стр. 236

     Н. А.

     КНИГОЗОР

     Бессистемье и пестрота библиографии в журналах, даже специального к этому предназначения, заставляют нас сделать несколько предварительных замечаний по поводу ведения данного отдела в ЛЕФЕ. Попытка упорядочения его, как исключительно важного для читателя, но совершенно обесцененного способа предварительного ознакомления с книгой - вот отправной пункт этих замечаний. О важности и влиятельности библиографического отдела распространяться не приходится. Достаточно упомянуть, что правильно ведомая библиография непосредственно влияет на вкус и внимание, не только широкого потребителя книги, но и на руководителей этого вкуса - критика и производителя. Она предостерегает от спекуляции, шарлатанства и графомании. Она отбирает наиболее характерные для современности произведения, рекомендуя их читателю. Она, наконец, квалифицирует производство книг по той или иной инициативе, создавая прочную базу общественного внимания, сосредотачивая это внимание на той или иной идеологической литературной группировке. Критическому отделу более громоздкому и неподвижному - не угонятся за извилистой линией спектром меняющихся литературных группировок. Библиография подвижней, экономней, универсальней. Маленькая заметка острее ранит представление пробегающего, чем внушительная, часто остающаяся неразрезанной, диссертация критического магистра. Там, где последняя - повергнет читателя в специально сфабрикованную скуку, или заставит его почтительно обойти камнем вопиющего автора - рецензия в 20 строк запомнится четче и ярче, отметив заглавие книги и имя автора.
     Все эти бесспорные положения высказываются с предвзятой целью противопоставления их общеизвестности - современному состоянию библиографии в журналах. Ведомый - даже в партийных изданиях - знатоками, каждым по своей специальности, отдел этот зачастую не имеет руководящей линии, разбредаясь по разным путям индивидуальных вкусов и оценок, нередко заходя так далеко в сторону от основной тенденции журнала, что становится понятной недолговечность его брошюровки.
     Правда, русская литература всегда была "парламентом мнений", посредством которого вотировались волеизъявления общественности. Но до революции этот парламент был фракционен; так Чехов, ошибшись дверью, громко вопил о "Скорпионах" и прочих гадах, с которыми он, раз попавши в беду, не пожелал иметь дела. Северянин, открещивался от "парней в желтых кофтах", брезгливо отряхиваясь, как попавшая под кипяток кошка. Само собой разумелось, что в "Весах" не похвалят "знаньевцев", а в "Современнике"

стр. 237

не погладят по шерстке "Золотое Руно". Теперь это поглаживание стало, кажется, хорошим тоном, привилось до замасливания рук о курдюки бытописательских стад. "Парламент мнений" превратился в толкучку, где каждый выхваляет товар, попавший в его лавочку. Не нам, конечно, скорбеть о гибели парламентов всех видов и качеств. Но замена их толкучками с перелицованным старьем - тоже понятно не вызовет в нас взрыва энтузиазма. И ломиться, в широко раскрытые двери "обновленного мироощущения", "умудренности революционным опытом" - мы вовсе не собираемся. Мы твердо знаем, что может быть единый признак этого "обновления", - конкретное применение изобретательства приемов. Мы также твердо помним, что всякое обновление - лишь реконструктированная "подновленная" перекройка бабушкиных салопов, перекраска старых россинантов идеализма для сбыта их на возродившейся ярмарке зазевавшемуся простофиле.
     Именно поэтому нам абсолютно чуждо холощенное беспристрастие оценки литературных явлений - будто бы ценимое - а на самом деле никогда не существовавшее на страницах книгозоров. Нам также чуждо и глубоко отвратительно пустившее корни в современьи дряблодушное примиренчество, при котором категорическое суждение заменяется распростертыми восклицательными знаками объясняющих и благословляющих дланей. Не менее чужда нам и та хамелеонография критических сменомеховцев, только теперь добравшихся до Белых и Блоков, скрипя немазаными колесами своей культурной эволюции. Мы ясно и отчетливо представляет - что мы обязаны всей силой темперамента рекомендовать и от чего предостерегать читателя. Поэтому мы и подразделяем наш книгозор по следующим заголовкам.
     В первую очередь идут редкие работы революционных в плане формы и содержания наших товарищей, которые и до сих пор еще усердно загмыкиваются во всем - и добродушно-пухлом и желчно-поджаром журналье современного нэпоса. Как на пример такого непристойно нечленораздельного мычания, стоит указать хотя бы на оценку В. Хлебникова г-ном Горнфельдом в "Литературных Записках", помещенную им по поводу смерти поэта, где этот "беспристрастный" летописец литературы не нашел ничего лучшего в своем критическом словаре, как обозвать Хлебникова маниаком. Пример этот не одинок в своей исключительной уродливости, но припоминать их здесь не приходится. Чтобы обезвредить действие этих литературных токсинов -

     Мы рекламируем

     в первой рубрике нашего книгозора произведения, в которых соединена действенность форм и содержания, причем для нас это новое золотое сечение книги определяется линиями футуризма и коммунизма, как единственных современных форм жизнеощущения. Мы рекламируем вместе с тем и это жизнеощущение, открыто заявляя о нем, не тревожась эпическими мозолями, которые будут последовательно отдавлены при этом у враждебных нам идеологических группировок. Чем сильнее будет крик по этому поводу у заплясавших вокруг теней наших предков, тем сильнее мы будем рекламировать наше, вступившее им на ноги, завтра. И как бы не старались "умудренные" опытом враги обойти нас с тыла, пытаясь признать индивидуальные дарования одних, чтобы ослабить нашу общую позицию, чтобы

стр. 238

сильнее затупить штыки общего фронта - наша тактика будет все той же линией выяснения их фальшивого голоса.
     Кроме старого фронта наших гуманнобородых врагов, ими же выдвинуто искривленное поколение молодежи, несущее в своих жилах почтительный страх перед чудесами "обще-человеческой" культуры, под колеса которой оно - поколение это - решило положить свои кости. Правда, не все среди обернувшихся к ней, превратились в соляные столбы. У многих есть воля двигаться вместе с нами. Они тоже пытаются примерить виссоны и тоги классической фальши мироощущения на свои плечи, но чувствуют как беспомощно болтаются они среди заводского сегодня - только из ложного самолюбия не присоединяются к нам. Втайне они пробуют наши легкие и прочные формы наших литературных одежд, выдавая их за комбинацию собственного вкуса. Эту пробу, эту примерку -

     Мы поощряем.

     Всячески помогая в расчистке, систематизации и планировке отдельных литературных групп и одиночек писателей, пользующихся нашими разведками, закрепляющими наши поиски, строющими у нами оставленных походных костров обсерватории грядущего века, мы поощряем все попытки восприятия и применения наших методов и приемов, даже если они не признаются за наши, оставляя за собою право руководства, так как ни одно формальное завоевание не должно применяться вне идеологической заостренности, которая целиком, как пороховой запас, не может быть оставлена нами у непотушенных головешек. Мы поощряем всякое живое движение в области искусства, мы даем сводки и схемы районов электрофицированного сознания, мы вводим в круг нашего воздействия те щетинящиеся дебри, что таят в себе могучие запасы выразительной энергии, которая должна быть использована на подъем безмерных тяжестей нашей эпохи.
     Все же, что тормозит этот подъем, что старается ослабить его силу, что путает, мечет петли, жалобно стонет о прошлом, пытается провести это прошлое в маскарадном костюме прекрасного незнакомца сквозь плохо охраняемые "художественные" двери, одним словом, всяческий вид художественного оппортунизма -

     Мы гильотинируем

     в нашем третьем подъотделе книгозора, за волосы поднимая их "пародисто" - упитанные лица над свеже-выкрашенным помостом наших оценок. Это наш язык - язык революции в искусстве и пусть не сетуют на его стальную откровенность аристократические выродки эстетных семейств. Имя Самсона звончее Иванова-Разумника, и в годы жестокой борьбы - блеск его пера острее всех, выдернутых из хвостов литературных жар-птиц, сиянием которых пробавляются наши почтенные ежемесячники.
     Пусть читатель руководится этими замечаниями при просмотре нашего книгозора и соответствующими рубриками подразделяет и свое отношение к современной литературе.