win koi alt mac lat

[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]


Жить - Богу служить

Двести лет назад родился Владимир Даль

"Это был прежде всего человек, что называется, на все руки. За что ни брался Даль, все ему удавалось усвоить" - так вспоминал о своем старшем товарище по Дерптскому университету великий хирург Николай Пирогов. Владимир Иванович Даль был даровитым медиком, сознательно избравшим эту стезю (в Дерпт он отправился двадцатипятилетним - прежде окончив Морской кадетский корпус и послужив на флоте), решительным офицером, превосходным чиновником (в 1840-х годах он был "правой рукой" министра внутренних дел Льва Перовского), автором учебников зоологии и ботаники, весьма популярным литератором, удостоившимся многочисленных комплиментов Белинского и похвалы Гоголя. Широка была не только сфера Далевых увлечений (от токарного дела до спиритизма), но и сфера его творческих контактов. Даля охотно печатали враждующие меж собой издания, его почитали "своим" (или "почти своим") и в стане Белинского ("Петербургский дворник" появился на страницах "Физиологии Петербурга", программного альманаха "натуральной школы"), и в кругу Булгарина, и в пестром сообществе московских литераторов. Даль умел находить общий язык с высокопоставленными чиновниками (порукой тому его в целом удачная карьера) и простолюдинами (иначе не было бы у нас ни великого словаря, ни "Пословиц русского народа", ни многочисленных повестей и очерков, в изрядной части восходящих к "историям" бывалых собеседников сочинителя).

При этом жизнь Даля никак не назовешь бесконфликтной. Первая же его книжка - "Русские сказки из предания народного изустного на грамоту гражданскую переложенные, к быту народному приноровленные и поговорками ходячими разукрашенные Казаком Владимиром Луганским" (1832; многолетний псевдоним избран по месту рождения - малороссийской Лугани) - была изъята из продажи волей III отделения. В сказках, доступных "для купцов, для солдат и прислуги", обнаружились "насмешки над правительством, жалобы на горестное положение солдата и пр." Цензурные неприятности случались и позднее, а в 1848 году (в Европе - революция, в России - истерика тупой "бдительности"), после публикации рассказа "Ворожейка", уличенного в "намеке на обычное будто бы бездействие начальства", начальство принялось "действовать" - министр выбранил своего ревностного сотрудника ("... охота тебе писать что-нибудь, кроме бумаг по службе!") и поставил его перед выбором: "писать - так не служить, служить - так не писать". Не менее болезненным был конфликт Даля с прогрессивной общественностью, когда в 1856-57 годах (эйфория благодетельной гласности и захлебного прожектерства) он - автор многочисленных книг для народа! - выступил противником "валового" обучения крестьян грамоте, что при отсутствии "умственного и нравственного образования <...> почти всегда доводит до худа".

Казалось бы, типичная русская история. Огромные задатки, всеобщая приязнь (особенно поначалу), дурацкие помехи, разброс интересов, резкая индивидуальность, не вписывающаяся в "партии", а в "сухом остатке" - репутация чудака, "умной ненужности", второстепенного писателя, оказавшего воздействие на дальнейшее движение литературы (в связи с Далем обычно поминают Лескова), но интересного ныне только филологам да любителям раритетов. Похоже? Очень похоже, да не одно и то же. Вернее - совсем не то.

Потому что Даль - это не воинские подвиги, медицинские изыскания, борьба с чиновничьим мздоимством и разгильдяйством, спасительные "малые дела", которыми только и держится обыденная жизнь (служа с 1849 года управляющим Нижегородской удельной конторой, Даль не только защищает интересы вверенных его попечению государственных крестьян, но и постоянно их бесплатно пользует), занимательные повести, физиологические очерки и законное место в истории литературы. Даже не дружба с Пушкиным, дежурство при умирающем поэте и пушкинский перстень (Наталья Николаевна гениально угадала, кому отдать этот чудесный талисман). Без всего этого Даля не было бы, но это еще не Даль. Потому что Даль - это четыре тома "Толкового словаря живого великорусского языка" (1861-67) и "Пословицы русского народа" (1862).

Фамилия составителя стала "именем" этих книг, выразивших самую суть русского языка и русской картины мира, их подвижность и устойчивость, противоречивость и многомерность, укорененность в истории и устремленность в будущее. Давно и многими замечено, что Далев Словарь стоит читать насквозь, открывая не только неведомые слова и нежданные смысловые оттенки слов знакомых, но и органическую связь всего со всем. Жизнь не боится противоречий и противочувствий, а Даль подарил нам право соприкоснуться с живой языковой - смыслопорождающей - стихией.

Объясняя "тематическую" структуру своего собрания пословиц, Даль писал: "Это перегон или выморозки ума целых поколений, во образе своего родного быта, с приправою всего, что только касалось этого насущного и умственного быта. Я могу за один раз вникнуть плотским и духовным глазом своим во все, что народ сказал о любом предмете мирского и семейного быта <...> А чего нет в приговорах этих, то и в насущности до народа не доходило, не заботило, не радовало и не печалило его.

Против этого сделано было странное замечание: одна-де пословица противоречит другой, на приговор есть приговор, и не знаешь чего держаться. Не знаю, кого бы это смутило: разве можно обнять предмет многосторонний одним взглядом и написать ему приговор в одной строке? В том-то и достоинство сборника пословиц, что он дает не однобокое, а полное и круглое понятие о вещи, собрав все, что об ней, по разным случаям, было высказано. Если одна пословица говорит, что дело мастера боится, а другая добавляет, что иной мастер дела боится, то, очевидно оба правы: не равно дело, и не ровен мастер".

Кажется, Даль примерял обе пословицы к себе. Не зная последнего приговора, он исполнял свой урок - на первый (да и на двадцать первый) взгляд, одному человеку непосильный. И исполнил. Потому что верил: Жить - Богу служить. Так открываются "Пословицы русского народа". Ну а завершается Далев свод весьма многоплановой и славной прибауткой: Был себе царь Додон, застроил он костяной дом; набрали со всего царства костей, стали мочить - перемочили; стали сушить - кости пересохли, опять намочили, а когда намокнут, тогда доскажу.

22/11/01


[Главная] [Архив] [Книга] [Письмо послать]