начальная personalia портфель архив ресурсы о журнале
[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]
Ольга Эдельман
О приятном и полезном чтении
Е. Э. Лямина, Н. В. Самовер. “Бедный Жозеф”: жизнь и смерть Иосифа Виельгорского. — М.: Языки русской культуры, 1999.
Случилась не столь уж частая вещь: заявка авторов на работу в новом для нашей историографии жанре оказалась полностью выполненной. А жанр микроистории, или истории повседневности, между тем, при кажущейся простоте весьма сложный. Такая тонкая смесь биографии, исторической психологии, истории культуры и быта. Изобрели французы и принципиально использовали в основном в применении к типажам из простого народа. Е. Э. Лямина и Н. В. Самовер, перенеся жанр на нашу почву, изменили и принцип выбора героя. Как говорил Поток-богатырь из стихотворения А. К. Толстого, “Я же тоже народ, так за что ж для меня исключенье?” Иосиф Виельгорский — аристократ, но собственной биографии завести практически не успел, умер в молодости, и это обстоятельство авторы неожиданно обыгрывают, увидев в нем возможность показать Иосифа как “продукт среды”, юношу с задатками, но не успевшего обзавестись собственной самостью.
Повествование, построенное по логичнейшему из всех принципов — хронологическому, распадается на естественные части, связанные с этапами жизни Виельгорского. Детство — это семья, домашний “скелет в шкафу”, состоявший в данном случае в том, что отец Иосифа, Михаил Юрьевич, не совсем законным образом после ранней смерти первой жены вступил в брак с ее сестрой; одержимость матери воспитанием детей, отношения в этой большой семье. Затем жизнь десятилетнего мальчика резко изменилась, его определили в совоспитанники наследника престола Александра Николаевича. В общем-то Иосифу, дома звавшемуся Жозефом, вдвойне пришлось побыть жертвой педагогики. Его мать имела свои идеи на этот счет и проводила их с энергией, свойственной далеко не всем дамам той поры: умная и образованная Луиза Карловна сделала воспитание детей основным делом своей жизни. Переезд во дворец означал, что отныне на мальчика распространялась система воспитания, разработанная для великого князя поэтом В. А. Жуковским. Собственно, после процесса воспитания молодой Виельгорский успел только испытать бурное увлечение танцем Тальони, некоторое количество переживаний по поводу необходимости вписываться в придворную жизнь (а он любил уединение и ученые занятия), попробовать коллекционировать реликвии русской истории (на это денег не хватало) да начать путешествие по России в свите великого князя. В районе Казани ему пришлось прервать поездку из-за ухудшения здоровья. С тех пор Жозеф болел, лечился в Казани, Москве, Петербурге, Германии, Италии и умер в Риме на вилле княгини Зинаиды Волконской.
Замечательна тщательность, с которой работали авторы, собирая о Жозефе все, что только можно. Впечатляют не только ссылки на множество изданий и, главное, архивов, но и усилия, которые авторы приложили, чтобы заставить заговорить оказавшиеся в их распоряжении детали. Книга профессионально красива этакой избыточностью — ну не потратили бы столько времени и сил на составление аннотированного именного указателя, выискивая Бог знает где сведения о появляющихся в книге персонажах, будь то девица, с которой Виельгорский танцевал на балу, или иностранец-доктор, лечивший его в Германии — кто бы упрекнул? Существует некий джентльменский набор того, что автор приличной работы безусловно обязан — все остальное чистый подарок читателю. Юноша заболевает — авторы выясняют, как это тогда лечили, по каким соображениям был выбран курорт, был ли он тогда самым популярным и так далее. Сохранился список одежды Иосифа, которая была у него за границей — авторы не жалеют усилий, комментируя каждый предмет туалета, и бессмысленный на первый взгляд перечень сюртуков и перчаток превращается в сообщение не только о вкусах и пристрастиях юноши, был ли он щеголем или модником, но и о закодированных в этом наборе вещей статусных позициях: брал ли он с собой мундир и какой, зависит от характера путешествия. Виельгорский состоял в свите наследника, наследник отправился в заграничное турне как раз в то же время, когда Виельгорский поехал лечиться, их маршруты несколько раз пересекались. В качестве кого Иосиф был в Европе, только как частное лицо, или надеялся сохранить позиции при цесаревиче — ответ в списке его гардероба.
Такая проработка деталей позволяет авторам находить настоящие жемчужины. Когда молодой Виельгорский увлекся собиранием книг по русской истории, он познакомился с некоей вдовой фон Гоч, владелицей заманчивого собрания раритетов. У Виельгорского не хватало денег на покупку ее библиотеки, и он буквально до последних дней жизни вел переговоры и убеждал родных сделать эту покупку. Этот эпизод не заискрился бы, не выясни авторы, кто такая эта госпожа Гоч. Она оказалась по первому браку вдовой князя А. И. Сулакадзева, коллекционера и знаменитого автора подделок и фальсификатов. О его персоне до сих пор предупреждают начинающих историков и архивистов, поскольку есть опасность нарваться на плоды его трудов.
В нашу суетливую пору грантов и подработок такая степень аккуратности даже в мелких деталях производит впечатление какой-то неземной несуетности. Да и книга сама по себе весьма уверенно держится на тонкой счастливой грани между научной актуальностью и полной неангажированностью. Ни со стороны общественно-политического запроса, ни со стороны текущих увлечений научной тусовки.
Радует к тому же непринужденность, с которой авторы переходят традиционные междисциплинарные границы. Ну, положим, один из авторов — историк, другой — филолог, и переходить от исторических к литературоведческим проблемам им сам Бог велел. Но с той же легкостью они вдаются и в вопросы истории живописи и музыки. Это опять же повышает ценность их текста. В первую очередь по части разработки соответствующих сюжетов из биографии героя — музыкальные пристрастия семьи Виельгорских (ведь отец и дядя героя были не только известными любителями и меценатами, но и внесли свой вклад в отечественную музыкальную культуру, один как композитор-дилетант, другой как виртуоз-виолончелист), присутствие портрета Жозефа в эскизах ивановского “Явления Христа народу”, дружба умирающего юноши с Гоголем (о которой некоторые зарубежные коллеги успели уже подумать несусветное в тональности “сексуальных меньшинств”). Но поскольку авторы не побоялись вторгнуться в чужую епархию, получилось, что книга осуществляет то самое синтетическое историко-культурное исследование, о котором столь много... Причем осуществляет самым естественным образом, скромно и без саморекламы.
Уж что говорить о проблеме иностранных языков. Совсем недавно советские исследователи наполеоновских войн прекрасно обходились вовсе без французского языка. И никто им этого даже в упрек не ставил. А тут — свободно обращаются с любым языком, какой встретится. И это в сущности настолько само собой разумеется, что даже как-то неудобно отмечать и ставить в заслугу.
Но главная удача и прелесть книги состоит, на мой взгляд, в выборе источника. Сохранился дневник, который Иосиф Виельгорский вел в Петербурге в 1838 году, как раз в промежутке между жизнью во дворце и отъездом за границу. Публикация его вписана в середину книги (где ей место по хронологии) и служит ее композиционным и смысловым центром. Дневник этот — поразительно интересный и насыщенный по психологизму документ. В этом плане он является довольно редким источником, ибо далеко не всякий автор дневника вкладывал в него такое количество саморефлексии. Которая к тому же тонко и тактично прокомментирована авторами книги.
Драматизм рефлексии Жозефа — это типовой общечеловеческий набор подростковых комплексов, преломляющихся культурой эпохи. Было все, что обычно переживает юноша: возрастная смена статуса, необходимость самоопределения (для Жозефа “проблема профориентации” была актуальна, он выбирал службу), сексуальные переживания, отношения с обществом и прочее. И все обострялось предписываемой временем романтической парадигмой, требовавшей стремиться к идеальному. По словам авторов: “На страницах дневника юноши отчетливо рисуется духовная драма, характерная для многих его современников. Во всей силе в ней проявляется жажда неподвижного идеала, лежащего вне времени и человеческого бытия”. Виельгорского мучила болезненная застенчивость, ему тяжело было вписываться в нормы великосветского общежития и он бесконечно переживал из-за своей способности легко и густо краснеть в неподходящие моменты; он не мог отвести глаз от мелькавших из-под юбок ножек — не кого-нибудь, а императрицы Александры Федоровны, и сам себе проповедовал идеалы целомудрия и чистоты, и не мог пропустить ни одного спектакля Тальони-идеальной сильфиды, также обладавшей ножками; мать, обожавшая и баловавшая его в детстве и житейски отдалившаяся, когда он переехал во дворец, теперь, по возвращении его домой, сочла сына взрослым и резко увеличила эмоциональную дистанцию, а он страдал от фрустрации; дружбы с наследником престола не получалось; предназначенная ему императором военная карьера не манила, он задумывался о непопулярной у аристократии гражданской службе; наконец, он болел.
Дневниковые записи Иосифа Виельгорского действительно позволяют очень глубоко заглянуть в его внутренний мир, и через него — во внутренний мир человека 30-х годов 19 века во всем его содстве и несходстве с нам современными аналогами. Тут, повторюсь, молодость героя и его ранняя смерть превращают его в некоего “типичного представителя”, что не мешает видеть ни его личностные задатки, ни трагизм всей истории.
А трагическую тень заведомой безвременной смерти симпатичного юноши Жозефа читатель чувствует на протяжении всей книги. В общем-то, она очень женская. Со вниманием к деталям повседневности, психологизмом, тактом, ненавязчивой эмоциональной включенностью. Работа очень хорошо написана и читается, при солидном объеме, на одном дыхании. Все сказанное выше о ее научных достоинствах ни в коей мере не означает, что “Бедный Жозеф” — книга традиционно академически-занудная. Это действительно увлекательное и вкусное чтение.
[ предыдущая статья ] [ к содержанию ] [ следующая статья ]
начальная personalia портфель архив ресурсы о журнале