стр. 3

     Александр Неверов.

     МАЛЕНЬКИЕ РАССКАЗЫ.

     СЧАСТЬЕ.

     Захотелось человеку счастья - купил граммофон. Попала двуспальная кровать - и ее купил: в дому появились клопы. Расстроился человек, купил супоросую свинью.
     - Вот кто меня осчастливит.
     Свинья обманула: троих поросят задавила, троих слопала. Охнул человек, завел граммофон.
     - Хоть ты порадуй.
     В граммофоне захрюкали погибшие поросята. Захворал человек. Лег на двуспальную кровать - клопы окружили. К вечеру начал стонать, а вечером:
     - Тихо скончался.

     ЛЮБОВЬ.

     На лугах росли цветы: желтые, белые, голубые, лиловые. Над цветами летали мотыльки: молодые да веселые. Посидят на одном, на другой пересядут. Так и летали. Сел однажды мотылек на голубенькую незабудку и засиделся немножечко лишнего. Вот она и говорит ему:
     - Милый мой, будь моим.
     - Пусти, - сказал мотылек. - Мне хочется вон к этой ромашке.
     - Нет, - сказала незабудка. - Ты мой. Я буду любить тебя до тех пор, пока не умрем. А если ты умрешь раньше - буду любить тебя мертвого...
     Это была очень сильная любовь, но мотылек испугался и - умер от скуки...

     ГОРЕ.

     Выросла у девушки коса. Русая, золотистая. Смотрела девушка на свою косу и радовалась:
     - Какая хорошая.

стр. 4

     И люди говорили про девушкину косу:
     - Какая хорошая.
     Но вместе с косой выросло и девичье горе. Увидал мужчина русую косу и стал поить девушку хмельным напитком.
     - Ты лучше всех. Ты прекраснее всех.
     Пила девушка и не могла напиться. Пила и опьянела. Расплела русую косу, покрыла ею возлюбленного и продержала до самой зари. Поцеловал мужчина задрожавшие пальцы у девушки и пошел отыскивать другую косу, нерасплетенную.
     Подошла девушка к зеркалу и увидела в нем девичье горе. Сама девушка была маленькая, а горе большое. Стала плакать. Думала: выплачется горе - меньше будет. А горе от слез все больше да больше. Совсем задавило девушку. Тогда девушка сказала:
     - Умру. Радости нет.
     Посмотрела в последний раз на вешнее солнце и - улыбнулась: тут горе-то и выпало из глаз у нее.

     ЧЕЛОВЕК БЕЗ ОДЕЖДЫ.

     Когда ему исполнилось девятнадцать лет, он увидел девушку и радостно воскликнул:
     - Поздравь меня: мне исполнилось девятнадцать лет.
     Девушка удивилась:
     - Какое мне дело.
     - Как? Ты не знаешь! Ведь мне же исполнилось девятнадцать лет. Я молодой, здоровый, сильный, ты тоже молодая, здоровая, сильная. Ты - колодец в степи, я - странник, жаждущий твоих родников...
     Девушка отвернулась. Человек без одежды стоял пораженный.
     - Кто же будет пить воду твоих родников? Верблюд?

     ---------------

     В реке купалась женщина. Человек без одежды восторженно крикнул:
     - О, лоза виноградная. Гроздья ягод твоих налиты соком, и ты поджидаешь садовника. Ты не хочешь, чтоб сердце мое опьянилось вином твоих ягод.
     Глаза, говорящие правду, ответили:
     - Пей.
     А язык, научившийся лгать, прошептал:
     - Я поджидаю другого.
     - Напой меня первого. А когда я напьюсь, уступлю свое место другому. В гроздьях ягод твоих хватит обоим...
     - Милый, - сказала женщина. - Ты, верно, не из нашей страны. Наши юноши обнажаются только ночью, под душным шатром одеяла, ты же подходишь ко мне обнаженный при солнечном свете. Разве не знаешь, что стыдно показывать тело?

стр. 5

     Человек без одежды воскликнул:
     - Отец. Я не знаю тебя, но зачем ты дал мне такое скверное тело, которое стыдно показывать людям. Дал бы ты мне тело белого ландыша, чтобы девушки нежно к устам прижимали его...
     Женщина была очарована музыкой слов незнакомца, пришедшего в страну, скрывающих желанья при солнечном свете. Сняла одежды прозрачного лицемерия и повела юношу на брачное ложе весны.
     - Ты - первый из первых. Да будет во-веки!

     ЖУК, ПОЛУЧИВШИЙ СВОБОДУ.

     Полдень. В комнату ко мне залетает жук. Делает несколько плавных кругов и трубит как аэроплан. В комнате четыре стены, очень мало света и жука позывает назад. Настроение падает. Долго ищет выхода между простенками. Окно открыто, но жук, ослепленный солнцем, теряет дорогу и с полного полета ударяется головой в верхнее стекло. Бьет твердыми блестящими крыльями по стеклу, выходит из последних сил. Измученный садится на раму. Солнышко манит, стекло держит - жук в отчаянии.
     Я смотрю на него и думаю:
     - Глупый жук. Неужели ты не догадаешься. Возьми немного пониже, и ты будешь на воле.
     Но солнце особенно ярко играет в верхнем стекле, и жук никак не может оторваться от него. Битва продолжается долго. Близко солнышко, зовет, смеется, а силы у жука все меньше да меньше.
     Я с сердцем хватаю его в горсть и выкидываю из окна. Жук грохается на землю и лежит точно мертвый. Но уже через минуту поднимается выше сарая, выше яблони под окном, расправляет помятые крылья и торжественно трубит мухам внизу:
     - Сво-бо-да!

     ВОРОБЕЙ.

     Спросил человек Муравья:
     - Доволен ты своей жизнью?
     - Доволен, - сказал Муравей.
     - Ну, ползай, если доволен. Наступит кто сапогом - не жалуйся.
     Услыхал Воробей и говорит:
     - Я недоволен своей жизнью.
     - Почему?
     - Потому и недоволен, что я - Воробей. Хочу быть ястребом.
     Ястреб тоже был недоволен своей жизнью. Испугался Воробей.
     - Не хочу быть ястребом. Соколом сделай меня.
     Сокол перевязывал крылья.
     - Сделай, сделай, - сказал он человеку. - За Воробьем бегает одна кошка, а за Соколом - тысяча охотников.

стр. 6

     Еще больше испугался Воробей. Сел в коноплянник и сидит. Сокол смеется.
     - Где тебе, трусишка!
     Так и остался Воробей - Воробьем. Захотел попробовать, да смелости не хватило.

     АННУШКА.

     Пилюгину шестьдесят четыре года. Вечером он долго молится Богу, встает на колени:
     - Не введи нас во искушение...
     На кровати сидит Аннушка - сноха. Оттопыривает ворот у рубашки, смотрит за пазуху. Там, как яблоки на яблоне, висят чуть-чуть потемневшие груди с курносыми сосками. Не стесняется Аннушка - старый.
     Пилюгин лежит на печи, выставив бороду. Глаза горят. Пелена, сотканная старостью, рвется, по телу бегают короткие обжигающие искры. Обнимают его белые Аннушкины руки - дышать становится трудно. Вздрагивает. Одиноко стоят позабытые свечи, иконы, лампады, церковь, земные поклоны, грехи и кладбище... Все заслонила безбожная Аннушка. Лезет под дерюжку и дразнит:
     - Гляди.
     Раскрывает глаза под дрожащими веками, щекочет, смеется, играет:
     - Гляди.
     Страшно Пилюгину. Прыгает с печи ослепший и - в сени. Пляшет, дрожит бородой на морозе, читает молитвы.
     Аннушка будит к заутрене:
     - Тятенька!
     Лежит неподвижно.
     - Тятенька.
     Испуганно вскакивает. Хватает Аннушку за руку, бессвязно бормочет, как будто во сне:
     - А? Что? Кто?

     ---------------

     Утреня старая, длинная. На высоких подсвечниках в белых коленкоровых рубашках горят лампады, теплятся свечи. В носу щекочет кадильный дымок. Поют, читают, но сердце не слушает. Сердце не видит. Перед глазами - безбожная Аннушка.
     - Грех, - думает Пилюгин. - Соблазн.
     А грех - бессовестный. Смотрит в лицо и смеется:
     - Гляди.

     ---------------

     К обедне Пилюгин не идет. Ложится на Аннушкину постель, одевается Аннушкиным одеялом и мысленно обнимает Аннушку горячими

стр. 7

помолодевшими руками. Раскрывается светлая бездна. Лезет старуха из могилы, становится сын поперек, но Пилюгин опрокидывает их, гасит свечи с лампадами, зажигает другие огни и видит только Аннушку - молодую, безбожную. В ней - Солнце и воздух, Земля и Небо и желание прожить еще шестьдесят четыре года.

     ПОЭТУ.

     Если хвалят тебя девяносто из сотни - уйди. Если скажет вся сотня восторженно:
     - О-о-о!
     Поступи подмастерьем к сапожнику:
     - Ты - не поэт.
     Если ж сотня озлобленных крикнет в лицо:
     - Еретик! Сумасшедший!
     Улыбнись.
     - Читать тебя будут сто первые.