стр. 15

     В. Перцов

     ГРАФИК СОВРЕМЕННОГО ЛЕФА

     Метод Лефа стоит на границе между эстетическим воздействием и утилитарной жизненной практикой. Это пограничное положение Лефа между "искусством" и "жизнью" предопределяет самую сущность движения.
     Леф - это не течение в искусстве, не художественное направление. Он выскакивает за границу искусства в непосредственную жизненную деятельность. И в то же время из области искусства он ввергает в жизненное строительство целый ряд исключительно важных умений.
     Как советский пограничный отряд, Леф отстаивает незыблемую целесообразность самодеятельной практики против эстетических бандитов и контрабандистов. И в то же время он дает свободный проход революционерам эстетического воздействия - политэмигрантам от искусства, взрывающим старый художественный строй с его канонизированной армией и полицией в порядке внутреннего вооруженного восстания.

стр. 16

     Леф не хочет быть гегемоном в искусстве, он хочет быть равноправным в армии строителей.
     Отсюда вытекает двустороннее строение работы Лефа. Кажущееся противоречие пересекается единой тенденцией движения.
     Леф противопоставляет художественной литературе реальную практическую культуру слова. Газетный работник, агитатор, составитель приказов, докладчик становятся в центре Лефовского внимания, это - центральные фигуры современности. Это - не люди "искусства".
     В своей поэтической работе Леф берет пример с этих людей. Он выворачивает утвердившийся поэтический штамп не для того, чтобы посадить новый, но для того, чтобы тем вернее отмежевавшись от эстетических восприятий, проложить себе дорогу к действенной организации слова. Тот, кто захочет рассматривать лефовскую поэтическую культуру в плане эстетического мастерства, установит, что она одновременно является и высшей формой мастерского владения словом в нашу эпоху.
     Один виднейший советский государственный деятель-новатор рассказывал мне следующее. Выступая на боевом собрании против своих врагов - рутинеров, которых нужно было как можно сильнее "покрыть", он держал в уме ритмический стандарт стихотворения Маяковского "Сергею Есенину", его конец:

          "Чтобы разнеслась
                   бездарнейшая погань,
          Раздувая
              темь
                   пиджачных парусов..."

     Я присутствовал на этом собрании. Речь действительно получилась блестящая. Враги были повержены в прах.
     Этот пример я привел, чтобы иллюстрировать следующую мысль: Леф находится на высшем пределе кривой словесного искусства, там, где она претерпевает разрыв непрерывности, возобновляясь уже в новой точке практического пользования словом.
     Леф противопоставляет нынешней театральной культуре один из ее элементов, а именно тот, который заключает в себе воспитание движения и механики поведения современного человека.
     Клубный работник, милиционер - блюститель общественного порядка, советский Джимми Хиггинс - организатор митинга, демонстрации, наладчик быта - вот низовые творцы разумной социальной повседневности. Это - не "люди искусства".
     И с ними Леф заключает добросовестный договор. Свою

стр. 16/1

[] 1. Вверху: полоса верстки журнала "Советское Кино". Работа В. Степановой.

[] 2. Внизу: кадр из фильмы "Шестая часть мира". Руководитель Дзига Вертов, оператор М. Кауфман.

стр. 16/2

[] 3. Работа А. Родченко и В. Степановой. Фотомультипликационные иллюстрации к детской книжке "Самозвери" С. Третьякова.

[] 4. Работа А. Родченко и В. Степановой. Фотомультипликационные иллюстрации к детской книжке "Самозвери" С. Третьякова.

[] 5. Работа А. Родченко и В. Степановой. Фотомультипликационные иллюстрации к детской книжке "Самозвери" С. Третьякова.

стр. 16/3


[] 6. Работа А. Родченко и В. Степановой. Фотомультипликационные иллюстрации к детской книжке "Самозвери" С. Третьякова.

[] 7. Работа А. Родченко и В. Степановой. Фотомультипликационные иллюстрации к детской книжке "Самозвери" С. Третьякова.

стр. 16/4

[] 8. Вверху: проект киоска для Госиздата. Работа А. Лавинского.

[] 9. Внизу: кадр из фильмы "Генеральная линия". Режиссер С. Эйзенштейн, оператор Э. Тиссе.

стр. 17

работу на театре Леф от этого не прекращает: он ориентирует ее на эту модель жизненной практики. Оставаясь в рамках театрального воздействия, Леф оглушает эстетическую эмоцию притоком актуального современного материала, высоко организованного изобретательской зрелищной культурой. Искусствовед театра найдет здесь новый этап в развитии драматургии и сценического мастерства, как такового. С точки зрения задач Лефа театр ему важен сейчас, как аудитория, которая не может пустовать и через которую он делает вылазку в жизнь.
     Леф хочет быть в передовой линии современного строительства. Изобразительное уменье художника он ориентирует на мощные средства нынешней фиксационной техники-машины и аппарата. Оказывается, что это как раз та область, где художник, являясь организатором зрительного материала, обслуживает важную функцию современной вещной культуры.
     Когда новейшая техника выдвинула в первый разряд средств воздействия кино, Леф поставил с места самые высокие рекорды советской (и мировой) кинематографии. Это произошло не случайно. Леф воспитал для кино работников высокой культуры: Эйзенштейн, Вертов, Шкловский, Третьяков, Брик - авангард советской кино-режиссуры и кино общественности. Самый этот отбор людей, которые двинулись в строительство молодого кино-дела, показателен для лефовского новаторского нюха.
     Объектив арестовал факт и привел его на экран в том самом виде, в каком он гулял без призора, будучи предоставлен самому себе и, в ряду себе подобных, расстрачивая свое повелительное агитационное действие. Леф так сопоставил эти факты и так сумел их реставрировать в расчете на современного зрителя, что неотъемлемо включился в самый острый обиход современности. Методы "монтажа аттракционов" и "кино-глаза" заменили несовершенный глаз зеваки и указали, что и как нужно видеть, чтобы делать.
     Леф не отказался еще от эстетического воздействия. Но он живет настороже. Эта постоянная тенденция к разрыву с искусством контролирует всякое выступление Лефа в пограничной и художественной зоне. Леф и действительность сохраняют изобретательскую свежесть отношений, как начинающие любовники. Если Леф еще не могильщик искусства, то он всегдашний могильщик эстетических традиций и канонов и, через это - подстрекатель прямого жизненного действия, революционер и бунтовщик.
     Леф сближает художественную и инженерную линии современной культуры. Это дело неслыханной трудности. Довести эти исторические разобщенные формы деятельности до пересечения, до полного слияния средств и методов

стр. 18

сквозь пережитки и наслоения реальной действительности - таково направление движения.
     Поэтому график Лефа нельзя представить себе в виде прямой линии в один ряд с утилитарным жизненным строительством.
     Деятельность Лефа в искусстве тяготеет в этой прямой, будучи в каждый данный момент фактически расположена от нее в разных степенях удаления. Она стремится к этой прямой, как к своему пределу. Отсюда ясно, что статический разрез современного Лефа, естественно, дает очень сложную кривую. Но она быстро меняет свои очертания, ибо находится в постоянном изменении с упором на совмещение с внехудожественной практикой. Когда мы идем по ровной дороге, мы не знаем, что движемся по дуге земного шара. Кривизна тем меньше, чем больше радиус окружности. Лефовское движение нужно рассматривать с точки зрения очень большого радиуса.
     Наивными Эвклидами в нашу эпоху теории относительности являются те люди, которые хотели бы безоговорочно приравнять Лефовскую практику к традиционному художественному творчеству. Они правы только с точки зрения своей курносой геометрии.
     Поэтическая работа Маяковского, Асеева, Третьякова, Пастернака, Кирсанова вычерчивает ломаную, значительная часть которой расположена в эстетической зоне. Шкловский специализировался на установлении закона переворотов внутри этой зоны. Сам того не ведая, он помогает этим прорвать порочное эстетическое окружение.
     Наиболее близко подтягиваются к теоретическому пределу лефовские художники - Родченко, Степанова, Лавинский, конструируя свои сигналы зрительного воздействия.
     По непреложной прямой движется Вертов в "Ленинской Правде" и "Шестой части мира". Эйзенштейн дает ломаную с резкой тенденцией на волевое заострение аудитории.
     Третьяков разрабатывает Агит-Парад к Международному Дню Кооперации с таким расчетом, чтобы реально кооперировать население, но и этот железный лефовец тактически использует театр для злободневной политически-бытовой декларации.
     В итоге как будто получается неравнозначная ломаная, количественно большая часть которой еще остается в эстетической зоне. Но Леф измеряет свою силу не количественно, а качественно. Весь смысл Лефа в постоянном маневре внутри фронта, складывающемся из отступлений и наступлений. Левый фронт - оборона от эстетизма и внедрение в реальную жизнь реальными средствами. От обороны к нападению - такова динамика Лефа.
     Современная художественная культура слишком часто выступает

стр. 19

как коллективный сторож на могиле Пушкина. Под охранной грамотой "культурного наследства" она занимается спиритическими сеансами, наводя на ясный сегодняшний день "великие тени" в качестве реальных революционных политиков.
     Это трупоядение некоторым идет на пользу. И здесь Леф выступает, используя свои связи с искусством, и начинает аргументировать как наиболее революционное течение в искусстве. Такова диалектика борьбы. Он беспощадно уничтожает врагов своих врагов, ибо против размалеванных в красное трупов ополчаются все промежуточные художественные группировки, которые, находясь во вражде с Лефом, все же ратуют за "качество" художественной культуры.
     До тех пор пока существует Леф, всегда есть палка против эстетических реставраций.