021
с.151:
СОЙТА-НЬЮ
Лебо Совалов,
29-ЗО.Х 1948 г.
Это дёре, кому бы его ни рассказывали, повторяли, ничего в нем не изменяя.
В общем, было четыре человека: один - сомату, один - муггади, один - юрак, один - тау. Эти четыре человека один чум держат. И другой чум. В другом чуме Сойта и парень-то есть, худенький парень, маленький. Такой, что еще во что-нибудь играет. У Сойта-то жены-то нет, дочь есть. Сам-то Сойта старик, Сойта-бахуо. Теперь у сомату-то сестра есть, у муггади тоже сестра-то есть, у юрака тоже сестра есть, у тау тоже сестра есть. В общем женщин четыре.
Эти тау и сомату обменялись сестрами и взяли сестер друг у друга в жены. Юрак и муггади тоже сестрами обменялись.
Самая пора за дикими оленями ходить, хоть за оленями смотреть, хоть аргишить. Хозяин-то сомату. Даром старик этот Сойта, но не хозяин. Ни одного ребенка нету, совсем молодые мужчины все они, кроме Сойта. Также и женщины. Ни одного мальчика или девочки у них нет.
Сколько-то времени прошло, когда речь нашла их там, где они живут.
Теперь вечером говорит сомату. Первый стег начинает падать, земля уже замерзла. Вот в такое время сомату говорит:
- Три товарища, как думаете? Хотя ложитесь спать, тоже думать надо. Хотя днем хоть какую работу работаете, тоже надо думать. Так надо думать: этот год как будем жить? Этот год как живы будем?
Говорит дальше:
- Сейчас я каждый день думаю так: живем мы Сейчас век на тундре. Никогда мы в лес не уходим. Поэтому мы глазами лес не видели, не знаем, какой он. И все мы без отцов живем. Но человек без отца и матери не бывает. Я очень маленький был и слышал, как говорила мать, что у меня отец был. Ум тогда маленький у меня уже был. Я, если какую-нибудь речь слышал от чужих людей, никогда не забывал, всегда помнил. Никогда, никто из вас, хоть юрак, хоть тау, хоть муггади, не поминал, что "мой отец так говорил, мать так говорила, так-то они жили, так-то они ходили". Это почему так, товарищи? Вы не знаете ничего о своих отцах? Если это так, то Сойта надо спрашивать, когда, на какой земле умерли ваши отцы. Надо спрашивать. А про себя я теперь скажу, что я слышал от своей матери. Мой отец тоже сомату был, мать таввой была. Ее старший брат, этот тау иноба (тесть) жил у моего отца. Этот тесть в лес ушел, говорят. В лес ушел и там пять оленей потерял в лесу. Волка следы искал. Волка следов не нашел. По следам оленей идя, убитых их не нашел, хоть половины шкуры не нашел. Мой отец своему тестю тау говорил: "Эти пять оленей у тебя, как ушли, как ты думаешь?" Тау говорил: "У меня теперь ум закружал. Не знаю теперь, как эти олени ушли. Искать дальше, следов нет". Мой отец говорил: "Я так думаю. Вчера я далеко ушел пяти оленей дорогу искать. Далеко ушел, да двух диких оленей дорогу нашел тогда. Двух диких дорога в самый лес пошла. Я думаю, что из тундры это аргиш тунгусов в лес ушел. Тунгусы такие бывают, что в санках не ездят, только верхом на оленях ездят". Моему отцу говорит тесть: "Эту дорогу, я думаю, надо гонять. Какие это тунгусы - надо смотреть. Если ты хочешь идти, вместе пойдем. Санки не будем держать, только на лыжах пойдем".
с152:
Мой отец говорят своему тестю тау: "Ну ладно, надо идти". Тогда, говорят, тунгусов не боялись. Ну, ушли. Все-таки на оленях ушли. Мать говорит: "Отца целый день ожидать будем". Спать время настало - они еще не пришли. Утром встали - еще они не пришли. В общем три дня прошло. Ну, теперь моя мать говорит своей матери, жене тау: "Ну, мужчин наших как будем искать? Надо в тундру аргишить. Я боюсь, мужчины, наверное, неживые, наверное, тунгусы нашли и убили их". Ну, та другая женщина говорит: "Ну, аргишить будем. Если живые, то придут. Дороги наши-то видно будет". Две женщины тут оленей поймали сами и аргишили в тундру. Еще дрова не были заготовлены, без дров аргишили в тундру. И того тестя отца моего сын, тау парень, тоже был маленький. Теперь аргишили. Один аргиш примерно прошли. Теперь моя мать говорит подруге: "Как без дров будем? Две санки дров привезем из леса". Сказала моя мать и оленей поймала и говорит: "Ну, пойдем, дрова надо ведь". Ну, за дровами ушли. Там-то две полных санки дров наложили. Пошли к чуму. К чуму близко подошли. Остановилась моя мать. "Оу!" - говорит моя мать, - "Три диких оленя от наших оленей пошли. Наверно спарились сперва и теперь ушли". "Оу!" - тау женщина говорит. - "Мужчины были бы, убили бы их". К чуму пришли. У тау парень был и еще другой ребенок был, дочь была. Теперь смотрят: только тау парень играет, девки-то нет. Ну, с мальчиком говорят, но он ничего не понимает, играет. Теперь тау женщина говорит: "Якарей дярада"! Ну, как свою дочь не жалко. Но где ее найдет. "Ну, искать будем, все равно не найдем. Но все-таки если искать, то искать можно". Тау женщина говорит моей матери: "Ты сперва сказала, что три диких ушли от наших оленей. Это, однако, не олени были, это три тунгуса ушли. Я-таки не видела, что это тунгусы". Моя мать говорит: "Мое сердце совсем испугалось. Больше ни разу не остановимся, каждый день аргишить будем". Целую неделю аргишили, говорят, эти две женщины. Настало время - первые гуси пришли. Тут теперь мой отец пришел. Тогда, говорит сомату, мой отец пришел. "Тау, - говорит, - нету". Мой отец так рассказал, когда пришел: "Ну, тогда мы пять оленей ушли искать. Сперва я не думал, что так будет. Только оленей смотреть ушли сперва. Когда нашли дорогу двух аргишей, гоняли ее. В одном аргише десять человек было. В другом аргише тоже десять человек было. Ну, в первый раз я тунгусов видал, не думал, что так будет. Когда мы дошли до их чума, они на улице сагудали. Санка стояла там. Не знаю, гости что ли у них были. Сагудают двух оленей. Мы узнали. Это наших смирных быков сагудают. У меня был один такой. Он-то и потерялся. И у тау два оленя потерялось. Самые такие олени, что их жалко. У меня-то только один смирный, большой олень потерялся". Это все отец, когда пришел, говорил матери. Этого оленя совсем жалко было, оттого он и ушел его искать. "Двух оленей сагудают, моего быка и моего товарища жирного быка сагудают. Самый хозяин тунгус так говорит своим людям: "Одни пусть сагудают, другие пусть этих пришедших самодей убьют, оленей возьмут, санки сожгут". Еще мы на санках оставались, только близко подошли, как пять человек к нам пришло. Некоторые из них ножи держат, некоторые - луки, нас убить хотят. Говорю я тау: "Ну, лук-то держи. Без лука чтобы нас не убили. Однако нарочно они ничего не говорят. Нас убивать они будут". Тут к нам подбежали эти люди, два к моей санке, три к санке тау. С нами не говорят. Вижу только - моих двух оленей сразу ножами прикончили. Тау оленей - тоже. Вот, теперь этих оленей всех убили, теперь на нас пошли. Никаких слов не сказали эти пять человек, только из луков выстрелили, потому что хозяин их так говорил. Так пять дней мы бились. Тунгусы
с.153:
теперь так окружили меня, что я перестал товарища видеть. Каждый следующий день их еще больше приходит. Народу много приходит. Каждый день сменяется народ. На шестой день товарища совсем потерял с глаз. Сейчас я дарам пришел живой, я все равно что неживой и утром живой не буду". Мать говорит: "Почему будешь неживой? Так-то хорошо говорить и так-то будто ничего не случилось с тобой". И мой отец говорит: "Так-то я говорю. Но если надо, смотри на меня, парку-то сейчас снимать буду. Что-то у меня есть". Парку-то снять хотел, руки поднял и ничком упал, и умер, и речь свою не кончил. Мать моя теперь парку сняла с него. Тут-то она нашла то, про что он говорил. В самое сердце стрела попала. Древко обломилось, где-то упало и только железо [наконечника] чуть было видно. Мать так подумала: "Можно вытащить железо", но не захотела взять его. Отец умер вечером, еще до утра не дожил, а утром я родился. Отец умер вечером, а утром я пришел, мать-то тай говорила. Теперь, когда я побольше стал, лицо белое стало, и тогда, говорят, тау женщина дочь нашла. Дочь-то родила хорошо. И два дня прошло и на третий день умерла тау женщина. Теперь тут двух детей - мальчика тау и только что родившуюся девочку - хранила моя мать. Так, говорят, того парня, тау сына моя мать хранила. Ну, теперь моя мать так живет. Я маленько больше стал. Теперь из земли тау аргиш пришел, говорят. Авамских три человека пришли. Два-то женатые, у одного жены-то не было. Одного человека послал этот тау мою мать сватать. Так говорит сват: "Ну, ты, чужого мужчину хочешь или нет? Я хочу тебя сватать". Моя мать говорит: "Как не хочу. Я женщина. Одна так жить не могу, одна без мужчины. Этих трех, одну девочку, двух мальчиков как буду кормить? Ну, как не хочу другого мужа. Может быть, он диких оленей добудет, рыбы добудет, все-таки жива буду и мои трое детей живы будут". Потом мать говорит. "Мы к новому моему мужу не пойдем потому, что калым за меня кто возьмет? Пусть он сам придет, сколько у него есть оленей, пусть приведет". Этот человек не всегда без жены был. Жену брал он, жена без детей умерла. Этот мужчина в нашем чуме прожил одну зиму и одну весну. Когда третья весна стала, этот мужчина, который мою мать взял, умер. Тогда моя мать от того мужчины нашла еще одну дочь. Когда я немного подрос, стал оленей ножом убивать, мать чего-то испугалась. Так то я уже куропаток добывал, такой я был. Мать-то умерла. Я сперва с товарищами своими так и жил. Оттого со мной тау живут. Этот тау, который мою мать брал, другого рода был. Хотя тау-то - тау он был. Оттого моя сестра за тау, а тау девушка за мною. Это речь моей матери такая была. А старшую мою сестру унес тунгус. Навсегда унес, не знаю, сейчас жива или нет. Я сейчас думаю, товарищи. Я в лес думаю аргишить. В лес надо идти. Я думаю аргишить. Я хочу искать свою старшую сестру, которую тунгусы унесли. Пойдете вы или нет со мной, муггади, юрако, тау? Свои умы у вас, умы есть у вас. Если не хотите, то я один пойду. Но если я обратно в этом году или на другой, или на третий год приду, то смотрите. Если я приду после того, как я один пойду сейчас в лес, я сперва юраков буду искать и юрацкого народа людей, сколько найду, сразу буду убивать. И муггади народа сколько найду - всех буду убивать. И тау, сколько их есть, сколько найду, всех убью. На земле я один хоть буду ходить живой, мне все равно. Если не приду, тогда ваше счастье. Сейчас спать время настало. Ночью думайте, утром скажете мне.
Теперь сомату малицу снял и в одеяло лег. И три его товарища спать легли. Ни один ничего не говорит, молчат.
Это все Сойта, маленький парень, видел. Этот парень каждый день в чум сомату ходил. Каждый раз сам сомату ему место дает садиться. И сам
с.154:
этот Сойта-парень, как в двери войдет, ближе к сомату садится. Это потому так, что те три человека с этим парнем не говорят. Только сомату, как он в двери войдет, хороший разговор ведет с парнишкой. И сомату еще так делал, когда парнишка около него сидит: как себе кусок мяса отрежет, так и ему кусочек даст. Сойта бедный был, небогатый. Трое мужчин не такие, как сомату были. Сомату жена, тау дочь, тоже очень хорошая женщина.
Ну, три человека утром встали. Сомату говорит:
- Ну, как думаете? Пойдем или нет?
Два человека говорят:
- Ну, еще когда куропаток не добывали, еще маленькие были, всегда вместе были, один чум держали.
И тау и юрак так говорят:
- Очень хорошо живом. Мясо кончится, оленя убьем, сразу вместе все кушаем. Дикого оленя убьем - вместе кушаем. И аргишим вместе. Передовщиком у нас сомату. И рыбу ловить - сомату руководителем. Иначе не жили никогда. Как не будем за тобой следовать? Здесь на старом чумище не будем стоять, вместе надо аргишить.
Сомату говорит:
- Третий, муггади, почему молчишь? Как думаешь ты?
Ну, муггади говорит:
- Ну, я один куда пойду? Товарищи как думают, все равно один ум у меня.
Муггади жена, юрачка, говорит:
- Я не хочу идти туда!
Сомату говорит:
- Муггади! Ты хозяин или жена хозяин?
Муггади говорит:
- У каких людей мужчина не хозяин? Конечно, в мелочах надо жену слушать. Но сейчас я не хочу так делать.
Сомату говорит:
- Ну, оленей ловите, а я в другой чум пойду к старшему Сойта.
Ушел сомату в чум Сойта, а товарищи его ловят оленей. Ну, Сойта-старик говорит:
- Ну, куда пошел? Эй!
- Я, старик, сейчас аргишу. Твоих оленей тоже поймают, наверное. Я, Сойта, думаю аргишить в лес, потому что здесь с дровами плохо, без дров сидим. Да хочу в лесу делать санки. Ну как, ты с нами пойдешь?
Сойта говорит:
- Однако я к тебе не приду. Однако мы будем искать каких-то людей. Оттого я не пойду. Когда к вам сюда сперва пришел, совсем давно это было. Этот парень еще в зыбке был, тогда у тебя еще жены не было. Эти четыре народа, которые у тебя в одном чуме живут сейчас, тоже здесь были. И я свой чум поставил около тебя. Тау-девушка - твоя жена, у тау - твоя девушка. Юрак и муггади также обменялись. Этих девушек кто так распределил? Я. Тогда я так думал: хоть один другому будет тесть, хоть будет зять. Тесть все равно что отец, зять все равно что сын. Тогда никаких ссор не будет и против своих товарищей ничего никто в уме не будет держать. Твой отец и тау отец и юрака отец и, хотя бы, муггади отец - все сперва в тундре жили. Почему в тундре жили? Оттого что в лесу, в камне тунгусов много. Тунгусы такие: у тебя оленей просить не будут. К чуму придут и тебя убьют. Вот такие тунгусы. Когда придут к людям и если девушка есть тут - унесут. Если улучат время - людей убьют. Оттого не ходили раньше
с.155:
в лес. Твой отец вместе с тау когда-то ушел в лес. Тау-то век нет, твой отец в чум пришел и умер. От этого какой толк? Совсем пользы нет. Этого юрака и этого муггади отцы тоже, говорят, по одной дороге в лес ходили, такие были вести. Оттого я не хочу идти, что, может быть, что-нибудь случится. Сейчас солнце хорошо поднимается над лесом. Набери дров и сюда аргиши. Такое когда бывает солнце, на высоте больших деревьев, вот тогда начинай дрова заготовлять. После этого, когда солнце поднимется высоко, тогда тунгусы приходят. Поэтому сперва ты не найдешь тунгусов в лесу, в камне они будут. В камне они оттого будут, что в камне, за лесом находящемся, диких оленей они ищут. Поэтому когда, ты в лесу будешь, они от тебя совсем далеко будут. Когда теплая пора настанет, солнце высоко поднимается, тогда дикий олень из камня пойдет в тундру. Тогда, этих диких оленей гоняя, тунгусы тоже придут в тундру. Тогда-то придет их много народа в лес между камнем и тундрой. В лес этот придут, и тогда некоторые из тунгусов легким чумом в тундру пойдут сюда, диких оленей искать. Твой чум найдут, и что-нибудь случится тогда. У меня свой чум есть сейчас. Со старого чумища никуда не пойду. У меня дочь есть. Если дрова кончим, она тальник будет выкапывать из-под снега. Потому так будем делать, что тебя будем ожидать, целую зиму здесь буду я, только копаницу менять будем. Ты придешь и опять к тебе будем париться. Ку, оомату говорит:
- Ладно, но только старое чумище не оставляй. Я пойду на камень в лес.
Теперь речь вместе с сомату не увезли. Сомату аргишил, а речь находится с Сойта. Сомату в лес аргишил, а Сойта еще в тундре. Целую зиму этот Сойта понемногу аргишит и с сыном и дочерью вместе на одной санке ездит на озеро рыбачить.
Солнце поднялось хорошо и немного теплее стало и в чуме, и на улице. Ну, теперь Сойта говорит утром своим дочери и сыну. Сын уже смирных оленей ловит, такой стал. Сойта говорит:
- Однако я своей матери дорогу гонять стану. Не сейчас сразу. Три дня я, однако, болеть буду. На двух озерах у нас стоит 30 сетей Эти сети поезжайте выcмaтривать вместе на одной санке. И куропатка когда придет - сети есть на нее, или дикий олень придет - тоже сети есть на него.
В старое время диких оленей сетями добывали. Эти сети на высоком месте ставили. Старик дальше говорит:
- Если сетями не умеете промышлять, у меня свой лук есть. Если ты пешком хочешь идти - у меня лыжи сеть, которые я держал, когда молодой был. Я их не делал. Не знаю, отец мой их сделал что ли. Так-то я сам их не делал, всегда они были у меня. Сейчас я умирать буду. Вы пока, сейчас в эту зиму никуда не идите. Если я умру и придет сомату, твою старшую сестру будет просить сомату, - это он парню своему говорит, - то отдай. Сомату придет когда, ты всегда в руках сомату будь. Это очень хороший человек. Теперь все, что есть у меня, лук - не оставляй мне. Пусть он у тебя будет. Это моего отца лук, не знаю, где он его нашел. Лук-то никому не отдавай, хотя просить будут, не отдавайте.
Ну, когда этот разговор кончили, целый день прошел. Потом еще целый день прожили, вечером умер старик. На третий день со дня смерти отца дочь сделала ему чум; на четвертый день закрыла отца землей. Двух отцовских оленей тут же убили, мясо нетронутым оставили, не кушали. Три дня жили на старом чумище, на четвертый день немного аргишили. Солнце хорошо греть стало, высоко поднялось. Потом аргишили опять на новое чумище. Солнце как поднялось, так и шли. Живут так,
с.156:
без событий. Сети смотрят, рыбу добывают, вместе на одной санке ездят. Вечером, посмотрев сети, хорошо видно, - не темно, рыбу едят вдвоем. Сойта-парень говорит, сидя в чуме:
- Кто-то прядет сейчас. Мое ухо так слышит. Посмотри, - идет санка.
Теперь тут девушка вышла. Вдали еще санка идет сюда. Ну, ладно. Кушали, кушали сколько-то времени. Кушать перестали, тогда пришел. В двери вошел человек, на место сел. Говорит этот человек:
- Эй, чей парень ты?
Девушка говорит:
- Отец Сойта был. Отца на старом чумище оставили. С него вот аргишим и ты пришел.
- Ну, ты бедно живешь, еда-то есть?
Девушка говорит:
- Еда-то есть. На озере отец оставил сети. Их высматриваем, рыба попадает, так что голодом не были.
Ну, говорит приезжий:
- Отец-то всегда один был? Товарищей у него не было?
Девушка говорит:
- Народу много было товарищей. Два чума было. Один чум отделился аргишить, другой наш чум был.
Ну, говорит тот человек так:
- Какие люди были здесь, ваши товарищи?
- Один сомату, один-то муггади, один юрако и один тау.
- Да, - говорит приехавший человек, - тау из моей орды был. Оттого этого тау я ищу. У этого тау отца и у моего отца один отец был, мать-то одна была. Мой отец младший был, отец этого тау старший был. Вашего сомату мать моего отца еще младше была. Мой отец средний был. Сомату и тау, которые около вас жили, самая моя близкая родня. Теперь эти два человека ушли, все четверо ушли. Ну, если искать да искатъ их, все равно не найдем.
- Наверно, на эту землю придут они.
- Тогда мне завтра можно аргишить сюда, - говорит тау. - Вы едите только рыбу, а у меня есть много мяса и вы будете есть мясо. Вы сейчас, по-моему, худо живете, а когда я приду, будете хорошо жить.
Ну, девка не говорит ничего, ладно или нет. Сам только он говорит. Очень хороший тау. С виду совсем еще молодой. Оленей у него много, оленей 600 примерно. Только есть у него девушка сестра, больше никого нету. Отца нет, давно умер и мать тоже. Как пришел, с Сойта-девушкой один чум сделал. Когда спарились, Сойта-парень с ним к оленям ходит, оленей собирает. Две девушки вместе ходят по тальник.
Первые гуси пришли, а сомату все нет. Целую весну живут так. Когда мяса не стало, кончилось, тау уходил в тундру и добыл диких оленей, хорошо кушают. Сойта-парень санку уж хорошо держит, оленей хорошо ловит, такой стал. Только диких оленей не добывает еще. Потому диких не добывает, что тау не посылает его, велит только оленей хранить, а сам беда много добывает диких и гусей.
И только земля замерзать начала, как Сойта-девушка на чужое место села, а на другой день мальчика родила. Когда она родила, тау тут же сидел с Сойта-девушкой рядом, ее будто взял в жены. Теперь тау говорит Сойта-парню:
- Ты мою сестру бери, потому что я твою старшую сестру взял. Я так этого не оставлю все равно.
Теперь Сойта-парень тау девушку взял. Теперь снег выпал, не мягкий, стало хорошо ходить и тау диких олений совсем много добыл. Прямо
с.157:
на земле лежит мясо, так много добыл тау. Рыбы в озере также добыл много. В это время как-то утром Сойта говорит своему зятю:
- Зять! У меня речь есть. Когда еще не умер мой отец, он мне говорил, да и я сам, как подрос, все узнал, не маленький был, в уме все осталось. В другой чум пойду, сомату говорил мне: иди сюда. Хорошее мясо давал кушать и домой я уносил мясо. Очень хорошо было. И тау тоже хороший был. Но у тау на его месте я не сидел потому, что сомату не пускал. И юрак и муггади были. Когда я в двери приду к ним в чум, со мной не говорили они, но и не ругали, не говорили, чтоб я у двери замерз, хоть в пургу я приду. Ну, этот сомату, когда отделился от нас, мой ум с собой унес. До того унес, что как сомату ушел, некоторые дни я совсем не сплю. С сомату все время находится мой ум. Отец мой сперва так говорил: "Когда сомату придет, ты в его руках будешь". Оттого мой ум всегда с сомату.
Потом говорит:
- Я хочу туда идти искать. Я санку не буду держать, только лыжи возьму, чтобы подошвы не оторвались, потому что пешком пойду. Теперь так: тебя не хочу просить в товарищи. Храни ты двух женщин и не думай, что я пропаду. Я тоже думаю, что не пропаду, не умру.
Дальше говорит так:
- Какой бы я земли не дошел, хотя бы красного камня, может быть первого черного камня дойду, как-нибудь я приду обратно, вести какие-нибудь о себе стану давать. Хоть на один год, хоть на два года я уйду, а на третий год я приду. Так и знайте. Солнце высоко, как теперь поднимается - я и приду. Если так не будет, первые гуси как прилетят, тогда я приду. Хотя бы кого из своих товарищей найду, если они живы, и приду. Ты теперь далеко не уходи. Если людей надо, к своему народу пойди аргишем, а потом опять приходи сюда на старую землю, на мою землю. Эту землю, где умер мой отец, никогда не бросай. Теперь я сейчас пойду, так вот и знайте.
Ну, теперь жене говорит:
- Ну, давай хорошую парку. Мохнатую мне не надо, потому что пешком я иду, не в санке, холодно не будет.
Ну, теперь Сойта-сын ушел. Когда он ушел, этот вот месяц был, который будет [ноябрь]. Сойта-парень ушел теперь. Целую зиму пешком идет. Ночует на простой земле. Кушать с собой у него нет. Диких найдет, диких убьет. Только и ел сырое мясо. Немного мяса он тащил с собой, а остальное, вместе со шкурой, оставлял. Вот теперь, солнце как зашло, до леса он дошел. До леса дошел, до большого леса дошел. Человек не пройдет, до такого леса дошел. Мелкий лес он-таки прошел. Теперь одну дорогу он нашел. Большая аргишная дорога прямо в лес ушла, в черный камень. Это тот камень, который видно, как к лесу придешь у Дудинки.
По дороге этой пошел. Теперь по этой дороге шел. Как раз в этот день началась небольшая пурга. Землю не видно было. На этой дороге, в густом лесу, санку одну увидел. Два оленя стоят у санки. Людей нет. Близко подошел. Как-то не видно людей. Так он идет: до дерева дойдет, посмотрит, за другое дерево перейдет. Так от дерева к дереву идет. Теперь одного человека увидел, тунгуса. Небольшого роста человек тунгус дерево рубит топором недалеко от санки.
Теперь я подошел прямо к санке, совсем близко. Меня не видит тунгус. Теперь двумя стрелами сразу убил этого тунгуса и санку его взял, парку снял и бакари снял. Свои бакари и парку надел на тунгуса, снегом его закрыл. На санке теперь я поехал по дороге тунгуса. Темнота меня застигла, но не очень темно. Чум не близко был. Большая дорога пять раз делилась.
с.158:
Самую левую дорогу я гоняю, беда большая дорога. Вижу 30 чумов стоит, 30 чумов вместе стоит, а один чум немного в стороне. Санку привязал позади отдельно стоящего чума и в этот чум вошел. Только два человека в нем: вроде меня парень и мать старуха. Говорит старуха:
- Какой это молодой парень пришел? Садись.
Не знаю, отец ли его учил, но Сойта-парень язык тунгусов весь знал.
Ну, бабушка говорит:
- Откуда пришел?
- Я только ищу огонь, чум. Ничего нету там у меня. Я один год тому назад похоронил отца и мать. Отец мой самодин был, матъ-то тунгуска была. Поэтому я тунгусскую парку ношу, что мать моя не умела шить самоедские парки. Оттого я ношу тунгусскую парку. Отца моего парка всегда такая была.
Бабушка говорит:
- Бедный! Тогда мне счастье будет. У моего парня отца тоже нет, - говорит. - Моим сыном будешь ты. Со мной живи.
Сойта-парень говорит:
- Ладно, с тобой буду жить. Я только мать и отца ищу. Которые люди ко мне хороши, с теми и буду жить. Ну, мне оленей надо пустить. У тебя, товарищ, олени есть? Пущу своих к твоим, так?
Тунгус говорит:
- Я сам их унесу. У меня олени-то далеко. Однако не найдешь ты их сам.
- Ну, унеси, - Сойта-парень говорит.
Хорошо кушает. Бабушка очень хорошая, как моя мать, такая же.
- Завтра опятъ пурга, - говорит старуха.
Сойта-парень говорит:
- В других чумах вместе будем гостевать.
Тунгус-парень говорит:
- Я боюсь. Недавно я пришел сюда. Даром мы один народ, не хочу я идти в другие чумы.
Сойта-парень говорит:
- Почему боишься? Меня убивать будут?
- Не знаю, - говорит. - В прошлом году они оленей привели, не знаю, потерянных что ли, самоедские это были олени.
Сойта-парень говорит:
- Этих оленей откуда они привели? Богатые привели этих оленей или как?
Тунгус начал объяснять, но мать его говорит:
- Что напрасно болтаешь?
Тунгус говорить перестал. И спать время было и пурга перестала. Ну, раз спать, то спали.
Утром, когда они встали, в тридцати чумах люди давно встали и уже ловят оленей.
- Я еще не кушал. И теперь я так и не пойму, аргишить что ли они собираются, зачем оленей ловят? - Сойта так и думает, когда, еще не покушав, выходил на улицу.
Сойта-парень смотрит: правда самоедские олени ходят, ловят их. Не может узнать, чьи это олени, неизвестно, сомату это олени или нет, так-то хантайские это олени будто. Теперь Сойта-парень в чум ушел, кушать-то надо. Сойта-парень говорит:
- Товарищ! Многочисленные люди аргишат, а мы как будем? Оленей-то поймали они, некоторые уже чумы ломают.
Тунгус так говорит:
с.160:
- Ладно, убивать буду.
Сойта-парень говорит:
- Постой ты маленько, меня подожди. Я за теми пойду. Далеко не уйду. Оленя не убивайте, меня дожидайтесь.
Тунгус говорит:
- Дело будет, в дело попадешь.
Сойта-парень говорит:
- Ничего я не боюсь, а ты почему век боишься?
Оленей поймал Сойта-парень и ушел куда-то в пургу. Сойта-парень нашел на дороге потерянных в пургу двух важенок с двумя телятами. Ремнем одного теленка поймал, сразу убил, в санку положил и сразу обратно ушел. В чум пришел, оленей отпустил. Тунгус говорит:
- По твоей дороге две важенки пришли.
Сойта-парень говорит:
- Пусть пришли. Сколько времени пурга будет, мы не знаем. Этих оленей всех, может, съедим. Ты думаешь, жалко мне их? Ничего не жалко. Матери не говори только, что чужого оленя убили. Говори ей, что своего теленка убили.
Ну что же, теленка кушали, мяса много. Утром встали - опять пурга. Этих, которые пришли важенки, сразу убили во время пурги. Сойта говорит товарищу:
- Этих важенок и теленка сразу всех убьем и в санки положим. Может быть, тихо будет, гости придут оленей искать.
Обоих важенок и одного теленка всех убили, но не у чума, а на копанице, где олени копали, там и убили сразу. Ну, Сойта говорит:
- Ты в чуме будешь? Ну, давай, гостевать будем.
Тунгус-парень говорит:
- Ну, гостевать будем!
Маленько тихо стало. В одной санке ушли по дороге тунгусов. Не далеко те стояли. Гостевали. Не спрашивали их, откуда пришли, как? Так гостевали.
Теперь гостюют и узнают, где те женщины есть, о которых тунгус-парень говорил. В одном чуме гостюют, потом в другом. Только высматривают нарочно. В середине тридцати чумов этой кучи один чум занимают две женщины. У двух этих женщин головы совсем белые. Одна с виду будто старше, другая молодая. Будто с виду не такие, как тунгусские женщины. Но одеты в тунгусские парки. Эти две женщины едят вместе на одной половине чума. Сидят одни. Сойта-парень слушает, как две женщины говорят. Только кушают они и разговаривают на своем языке, не тунгусском. И головы у них совсем белые. Неизвестно, от мученья они такие стали или от чего другого.
Сойта-парень думает:
- Как говорить будем? Или тунгусским языком или своим языком.
Сойта-парень думает:
- Наверное можно своим языком говорить. Но мне они так не говорят. Только между собой так говорят.
Своим языком говорит Сойта-парень. Так говорит:
- Меня узнали?
Младшая женщина говорит:
- Будто тебя узнала. Но другой раз тебя бы не узнала, потому что парка на тебе иная. Люди одинаковые не бывают.
Сойта-парень говорит:
- Я тебя узнал. Как ты меня не узнаешь. Только парка, правда, у меня иная.
с.161:
Женщина говорит:
- Тихонько говори. Может быть, люди придут.
Говорит так Сойта-парень:
- Я тебя узнал. Ты сомату жена. Сомату для меня все равно что отец был. Другой женщины я не знаю, никогда не видел, а тебя сразу узнал.
Сомату-жена говорит:
- Меня старше она. Меня еще не было, когда ее увезли.
Сойта-парень говорит:
- Да. Ну, ладно. Как добыли эти тунгусы твоего мужа, я сейчас спрашивать не буду. Когда тебя в свои руки возьму, тогда хорошенько с тобой будем говорить. И подругу твою, если силы у меня хватит, тоже не оставим в этой земле, хоть она и старый человек. Ваши теперешние мужья, однако, очень бойкие люди. Как думаешь, что будем делать, чтобы ты в мои руки попала, как освобожу я вас?
Сойта-парень говорит дальше:
- Я из своей земли оттого пришел, тебя искать пришел.
Сомату-жена говорит:
- Я почему знаю. Таких бойких людей как ты убьешь, один человек? Ее муж, моего мужа отец, мой муж его сын. Мой муж очень бойкий человек. Среди всех тридцати чумов этого народа такого нет.
- Ну, пятый как вечер наступит, я тебе голос подам. И подруге твоей и тебе. Когда муж твой крепко будет спать, очень тоненькую иголку запусти ему в ухо. И отцу его тоже твоя подруга пусть так сделает. Тогда, может быть, что-нибудь будет. Еще трех-то наших женщин нет в этом чуме?
Сомату-жена говорит:
- Три-то женщины в двух кучах. Всего-то в этом месте три кучи.
Сойта-парень говорит:
- Ну, ладно.
Хорошо кушал Сойта-парень, жирное мясо кушал. Ну, Сойта-парень ушел. Товарища своего нашел и домой пришел. Назавтра утром опять говорит:
- В другом стойбище будут гостевать.
Опять ушли в другую кучу, оба на одной санке. Теперь вот куча, но чумов не тридцать, а пятнадцать только. Ну, в пятнадцати чумах гостевали и в одном чуме двух женщин тоже нашли, в одном чуме они живут. После обеда кушают эти женщины вдвоем только. Я тоже сижу, кушаю. Не говорят со мной. Головы тоже белые. (У них волосы выдраны. Это всегда так в дёре у самоедок в плену.) Говорят друг с другом своим языком. Теперь Сойта-парень тоже думает:
- Как буду говорить? Можно своим языком говорить, наверное.
Сойта-парень стал говорить своим языком. Так говорит:
- Одну женщину я сейчас узнал. Это тау жена, сестра сомату. Другую женщину я узнал. Это юрака жена, сестра муггади.
Эту речь услыхав, говорят они:
- Откуда ты пришел, Сойта-парень?
Сойта-парень говорит:
- За вами я пришел, сколько вас женщин самоедских здесь есть. Когда я с людьми этими воевать буду, вы как-нибудь уйдите. Я в темноте приду в полночь, вы тогда куда-нибудь идите. Может быть тунгусские женщины вас убить захотят, вы поэтому свои большие ножи приготовьте, держите их под парками. Теперь вот что, ваши мужья очень бойкие люди?
с.162:
- Не знаем, - говорят, - однако шибко не бойкие. Подруги муж - якут, мой-то - тунгус.
Сойта-парень говорит:
- Ну, ладно. Ничего, как вы думаете, убить их?
Две женщины говорят:
- Мы что скажем? Как ты думаешь убить их?
Сойта-парень так говорит:
- На пятый день, когда ночью ваши мужья спать будут, в полночь, когда они крепко будут спать, тоненькую иголку пусти ему в ухо. Подруга тоже так пусть сделает. Этой ночью я приду тогда.
Теперь Сойта-парень говорит:
- Моя речь вся. Пока как раньше жили, так и живите помаленьку.
Теперь Сойта-парень ушел. Товарища своего нашел. Сойта-парень говорит:
- Пока еще не темно, я в другую кучу гостевать пойду.
В другую кучу ушел. Там десять чумов, еще меньше. Ну, гостевал. Одну женщину там нашел. Одна женщина юрака дочь, что была за муггади. Только одна чум занимает. Ну, со мной не разговаривает, молчит. Тоже с виду такая же, как и ее подруги, голова белая. Но все-таки узнал он ее. Сойта-парень думает:
- Не знаю, по-тунгусски будем говорить, не знаю, своим языком будем говорить. Можно, однако, своим языком сказать.
Говорит по-своему:
- Оу! Чья женщина ты?
Так сказал. Она не отвечает, молчит. Три раза сказал "Чья женщина?" Тогда стала говорить. Не знаю, меня узнала, что ли. Говорит так:
- Сперва оттого я не говорила с тобой, думала, что тунгус-парень играет со мной. Ты Сойта-парень как будто. Лицо-то такое было раньше у тебя.
- Правильно. Я пришел тебя искать.
- Слава богу. Сколько народу пришло?
- Один только я.
- Один как ты меня возьмешь? Народу у тунгусов много ведь. Когда ты воевать будешь, какой ночью?
- Пять дней считай. Пятой ночью приду. Первый день завтра считай. Тогда ты в другую кучу к подругам своим поди. Две подруги твои там дальше находятся. Туда поди. Всего вас собраться должно наших женщин пятеро. В те чумы ты иди старой аргишной дорогой. Дойди до муггади и тау женщин и с ними иди к женщинам сомату. И оттуда все идите в сторону тундры.
Теперь Сойта с товарищем своим пошел в свой чум обратно. Теперь в свой чум пошел и пришел туда вечером. Бабушка-тунгуска говорит:
- Как долго тебя не было?
Сойта-парень говорит:
- В двух кучах гостевали, оттого долго ходили.
Ну, как спать время настало, спать легли. Сойта-парень говорит товарищу:
- У тебя среди этих тунгусов отца старшие или младшие братья, матери старшие или младшие братья есть или нет?
Бабушка говорит:
- Никого нет. Отца братьев нет и матери братьев нет. Его отец, это мой сын был; давно в худой год умер, когда он еще маленький был. И мой род и моего старика род тоже тогда умерли.
Ну, Сойта-парень говорит:
- Да, тогда вести такие были, что орда совсем вымерла. Сейчас черный
с.163:
камень близко от нас. В лес к черному камню очень далеко мы ушли. Я думаю аргишить в тундру.
Ну, бабушка говорит:
- Можно аргишить в тундру. Мелкого леса дойдем, дров наберем и в тундру совсем аргишим.
- Ну, ладно, - Сойта-парень говорит и тунгус парень говорит, - можно аргишить в тундру.
Бабушка говорит своему сыну:
- Этот ко мне пришедший человек, пусть твоим хозяином будет. Я так думаю, что умный это человек, не такой, как ты. Всегда он речь говорить будет, верно говорить будет.
Ну, так аргишили. Два больших аргиша прошли. Остановились. Назавтра утро пришло, послезавтра будет пятый день. Ну, теперь на улице были два человека. Бабушка дома, ребята на улице на санках сидят. Сойта-парень теперь говорит товарищу, так говорит:
- Теперь, товарищ, как думаешь? Я сейчас совсем готов, лыжи есть, лук есть. У тебя что лук-то есть, лыжи-то есть?
Говорит тунгус парень:
- Лыжи-то есть и лук-то тоже есть.
Сойта-парень говорит:
- Я тебе не свой человек, не лесной человек, я тундровый человек, и Сойта отец мой.
Теперь говорит дальше Сойта-сын:
- Я четырех людей искать пришел сперва. Один-то был сомату, один-то был тау, один-то был юрако, один-то был муггади. Это все наши люди, мои люди. Сейчас только нашел пять женщин. Этих пять женщин в земле тунгусов я не хочу оставить. Я хочу тебя просить в товарищи. Если хочешь со мной идти, сейчас вечером можно доехать. Твоей матери чум сейчас хорошо стоит. Может быть, месяц мы не придем, но ей худо не будет. Пусть ест оленей. Мне не жалко оленей. Оленей найдем.
Ну, тунгус говорит:
- Ладно, - говорит.
Ну, Сойта-парень говорит:
- Спать будем. Завтра утром рано надо вставать. День пойдем, вечером там будем.
Теперь Сойта домой пошел, кушал и спать легли. И теперь утром рано встали. Теперь Сойта, что вчера вечерам говорил товарищу, эту всю речь говорит бабушке. Бабушка говорит:
- Я не молодой человек. Сейчас хочу умирать. А вы два молодых человека товарищами будете всегда. Вместе идите, мне только оставьте мясо.
Сойта говорит:
- Бабушка, если тебе есть надо будет, оленей сама убивай. Оленей не жалей. Очень хороших оленей дам. Еще жен возьмем оба. Товарищу жена будет, мне жена будет, подруг у тебя много будет. Сейчас пойдем днем и будем ставить вехи на дороге. Люди придут, будут по ним узнавать мою дорогу. Если какие-нибудь женщины придут по моей дороге, это все наши люди будут.
Бабушка говорит:
- Ладно.
Вот теперь, когда кончили кушать мясо, Сойта-парень ушел вместе с тунгусом. Ну, вот так идет Сойта-парень: немного пройдет и в снег небольшую палку воткнет. После того как вышел на старую большую дорогу, перестал ставить вехи. Теперь пошли быстро и к ночи попали прямо
с.164:
на чумы, где была юрачка женщина. Ну, теперь, ночью дойдя, прямо к тому чуму, где нашел юрачку, пошел. Слегка палкой ударил по нюку, и тунгус из другой стороны выскочил. Выскочивший из чума человек сразу побежал. Сойта-парень первой стрелой промахнулся, а второй стрелой сломал ему ногу. У тунгусов в чуме было по одному мужчине, не так как у самодей, где в одном чуме было по пять и по десять человек. Теперь у тунгусов в этой куче девять человек остается. С девятью человеками Сойта воюет всю ночь. Полдень настал и тунгусов только трое осталось. К другой куче пошел и этих троих человек туда погнал. Там пятнадцать чумов, пятнадцать человек мужчин. Ну, теперь здесь с этими чумами воевал пять дней и из пятнадцати людей осталось двое, а с теми тремя всего пять из двух куч. Теперь к третьей куче ушел. Этих пять человек погнал туда. В третьей куче было тридцать чумов. Самых хороших людей, если считать, тоже только тридцать было; не считать, если ребят и стариков, а считать только отборных людей. С тридцатью пятью человеками стал воевать Сойта-парень и его друг тунгус. Целый месяц воевали. Через месяц, как до конца месяца осталось два-три дня, из тридцати человек осталось только трое. Так получилось потому, что он сказал тау-женщине и муггади-женщине своим мужьям иголки пустить в уши. Эти люди умерли, так как иголки дошли до мозга. Потом сомату-женщины тоже двум мужчинам иголки пустили в ухо. Эти двое мужчин тоже умерли. Самые бойкие люди умерли, оттого скоро и победили их. Так осталось восемь человек. Месяц прошел, эти восемь человек век воюют. Другой месяц видно стало главами, другого месяца середина пришла - всех восемь человек, в некоторые дни но одному, в другие дни по два, так всех и кончили. Сойта-парень так считает: "Мы воевали половину второго месяца, потому что народу не так много было, только три кучи". Сойта-парень теперь говорит своему товарищу тунгусу:
- Ребят, женщин я оставить живыми хочу. Сразу всех нельзя убивать, потому что они не виноваты.
Говорят не в чуме, а на простой земле. Теперь так говорит Сойта-парень.
- Я сейчас думаю так: этих людей, женщин, ребят не надо убивать. Но я хочу увезти двух тунгусских женщин. Одна будет твоя жена, другая - моя.
Тунгус говорит:
- У меня ничего ума нет. Ты как сделаешь, так и я сделаю. Мать моя-то так говорила. Сойта говорит:
- В чумы пойдем, женщин наших искать будем. Ушли они, как я им сказал, или нет.
Такое время было: в лесу совсем тепло стало. В тундре, может быть, не очень тепло было, а в лесу шибко тепло стало. Снег в лесу мокрый стал, а в тундре, однако, не такой был. В первый чум зашли, где юрачка была - нет. Искали - нет. В другую кучу пришли - двух женщин тоже нет. В последнюю кучу пришли и сомату женщин нет. Теперь Сойта говорит:
- Женщины-то живые все-таки есть, ребятишки-то тоже есть живые. Убитых тунгусов женщины говорят, старые, умные женщины куда денутся, говорит такая женщина:
- Ты какой человек? Я тебя не узнала. Только так предполагаем о тебе: наверное из тундры пришли люди, так думаю я. Сейчас нас оставь в живых, нам до наших мужчин дела нет. Я сейчас буду давать тебе двух молодых девушек. Можешь унести их в свою землю. Тогда мы о тебе не будем думать, что ты опять придешь.
Сойта-парень говорит:
- Ладно.
с.165.
- Девок много, - говорит эта женщина. - Сам ты выбирай, которая лучше. Которую тебе надо, сам выбирай. Может быть, я буду говорить: эту унеси, а тебе, может быть, ее не надо; сам выбирай, девок много.
Теперь двух девок выбрал Сойта-парень. Теперь эта старуха говорит:
- Теперь, если в будущем ваши люди будут у нас, не будут думать наши люди воевать самодей. Твои люди, самоди в лес придут если и у тунгусов будут гостевать и ничего плохого не будут держать в уме тунгусы против хантайских самодей. Потом, хорошо погостив, вы в тундру пойдете, мы в лесу останемся. Тогда очень хорошо народ жить будет. Старых людей обычаю воевать, молодых людей не обучайте. Тунгусы, все люди, и самоди, все люди, не будут каждый год воевать. Этих двух девушек без оленей не уноси. Какие тебе олени нужны, тех и унеси. Мне оленей не жалко.
Ну, Сойта-парень говорит:
- У моего товарища глаза не плохие, глаза хорошие, у меня тоже глаза хорошие. Ну, теперь будем оленей ловить.
Тунгус поймал сорок пять оленей быков, выбрал сразу. Ни одного самоедского оленя не взял, только тунгусских, самых отборных. Санок нет. Тунгусы тогда санок не держали, только верхом на оленях ходили. Очень редко у кого из них санки были.
Два человека, с двумя женщинами ушли, сорок пять оленей унесли. Впереди передовщиком едет Сойта. По старой дороге едет. Туда, где вначале палки-вехи поставил, туда пришел. До палки дошел и тут остановился. По поставленным вехам пошло как будто пять человек, следы как будто есть. Сойта подумал:
- Как узнали они, что по палкам надо идти? Я ведь только сказал им, чтобы в тундру они шли, а они палки нашли и по палкам пошли. Как догадались?
Дошел до чума и нашел тех пять женщин, все пришли к бабушке. Ну, теперь Сойта говорит:
- Ну, которая сказала по палкам идти? Кто узнал эти палки?
- Сюда пришли, - говорят четыре женщины, - потому что самым передовщиком у нас была та самая старая женщина сомату, которую украли, когда нас еще не было. Мы не узнали эти палки. Эти палки, недавно поставленные, только что поставленные, эти палки значат: по ним иди и мой чум найдешь. Так сказала старая сомату женщина.
(Так было в старое время. Если на какой-нибудь дороге поставит палку человек, она наклонена в ту сторону, где чум есть. Оттого женщина эта узнала эти вехи и поэтому дошла. А эти четыре молодых женщины не знали. Та старая только знала).
Теперь Сойта говорит:
- Слава богу, что вы дошли. Ну, теперь будем аргишить.
Теперь Сойта аргишил. Одного тунгуса унес, своего товарища, две тунгусский женщины унес. Мелкий лес есть в самой тундре. До такого леса дошли, и старуха тунгуска умерла. Теперь эту бабушку хорошо положили в землю.
Вода пришла. Вода захватила их. Своей земли еще не дошли они. Теперь Сойта говорит:
- Ну, куда пойдем? Нельзя идти. Никуда невозможно идти. Рыбу будем ловить. У тебя, - говорит он тунгусу, - сети есть?
Тунгус говорит:
- У меня сетей нет.
Теперь Сойта говорит:
- У тебя, наверное, кули есть какие-нибудь? Я из твоих кулей буду сети делать.
с.166:
Пустые кули разорили, сети вязали. Две сети связали и в озеро поставили. Рыбу ловили. Когда теперь земля сухой стала совсем, потихоньку аргишил Сойта. И та жаркая пора совсем прошла, и маленько стало темнеть. Землю далеко не стало видно, до такого времени дожили. Теперь говорит одна из женщин:
- У! Одна легкая санка пришла.
А пришел теперь тау, старший зять Сойта. Тау говорит:
- Теперь, слава богу, вернулся! Как много людей с собой тащишь? Где нашел их? Все время, каждый день тебя ищем. Только вода меня держит. Я сюда аргишу тебя искать. Сейчас ночи не темные, сегодня же надо аргишить к моему чуму.
Сойта говорит:
- Можно аргишить к твоему чуму.
Ну, покушали. Есть перестали и оленей поймали. Ну; вот теперь к чуму тау парились.
Сойта говорит:
- Пока вам, пяти женщинам, старый чум будет. Утром приходите и будем разговаривать.
Теперь в свой чум ушел Сойта. Утром встали. Его старшей сестры, жены тау, сын уже подрос. Утром из другого чума все пришли: и тунгус, и женщины. Сидят, кушают. Ну, Сойта говорит:
- Ну, мой старший зять! Эти люди как будут? Ты решай теперь. Два новых человека при нас, две женщины.
Ну, теперь так говорит тау:
- По-моему, так: из двух тунгусских женщин - одну тебе, другую тунгусу. Тунгусу пойдет также юрачка, которая была за муггади. У меня будет одна из сомату женщин. В общем мне две, тебе две и тунгусу две. А старая сомату женщина тоже у меня будет, потому что ее младшая сестра у меня будет. Я кормить буду трех женщин. Ты возьмешь тау женщину и муггади женщину. У тебя они будут. Всего тебе кормить четырех женщин. И тунгус пусть двух женщин кормит. Теперь, если куда-нибудь идти, ты будешь хозяин, Сойта. А о тунгусе я решу пока так: один год, целую зиму, целую весну в одной куче с нами будешь. Теперь на другую зиму будем делиться, потому что всегда в одной куче не будем. Тогда ты к каким-нибудь людям парись. Когда на земле народ будет всегда, тогда можно будет подобным тебе людям ходить. Теперь я еще один год после этого с Сойта буду в одной куче ходить. На третий год, на новый год, когда видно будет, тогда я в свою землю пойду, в свою орду пойду навсегда. Моего народу там мало. Народу хоть мало, но если через год, или через два года не приду я в гости, то через три года обязательно приду к Сойте в гости. Хоть меня не будет, так ребята мои придут гостевать. Теперь всегда люди будут так делать. К нам на Авам ли придут люди, пусть хоть муггади, или хоть сомату, так одинаково будут париться все люди. Вот, Сойта, орда будет сыновей, может быть, много будет. Всякие орды будут. Также и женщины. Мои тау-женщины пойдут хоть за сомату, хоть за муггади, все равно пойдут. И сомату и муггади наших тау-женщин брать станут. Поровну делиться будем женщинами. Теперь тунгусских женщин взяли и у тунгусов наши женщины будут. Но, однако, к самодям не пойдут тунгусские женщины. Тунгусы, однако, говорить будут: "Самоди поганые". Ну, конечно, поганые как будто. Я собачьи шкуры всегда ношу, а тунгусы одежду из собачьих шкур не носят, не держат. Однако только сейчас взяли мы тунгусских женщин, а впредь не будем брать тунгусских женщин. Когда всякой земли народа будет много, так не пойдет. Ну, моя речь теперь вся. Ну, как, Сойта, так ладно или нет?
с. 167:
Теперь говорит Сойта:
- Верна твоя речь. Мой отец, когда умирал, говорил: старое место не бросайте скоро. И сейчас каждый человек должен быть на своей земле. И всегда так будет, и дети, и женщины так будут делать, и, может быть, у меня дочери будут и так будут делать, как ты сказал.
Теперь время пришло, и тунгус ушел свое место искать, тау ушел к своей орде. Сойта теперь на старом месте остался. Оттого, говорят, авамских тау и много, оттого сейчас на нашей земле тунгусы есть, что в старину эти люди присоединились к нам. Теперь в старое время так было и сейчас так - тау женщины всегда у нас, а муггади и сомату на Аваме есть. Тех женщин, которых унес тау, потомки и сейчас есть. Оттого, говорят, всего три орды у нас здесь: одна наша здесь, другая тау на Аваме, третья - тунгусы. Дёре-то самый конец здесь и все.
Основой, на которой складывались предания, подобные Сойта-ныо, были, очевидно, действительно совершавшиеся в старину набеги. Данное предание нападающей стороной рисует эвенков. Может быть и действительно было так. Сами эвенки в районе Чиринды еще в 30-х годах нашего столетия рассказывали мне о набегах их предков на жителей тундры. Да и в актовом материале XVII в. отмечены случаи, когда русские служилые люди находили у эвенков пленных самоедских женщин (см. А. И. Андреев. Буляши. - "Советокая этнография", 1937, № 2-3). Данное предание реалистически рисует быт и события, являющиеся предметом повествования. Можно отметить лишь два неправдоподобных обстоятельства.
Во-первых, слишком смешанный характер группы самодийцев, о которой идет речь. По всей совокупности описываемых в преданий событий можно предполагать, что местом действия является район на правобережье Енисея, в частности, окрестности озера Пясина и современного города Норильска. Но для XVII в. и для более раннего времени совершенно неправдоподобно здесь присутствие ненцев (юраков) и лесных энцев рода Муггади. Очевидно, первоначально речь шла о разных родах энцев сомату и предков современных нганасанов (тау). Во-вторых, размеры эвенкийских стойбищ намного преувеличены и, конечно, невероятно, чтобы два человека в течение более чем месяца сражались с пятидесятью воинами. Это, разумеется, обычные фольклорные гиперболы.
Но если не считать этих преувеличений, в Сойта-ныо мы находим реалистическое описание быта, сведения о хозяйственной деятельности и социальных отношениях. Несмотря на кровавые события, описываемые в предании, в целом оно пронизано идеей мира и необходимости разным народам жить в дружбе.
Мы находим в этом предании и элементы подлинного гуманизма - жестокая борьба с врагами не ожесточила героев, они не трогают женщин и детей. Да я сам поход в тайгу вызван заботой о своих близких, когда-то ушедших туда и пропавших без вести. С этой точки зрения предание о Сойта-ныо может рассматриваться как своеобразный кодекс морали воина-охотника древнего Севера. Правда, следует указать, что провозглашение подобных высоких норм морали не характерно для фольклора энцев (как и нганасан). Встречаются предания, в которых герои руководствуются нормами поведения, которые никак нельзя рассматривать как образец. Пример этому читатель найдет в следующем тексте. Из обрисованных в предании Сойта-ныо этнических взаимоотношений следует отметить, что союзником героя в борьбе с эвенками - похитителями оленей является тоже эвенк. Образ эвенка - союзника самодийцев - в столкновениях с другими эвенками характерен и для нганасанского фольклора
с.168:
(см. "Легенды и сказки нганасанов". Красноярск, 1938, стр. 73-89). То обстоятельство, что члены рода Сойта часто являются героями дёре, мне подчеркивали сами энцы, но объяснить этого явления они не смогли.
Мы уже указывали, что род Сойта перешел от лесных энцев к тундровым, по-видимому, лишь в первой половине XVII в. В предании о Сойта-ныо тестем называется старший брат жены. Так получается потому, что, согласно классификационной системе родства энцев, одним термином инабо называются и отец и старший брат жены.