[ страница автора ]
А. Плуцер-Сарно
"БЕССМЫСЛЕННОЕ, НО УЧЕНОЕ"
Комментарий к комментарию Ю. И. Левина к поэме В. Ерофеева "Москва-Петушки".
Патриарх отечественной семиотики, известный московский лингвист Ю. И. Левин за "три месяца, как по щучьему велению" (как сказано в предисловии Х. Пфандля) сделал комментарий к "полузабытой на родине" поэме Венедикта Ерофеева "Москва-Петушки". Текст поэмы, по справедливому замечанию комментатора, необычайно сложен, "...составлен из цитат, аллюзий и других готовых фрагментов - литературных и историко-культурных". В предисловии к комментарию работа Ю. И. Левина ставится в один ряд с комментарием Ю. М. Лотмана к "Евгению Онегину", который является без спору образцом работы в этом жанре. Однако в “Предуведомлении комментатора” (всего 16 строчек) никак не оговаривается ни тип комментария, ни его структура, ни сами принципы комментирования, отбора и подачи материала и т. п. Как следствие полного отсутствия общей концепции комментарий стал хаотическим набором случайных замечаний, достоверность и необходимость которых порой сомнительна. Зачем дублировать сведения общедоступных словарей Ушакова, Малого и Большого академических и даже однотомного Ожегова-Шведовой? Зачем говоря в "Предуведомлении" преимущественно о текстуальном комментарии, автор спорадически обращается к концепционному комментарию? Последний тип комментария должен даваться в статьях и монографиях. В "Предуведомлении" Ю. И. Левин предполагает комментировать только лексику, фразеологию, реалии жизни, культуры и истории, литературные цитаты, подтексты и аллюзии. Фактически комментатор время от времени обращается более чем к 20 уровням текста, в частности к общей структуре и композиции текста, сюжету, синтаксису, словообразованию, морфологии, стилистическим особенностям, прагматике текста и т. д. При этом обращение к разным уровням текста носит несистемный, случайный характер. Даже последовательность комментируемых фрагментов не соответствует их последовательности в тексте. Уже на первой странице поэмы текст комментируется в следующем порядке фрагментов - 1, 2, 3, 4, 8, 6, 7, 5, 9. Если некоторая несистемность может быть извинительна при комментировании аллюзий и цитат (никакой ученый, конечно, не сможет выявить всех реминисценций), то на уровне лексики и фразеологии позиция автора должна быть более продуманной. Ю. И. Левин оставляет необъясненной часть просторечной лексики и фразеологии, отсутствующей в словарях, и в то же время им комментируется даже общий тон повествования, что несколько выходит за рамки классического комментария: "...тональность повествования меняется и становится безысходно мрачной, а атмосфера - все более бредовой". При этом не вполне ясно, какой уровень текста комментируется: “чья”, собственно, “бредовость” - повествователя, автора, сознания героя или окружающего его мира? В другом месте комментатор характеризует тон уже не как бредовый, а как кафкианский, никак не аргументируя этой отсылки к Ф. Кафке. Завершается комментарий замечаниями совсем иррационального характера: "...финал поэмы можно отнести к тем предчувствиям собственной смерти, которыми богата русская литература..."
Как следствие отсутствия обдуманной позиции Ю. И. Левин дает ряд совершенно ненужных сведений. Зачем, скажем, сообщать о поездке Евтушенко на строительство Братской ГЭС или указывать, что Клава - "типичное имя, например, буфетчицы". Подобные справки неуместны (вспомним хотя бы Клавдию Шульженко).
Основной прием комментирования текста, применяемый Ю. И. Левиным - это, собственно, отказ от комментирования. Поскольку данный упрек очень серьезен, приведем ряд примеров. На лексическом и фразеологическом уровне комментатор уходит от определения семантики. Слова по Ю. И. Левину вообще могут не иметь значения: "Падла (или падло) - от подлый - ругательство без какого-либо специального значения". Заметим в скобках, что это слово - одно из самых многозначных в русском языке, оно есть в почти в двух десятках доступных всем словарей арго, где сопровождаться целым рядом "специальных" значений: 1) `человек, занимающий самое низкое положение в социальной иерархии`; 2) `проститутка`; 3) `неприятный человек`; 4) `ничтожный, неуважаемый человек`; 5) `лживый, нечестный человек`; 6) `доносчик; предатель`; 7) `сотрудник органов внутренних дел`; 8) `сало`; 9) `коза` и некоторые другие. Комментатор должен хотя бы определить, в каком конкретно значении оно употребляется в комментируемом тексте, и указать его основное значение в языке. Для других лексем комментатор вместо определения значения говорит, напротив, лишь об их многозначности, не давая при этом никакого определения значения: "...Раз...й - матерное ругательство широкого значения...". В других случаях вместо определения значения слова дается морфологическая справка: хуев - "...краткое притяжательное прилагательное, употребляемое как бранный эпитет". Иногда вместо интерпретации смысла дается некорректная стилистическая помета: "...дерзание - одно из ключевых слов официозного комсомольско-молодежно-романтического лексикона". Такой "лексикон" лингвистике неизвестен, не говоря уже о том, что это просто слово высокого стиля, и достаточно было бы вместо всей этой тирады поставить традиционную помету "высок". Иногда вместо определения значения Ю. И. Левин дает отсылку к другому слову, имеющему совершенно иное значение: "портвейн - см. выше о хересе и вермуте". В самом деле, портвейн, херес и вермут - это ведь не одно и то же, да и определения хереса и вермута, мягко говоря, неточны. Грубейшее нарушение норм лексикографирования материала - передавать значение слова с помощью однокоренного синонима: "с похмелюги (разг.) - с похмелья". Читатель, не догадывающийся о смысле слова `похмелюга`, очевидно не знает и слова `похмелье`. Получается не определение семантики слова, а указание на стилистическую окраску суффикса. `Похмелюга` должна лексикографироваться как `состояние алкогольного отравления`. Образец работы Ю. И. Левина - комментарий к слову трансцендентально. Оно характеризуется Ю. И. Левиным как "бессмысленное, но ученое" - quod scripsit, scripsit!
Порой автор комментария просто ошибается, демонстрируя недостаточное знакомство с нелитературной лексикой: "пизд`ить - бить". Данная лексема чаще употребляется в форме пизд`еть, она есть в западных словарях обсценной лексики, встречается в произведениях В. Сорокина, Э. Лимонова, Е. Шифрина, Н. Медведевой, А. Никонова и других и имеет значения `разговаривать; рассказывать; лгать`. Со значением `бить` употребляется глагол с ударением на первом слоге п`издить.
Не лучше, чем с лексикой Ю. И. Левин обошелся и с идиоматикой. Комментируя фразеологию, автор не отличает идиом от словосочетаний. Зачем выносить в комментарий словосочетания типа: "старая шпала = старый хрен", "целиком и полностью - фразеологизм с канцелярским оттенком", "очень и очень - разговорное клише, усиливающее значение наречия очень"? Если автор считает эти словосочетания идиоматическими, то почему он не дает определений их значениям? Определять значение устойчивого словосочетания через слово "фразеологизм" не менее абсурдно, чем "Бакинские промыслы" через "промыслы в Баку" (с. 44). Иногда комментатор передает значение выражения по-английски: "пастись между лилиями" через "to make love", хотя весь остальной комментарий сделан по-русски. В другом месте Ю. И. Левин передает значение нефразеологического сочетания слов, с помощью сложного фразеологизма, что является грубым нарушением норм описания семантики: "ссать пошел, срать пошел - справлять малую или большую нужду". Даже если этот комментарий рассчитан на иностранца, то можно быть уверенным, что и он ничего не поймет. Ничем не оправдано и указание на многозначность идиомы без определения ее значения: "Сучий потрох - ругательство широкого значения".
При комментировании более крупных языковых клише используется тот же прием отказа от комментирования. Вместо значения может даваться классификация клише по типам: "...помолчи, за умного сойдешь - известная присказка" или: "...не трогай дерьмо, так оно и пахнуть не будет - пословица, обычно употребляемая в более грубой форме...". Значение здесь не определено, да и определение типа языковых клише неправильное (по классификации Г. Л. Пермякова – первое клише – присловье, второе – поговорка). При комментировании языковых клише иногда просто указывается частотность употребления, но значение все равно не определяется: "- От дурака слышу - широко употребляемое при перебранке клише". Порой подобные комментарии настолько расплывчаты, что не содержат почти никакой информации для читателя: "Пушкин что ли? - <...> широко распространенное клише". Нужно сказать, что такой тотальный отказ от комментирования как прием используется даже при обращении к большим фрагментам текста: "...стервозность, сказали, у нас еще не высшая ступень... - этот пассаж, как, впрочем, и вся главка, являет собой образец абсурда, до смысла которого не стоит пытаться докапываться". Ю. И. Левин предлагает читателям попросту не докапываться до смысла комментируемого им текста. Это как раз абсурдно. Такой отказ от интерпретации заставляет нас, читателей комментария, воспринимать сам текст комментария как результат акта непонимания комментатором не только текста поэмы, но и всей эпохи в целом.
Особенность реальной части данного комментария - произвольность и субъективность оценок. Так автор характеризует главных героев как "люмпенов и алкоголиков", а "весь антураж" как "сугубо "плебейский" (подмосковная электричка, вокзал, московские подъезды)...". По словарю С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой (1993) люмпены - это `преступники, бродяги и нищие`. Конечно же, главный герой, пересказывающий в поэме всю мировую историю, воспринимается как интеллектуал и эрудит. Заметим при этом в скобках, что вокзалы Л. Н. Толстого, А. П. Чехова или М. А. Булгакова - вполне аристократическое место. Ни главного героя, ни "антураж" поэмы нельзя характеризовать так однозначно.
Нельзя не согласиться с Ю. И. Левиным, что тема пития в поэме уподобляется "теме смерти и Воскресения". Действительно, "состояние похмелья при невозможности выпить подобно смерти, распятию; опохмеление, выпивка приносят с собой очередное воскресение". Однако при комментировании начала поэмы Ю. И. Левин утверждает, что очень много пьющий русский человек, напиваясь "до смерти", не может выпить за целый вечер до глубокой ночи три бутылки водки, пару бутылок вина и три-четыре кружки пива: "Количество выпитого Веничкой - 4 стакана водки, бутылка вина и две кружки пива, плюс еще что-то на 6 руб. <...> представляется несколько гиперболизированным". Непонятно, комментирует ли Ю. И. Левин образ героя, реалии жизни или говорит о собственном опыте. Не будем забывать, что герой поэмы напился до бессознательного состояния и сильной степени алкогольного отравления. В данном случае Ю. И. Левин привносит в текст поэмы собственные крайне субъективные оценки. Далее автор комментария пишет, что почти все составные части описываемых Веничкой коктейлей "(кроме разве что шампуня) действительно употребляются в народе для выпивки". Это не соответствует действительности. Так, лак для ногтей и лак спиртовой не пьют, а нюхают. Клей БФ не пьют в чистом виде, - его или нюхают или приготавливают специальным образом с добавлением в определенной пропорции воды и соли и удалением каучука в результате химической реакции. Так же никто не настаивает подобный коктейль на табаке сигарных сортов, как предлагает Веничка Ерофеев. Средства против насекомых тоже не употребляются внутрь, хотя в некоторых случаях и используются токсикоманами. Ученый ошибается, не будучи достаточно знаком с реалиями жизни. Конечно же, это шутка автора поэмы.
Ю. И. Левин допускает и чисто фактические ошибки, которые не только можно легко проверить по любому энциклопедическому словарю, но даже догадаться самому. Так, СЕЛЬПО это не "сокращение от сельская потребительская кооперация", а сокращение слов "сельское потребительское общество". Ю. И. Левин даже не стал выяснять, где работает главный герой, расшифровывая предположительно ПТУС как "что-то вроде "производственно-технического управления строительства", хотя Венечка Ерофеев, укладывая кабель, конечно же, работал в управлении связи. Это легко проверить по общедоступному Словарю сокращений русского языка (только четвертое издание его - М., 1984 - вышло тиражом 100 тыс. экз.). Комментарий - не место для предположений, когда речь идет о легко проверяемом по общеизвестным источникам материале. Подобный подход к комментированию текста ничем нельзя оправдать.
Культурные реалии также могут сопровождаться нулевым комментарием: "Божественная комедия" не нуждается в пояснениях". Зачем оговаривать в тексте все то, что автор считает ненужным комментировать?
Многие аллюзии, обнаруженные комментатором, кажутся надуманными. Если аллюзия - это "намек на реальный политический, исторический или литературный факт, который предполагается общеизвестным" (Литературный энциклопедический словарь, М., 1987), то, в какой мере приводимые автором тексты соотносятся между собой, читателю непонятно. "Ласковое обращение к себе "Веничка", - предполагает комментатор, - "восходит к "Двойнику" Достоевского ("Голядка ты эдакой!" - обращается к себе герой, господин Голядкин)". В самом деле, десятки литературных героев обращаются сами к себе по имени, точно также, как и целый ряд персонажей мировой литературы покидал вынужденно общественные места: "...через весь зал провели меня и вытолкнули на воздух - вывод с позором из общественного места - настойчивый мотив у Достоевского...". Читателю совершенно непонятно, какая связь между московским перекрестком и античной пословицей: "Если даже пойдешь налево - попадешь на курский вокзал. <...> - намек на пословицу "Все дороги ведут в Рим". Даже отдельную лексему комментатор включает в ряд аллюзий: "Бездны - типично "достоевское" слово". Что значит "достоевское слово"? Подобные отсылки нуждаются в аргументации, которая полностью отсутствует у Ю. И. Левина. Порой предлагаемые аллюзии субъективны до смешного: "А она молча протянула мне шиш - как ни странно, этот грубый жест упоминается и у Достоевского...". Действительно, где только не встречается шиш, и при чем тут Достоевский? Также непонятно насколько тесно соотносятся тексты Ерофеева и Перро: "...зачем у тебя ножик в руках?.. - Как зачем?.. да резать тебя - вот зачем! - конструкция из "Красной Шапочки" Ш. Перро..." Что значит "конструкция из"? Цитата, схожесть структур, синтаксическая параллель, типологическое сходство или действительно аллюзия?
Комментарии к стилистике текста также представляются не всегда достаточно убедительными: "Это не должно повториться - публицистическое клише..." Подобные клише носят достаточно нейтральный характер: "...в разговорной речи никто не скажет "моя страна". Скажите дорогой читатель: "Моя страна". По-моему, звучит вполне нормально.
Заметим в заключение, что стиль самого комментария Ю. И. Левина - с заметными отклонениями от норм русского языка: "Сблевать и стошнить - точные синонимы <...>, так что то, что герой различает между ними <таки да? - А. П.-С.>, - иронический показатель его четкости мышления".
Вот таким образом комментируется гениальный текст и поразительная историческая эпоха. Комментарий - сложнейший жанр, это один из ключевых филологических текстов, наряду со словарем. Любой комментатор художественного текста должен быть знаком с основами лексикографии, лексикологии, семантики, фразеологии, стилистики. Комментарий, как и словарь, должен носить системный характер, он должен быть интегрирован в языковую систему хотя бы на уровне толкования слов, выражений, грамматических, стилистических и других структурных особенностей текста. Появление комментариев, подобных данному, кажется неуместным в эпоху, когда русская лексикография выходит из тупика благодаря работам Ю. Д. Апресяна, А. А. Зализняка и многих других ученых, в век, когда сделаны комментарии Г. Г. Шпета и Ю. М. Лотмана. Работа Левина в целом представляет собой стилизованный под комментарий акт непонимания эпохи, текста поэмы и специфики жанра комментария. К сожалению, то, что мы являемся современниками этой эпохи, создает лишь иллюзию простоты ее понимания. Добавим в заключение, что этот комментарий вызывает у специалиста прямо-таки шок и требует честной и откровенной рецензии именно потому, что авторитет Ю. И. Левина как филолога, как одного из основоположников тартуской школы семиотики был всегда необычайно высок.
[ страница автора ]