стр. 80
Александр СМИРНОВ
ТУЛУП
Рассказ
I
У Кирьяковой избы, как всегда под вечерок, собрался народ. Мужики, сидя на заваленке, в армяках в накидку, говорили о своих мужицких делах. Хозяин избы - дядя Кирьяк, высунув голову в окно, участвовал в общем разговоре.
Ребятишки с громкими криками играли на пыльной дороге в городки. Около дороги же, в зарослях лопухов и крапивы с едва пробивающимися пучками хвостов бродили долгоногие цыплята.
Изредка визжало железное колесо колодца, и загоревшая баба в подоткнутом сарафане, гремя цепью, доставала бадью с водой.
Мужики обсуждали больной для всех вопрос о том, что будет в нынешнем году насчет налога: послабка, али еще прибавка.
Рыжий прасол с красным лицом, только что пришедший из бани с мокрыми еще волосами, недовольно прохрипел:
- Послабка! Как бы не так! Эти товарищи только того и гляди совсем по миру пустят...
- А слободские говорили, будто супротив прошлого года вдвое меньше будет.
- Кому меньше, а нам только мошной тряси...
- А ведь неправедно, - сказал дядя Кирьяк из окна, - страсть неправедно коней налогом облагают, ведь конь коню рознь! Вон у дяди Мокея лошадь-то, как печь!..
стр. 81
- А у меня одна слава, что лошадь... Хуже кошки... А налог один!
- Ужинать уж ровно пора! Домой пойти... - поднимаясь, сказал прасол Мокей.
- Что мало гулял? А ты посиди! - закричали ему вслед мужики.
- Я нагулялся уж... Прощайте покуда...
- Обиделся!..
Из-за угла крайней избы появился председатель сельсовета. Он, как всегда, шел в своей старой солдатской фуражке, держа под мышкой книгу.
- Эй, робя, вон начальство наше идет!
- Ну-ка, Данил Митрич, чего новенького нет ли?
- Насчет налогу опять чего-нибудь... Я так думаю... - тихо сказал Гришага.
- Газет нет ли? Измаялись совсем, не куримши.
- Погодь, погодь! - сказал председатель, садясь на завалинку и вытирая фуражкой вспотевшее лицо. Он положил книгу с бумагами на колени, на нее фуражку и поверх всего почти сплошь вымазанные фиолетовыми чернилами руки.
Все молча наблюдали за ним.
- Приказ вышел... составить список, - вздохнув, сказал председатель.
- Ой, батюшки!.. Какой? - испуганно вскрикнул Гришага, схватившись за бороду.
- Опять список! Чего уж переписывать-то? Все уже переписали...
- Пишут, пишут... Что бумаги этой одной перевели... - загалдели мужики.
- Составить список паразитов, - не слушая мужиков, сказал председатель.
- Кого? Каких паразитов?
Мужики сразу замолчали и с недоумением переглянулись.
- Язви иху душу! Чего не выдумают! - мотая головой из окна, с улыбкой сказал дядя Кирьяк.
- Верно, что это за паразиты такие, Данил Митрич? - спросил председателя Сергей кузнец и с разинутым ртом ждал ответа.
стр. 82
- А это которые своими руками не работают, - помолчав, ответил председатель, ковыряя старую мозоль на залитой чернилами ладони.
- А-а-а... - и Сергей утвердительно кивнул головой.
- Так что же, это как - кулаки? Али другое что?..
- Кулаки и есть кулаки, а это паразиты! - закричал председатель.
- Да-а!.. Это видно особа статья... И словечко уж выдумают!
- Обидно слушать!..
- Кто же это у нас паразиты-то? - спросил молчавший до сих пор Микеша Конев.
- Ты вот говоришь, которые своими руками не работают? Запиши-ка, родной, меня, - сказал старик Пахом, сидевший в полушубке и валенках, положив руки на палку, стоявшую между колен.
- Я вот со старухой одиннадцатый год маюсь, своими руками не работаю совсем... Только что соседи принесут, тем и живу...
- Верно он, что ли, говорит? - спросил председатель, развязывая книгу.
- Верно, верно!.. Чего уж там, какой он работник - щепки не пошевелит!..
- Ну, ладно, записываю... Та-ак... Пахом Коровин... Деревни Танюхино... Кто еще у вас тут?
- Постойте-ка! - сказал из окна дядя Кирьяк. - А Аркаша-то! Химик-то наш! У него одной руки нет - он инвалид... Такой уж придумщик...
- Эй! Лесунька! - закричал Гришага своему белоголовому мальчишке, игравшему в городки. - Сбегай-ка по Аркашу Куделина, - поди, мол, там в паразиты записывают!
Мальчишка, поддернув обеими руками сползавшие штаны и крикнув что-то на бегу товарищам, пустился вдоль улицы.
Деревянный дом Аркаши был весь в росписи и резьбе - работа самого хозяина. На верхушке трубы, во время ветра, флюгер, в виде двух солдат, выделывал всякие штуки.
Когда белоголовый Лесунька, запыхавшись, прибежал к Аркаше, тот сидел в огороде на липе и огребал прилетевший к нему рой пчел.
- Дядя Аркадий! Тебя там зовут записывать куды-то!..
стр. 83
Задрав голову кверху, крикнул Лесунька.
- Сейчас... Дай, вот, рой огребу!
Мужики у завалинки в это время говорили о диковинах, какие делает Аркаша:
- Хитроумный парняга! На что уж: недавно к самовару дома свисток приделал... Как скипит, так и засвистит! Уморушка...
- Намедни говорит мне: "Я, говорит, скоро к таратайке своей такую машину приспособлю, чтобы она, как я поеду, на музыке играла...".
- Когда у человека голова с умом, так он все может... хошь и безрукий... - сказал Гришага.
Наконец, на улице появился и сам Аркаша. Перед ним бежал, насвистывая на новой таловой дудке, Лесунька.
- Тут вот говорят, что ты паразит?! - обратился к подходившему Аркаше председатель.
Аркаша поджал губы на своем безбородом, бабьем лице и, вытаскивая из кармана трубочку, сказал:
- Меня хоть горшком зовите, только в печь не ставьте.
- Та-ак... - протянул председатель, - запишем, - и стал писать что-то в книгу.
- Ну, никого больше нету?
- Нет, кажись, нет!.. - ответили мужики...
- А что будет тем, кто в паразиты-то записан? Вспомоществование какое, что ли?
- Не знаю... - сказал председатель. - В приказе сказано, чтобы они только вот на выборы не ходили и на собрания всякие тоже...
Кто-то тяжело вздохнул.
- А это, голова, вам здорово подвезло, - вздохнув, сказал Гришага Веденин.
- Дд-а-а...
- Ты вот что, Данил Митрич! - тронув председателя за плечо, сказал Гришага и тихо зашептал ему на ухо: - запиши-ка и меня в паразиты-то эти... Уж будь покоен, я в накладе не останусь... по силе возможности...
- Да чего тут, пиши всех! - громко сказал дядя Кирьяк, услыхав из окна последние слова Гришаги.
- Все, мол, паразиты... И больше ничего!
стр. 84
- Вот это верно! Пиши всех! А мы уж для тебя, Данил Митрич, постараемся...
- Пиши, пиши...
- Да мне-то, собственно говоря, все едино... Как хотите...
- Только Мокея, прасола, не пиши! Пусть-ка он, брюхатый бес, промнется... За нас там повыбирает... Ему делать-то нечего!..
- Верно, верно! Чего ему сдеется! Да и какой он паразит! Рожа-то в-во! Лапы загребущие, с утра до вечера чертомелит, все ему мало! Еще спят все, а он ни свет-ни заря на ногах - уж такой до дела... Прямо смотреть тошно...
Наклонившись, старик Пахом спросил председателя:
- Вот что, милой, у старухи моей нога не годится, так ей бы в больницу надо... Что же ей теперь за так там будут лечить, али как?
- Не знаю...
Председатель что-то торопливо писал в раскрытую на коленях книгу:
- Мокей-то! Мокей-то обрадуется... Ха-ха-ха... Один изо всей деревни!
- Да, пузом затрясет здорово!
Председатель кончил писать и закрыл свою книгу.
- Так все паразиты?
- Все, все, родной!..
- Семь дворов у нас в деревне-то?
- Семь... Мокея-то не пиши, он кулак!
- Я и так не записал. Прощайте покуда!
- Прощай, Данил Митрич... Мы уж по силе возможности...
- Ладно, ладно...
Председатель ушел, а мужики еще долго обсуждали это дело у Кирьяковой избы, пока бабы не подоили коров и не позвали мужиков ужинать.
II
Дядя Кирьяк жил вдвоем со слепой женой. Хозяйство у него было плохое, едва ли не хуже всех: плетень на дворе повалился, сам двор зарос густой травой.
стр. 85
Единственная скотина - лошадь - была стара, костлява, капризна в работе и славилась по всей деревне своей блудливостью.
Дяде Кирьяку часто приходилось выслушивать жалобы на свою лошадь от односельчан и даже от мужиков соседних деревень.
То она перемахнула через забор и потравила овсы, то, залезши в сад к дяде Аркаше, поломала яблони и разрушила какой-то сложный механизм, изобретенный хозяином, то, влезши мордой в открытое окно, сожрала у бабы стоявшие на подоконнике герани.
Дядя Кирьяк хладнокровно выслушивал жалобы мужиков, потом шел в конюшню к виновнице преступлений и, глядя на ее костлявую фигуру, длинную горбоносую морду, говорил:
- У-у... гада! Опять набедокурила, окаянная! Воровка чортова, одер, навязалась на мою шею!
И замахивался на нее кулаком. Лошадь испуганно дергала головой кверху. Сплюнув на пол, дядя Кирьяк запирал дверь конюшни на засов.
- Сиди не жрамши за это!..
Потом, почесывая большим пальцем левой руки спину меж лопаток, он долго стоял на дворе, глядя на небо.
Лошадь, высунув голову в окно, прорезанное в стене конюшни, внимательно наблюдала за ним.
Погрозив ей еще раз кулаком, дядя Кирьяк поднимался по скрипучему крылечку домой.
Окладные листы на налог прислали поздно осенью, а до деревни Танюхино они дошли только к зиме.
Когда мужикам об'явили о том, что нетрудовой элемент, т.е. паразиты и кулаки, платят налог в тройном размере, они сначала ничего не поняли и, поворачивая в руках бумажки с желтыми разводами, глядели то на них, то друг на друга.
- Ах, ты, мать твою... вот влетели! - вдруг словно очнувшись, сказал Сергей кузнец.
- Председатель виноват... Не об'яснил толком, а записал! "Паразиты, паразиты", а что паразиты, сам не знает. Из-за него и кутерьма-то вся идет!
Так, размахивая руками, закричал дядя Кирьяк, сдвинул свой драный малахай на затылок.
стр. 86
- А ведь как никак, а столько платить мы все равно не можем.
- Пойдем к председателю! Что, мол, ты, рази тебя горой, наделал! В какие паразиты ты нас записал?
- Холера тот проклятой, кто и выдумал-то эдакое слово, - пробормотал Гришага, закладывая свой лист в карман.
Когда все тесной гурьбой шли к председателю, в другое село по белой зимней дороге, утыканной еловыми вехами, дядя Кирьяк шел с Аркашей впереди всех и что-то горячо об'яснял ему, размахивая руками.
Аркаша длинный и высокий, в высокой же шапке, похожей на сахарную голову, шел крупными шагами рядом, иногда спокойно произнося:
- Ну да!.. Конешно... Оно так и есть...
Сзади всех, подпираясь на палочку, плелся старик Пахом. Уже начинало темнеть, когда мужики добрались до той деревни, где жил председатель. В окнах его избы горел огонь, а сам он с секретарем сельсовета, маленьким черненьким человечком, сыном дьячка, склонившись над столом, считал на счетах и писал какие-то бесконечные цифры на разграфленных листах.
- Упарились, чать? Подьте ужинать! - вытирая руки о подол, сказала жена председателя.
- Да, надо передышку сделать, - расправляя спину, сказал председатель.
Когда он только что хотел вместе с секретарем приняться за щи, дверь в избу отворилась и в нее ввалилась целая толпа. Первым вошел дядя Кирьяк.
- Ты что же это с нами сделал, Данил Митрич? - спросил он у председателя, махнув шапкой на озабоченные лица остальных мужиков.
- А что? - спокойно ответил председатель.
- С нас теперь дерут вот три шкуры... Налог такой наложили, что самих-то нас продать - не окупишься...
- Да-а... Тут ошибочка маленькая вышла. Пришел этто чиркуляр, ну а я, как председатель сельсовета, всемерно... должен... вообще...
Председатель замялся, наморщил лоб и, не досказав, махнул несколько раз рукой.
стр. 87
- Что же ты, рази тебя горой, не об'яснивши толком, записал-то нас всех? - сердито крикнул кузнец Сергей.
- Да вы сами напросились...
- А мы почем знали!
- А я должен все знать по-вашему? Раз он председатель, так и вали все на него... Нашли китайского святого... Бестолочи...
- Погодь, не ругайся! - сказал дядя Кирьяк.
- Ты скажи, что нам теперь делать-то?
- Я ничего вам сказать не могу, поезжайте в уезд, просите... А мое дело маленькое... И дернул вас чорт записаться всех! Сказали бы, что никого в деревне паразитов нет, и обошлось бы все дело тихо и мирно...
- Мы думали, значит, коли запишемся-то, так насчет собраниев послабка выйдет... А оно вишь как дело-то загнулось!.. - глядя в потолок, сказал Гришага.
- Думали насчет вспомоществования что... - вздохнув, сказал и старик Пахом.
Дядя Кирьяк с малахаем в одной руке, долго задумавшись, смотрел себе под ноги, на кошку, выгибавшую спину у его подшитых толстой стелькой валенок, а потом, словно очнувшись, спросил:
- Так в уезд?
- В уезд. Здесь ничего не сделаешь, - ответил председатель, принимаясь вместе с молчаливым секретарем за щи.
Мужики потоптались еще некоторое время, повздыхали, пока дядя Кирьяк не сказал:
- Ну, пойдемте... Делать нечего...
У крыльца все еще долго стояли и говорили. Потом единогласно выбрали дядю Кирьяка, как грамотея, ходоком в уезд.
Когда мужики шли от председателя домой, дядя Кирьяк возмущался происшедшей историей больше всех, картинно описывая, как он выхлопочет в уезде все, что им нужно, и как нагорит за эдакие штуки ихнему председателю.
- Не знает ни черта, а в председатели пролез!
- Сами выбрали...
- Кто его выбирал? Один Костька коммунист из Гордеевки орал прытче всех...
стр. 88
- Из-за этого вот Костьки и на собрания-то ходить не хочется, хошь голосуй, хоть нет, все равно они с Мишкой красноармейцем по своему списку проведут.
- В уезде-то будешь, так и их, сукиных детей, притяни! Завыбирали, мол, они нас тут в доску! От собраниев да заседаниев - податься некуда...
- Уж я там всех пропеку, будьте благонадежны! - сказал дядя Кирьяк, возбужденно блестя глазами.
Дома дядя Кирьяк долго не мог успокоиться, все рассказывал жене свои планы предстоящей поездки. Она, сидя у печки с куделью на гребне - пряла и, слушая дядю Кирьяка, покачивала головой и мигала темными впадинами слепых глаз.
На следующий день завернул сильнейший мороз, окна покрылись толстым слоем льда, деревья заиндевели и стояли совсем белые.
Колючий мороз в неподвижном, тихом воздухе больно щипал щеки, нос и уши, а самый воздух сделался густым, как вода, так что даже дышать трудно было.
- Ну и холодок! - переступая ногами по полу, сказал озябший Микеша, забежавший утром наведаться к дяде Кирьяку.
Дядя Кирьяк, сидя на печи и почесывая спину, посмотрел на окно, потом на Микешу.
- Холодно?
- Чего там... Галки на лету дохнут!
- Вот так ай-яй! - покачал головой дядя Кирьяк.
- Поедешь? - спросил Микеша.
- Да - надо... Только без тулупу-то ведь нельзя.
- Замерзнешь... - утвердительно кивнул головой Микеша.
- А у меня его нет!
- Попроси у кого-нибудь.
- Попросить можно, только у кого? У тебя нет, у Сереги нет, у Гришаги тоже... У Пахома и спрашивать нечего...
- У Мокея есть... - робко сказал Микеша.
- Что ты, что ты! Рази он даст! Удавится...
- Да, это верно...
- В Гордеевку придется итти... Э-эх! - зевнул дядя Кирьяк.
стр. 89
Вместе с белым клубом пара ввалился в избу Гришага.
- Ну и мороз! Здравствуйте!
- Поедешь? - спросил он у дяди Кирьяка.
Дядя Кирьяк уныло опять посмотрел на окно, потом на Гришагу.
- Тулупа у меня нет...
- Попросить можно, это не беда!..
- Дай-ка мне газетки, дядя Кирьяк, - курить смерть охота!
Все трое, свернув козьи ножки, задымили на всю избу.
- Что-то остальные не идут?
- Придут... Прошение писать ведь надо.
И, действительно, скоро пришли и остальные. Дядя Кирьяк с неохотой слез с печи, достал из-под божницы пузырек с чернилами и ручку. Развернул лист бумаги, поплевал на перо и вытер его об волосы. Увидев, что он готов, мужики подсели ближе к столу.
- Теперь, значит, пиши... Что, мол, так и эдак...
- Я и сам знаю, - сердито оборвал дядя Кирьяк Гришагу.
Мужики замолчали. Среди общей тишины было только слышно скрипенье пера да попискивание Аркашиной трубочки.
Когда бумага была написана и прочтена, все облегченно вздохнули, утирая вспотевшие лбы.
- Здорово накатал! - похлопал дядю Кирьяка по плечу Сергей кузнец.
- Где бы мне тулуп вот достать?
- Это не беспокойся, достанем!
Долго еще потом сидели мужики у дяди Кирьяка, пока не стемнело.
Все эти дни мороз не ослабевал. Тулупа все дядя Кирьяк достать не мог. Так и потекли дни за днями. Соседи, ходившие к дяде Кирьяку, сначала довольно часто, стали ходить все реже и реже. Иногда, встретив его где-нибудь на улице, спрашивали:
- А что, дядя Кирьяк, скоро поедешь?
Дядя Кирьяк останавливался, смотрел на спрашивающего, потом на небо и отвечал:
- Вот потеплеется маленько, что ли... Кабы тулуп был...
стр. 90
Наконец, потеплело, мороз смягчился, все опять стали наведываться к дяде Кирьяку.
Однажды он об'явил соседям, что завтра едет. Утром, снарядившись из дому, он сунул в карман полушубка свернутое трубкой прошение и пару лепешек.
В конюшне, когда он возился со сбруей, лошадь учуяла запах с'едобного, исходивший из его кармана. Потянувшись мордой, она вытащила бумагу, пропахнувшую лепешками и принялась жевать ее. Когда на двор пришли мужики, дядя Кирьяк искал чересседельник, который, как на зло, провалился куда-то.
- А ведь тебя эта коняга до городу-то не довезет! - сказал Серега, глядя на лошадь.
- О-о? - откликнулся дядя Кирьяк, откуда-то с поветей.
- Да-а... Лошадь плоха... - заметили и остальные, заходя со всех сторон и оглядывая лошадь.
- Ты бы покормил ее хоть, что ли! - крикнул кто-то.
- Да я ее ровно уж кормил... - сказал дядя Кирьяк, подходя с чересседельником в руках.
- Никуда лошадь не годится, она тебя двух верст не провезет! - уверенно произнес Гришага.
- Так вот у тебя, Гришага, лошадь-то получше, дай-ка ему с'ездить!..
Гришага сразу осекся и задумался.
- Оно верно, лошадка-то у меня ничего... Да баня еще не чинена... Леску бы повозить...
- А батюшки! Где у меня бумага-то!!! - вдруг всплеснул руками дядя Кирьяк.
Все принялись искать.
- Вот она... Ах, ты гадина окаянная... стерва проклятая! - закричал он на лошадь, поднимая с пола конюшни изжеванную и обмусоленную бумагу.
- Одер-то мой!.. Скотина несчастная! Сожрала бумагу-то, ведь!..
- Ах, ты мать-те так!.. Вот история!..
И мужики в несколько голосов принялись ругать лошадь. Она, уныло опустив голову, со свалявшейся гривой на худой шее, едва шевелила ушами в ответ на их забористую ругань.
Так незаметно дело дошло до обеда.
стр. 91
- Ну, а кто же теперь на ночь глядя поедет? Да еще бумагу эту надо сызнова писать.
У мужиков и руки опустились. После обеда, сидя в избе дяди Кирьяка, долго разговаривали.
- Ведь поедешь, так тоже не сласть. Вон слободские баяли, в прошлом году у них кто-то ездил, так две недели проездил... Из одного места да в другое... Так их там замытарили, - у людей уж работы начались, а они все ездили...
- А Мокей вон каждую неделю в городе бывает...
- Ну, да ведь он как есть стервец, так он везде поспеет. А вот хорошему человеку - всегда так...
И опять потекли дни и недели. Никто в город не ехал.
К дяде Кирьяку и приставать перестали - чего же человеку делать, коли у него лошадь бумагу с'ела.
Только когда по вечерам мужики опять собирались на завалинке у Кирьяковой избы, всех мучил один вопрос:
- Пени-то, пени-то, чай там сколько наросло?..
- Ох, и не говори...
- Ведь это не то что лошаденку со двора, а и домишко-то снесут!..
- Да-а... Сейчас помереть - снесут...
- Чудак, каждую неделю небось все растет и растет.
- Ах, царица небесная, матушки... Пропадем.
(Перевал: Сборник. М.; Л. Круг. 1926. Сб. 4)
