МЕСТО ВСТРЕЧИ ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ?

ОЛЕГ ЛЕКМАНОВ

Нижеследующая короткая заметка спровоцирована чтением только что вышедшей, увлекательной книги Н. А. Богомолова «От Пушкина до Кибирова. Статьи о русской литературе, преимущественно о поэзии». С суждениями и наблюдениями, щедро рассыпанными в этой книге, чаще всего соглашаешься. «Но время от времени, — как пишет сам Н. А. по отчасти сходному поводу, — возникает и ситуация обратная, когда хочется нечто добавить к рассуждениям автора»¹.

То «нечто», которое хотели бы добавить к рассуждениям автора мы, касается стихотворения Осипа Мандельштама «Батюшков», разобранного в статье Богомолова «Батюшков, Гумилев, Мандельштам. Заметки к теме». На взгляд исследователя это стихотворение лишено «точного топографического прикрепления, и мы имеем право считать, что оно связано с Петербургом и Царским Селом (гумилевскими городами) не менее, чем с Москвой» (с. 108).

Поскольку у Мандельштама действительно отсутствуют хоть сколько-нибудь отчетливые и однозначно интерпретируемые указания на место встречи двух поэтов:

Ни на минуту не веря в разлуку,
Кажется, я поклонился ему:
В светлой перчатке холодную руку
Я с лихорадочной завистью жму.

мы не можем и не станем оспаривать утверждение Н. А., но попробуем лишь несколько смягчить жесткость этого утверждения: на наш взгляд, говоря о топографии мандельштамовского стихотворения, стоит, в первую очередь, все же вспомнить о Москве и только во-вторую, в-третью и в n-нную — о Петербурге, Царском Селе и других возможных прообразах.

В защиту предложенной поправки приведем такие три аргумента:

Первый аргумент. В комментарии Н. И. Харджиева к «Батюшкову» сообщается, что «по свидетельству С. Липкина, в 1932 г. на стене комнаты Мандельштама <в писательском Доме Герцена, в Москве — О. Л.> висела репродукция автопортрета Батюшкова»². Именно поэтому, согласно правдоподобному предположению комментатора, первая строфа стихотворения начинается строками: «Словно гуляка с волшебной тростью,/ Батюшков нежный со мною живет». «Со мною» — вроде бы вполне отчетливо означает — здесь, в этой комнате, в Москве.

Второй аргумент. Н. А. в своей статье цитирует следующий фрагмент из комментария вдовы поэта, Надежды Яковлевны Мандельштам, к «Батюшкову»: «В стихах о Батюшкове только одно сомнение — “он тополями шагает” или “по переулкам”… Кто-то уверил О. М., что в Москве нет тополей, отсюда поправка “по переулкам”… А тополя-то есть»³.

Далее исследователь высказывает остроумную догадку, состоящую в том, что на самом деле замена «тополями» на «по переулкам» была предназначена для «обнажения гумилевской цитаты» (с. 107) в «Батюшкове» — «А в переулке забор дощатый,/ Дом в три окна и серый газон» (из «Заблудившегося трамвая»). Однако Н. А. не выдвигает никаких причин, которыми могла руководствоваться Н. Я. придумывая, что «кто-то уверил Мандельштама» — «в Москве нет тополей». Надежда Яковлевна действительно иногда корректировала то или иное обстоятельство реальной биографии своего мужа или, скажем, — истории восприятия его произведений, но каждый раз для этого имелись какие-то и чаще всего — очевидные основания (пример: знаменитая фраза из «Второй книги» Надежды Яковлвены, где сопоставляются Мандельштам и Хлебников в читательском восприятии: «Я уверена, что нет настоящего читателя, который соединяет любовь к этим двум поэтам. Вместе их нельзя любить — только врозь»⁴ — это, разумеется, очередная шпилька Н. И. Харджиеву).

И, наконец, третий аргумент. Н. А. в своей статье пишет, что в Москве нет «никакого замостья» (с. 107), между тем, как (наблюдение Г. А. Левинтона) — «в первой строфе “Батюшкова” вводится московская тема: “Он тополями шагает в замостье” — последнее слово, несомненно, ориентировано на “Метель” Пастернака: “а ведь этот посад/ Может быть в городе, в Замоскворечьи,/ в Замостьи и прочая”»⁵.

Дополнительную аргументацию в пользу того, что слово «замостье» попало в стихотворение «Батюшков» не откуда-нибудь еще, а из московского стихотворения Бориса Пастернака, находим в следующем, мемуарном отрывке из статьи Георгия Адамовича о пастернаковском «Лейтенанте Шмидте»: «Лет двенадцать тому назад, когда о Пастернаке еще мало кто слышал, получился в Петербурге московский альманах, называвшийся, кажется, “Весеннее контрагентство муз”. В альманахе было несколько стихотворений Пастернака, и среди них одно, путаное, длинное, о Замоскворечье, со строчкой:

не тот это город и полночь не та.

От этого стихотворения несколько юных петербургских поэтов почти сошли с ума. Даже снисходительно-важный Гумилев отзывался о новом стихотворце с необычным одушевлением. Мандельштам же бредил им»⁶.

Отметим, в заключение, что процитированный отрывок может быть безо всякой натяжки использован при доказательстве наличия в стихотворении Осипа Мандельштама «гумилевского» слоя.

Смиренно признаемся также, что ни один из наших аргументов не получается превратить в весомый, единственный.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Богомолов Н. А. От Пушкина до Кибирова. Статьи о русской литературе, преимущественно о поэзии. М., 2004. С. 478. Далее цитируется с указанием номера страницы в тексте.

² Харджиев Н. И. Примечания // Мандельштам О. Э. Стихотворения. Л., 1973. С. 293.

³ Мандельштам Н. Я. Комментарии к стихам 1930–1937 г. // Жизнь и творчество О. Э. Мандельштама. Воронеж, 1990. С. 224.

⁴ Мандельштам Н. Я. Вторая книга. М., 1990. С. 81.

⁵ Левинтон Г. А. Город как подтекст (из «реального» комментария к Мандельштаму) // ПОΛYТРОПОN. К 70-летию Владимира Николаевича Топорова. М., 1999. С. 742.

⁶ Адамович Г. В. Критическая проза. М., 1996. С. 111.