стр. 71

     В. Ш.

     "103 ДНЯ НА ЗАПАДЕ". Б. КУШНЕРА.

     (Рецензия).

     У нас много книг о путешествиях. Начиная от "хождений" монахов и дневников первых русских за границей через путешествия к святым местам Норова и Муравьева до сегодняшних путешествий в индустриальные страны.
     Одна из наименее интересных книг, если относиться к книге как к сумме сведений, это "Письма русского путешественника" Карамзина, потому что в этой книге факты вытеснены стилем.
     Прототип Карамзина Стерн писал не путешествия, а пародии на путешествия и учил искусству ездить, видя только домашнее.
     Но в русской литературе были и классические путешествия. Это еще не вполне разгаданное "Путешествие в Арзерум" Пушкина, вокруг которого в иностранной прессе шли глухие слухи о политической сатире. Вопрос об этой ранней противо-империалистической вещи сейчас разрешается Юрием Тыняновым.
     Но русский, даже когда он западник, в XIX веке очевидно мало был приспособлен для описания Европы.
     Боткин, Гоголь и Кукольник оставили нам описания очень условной романтической страны. Тургенев, проживший всю жизнь за границей, брал ее только фоном для прогулки героев, кроме отрывков "Человек в серых очках" и "Наши послали".
     Всего поразительнее путешествие Белинского.
     Белинский как будто не хотел ничего видеть и сопротивлялся всему виденному. Он пишет сам:

     "Вечером прибыли в Кельн. Когда я сказал агенту, что решительно не намерен терять целый день, чтобы полчаса посмотреть на Кельнский собор, с ним чуть не сделался удар".

     Тургенев пишет о Белинском прямо с раздражением:

     "Помню, в Париже он в первый раз увидал площадь Согласия и тотчас спросил меня.
     - Неправда ли? Ведь это одна из красивейших площадей в мире?
     И на мой утвердительный ответ воскликнул:
     - Ну и отлично! Так уж я и "буду знать". И в сторону! И баста! - И заговорил о Гоголе".

     Белинскому вероятно смотреть Францию было не для чего. У него не было к ней отношения барина, который лакомится, и не было отношения человека, который может посмотреть и сделать то же самое дома.
     Наши писатели ездят сейчас за границу и тратят время и на Кельнский собор и не отодвигают площадь Согласия так решительно. Но ходят они за границей по специальным тропкам для иностранцев и смотрят то, что полагается смотреть.
     В Берлине не видят его северной части. В Унтергрунде закрывают глаза и если едут по Рейну, то отворачиваются от заводов, что делать на Рейне очень трудно, потому что можно отвертеть

стр. 72

себе голову. Они смотрят на Лувр, а вещи покупают у Вертхейма и не понимают, что Вертхейма тоже нужно смотреть.
     Одним словом, писатель, попавший за границу, похож на медведя в сказках во время полевых работ. Этот медведь работал в доле с мужиком, который сеял то репу, то рожь. А медведь никак не мог понять, где корешки и где вершки.
     Борис Кушнер был за границей 103 дня не медведем и не русским писателем. Он ездил по делу и у него был деловой подход к вещам. Для него "лимитрофы" - это транзитные страны и он умеет дать характеристику государства, основанную на его географическом положении.
     Чертежно дан Берлин. Точный, с рисунками, с уважением, которого обычно не имеет путешественник.
     Но лучше всего описана Англия.
     Кушнер сумел увидеть англичан низкорослыми. Сумел увидать почву между городами, лишенную травы, то, от чего отворачиваются. И увидел всю страну в самых пустых местах, разделенную заборами.
     Главы - "120 миль Ланкаширского тумана", "О батисте и Титанике" и об машинах, обрабатывающих хлопок, дают совершенно точную не традиционную Англию.
     Книга Кушнера это не только превосходный путеводитель и превосходное описание путешествия, это учебник для путешественников и учебник умения видеть.
     Описание сделано с большим аппетитом строительства. И во всей книге нет ни иронии над чужой, технически лучше построенной жизнью, ни растерянности перед ней.