконец, в двух строфах одна и та же рифма объединяет шесть из восьми стихов с мужскими окончаниями (AbAbCCbbDbbDee). Здесь украсим изложение пушкинским примером. Строфа XV, по традиционному счету, главы десятой (незавершенной и зашифрованной Пушкиным) читается:

    Друг Марса, Вакха и Венеры
    Им резко Лун<ин> предлагал
    Свои решительные меры
    И вдохновенно бормотал
    Читал сво<и> Ноэли Пу<шкин>
    Мела<нхолический> Як<ушкин>
    Казалось молча обнажал
    Цареубийственный кинжал
    Одну Росси<ю> в мире видя
    Лаская в ней свой идеал
    Хромой Т<ургенев> им внимал
    И слово: рабс<тво> ненавидя
    Предвидел в сей толпе дворян
    Освободителей крест<ьян> (524)

Серия: «предлагал», «бормотал», «обнажал», «книжал», «идеал», «внимал».

До сих пор мы рассматривали реальные рифменные связи в пределах строфы. В романе во многих случаях стихи на одну и ту же рифму встречаются в соседних строфах. Обыкновенно они привлекают внимание. Однако мы фиксируем только те случаи, когда стихи на одну рифму либо занимают одинаковые позиции в соседних строфах, либо образуют стык, занимая конец предыдущей строфы и начало последующей. Здесь дополнительные рифменные связи актуализируются благодаря их композиционной функции, и невозможно отрицать их художественную целесообразность.

Здесь тоже начнем с женских рифм. В двух соседних строфах могут совпадать рифмы 1–3 стихов (4 случая), 5–6 стихов (1 случай), 9–12 стихов (1 случай). Так, в строфе ХХХIII главы четвертой 1-й и 3-й стихи таковы: «Как их писали в мощны годы»; «— Одни торжественные оды!». В следующей, XXXIV строфе той же главы 1-й и 3-й стихи таковы: «Поклонник славы и свободы»; «Владимир и писал бы оды». В двух случаях отмечен стык: одна и та же рифма объединяет последнюю пару стихов с женскими окончаниями предыдущей строфы и первую пару таких стихов последующей строфы (например, строфы XXV и XXVI главы седьмой). А в главе третьей совпадают рифменные серии 9–12 стихов в трех строфах подряд: XXXVI–XXXVIII. Наконец, более пристального внимания заслуживает особый случай. В главе шестой, описав гибель Ленского, Пушкин посвящает ему своеобразный реквием, занимающий строфы XXXVI и XXXVII. В следующей строфе он продолжает вести речь о Ленском, но уже в другом тоне, говорит, что его ждала, быть может, заурядная судьба провинциального помещика. И вот все три строфы объединены лейтмотивной рифмой. Ленский — поэт, и строфу XXXVI Пушкин начинает:

    Друзья мои, вам жаль поэта:
    Во цвете радостных надежд,
    Их не свершив еще для света,
    Чуть из младенческих одежд,
    Увял! <… > (132)

В следующей строфе читаем (стихи 5–7):

                                    <… > Поэта,
    Быть может, на ступенях света
    Ждала высокая ступень. (133)

И следующая строфа начинается:

    А может быть и то: поэта
    Обыкновенный ждал удел.
    Прошли бы юношества лета:
    В нем пыл души бы охладел. (133)

Важнейшая смысловая роль данной лейтмотивной рифмы вполне очевидна.

Большее разнообразие мы видим среди мужских рифм. В соседних строфах могут совпадать рифмы 2–4 стихов (1 случай), 7–8 стихов (4 случая), 10–11 стихов (1 случай), 13–14 стихов (8 случаев). Два заключительных стиха образуют афористичный финал строфы, поэтому они очень на виду. Объединяя заключительные стихи соседних строф общей рифмой, Пушкин накрепко связывает строфы между собой. Строфа III главы первой завершается так:

    Слегка за шалости бранил,
    И в Летний сад гулять водил. (6)

Конец строфы IV:

    Чего ж вам больше? Свет решил,
    Что он умен и очень мил. (7)

В 8 случаях наблюдается стык: общая рифма объединяет последнюю пару стихов с мужскими окончаниями в предыдущей строфе и первую пару таких стихов в последующей строфе.

Рифменный параллелизм отдельных пар стихов и стык соседних строф — явления относительно простые. Есть случаи, когда соседние строфы связаны более насыщенными рифменными сериями. В строфе XXIX главы пятой описывается появление Онегина и Ленского на именинах Татьяны; строфа кончается так:

                                  <…> всяк отводит
    Приборы, стулья поскорей;
    зовут, сажают двух друзей. (110)

Повествование продолжено в следующей строфе, и та же рифма появляется в следующих четырех стихах с мужскими окончаниями:

    Сажают прямо против Тани,
    И, утренней луны бледней
    И трепетней гонимой лани,
    Она темнеющих очей
    Не подымает: пышет бурно
    В ней страстный жар; ей душно, дурно;
    Она приветствий двух друзей
    Не слышит, слезы из очей
    Хотят уж капать <…>(110–111)

Не только рифма та же, но и слова те же: «друзей», «очей». В описании зимы 7, 8, 10, 11 стихи связаны общей рифмой (строфа XLII главы четвертой):

    Мальчишек радостный народ
    Коньками звучно режет лед;
    На красных лапках гусь тяжелый,
    Задумав плыть по лону вод,
    Ступает бережно на лед <…> (90)

Описание зимы продолжено в следующей строфе, и там те же 7, 8, 10, 11 стихи связаны общей рифмой, причем это та же рифма, что и в предыдущей строфе:

    Но конь, притупленной подковой
    Неверный зацепляя лед,
    Того и жди, что упадет.
    Сиди под кровлею пустынной,
    Читай: вот Прадт, вот W. Scott.
    Не хочешь? — поверяй расход <…> (91)

Отмечен случай, когда рифменное кольцо одной строфы сочетается со стыком этой и следующей строфы, а также случай, когда кольцо одной строфы сочетается с повторением той же рифмы в конце следующей строфы. Последнее явление заслуживает иллюстрации. Сон Татьяны (глава пятая, строфа XV):

    Упала в снег; медведь проворно
    Ее хватает и несет;
    Она бесчувственно-покорна,
    Не шевельнется, не дохнет <…> (103)

Заключительное двустишие этой строфы имеет ту же рифму, что и начало:

    И в сени прямо он идет,
    И на порог ее кладет. (104)

И та же рифма возникает третий раз в заключительном двустишии следующей строфы:

    Там карла с хвостиком, а вот
    Полу-журавль и полу-кот. (104)

Мы рассмотрели реальные рифменные связи, возникающие в женских и мужских рифмах в пределах строфы и между строфами. Согласно традиции, в большинстве случаев это рифмы точные, в них совпадают все звуки, начиная с последнего гласного и до конца стиха. Кроме указанных реальных рифменных связей в романе имеются теневые рифмы. Покажем это на примере.

Татьяна написала Онегину о своей любви… Глава третья, строфа XXXVI:

    Но день протек, и нет ответа.
    Другой настал: все нет, как нет.
    Бледна как тень, с утра одета,
    Татьяна ждет: когда ж ответ? (69)

Татьяна ждет в нетерпении, и Пушкин дважды на пространстве четырех стихов повторяет это важнейшее для нее теперь слово «ответ»: один раз в родительном падеже, другой — в именительном. Благодаря этому возникают две рифменные серии — одна женская, другая мужская — похожие друг на друга: «ответа» и «одета», «нет» и «ответ». Каждая серия сама по себе образована точной рифмой, а между собой они соединены рифмой теневой. Тот же прием повторен в конце данной строфы:

    Татьяна, вспыхнув, задрожала.
    — Сегодня быть он обещал,
    Старушке Ленской отвечал:
    Да, видно, почта задержала. — (70)

«Задрожала», «задержала» — глаголы стоят в прошедшем времени, они женского рода; «обещал», «отвечал» — глаголы тоже в прошедшем времени, но мужского рода. Каждая пара в отдельности образует точную рифму, между собой соединяются теневой рифмой. Теневая рифма может объединять не только точную женскую рифму с точной мужской, как в приведенных примерах, но и две точных женских рифмы, и две точных мужских рифмы. Теневая рифма между точной мужской и точной женской выявлена в 21 случае, между двумя точными женскими — в 11 случаях, между двумя точными мужскими рифмами в 4 случаях.

Теневые рифмы, как и точные, могут объединять соседние строфы, когда они занимают одинаковые позиции в строфе. Так, в главе второй Пушкин представляет нам героиню романа (строфа XXIV):

    Ее сестра звалась Татьяна…
    Впервые именем таким
    Страницы нежные романа
    Мы своевольно освятим. (42)

Вся строфа до конца заполнена рассуждением об этом имени. Следующая возвращает читателя к героине:

    Итак она звалась Татьяной.
    Ни красотой сестры своей,
    Ни свежестью ее румяной
    Ни привлекла б она очей. (42)

Пушкин тонко чувствует язык! В русском языке именительный падеж сосредотачивает внимание на себе, творительный является «периферийным»5. В строфе XXIV имя героини стоит в именительном падеже, потому что оно, само имя, — предмет разговора. А в строфе XXV уже речь не об имени, а о девушке, которая его носит: имя стоит в творительном падеже, «периферийном», а в именительном только местоимение «она». О ней и речь. «Татьяна», «романа» в стихах 1 и 3 строфы XXIV и «Татьяной», «румяной» в стихах 1 и 3 строфы XXV порознь представляют собой точные рифмы: одновременно эти пары образуют рифму теневую.

Подобный же случай наблюдаем в главе седьмой (строфы XXXVII и XXXVIII). В главе восьмой почти подряд находятся два теневых стыка: последняя женская рифма предыдущей строфы и первая женская рифма последующей строфы образуют теневую рифму (строфы XXXV и XXXVI, XXXVIII и XXXIX). В «Отрывках из Путешествия Онегина» заключительное двустишие строфы «А где, бишь, мой рассказ несвязный?» и следующей «Но уж дробит каменья молот» образуют теневую рифму (при этом заключительные стихи строфы «Но уж дробит каменья молот» составляют единую рифменную серию из четырех стихов с первыми стихами с мужскими окончаниями следующей строфы «Бывало, пушка зоревая»).

Какая же часть романа охвачена дополнительными рифменными связями? Дополнительные рифменные связи, нарушающие абстрактную схему онегинской строфы, выявлены в 72 строфах. Дополнительные рифменные связи между строфами установлены в 36 случаях; они охватывают 74 строфы (дважды по три строфы). Теневые рифменные связи отмечены в 36 строфах. В пяти случаях теневые рифмы объединяют по две строфы; таким образом, они охватывают еще 10 строф. Всего дополнительными рифменными связями, казалось бы, охвачено 72+74+36+10=192 строфы. В действительности таких строф несколько меньше, 170: в некоторых строфах комбинируется по два и даже по три случая различных дополнительных рифменных связей.

Хотя формально онегинская строфа состоит из 14 стихов, в действительности в романе есть строфы разной длины. По художественным или иным соображениям Пушкин некоторые строфы частично и даже полностью опускал. Так, в «Отрывках из Путешествия Онегина» одна строфа начинается со второго стиха, и то неполного:

    ……………………………перед ним
    Макарьев суетно хлопочет,
    Кипит обилием своим. (198)

Далее до конца строфа напечатана полностью, так что всего в ней 13 стихов (один неполный). Заметим, что в черновой рукописи эта строфа имеется полностью, и начинается, она так:

    Тоска, тоска! Он в Нижний хочет
    В отчизну Минина — Пред ним
    Макарьев суетно хлопочет
    Кипит обилием своим (498)

И так далее. В строфе III главы третьей напечатаны только восемь первых стихов. В «Отрывках из Путешествия Онегина» одна строфа представлена шестью заключительными стихами (с. 199), другая — пятью начальными (с. 197). В главе восьмой из строфы II Пушкин напечатал лишь первое четверостишие (с. 165), в «Отрывках из Путешествия Онегина» последняя строфа представлена одним начальным стихом, который, таким образом, и завершает весь роман, а еще одна строфа представлена одним только первым словом первого стиха: «Тоска!..» (198). Наконец, строфа IX главы первой (как и ряд других) выпущена вовсе и представлена номером и точками (с. 9).

В первой–восьмой главах 389 номеров строф; под этими номерами напечатано 363 полных строфы и 3 неполных, остальные номера пусты. В пушкинских «Примечаниях к Евгению Онегину» и в «Отрывках из Путешествия Онегина» напечатано еще 18 полных и 6 неполных строф. Наконец, в главе десятой имеется 2 полных строфы и 15 неполных. Всего в романе 383 полных строфы и 24 неполных.

Теперь мы можем сказать: из 383 полных и 24 неполных строф дополнительными рифменными связями охвачено 170 строф, то есть свыше 40 процентов. Дополнительные рифменные связи, выходящие за абстрактную схему строфы — явление, которое систематически проведено через весь роман.

В их расположении можно выявить определенные закономерности. Онегинская строфа начинается женской рифменной парой, а оканчивается мужской. В женских рифмах дополнительные связи имеют тенденцию сосредотачиваться в первой половине строфы (особенно ясно это в теневых рифмах), в мужских рифмах — во второй половине строфы. Вместе с тем, и в женских, и в мужских рифмах относительно преобладает кольцо. Все это вместе взятое свидетельствует о стремлении Пушкина маркировать дополнительными рифменными связями начала и концы строф. То же самое демонстрируют дополнительные рифменные связи между строфами.

По главам дополнительные рифменные связи распределены весьма равномерно за исключением главы шестой, где их вдвое меньше, чем в среднем. В пределах главы дополнительные рифменные связи весьма отчетливо отмечают элементы композиции или фабулы. Так, они сгущаются в начале главы первой, в описании Татьяны в главе второй, в описании любовных переживаний Татьяны в главе третьей и Ленского в главе четвертой. В главе пятой сгустками дополнительных рифменных связей отмечены все места, в которых наиболее интенсивно описывается душевная жизнь Татьяны (строфы I, V, VI–VII, X–XII и т. д.). В главе шестой, где дополнительных рифменных связей относительно меньше, они сосредоточены в повествовании о дуэли; так выделяется этот драматический эпизод — единственное событие в романной фабуле. Ими выделены начало и конец главы седьмой, конец главы восьмой, описание Одессы в «Отрывках из Путешествия Онегина», изображение декабристов и самого Пушкина в их среде в главе десятой. Рассмотрим с этой точки зрения три заключительных строфы главы восьмой.

В строфе XLIX Автор обращается к Читателю. Точные рифмы заключительных мужских стихов «ты», «мечты» и «найти», «прости» между собой образуют теневую рифму:

    Дай бог, чтоб в этой книжке ты
    Для развлеченья, для мечты,
    Для сердца, для журнальных сшибок,
    Хотя крупицу мог найти.
    За сим расстанемся, прости! (188)

В следующей строфе начинается одна из самых длинных рифменных серий:

    Прости ж и ты, мой спутник странный,
    И ты, мой верный Идеал, —
    И ты, живой и постоянный,
    Хоть малый труд. Я с вами знал —
    Все, что завидно для поэта <…> (189–190)

Рифменная серия «Идеал», «знал» продолжена в заключительном двустишии строфы; таким образом, в пределах строфы мы видим кольцо:

    И даль свободного романа
    Я сквозь магический кристал
    Еще не ясно различал.

Рифменная серия «Идеал», «знал», «кристал», «различал» на этом не оканчивается и переходит в следующую, заключительную строфу. При этом возникает рифменный стык:

    Но те, которым в дружной встрече
    Я строфы первые читал…
    Иных уж нет, а те далече,
    Как Сади некогда сказал.
    Без них Онегин дорисован.
    А та, с которой образован
    Татьяны милый Идеал…
    О много, много Рок отъял! (190)

Рифменная серия продолжена: «читал», «сказал», «Идеал», «отъял». Она кончается тем же всеобъемлющим словом «Идеал», которым началась. Мыслью о романе как о воплощении идеала завершается глава. И жанровое определение «романа» тоже попадает в рифменную скрепу, объединяющую две последние строфы. В строфе L:

    Промчалось много, много дней
    С тех пор, как юная Татьяна
    И с ней Онегин в смутном сне
    Явилися впервые мне —
    И даль свободного романа <…>

Рифма «Татьяна», «романа» занимает 9 и 12 стихи. На этом же месте в строфе LI читаем:

    Блажен, кто праздник Жизни рано
    Оставил, не допив до дна
    Бокала полного вина,
    Кто не дочел Ее романа <…>

Чуковский писал о Блоке: «Каждый звук будил в его уме множество родственных отзвуков, которые словно жаждали возможно дольше остаться в стихе, то замирая, то возникая опять»6. То же следует сказать о Пушкине, и в особенности в связи с «Евгением Онегиным».

Мы убеждаемся, что дополнительные рифменные связи играют композиционную роль: маркируют начало и конец всего романа, некоторых глав, некоторых строф, наиболее напряженные моменты повествования. В этих эпизодах они настойчиво выделяют самые важные темы. Так исследованный нами прием выполняет семантическую и эстетическую функции в художественной системе романа. Можно думать, что в дополнительных рифменных сериях, наложенных поверх схемы строфы, отразился опыт астрофических стихотворений и поэм Пушкина с их разной длины сериями точных и теневых рифм. Уже в послании, которым открывается собрание сочинений Пушкина, «К Наталье» (1813 г.) встречаем повторяющиеся пары рифм «Купидон», «влюблен»; «Селадон», «Купидон»; «полонен», «влюблен» и т. д. В «Послании Лиде» одна мужская рифменная серия проходит через весь довольно длинный текст (63 стиха) и охватывает 30 стихов. При этом ряд слов в рифмах повторяется («сон», «он»). Параллельно в начале стихотворения разворачивается женская рифменная серия, тоже достаточно длинная, охватывающая 8 стихов. В астрофических фрагментах «Евгения Онегина» — посвящении, письмах — довольно много рифменных серий, охватывающих более двух стихов.

Создание «Евгения Онегина» было без преувеличения поэтическим подвигом Пушкина. Художественным явлением великого значения стало построение строфической и рифменной системы романа в стихах. Оно потребовало значительного напряжения и вызвало у поэта своеобразный творческий кризис. Стихосложение Пушкина принадлежит к традиции точной рифмы, идущей от французского классицизма. Если принять, что фонд пушкинских рифм представляет весь фонд точных рифм 10–30-х гг. XIX в. (в первом приближении такое допущение справедливо), то в «Евгении Онегине» использовано приблизительно 25 процентов всех женских рифм и 50 процентов всех мужских рифм, бывших в распоряжении поэта. Отсюда — ощущение исчерпанности традиции. В 1833 г., когда роман в стихах впервые вышел книгой в составе, ставшем постоянным, Пушкин писал в «Путешествии из Москвы в Петербург», что рифм в русском языке слишком мало и что со временем придется обратиться к белому стиху, а в эпосе пойти по пути, указанному А. X. Востоковым, то есть по пути имитаций народного стиха7. Перед нами один из немногих случаев, когда Пушкин в своем предвидении ошибся, и ошибка весьма симптоматична. В его собственном творчестве 1830 г., когда работа над «Евгением Онегиным» в основном закончилась, стал переломным с точки зрения формирования метрического репертуара. Именно в 30-е гг. Пушкин широко обращается к неклассическим размерам, имитирующим безрифменный народный стих8. До сих пор все поэмы, кроме «Гавриилиады», Пушкин писал четырехстопным ямбом; теперь и в этом отношении он ощутил, что исчерпал возможности стиха. «Тазит» (1829–1830 гг.) он начинает писать четырехстопным ямбом и бросает. То же самое было с «Езерским», начатым еще и онегинской строфой (1832 г.). Зато осуществлены поэмы «Домик в Коломне» и «Анджело» (1830 и 1833 гг.), написанные пятистопным и шестистопным ямбом. И только в последней своей поэме «Медный всадник» (1833 г.) Пушкин вернулся к четырехстопному ямбу.

Русская поэзия пошла не по пути распространения белого стиха и имитаций фольклорных размеров, как предполагал Пушкин, а по пути отказа от точной рифмы. Симптомы этого мы видим у самого Пушкина. В главе восьмой романа в стихах, в «Отрывках из Путешествия Онегина» довольно много неточных и приблизительных рифм, например: «долинах», «лебединых»; «очарований», «свиданья». Одновременно с Пушкиным и после него разные поэты по-разному уходили от точной рифмы9. Можно думать, немалую роль в необходимости «деканонизировать» точную рифму сыграл «Евгений Онегин».

Может быть, читая эту статью, кто-нибудь успел подумать: не слишком ли большое внимание мы уделяем строению строфы, дополнительным рифменным связям внутри строфы и между строфами, рифме вообще? Думаем, что нет. За разрешением сомнения обратимся к Пушкину. Рассказывая в своем романе, как он в одиночестве вслух читает стихи, поэт прибегает к выражению: «пенье сладкозвучных строф» (88). Стихотворная речь для него — это прежде всего звуки и строфы. Завершая главу вторую, он говорит:

    Без неприметного следа
    Мне было б грустно мир оставить.
    Живу, пишу не для похвал;
    Но я бы кажется желал
    Печальный жребий свой прославить,
    Чтоб обо мне, как верный друг,
    Напомнил хоть единый звук.

                             XL

    И чье-нибудь он сердце тронет;
    И сохраненная судьбой,
    Быть может в Лете не потонет
    Строфа слогаемая мной <…> (49)

Звук и строфа — вот что, надеется поэт, обеспечит ему бессмертие.


1 Шенгели Г. А. Трактат о русском стихе. М., 1923. С. 111–115; Гроссман Л. П. Онегинская строфа // Пушкин. Сб. 1. М., 1924; Винокур Г. О. Слово и стих в «Евгении Онегине» // Пушкин: Сб. ст. М., 1941; Томашевский Б. В. Стих и язык. М.; Л., 1959. С. 294–325; Eugene Onegin. A Novel in Verse by Aleksandr Pushkin. With a Commentary, by V. Nabokov. Vol. 1. N. Y., 1964; Илюшин А. А. К истории онегинской строфы // 3амысел, труд, воплощение. М., 1977. Назад

2 Pushkin's Rhymes. A. Dictionary. By J. Th. Shaw. The Univ. of Wisconsin Press, 1974; Самойлов Д. С. Книга о русской рифме. Изд. 2-е. М., 1982: С. 118–148; здесь же основная литература вопроса. Назад

3 Страницы указываются по изданию: Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 16 т. [М.; Л.], 1937. Т. 6. Назад

4 Маймин Е. А. Пушкин о русском стихе // Русская литература. 1966. № 3. С. 74–75; Scherr В. P. Russian Poetry: Meter, Rhythm and Rhyme. Univ. of California Press, 1986. p. 235–237. Назад

5 Якобсон Р. Избранные работы. М., 1985. С. 179. Назад

6 Чуковский К. И. Книга об Александре Блоке. Пб., 1922. С. 47. Назад

7 Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 11. C. 263. Назад

8 Русское стихосложение XIX в. М., 1979. С. 164, 166, 187. Назад

9 Гаспаров М. Л. Очерк истории русского стиха. М., 1984. С. 142–149. Назад


(*) Пушкинские чтения: Сборник статей / Сост. С. Г. Исаков. Таллинн, 1990. С. 44–57. Назад
© В. Баевский, 1990.
Дата публикации на Ruthenia 30.06.2003.
personalia | ruthenia – 10 | сетевые ресурсы | жж-сообщество | независимые проекты на "рутении" | добрые люди | ruthenia в facebook
о проекте | анонсы | хроника | архив | публикации | антология пушкинистики | lotmaniania tartuensia | з. г. минц

© 1999 - 2013 RUTHENIA

- Designed by -
Web-Мастерская – студия веб-дизайна