Коу-Нямы - Солнце-Мать

*Самым могущественным астральным божеством традиционных нганасанских верований является Коу-Нямы - Солнце-Мать. Именно Коу-Нямы освободила Землю-Мать ото льда и этим позволила ей выполнять свою предопределенную функцию - рожать все живое. Поэтому все живое - "имеющее горло" - не может жить без тепла, как и сама Земля-Мать.

Солнце оказывает только косвенное воздействие на человеческую судьбу. Оно просто приносит тепло и свет, а с ними и радость. Если тучи закрывают солнце, то у нганасан принято их ругать. Говорят: - Закрыли нашу мать.

Если наступает солнечное затмение - это Сырада встает между Моу и Коу - между Землей и Солнцем. Тогда дети Сырада хватают многих людей и тащат их в Бодырбо-Моу.

Ежедневные заклинания, обращенные к Коу-Нямы, звучат следующим образом:

"Коума нготумо'о

Мынг нилысытылхюню

Мынг вялымты'о

Коума сидаймоптиди!"

"Солнце, покажись,

Нам радость принести.

Если будем хорошо жить,

Солнце, свети ярко!"

(13 июня 1961 Г, Анна Костеркина. Усть-Авам).

*Традиционные верования включают еще один образ, близкий к Солнцу-Матери - дочь ее Коу-копто.

Роль ее в числе других нгуо не совсем понятна. К ней обращаются о разными просьбами - главным образом, ее просят быть посредницей между просящим и Коу-Нямы - Солнцем-Матерью, или заступницей перед Сырада-Кочами.

Примером таких обращений может быть следующее:

"Коу-копто! куныны ингун?

Лярадыдема,

Куму коура, деламоны

Сидейтюкюда, монкысейдя

Бобогали!"

"Коу-копто, где ты?

Вылечи моего больного.

Где солнце целый день светит?

А то мой муж умрет, и я останусь одна".

с.122.

(13 июня 1961 г. Анна Костеркина. Усть-Авам).

*Коу-Нямы не приносились жертвы, подобные тем, которые были обязательны по отношению к Земле-Матери. Ей только посвящали белых оленей, к которым относились особенно бережно, следили, не запрягали и пр. Нередко посвящали оленей Коу-Нямы, когда заболевали дети, прося выручить их от Сырада. На олене вырезали особую тамгу и говорили: "Нема нячимнго, Коу, Кумоны Конынгы Тана Хуота (хуотур) бенды сыдем. Та хуту росудем, та кириби сюдем" -"ребенок пусть выздоровеет, солнце пусть светит радостно, я тебе упряжку сделаю, оленя хорошо украшу, на нем твой знак поставлю". Иногда отдавали Коу-Нямы шкуру убитого оленя - втыкали жердь, обратив ее к Солнцу, и на нее вешали снятую чулком шкуру, мордой вверх, говоря:

- Вот, Моу-Нямы, тебе подарок даю. Нас храни хорошенько. Во всех фольклорных произведениях Солнце-Мать выступает как хранитель живых существ. Так, везде, где описывается единоборство различных героев с представителями потустороннего мира, сила, которая дает людям возможность побеждать, всегда исходит от солнца. Для этого герою достаточно просто повернуться так, чтобы видеть солнце.

Солнце-Мать у нганасан всегда связывалось с железом. В языке нет специального термина для обозначения железа. Употребляется русское слово "баса" (ср. русск. баской - красивый). Этим же словом обозначаются металлические украшения вообще.

Нганасаны верили в то, что Солнце-Мать иногда посылает на Землю своих детей, "свою плоть". Они с огнем - субстанцией Солнца-Матери и материализуются в метеоритное железо. Так как метеоритное железо является родней Солнца-Матери, то оно и предназначается для добывания солнечной же субстанции - огня. Метеоритное железо почиталось совершенно так же, как и другие фетиши. Оно так и называлось - Дяли-Койка - Дня фетиш, так как все, что было связано с солнцем, трактовалось как приносящее день, отделяющее день от ночи, свет от тьмы.

Прежде, судя по рассказам, Дяли-койка обшивали кожей, покрашенной в красный цвет, и хранили в Койка-Конто - в Санках идолов. Дяли-койка кормили жиром и обращались к нему с просьбой о ходатайстве перед Солнцем-Матерью. Сам Дяли-койка по значимости был равен Фала-койка.

Кичеда-Нямы - Луна-Мать

Из астральных Матерей, кроме Коу-Нямы, в нганасанском пантеоне существует и образ Луны-Матери. Как уже говорилось выше,

с.123.

Луна-Мать не принимала активного участия в сотворении Вселенной. Она считается одной из особых покровительниц женщин. В случае смерти женщины, например, к ней обращаются с упреками:

"Кичеда-Нямы, кылыма',

Кунины ингунг?

Мая таны даптынгынг?

Нганаса кодаанг, толы'э иходунг!"

"Луна-Мать, где ты?

Почему не показываешься?

Куда спряталась?

Человека ты упустила, нечестная ты!"

(13 июня 1961 г. Анна Костеркина. Усть-Авам).

Луна-Мать вкупе с Огонь-Матерью покровительствовала женщинам при родах. К ней женщины обращались со следующими словами:

"Кичеда-Нямы, коду-ома,

Нгомту бина няга дяльвдама татучанг,

Никобиа'адиа нгуо,

Нико тара'а нгуо!"

"Луна-Мать, старшая сестра матери моей,

Когда буду рожать, хороший день дай мне.

Пусть не будет ветра,

Пусть пурги не будет".

(28 мая 1962 г. Анна Костеркина. Усть-Авам).

Женщины считали по лунным месяцам сроки беременности и родов, отождествляя Луну с материнским началом. Луне-Матери, как и Коу-Нямы, посвящались особые олени. Выбирали, по-преимуществу, белого оленя и вырезали у него на боку прямо по шерсти тамгу в виде полумесяца. При этом говорили: "Вот, Луна-Мать, старшая сестра матери моей, тебе оленя даю. Теперь это пускай твой олень будет". На олене, посвященном Луне-Матери, нельзя было ездить ни мужчинам, ни женщинам. На нем не возили и грузы. Этого оленя можно было задушить и съесть. Однако при этом следовало голову отделить вместе со шкурой, и надеть ее на палку, сказав: "Вот, Луна-Мать, старшая сестра матери моей, этот олень твой к тебе пошел".

Когда на живом посвящаемом олене вырезают тамгу, то говорят:

- Кичеда-Нямы, котуома, тадантэм Кирьбиэм нюоня сангурняга.

с.124.

- Луна-Мать, старшая сестра моей матери, этого оленя тебе даю, чтобы ты хорошо на моих детей смотрела.

(1 июля 1974 г. Хосло Момче. Деляк-Бигай).

Согласно шаманским представлениям, у Луны-Матери имеется дочь, которая также живет на небе. К Луне шаманы не обращались при своих действиях, но часто поминали Кичеда-копто - Луны-Матери -девушку. К дочери Луны-Матери шаманы обращались, понудить ее попросить заступничества у матери за больного, на которого напала Коча. Формулы обращения к Кичеда-копто были в ходу и у простых людей. Наиболее характерная приводится ниже:

"Кичеда-копто, сидаймоптуди,

Кумани кынынгынг?

Нганасамта нелходусуданг?

Немымта катемы'энг мовтангура'а?

Нганасамта нелхода'анг, мынг менииди!"

"Луни-Матери-Дочь, дочь старшей сестры матери моей!

Где ты?

Человека отпустишь ли?

Видела ли ты мать свою?

Если человека отпустишь, нас не трогай!"

(13 июня 1961 г. Анна Костеркина. Усть-Авам).

В мифологии наравне с дочерью Солнца-Матери Кичеда- копто фигурирует в качестве астральной жены Дяйба-нгуо.

Луна-Мать считается также существом, которое определяет наступление менструальных сроков у женщин. Выше было рассказано о надюма' - опоганивании, свойстве присущем только женщинам. Поэтому Кичеда-нямы считали также причастной к возможности надюма и тем следствиям, которые надюма' может за собой повлечь.

Ту-Нямы - Огонь-Мать

Самой близкой из Матерей Природы именно людям считалась Ту-Нямы - Огонь-Мать. Согласно нганасанской мифологии, Огонь-Мать не принимала участия в создании современного мира. Активная роль Огню-Матери стала принадлежать со времени появления людей. В многочисленных мифах говорится, что Огонь-Мать  была дружественная не ко всем "имеюшим горло" - диким животным и духам дямада, а только людям. Так, во многих повествованиях рассказывается, как культурные герои сжигают дямада, которые не

с.125.

позволяли людям жить на земле. На практике старые люди указывали на то, что дикие животные боятся огня. Огонь считался принадлежностью только человеческого жилища и приобщение к нему заключалось в магическом приобщении к очагу в первую очередь. Так, при приручении телят диких оленей, которых впоследствии дрессировали, чтобы сделать из них оленей-манщиков, обмазывали пеплом из очага. Новорожденных детей также обмазывали в первую очередь пеплом, чтобы таким образом приобщить к общему огню. Разумеется, все эти действия имели и чисто утилитарный смысл. Приобретая запах очага, теленок дикого оленя начинал относиться к людям так же, как и теленок домашнего. Припудривание ребенка пеплом также было полезным в гигиеническом отношении и т.д. Однако сакральное оформление этих актов носило характер приобщения к огню.

*Согласно нганасанским традиционным установлениям огонь всегда принадлежал женской филиации. Этот факт тоже имел сакральную окраску. Информаторы объясняли, что в силу своего материнского начала огонь всегда близок именно женщинам, поэтому огонь является, в первую очередь, покровительницей женщин.

В семье, в чуме огонь всегда принадлежал хозяйке чума. раньше мужчина - муж хозяйки или же кто-либо из ее сыновей не имел даже права трогать очаг руками. Это правило породило обычай, по которому трубку хозяину чума всегда раскуривала его жена. Чужие люди также не могли трогать огонь руками. Установления, связанные с передачей огня были записаны со слов авамской нганасанки Анны Костеркиной:

"Огонь раньше разрешалось трогать только дочерям. Нельзя было трогать его мужику и его сыновьям. Только дочери могли поправлять головешки и подкладывать в огонь дрова. Однако огонь из чума выносить было тоже нельзя.

Огонь без разрешения может взять только ее мать. Если кто-нибудь из родни женщины просил дать головешку из очага, то надо было звать мать, если она была на этом же стойбище, и она давала им из своих рук огонь. Если же просил огня посторонний человек, то передать огонь можно было только через других людей (по цепочке -Ю.С.): своей матери, та даст огонь какому-нибудь общему родственнику, а тот уже по своей родне до того, кому этот огонь нужен. Так делали, когда у всех этих людей огонь пропадал почему-то. Было так, когда аргишили и теряли свои аргиши или как-то огниво теряли люди. Поэтому в сказках так, говорят, было. Если совсем далекие эти люди, которые просили, то надо было, чтобы все те люди собрались, чтобы ближе и ближе были. Однако так не только головешки горящие давали. Так лишнее огниво передавали. Огниво к

с.126.

Огню-Матери близко, поэтому его так просто отдать нельзя. Будто свой единственный огонь чужим людям отдавать будешь.

Если же мать у кого-либо умерла, то огонь можно прямо отдавать своим сестрам. Если огонь надо передать брату, то надо искать родственников его жены. Если огонь просят из рода мужа, то надо опять здесь женщин- родственников, туда пришедших из других родов, искать.

Однако, говорят, раньше-то как было: всех-то людей ленный наподобие уло в деревянную рукоять. Считалось, что пуповина должна быть отрезана только ножом такой формы. В этом сказались традиционные представления об умирании отдельных частей тела и о предохранении от этих умирающих частей живых людей (см. выше о надюма'). Считалось, что священный предмет из окружения Огонь-Матери отгородит живого ребенка от пуповины с плацентой, обреченных умереть. Шаманским названием этого ножа было "кинтыбынды coxy'o" - "пупка нож".

После рождения ребенка полагалось, как уже разъяснялось, мазать пеплом и только через месяц приобщить к Моу-Нямы, принеся жертву Земле-Матери и дав ребенку в рот немного земли (сообщено 27 июня 1961 г. Люмнюуе Костеркин. Устье Дудупты).

После обряда с пеплом следовало развести огонь за той частью чума, которая противоположна входу, положить в нее собачьей шерсти и над этим дымом подержать ребенка. Это было первое очищение жженой собачьей шерстью, которое потом повторялось во всех случаях, когда человек "опоганивался" - "надюма"', или же совершал недопустимый поступок - "нянкары".

Исключительную роль играли представления об Огонь-Матери при свадебной церемонии.

032

Она происходила следующим образом (наиболее объективный рассказ о прошлых свадебных обрядах был записан 14 июня 1961 г. у авамской нганасанки Анны Костеркиной):

"Раньше-то старики решали, кому на ком жениться. Сначала только специальные люди договаривались о том сколько за девку давать и дадут ли кому девку. Тогда приходил сват с посохом-чере и договаривался.

Когда договаривался, то жених не должен был невесте показываться. Даром с ней уже был. Он приходил только тогда, когда подарки родителям невесты привозили его родители (выкуп - Ю.С.).

Все выходили из чума, и тогда только один жених в чум к девушке входил. Она тогда сильно пугается. Так-то зачем пугаться будет? Нарочно просто скажет:

- Кто это пришел? Зачем этот человек пришел? Совсем я боюсь.

Тогда жених говорит:

- Не бойся. Я к тебе пришел. Не уходи.

Сам ее держит и рядом с собой сажает.

с.127.

Тогда невеста сидит некоторое время просто так, а потом свои баса (металлические украшения волос) ему дает, а он свои косы расплетает и свои баса ей дает. Так кубын - заплетаемый в косу они меняются.

Потом жених говорит ей:

- Дай от огня твоего покурить.

Она ему говорит:

- Огня здесь моего нет. Есть огонь моей матери. Если мать тебя не прогнала, то пусть я дам тебе огня из этого тори-очага.

После этого она ему зажженную трубку дает. Это значит, что она с ним жить согласна, с ним свой огонь делить будет, позволит ему у своего огня жить.

Тогда говорит жених:

- Может быть, ты мне от этого очага есть дашь?

Тогда дает.

Как ему есть даст, то приходят все родители. Невесте косы переплетают и вплетают ей кубын ее и жениха. После этого родители садятся по сторонам своих детей - друг против друга. Никто ничего не трогает, пока невеста есть не начнет. Как что возьмет, другие берут тоже. Сначала после нее жених берет, а потом уже родители.

Когда все поели, то жених обе руки у невесты целует.

Потом все из чума идут и танцуют сколько-то.

Потом мать невесты разводит огонь и туда кладут разную еду, говорят:

- Ту-Нямы, ты этих людей, наших детей, хорошенько храни.

Потом, когда огонь сгорит, то невеста садится в санку мужа, и они едут на стойбище, где его старики живут. Там, как приедут, жених должен схватить невесту и на руках в чум нести. Она, однако, должна вырываться сильно, кричать:

- Теперь нет моей родни, теперь меня никто не защитит!

Старики идут пока жить в другой чум.

Разжигая свой огонь в своем чуме, полученном от родителей, молодая жена говорит следующее:

"Ту-Нямы, имидима!

Хюньсорайтяны мунуконду.

Ту-Няиы, имидима,

Туйтемты лантуптусыдам,

Амты туйма нынга хиндякопто'о".

"Огонь-Мать, мать матери моей!

В старое время ты зажгла этот огонь.

Огонь-Мать, мать матери моей!

Пусть этот мой огонь

Никогда не погаснет".

с.128.

(13 июня 1961 г. Анна Костеркина. Усть-Авам).

Когда человек умирает, то с первыми упреками обращаются к Огонь-Матери, ей говорят:

- Зачем ты отпустила нашего человека? Теперь без него все мы пропадем, и этот огонь тоже погаснет.

Огонь в чуме рассматривался в качестве живого существа, которое кормили наравне с остальными членами семьи. При каждой трапезе Ту-Нямы выделяли определенную долю: клали в очаг кусочек мяса и жира.

Специальный круг запретов касался различных предметов, которые нельзя было отдавать огню. Так, ни в коем случае нельзя было, чтобы в огонь попадали части шкур, из которых была сделана одежда, нюков и частей готовых шестов, а также части человеческого тела - волосы, ногти и пр. Считалось, что тогда Огонь-Мать будет ко всему этому относиться, как к пище, и этим приносить беды людям.

Все, что имело какое-либо отношение к огню, к очагу, почиталось наравне с прочими сакральными предметами. Так, особыми, одушевленными вещами считали огниво, кремень, трут, которые всегда находились в ведении женщины. Орудия для добывания огня составляли непременную часть нганасанского женского костюма, которую запрещено передавать кому-либо. Особое отношение было к Кадя - мехам для раздувания костра. Меха делались из двух спальные дощечек с ручками, обтянутых кожей. Существовало специальное этическое установление, по котором мужчина не должен был обнажать гениталии, если Кадя лежали, не прикрытые и могли "видеть" это.

Бревнышки, на которых клали очажный лист, также считались живыми, близкими Огню-Матери существами. Когда человек отправлялся на промысел или же делал нового койка, то он обращался к тори-фа - очажным подкладкам с просьбой обратиться к Огонь-Матери, чтобы та оказала помощь:

"Тари-фа! камолокудем мендяя камтэму!" - "Ториф-Фа! Вас будут мазать (кормить - Ю.С.) свежей кровью", - обещал промысловик.

(22 июля 1961 г. Нэдя Турдагин. Усть-Боганида).

Тори-фа в ответственных случаях кормили - мазали оленьей кровью и жиром.

Огонь-Мать играла также немаловажную роль при различных гаданиях - узнаваниях того, что ждет людей.

Каждодневное гадание происходило во время утреннего разжигания костра. Хозяйка чума и ее муж внимательно следили за огнем. Если дрова трещали, выбрасывая угольки, то это означало, что

с.129.

охотника ждала удача. В этом случае, после того как добывали рыбу или оленя, то кормили огонь, говоря:

"Вот, Огонь-Мать, тебе пай - ты сказала, что промышлять будем". Если же огонь не трещал, то это значило, что охотника ждала неудача. Нередки были случаи, когда человек вообще не ходил промышлять, видя в этом дурное предзнаменование. Обычная формула, которая произносилась при этом, звучала следующим образом:

"Эй! Туйму винты сочи бахяда тымы" -

"Эй! Мука, огонь мой не трещит, плохо будет"

(6 августа 1961 г. Дюдумо Яроцкий. Усть-Боганида).

Согласно нганасанским традиционным концепциям Огонь-Мать является "родней" и Моу-Нямы - Земли-Матери и Коу-Нямы - Солнца-Матери. По нганасанским представлениям, огонь рожден "Коу-Нямы близко", однако, воспроизводить его способны объекты, рожденные Землей-Матерью, чем и объясняется действенное отношение к Огню-Матери, как к земному объекту, с одной стороны, и как к астральному, - с другой.

У нганасан существовал особый фетиш, который делался более или менее единообразно во всех семьях - Сатю'о - Койка Огня (очага -Ю.С.) фетиш. Чаще всего он делался в виде рогатки, на концах которой вырезались антропоморфные личины. Этот койка находился все время в чуме, привязанным к Кумняй или просто лежал недалеко от очага на сакральном месте. Сатю'о-койка мог быть и более чем с двумя головами.

Его необычная внешность объяснялась следующим образом:

"Сатю'о-койка имеет две головы потому, что эта баба, у которой не две головы своих, а ребенок в брюхе. Так-то сам один человек, а все равно с двумя головами ходит. Это - "бабы сторона" - койка, потому что баба детей родит, у самой голова есть, еще одну голову в брюхе таскает. Будто родить будет, а без огня умирать будет. Это - Ту-Нямы с ребенком, поэтому и две головы. Вот на огонь смотреть - все время из него рождается".

(1961 г. Ламбоку Горнок. Хета).

И в самом деле, языки пламени у нганасан ассоциировались с детьми, которые постоянно появляются из лона Огня-Матери.

Сатю'о-койка кормили каждый раз, когда разжигали огонь. Для "пищи" сатю'о делался специальный сосуд из кожи с лапы гуся или лебедя. Кожу обрезали на том месте, где начинаются перья, осторожно дробили кости, не разрезая шкуры, и вытаскивали их. Надували получившийся мешочек и сушили его. В этот сосуд клали жир дикого, который потом выдавливали, и им мазали губы на личинах Сатю'о, прося беречь огонь, хранить чум и его обитателей.

Биды-Нямы - Вода-Мать

К числу Матерей Природы, которые влияют на жизнь людей, относятся, согласно традиционным нганасанским верованиям, и Биды-Нямы - Вода-Мать. В мифологии, посвященной сотворению Вселенной, образ Воды-Матери совершенно неопределен. С одной стороны, вода покрывала всю Землю-Мать и этим мешала жизни детей Земли-Матери - разным "имеющим горло". Вода-Мать как бы поступилась своими прерогативами, освободив часть Земли для того. чтобы на ней могли жить и животные, и люди.

с.131.

Было бы логичным считать Воду-Мать в известной степени близкой с Матерью Подземного Льда - Сырада-Нямы, следуя нганасанской логике. Однако традиционные воззрения нганасан никак не связывают лед и воду, хотя примеры превращения воды сопутствуют каждому нганасану от рождения до смерти. Вопросы том, как связаны между собой вода и лед, соответственно, связаны между собой сверхъестественные существа, их олицетворяющие, были заданы более чем полуторастам человек.

В качестве основного аргумента выдвигалось соображение, по которому вода и лед относятся к двум совершенно антагоничным сферами. Вода - сфера действительной жизни, а лед - это иной мир, Земля Мертвых - Бодырбо-Моу. Соответственно. Выды-Нямы положительно влияет на жизнь людей и всех животных, а для рыб она является жизненной сферой вообще. Лед же является сферой существования всех, покинувших этот мир, и Сырада-Нямы, соответственно, влияет на этот мир.

Вода-Мать - вторая персона Матерей Природы, которая определяет благосостояние людей. К Выды-Нямы обращались с различными  просьбами.  Наиболее распространенными  были заклинания о посылке рыбы, об удаче на рыбном промысле, просьбы о хорошей погоде, когда люди на утлых лодчонках пересекали большие реки или занимались поколкой дикого оленя, который составлял их жизненную основу. Обычные заклинания выглядели следующим образом:

"Выды-Нямы, коду - ома'а!

Колы дыни куонга,

Контодемта контоласудем,

Няга тамо декоком".

"Вода-Мать, старшая сестра моей матери!

Пусть сейчас поймают рыбу,

Я тогда тебе отдам (в жертву - Ю.С.)

Самого хорошего оленя"

(13 июля 1961 г. Анна Костеркина, Усть-Авам).

На вопрос о том, как выглядит Вода-Мать - то ли это и есть сама вода, то ли сверхъестественное существо, олицетворяющее воду, персонифицируется в антропоморфный или зооморфный образ, никто из известных информаторов не мог дать ответа.

Относительно явлений, связанных с водой, высказывались такие суждения:

с.132.

"Выды-нямынты би'е" - "К Воде-Матери пошла", - говорят о большой воде весной, которая быстро сходит в сторону Северного Ледовитого океана...

..."Весной вода в море идет - вся вода к мамке Быды-Нямы гостевать ушла. Осенью будто назад воротилась, будто гостевать кончалаю Весной вода лед ломает - это Вода-Мать рыбу гонит, как подарок присылает, гостевать зовет".

(11 августа 1961 г. Ламбаку Горнюк, Усть-Боганида).

Таким образом, в высказывании Ламбаку Горнюка вода и лед выглядят даже как враждебные стихии. Вода, в его рассуждении, ломает лед, чтобы прошла рыба.

По аналогии с астральными Матерями, Вода-Мать также в шаманских заклинаниях упоминается вместе с дочерью Выды-копто -Воды-девкой. Ранее перед промыслом рыбы или перед поколкой дикого оленя шаманы обращались к Воде-девке со словами:

"Выды-копто, дялы-дыматау!" - "Вода-Девка, хороший день давай!", обещая ей принести в подарок какие-либо жертвы (23 июля 1961 г. Фадопте Яроцкий, Усть-Боганида).

По сообщению некоторых информаторов, жертвы ранее приносились двумя способами. Первый - это прямо в воде тпились собаки и олени с соответствующими обращениями относительно удачного промысла. Во втором случае Воде-Матери посвящались особые олени. На левом боку таких оленей ставили Быды-Нямы-кирибир - Тамгу Воды-Матери. По утверждению таймырского нганасана Нэди Турдагина, такая тамга выглядела в виде девяти вертикальных черт, которые ставили на левом боку посвящаемого оленя. В то время, когда тамга вырезалась, говорили:

"Быды-Нямы, вот тебе даю оленя....", - и присовокуплялась какая-либо просьба. По сообщению таймырского нганасана Хосю Момде (1 июня 1964 г. Деляк-бигай), тамга Быды-та - оленя, посвященного

Воде-Матери, состояла из семи черточек. Формула обращения, с его слов, звучала так:

"Быды-Няма, нямыма, тадантэм кирьбиэм нера'а нюоона нися лыкудамту нгада быта" -

"Вода-Мать, мать моя, оленя тебе посвящаю (мечу), чтобы дети мои в воде не пропали".

По шаманским воззрениям, вода является жизненной сферой ихтиоморфных дямада - злых духов, которые нападают на шамана, когда он в своих странствиях при камланиях пересекает водные рубежи. Эти дямада принимают облик огромных щук и налимов. Эти чудовищные щуки и налимы "Сырада родня" (Сейме Турдагин).

с.133.

По аналогии с традиционными Матерями Природы, которые олицетворяли силы, определяющие жизнь людей, нганасанские верования включали ряд второстепенных матерей.

Так, в разговорной речи поминается Фала-Нямы - Камень-Мать. Она не выполняет никаких других функций, кроме определения характера человека. Когда человек был сварливым, жадным и пр., то в виде поговорки о нем говорили: "Фала-Нямы Фаладонта тада'а" -"Мать-Камень в тебя камень положила" (в значении - тебе в душу камень положила - Ю.С.). В фольклорных произведениях о мироздании и других сюжетах Фала-Нямы не поминается.

В разговорной речи упоминалась и Фа-Нямы - Леса- Мать (дерева - Ю.С.). Удалось найти только одно фольклорное произведение, связанное с этим образом:

(17 июня 1961 г. Нюля Турдагин. Усть-Авам).

033

"Одна девка пешком по земле ходила. Звать Наптюбаса-ны-копто. Совсем она худая была. Глаза у нее совсем запали. За собой она тащила тута - лыжи. Не санки, а просто две доски с ремнями. На них парень сидел совсем маленький. Рукава у него еще зашиты были. Лыжи-то у них серебряные были.

Шла девка, упала. Дальше идти не может. Посмотрела она вверх, говорит парню:

- Смотри - высокая земля видна. Там оленья копаница есть - может, там люди? Туда пойдем.

Парень-то совсем маленький был. Однако толковал как-то.

Пошли они как-то. Дошли до копаницы. Сто чумищ нашли. Будто только люди аргишили с этого места. Угли еще дымятся.

- Нет у нас талана, - девка тогда говорит. - Только отсюда аргишили люди.

Стали смотреть они на землю. Видят - на месте головного чума что-то, как огонь, горит. Видят - лежит маут железный. Так блестит, что глазам больно.

Говорит баба сыну:

- Возьму с собой. Тяжело носить. Пусть тяжело. Может, встречу того, кто этот маут потерял, отдам ему. Пожалеет он нас. Накормит, в чум пустит.

Пошли они опять дальше. По аргишной дороге пошли. Вдруг видят - навстречу им нарты едут. На них мужик. Санки у него серебряные - так горят. А все на нем железное - парка, упряжь, лук. Молодой совсем мужик, красивый, большой. Подъехал, говорит:

- Кто ты? Заблудилась, что ли? Где живешь?

Стала она ему говорить, не говорит, однако, поет она ему:

- Отец мой Сяйбасюдютала был. Семь братьев их было. Отец мой средний был. Самого маленького брата их я на лыжах вожу. Силу я совсем потеряла. Пропаду, если так ходить буду. Ты-то кто сам?

- Хенгикоти-нюо меня звать. Поедем со мной. Женой моей будешь.

- Ладно, к себе вези. Буду с тобой жить.

Сели в санки. Девка сзади села. Малыша парень себе между ног положил.

Отвязал он вожжу. Олени ринулись назад бежать. Так рванулись олени, что санки на этом месте полозьями яму вырыли. Побежали быстро они очень. Мальчик-то вылетел, на землю упал. Сам ходить-то еще не умеет. Голову только поднимать может. Закричала девка. Кричит парню:

- Оставь меня. С ним останусь!

Не слушает ее парень. Оленей только хореем гонит. Долго кричала девка. Далеко было слышно, как кричит.

Семь дней лежал мальчишка на том месте. В снег головой воткнулся, когда падал-то. Ноги только кверху торчат. Шевелил только ногами маленько. На седьмой день перевернулся. Сея как-то, заплакал. Смотрел, смотрел - ползти стал. Сидеть не хотел, видно. На лайду выполз. Упал, устал очень. Долго он лежал, отдыхал. Опять пополз туда, куда его глаза смотрели.

Дополз он до большого дерева. Огромное дерево где-то стояло. Из земли один ствол рос. Дальше на семь частей это дерево делилось.

Как дополз до ствола, в яму он свалился. Около дерева яма была. Вокруг совсем много пурга снега нанесла, а возле дерева не было снега. Совсем живая была земля, теплая.

Семь дней лежал он в яме этой. На седьмой день открыл глаза. Видит - над ним семь суков от дерева, а с них будто дождь идет, на землю падает. Снег весь съедает этот дождь, тепло на земле, как летом. Открыл рот парень. Стал капли ртом ловить. Поймал одну - стал сосать он, как раньше мамки грудь сосал, - капля-то совсем как мамкино молоко, хорошее молоко. Наелся парень. Брюхо сытое совсем стало. Каждый день теперь он стал есть. Совсем жирный стал, как гусь осенью. Стал парень жирный, крепкий. Вырос он немножко, говорить стал:

- Нашел я мать теперь. Это теперь Фа-Нямы - Леса Мать. Кормит меня хорошо. Лучше, чем меня родная мать кормила. Никуда от нее не уйду. Теперь все время с ней жить буду.

Только этот парень петь кончил - подъезжает человек на санке. Все у него серебряное: парка, хорей, упряжь, нарта - все у того серебряное. На одном олене едет. У его оленя семь рогов было. Человек на санке сидит, лицо в парку спрятал. Вокруг рогов оленя птицы целой тучей вьются.

с.135.

Дошел олень до дерева, упал на брюхо. Дальше идти не хочет. Поднял тогда голову человек. Глаза у него заплаканы. Стал он толкать оленя серебряным хореем, кричать ему:

- Чего лежишь? Вокруг всего света прошел, а сейчас идти не хочешь? Вставай! Я сына и дочь потерял. Пока не найду, век гонять беде.

Ткнул оленя хореем. Тот только на земле ногами возит - вставать не хочет. Ткнул его еще раз - не встает. Говорит тогда человек:

- Чего олень к дереву не идет? Во сне будто видел я такое, что Фа-нгуо приходила. Может, это и есть?

Пошел он к дереву сам. Увидел его мальчик, заплакал, закричал. Говорит:

- Фа-Нямы! Какой-то человек пришел. Может, он меня убивать хочет! Спаси меня.

Увидел его тот человек, говорит:

- Эй, парень! Ко мне иди. Не убью я тебя.

Мальчишка только руками машет. Боится. Взял его подмышки человек. В санки стал сажать. Плачет мальчишка, борется, кусается. Засунул его человек в серебряный кокуль, завязал, погнал оленя. Вскочил тот, быстро побежал.

Ехали они, ехали, приехали к одиннадцати чумам. Остановил санки человек у среднего чума. Взял он кокуль с мальчишкой, в чум его внес, своей старухе отдал, кормить велел.

Плачет мальчишка, кричит:

- Мне к Фа-Нямы надо. Фа-Нямы, спаси меня!

Сварила старуха мясо жирное, парню дала. Бросил он мясо, кричит:

- Не могу есть это, пахнет это плохо. К Фа-Нямы я хочу.

Старуха ему мясо в рот сует, он голову отворачивает, плачет все. Целый день он ничего не ел. На огонь глядит. Спать легли - целую ночь он плачет. Утром встал старик, взял отвара мясного, вылил парню в лицо, куском мяса вытер. Ум у него на место встал. Стал он мясо есть. Как поел, то засмеялся старик, спрашивает парня:

- Что о себе скажешь?

- Совсем ничего не знаю. Помню немного - будто кто-то ходил со мной. Не знаю - кто это был, не знаю - почему меня оставили. Попал я к Фа-Нямы не знаю как. Она кормила меня, умереть не дала.

- Правильно, - старик говорит. - Меня Сюдютана-нюо зовут. Я отца твоего отец. Аргишил от меня отец твой вместе с сыновьями моими. Жен себе из другой земли взяли. Туда они хотели идти. Как аргишили, то все умерли. Я искать ходил. Все ледовки нашел. Только твоей сестры ледовки и твоей ледовки я не видел. Теперь тебя нашел. Думаю - твою сестру увел кто-то, тебя бросил.

с.136.

Сколько-то времени прошло - вырос парень. До половины человека ростом дошел. Однажды старик говорит ему:

- Почему мои все дети-то умерли? Почему так? Сырада всех забрали, только ты остался, да сестра твоя, может быть, где-нибудь жива еще. Пойду теперь искать ее.

Сильно ругал Сырада старик, говорит:

- Пойду на большой воды край. Там будто живет кто-то. Нгуо какие-то живут там. Семь их. Парень у них есть. Как пустит стрелу парень - туман везде упадет. Пальцев на руке не увидишь - такой туман будет. Как найду их, буду всех убивать. Ни одного чума не оставлю. Только парня этих нгуо оставлю - пускай ходит. Какуденды-нюо парня зовут. Пусть он один живет. Семь лет с ним воевать буду. Как тумана не станет - знайте, что всех убил. Потом дождь большой падать будет, всю землю зальет. Тогда у бангая моего - нетельной важенки рога обрежь, в землю воткни. На каждый отросток пусть вещи перетаскивают наши люди. Как раз одиннадцать чумов будет. Сам ты сеть забрось. Если поймаешь пять рыб - значит, убил я пятерых. Сороденди-нюо, значит, стрелы пускает. Тоже парень он. У нгуо живет. Семь нгуо еще есть на небе. Я тоже с ними воевать буду. Всех убью, только парня этого оставлю. Путь тоже еще один человек ходит один. Семь лет пройдет, совсем дождь перестанет. Земля сухая будет. Тогда, значит, победил я этих-то людей.

С самыми последними тоже бороться буду. Тоже из лука стреляет этот человек. Век он по верху хребтов ходит, Динтасыргутуо' зовут его. Лед он ломает. Товарищ-то его Борооудя-нюо землю-то ломает. Как начнут стрелять, совсем земля раскалывается, лед трескается. Гром только слышно. Всей силы моей только на этих двоих хватит. Больше-то нет. Как только этих двоих убью, назад пойду. Домой пойду. Через семь лет опять вода будет. Опять режь оленю рога, в землю втыкай, на рога чумы ставь. Сам сеть забрось. Если поймаешь двух рыб - убил я богатырей, значит.

Ушел старик. Сколько-то времени прошло, совсем вырос парень. Взял себе бабу. Стал свое стойбище водить вместо деда своего. Однако он век вокруг Фа-Нямы - дерева аргишит. Глазами его было видно с того места, где они чумы ставили. Близко не подходили и далеко, однако, от него не уходили.

Однажды встал утром парень, говорит старухе-бабушке:

- Целую ночь я плакал. Фа-Нямы ко мне в ум приходила. Видел я ее. Почему она меня кормила, держала так? Теперь я уйду. Ходить буду.

Поел он чего-то. Оделся хорошенько, вышел. Сел на нарту, к Фа-Нямы поехал. Сколько-то не доехал он, привязал оленей, пешком пошел. Дошел-то до дерева, палку какую-то поднял, стал дерево бить. Говорит:

с.137.

- Ты меня спасла, а силы-то мне не дала. Хочу воевать теперь. Силу мне давай. Если дашь силу-то, то каждому убитому врагу я голову отрежу. Кровью врага тебя помажу. Голову убитого тебе отдам - на сук повешу лицом на восход солнца. Пусть твой пай будет.

Так сказал, к саням воротился. Дальше он поехал. К семи чумам он приехал. Олени вокруг чумов черные ходят. Нюки на чумах все из железа. Железные нарты стоят. Это парень видит. На нартах двое сидят в парках железных. Один-то старик, другой - парень молодой, мужик. Тот-то молодой мужик - как раз тот, кто пришедшего парня сестру вез. Старик-то - отец его. Они парня увидели, спрашивают:

- Кто ты есть?

- Не знаю я. Так, просто один езжу. Говорили люди, что отец мой Сяйбасюдютала был.

Покраснел тогда старик, встал, того парня обнял, говорит:

- Родня ты нам. Сестра твоя с сыном моим живет.

В чум они вошли. Увидел сестру свою парень, ее обнял. Потом мужу ее говорит:

- Ты ее брал - выкупа мне не давал. Меня тогда бросил совсем. Чуть не пропал я. Если ты выкупа не платил, то заберу я ее и детей ее заберу, с тобой воевать буду.

Сказал он так. Сестре велел в нарты садиться, по следу ехать назад.

Молчали в ответ только старик и сестры муж, слова не сказали. Побежали потом они внезапно в разные концы. Луки как-то взяли, стали стрелять. Долго не мог парень убить мужа своей сестры. Потом его достал все-таки. Тогда стрелять кончал, говорит:

- Твои другие люди и ты сам, когда он мою сестру брал, не помогали ему. Теперь живите. Не буду вас убивать.

Сам он оленей запряг, по аргишной дороге сестры пошел. Когда пошел, старик в него опять стрелять стал. Тогда повернул парень обратно, всех кончал, кто живой на стойбище был. Только один Хенгихоти'е-человек оставался. Долго за ним гонялся по аргишной дороге. Добежали они до самого Фа-Нямы - дерева. Смотрит Сюдю-нюо - чумы уже видны его. Двенадцать их стало.

- Значит, - думает, - сестра уже свой чум там поставила. Доехала хорошо она.

Бросился тогда он на Хенгихоти'е - парня, лук у него вырвал, на землю бросил. Руками того решил убить. Стали они бороться. Одолел Сюдю-нюо своего врага, поднял его над головой, семь раз о землю ударил - душа того совсем близко стала. Схватил он потом его за горло, вырвал горло, сердце наружу вытащил, руками его раздавил. Ножик достал большой, голову ему отрезал. Зачерпнул ладонью кровь его, стал Фа-Нямы дерево кровью мазать и говорить:

с.138.

- Твой пай, Фа-Нямы. Береги теперь меня. Пусть меня никто не одолеет.

Голову он воткнул на средний сук, лицом на восход солнца. Сам он на санки сел, к себе поехал. Приехал - сына сестры позвал. Тот только маленько моложе Сюдю-нюо был. Силой они равные были. Говорит ему:

- Давай теперь и с тобой воевать. Ум-то твой всегда за отца будет. Тогда ты будешь мне мстить. Лучше давай сейчас биться, чтобы не ждать. Давай, давай, лук бери.

Побежали они в тундру. Через хребет большой перешли, к моря краю вышли. Видят - стоят восемь чумой больших железных. Вокруг них, видно, простых людей маленькие чумы стоят. Конца не видно стойбища. Куда глаза видят - везде дым идет. Сестры сын в один чум побежал, кричит:

- Теперь тебя кончать будем. Родню я нашел.

Сюдю-парень лук натянул, стал стрелы пускать. Все чумы истребил, никого не оставил. Подскочил тогда Сюдю-нюо к тому парню, лук у него вырвал, сломал. Тогда он схватил его, над собой поднял, семь раз головой о землю ударил. Потом горло ему вырвал, сердце наружу вытащил, в снег бросил. Голову ему, однако, отрезать не стал. Просто того на снег посадил. Сидит мертвый парень совсем как живой. Тогда ударил его в висок рукой, говорит:

- Где сила-то твоя? Какого нгуо ты помогать просил? Сырада-нгуо, что ли. Может, нгуо, что на небе, ты просил какого-то? Что тогда он тебя так оставил?

Так он семь раз повторил. Семь раз его по голове бил. Тогда сверху он слышит голос тихий:

-Э-э-эй, парень! Ты-то сам живой? Чего ты мертвого бьешь? Кто ты?

Тогда поднял глаза парень. Видит - кто-то стоит рядом. Вроде человек. Голова его в тучах теряется. Волосы у него как языки пламени трепещут. Горит он весь как костер, глазами белыми на парня смотрит.

- Сюдю-нюо я.

- У-у-га! Сюдю-нюо ты! Сдурел ты видно совсем, мертвого бьешь. Я всех твоих съел. Всех я Сяйбасюдю съел. Когда твоего отца кончил -оставил только тебя и сестру твою. Пожалел вас. Что ты теперь неправильно делаешь?

- Ты моего отца убил? Правда это?

-Я.

- Тогда нагнись ко мне. Я с тобой биться буду. Ты во всем виноват. Из-за тебя я воевал. Мстить тебе я за свой род буду. Убью я тебя, хоть ты видом и большой.

Совсем, однако, сдурел парень. Такого большого нгуо хочет убить.

с.139.

Нагнулся к нему нгуо. Вцепился ему в волосы Сюдю-нюо. Нгуо тоже его схватил. Повалил его парень на землю, хотел ему горло вырвать - исчез нгуо. Только кочку ломает в руках Сюдю-нюо. Слышит смех сверху и голос нгуо:

- Вот и пропал ты, парень. Сердце твое я унес С Собой. Как домой придешь - умрешь ты сразу.

Поехал домой Сюдю-нюо. Как приехал - к сестре в чум пошел. Отдыхать лег. Сестра мясо сварила, подошла к нему, стала его будить. Тот лежит, глазами смотрит, однако, сам не живой. Только-то. Погиб он от того, что нгуо стал ругать. Если бы не ругал, то сам живой бы был. Всех врагов бы своих убил".

* Всеми информаторами этот миф был определен как шаманское произведение.

По совету шамана перед родами какой-либо женщины Фа-Нямы посвящали оленя, называя его Фа-та. При этом Фа-Нямы просили о том, чтобы она дала женщине силу хорошо родить через шест, за который держится роженица.

К числу персонажей шаманского мира были отнесены и другие Нямы - Матери диких оленей (Баби), песцов (Саторе), куропаток (Кыхы) и пр. Им также посвящали оленей:

Баби-Нямы - Диких оленей Матери с заклинанием:

- Баби-Нямы, нимома, тадантэм кирьбием бахима Хюэта Сюарунянгана,

- Диких оленей Мать, мать моя, тебе оленя посвящаю, чтобы дикие все время были со мной.

(1 июля, Хосю Момче, Деляк-бигай).

Саторе-Нямы - Песцов матери с заклинанием:

- Саторе-нямы, тадантэм Кирьбиэм сатгоремя сиярунангана хюэта,

Песцов Мать, тебе оленя посвящаю, чтобы песцы все время у меня были.

- Нему-нямы - Зайцев Матери:

- Я знак на олене поставлю, чтобы зайцы ловились.

*Сравнение канонических нганасанских произведений мифологии и шаманского фольклора являет огромную разницу в воззрениях на устройство жизни вообще.

с.140.