стр. 351

     Э. П. Бик.

     СОВРЕМЕННЫЙ ЗАПАД, журнал литературы, науки и искусства. Кн. первая: "Всемирная литература". Госиздат. Спб. 1922 г. 4.000 экз. Стр. 192. Редколлегия Е. И. Замятин, А. Н. Тихонов, К. И. Чуковский.

     ВОСТОК, журн. литературы, науки и искусства. Кн. первая. "Всемирная литература", Сиб. 1922 г., Госиздат. 3.000 экз. Стр. 128. Редколлегия проф. В. М. Алексеев, проф. Б. Я. Владимиров, акад. И. Ю. Крачковский, акад. С. Ф. Ольденбург, А. Н. Тихонов.

     Эти два журнала, изданные "Всемирной литературой", положительно, почти что лучшее из вышедшего за последнее время. Наши "здешние" альманахи ("Шиповник", "Феникс" и пр.) настолько плачевны, что их не стоит и бранить. Это не литература, а какой-то совершенно безосновательный чад от писательной кухмистерской. Оно и не диво: европейская литература есть нечто целое, русская литература есть часть этой европейской - и одна она жить не может. Ныне медленно, но неуклонно сочится европейская литературная новость к нам, - только благодарности заслуживает тот, кто способствует этому проникновению.
     "Современный Запад" кроет не мало прорех в нашем представлении о теперешнем западе. Самым значительным из произведений, напечатанных в журнале, следует признать прекрасный роман О. Генри (из произведений которого мы на русском языке имеем только "Сердце Запада"). Сочный, крепкий, точный и тонкий писатель. Америка для нас - небоскребы, Клондайк, "желтый дьявол", импрессионированные бродяги Дж. Лондона... чуть что не Фенимор Купер. Лонгфелло, так хорошо переведенный Буниным когда-то, уже вчерашняя Америка. Даже плечистый ангел - Уот Уитмэн: древняя история. Война перемолола мир, - хотите ли вы или не хотите, - он вот такой теперь. Ему смертельно надоели фокусы искусничества, - а живет он всеми своими фибрами, называйся они - субатомная энергия, "дадаизм" или вертикальный концерн. У О. Генри со страниц сходит американский "человек", - странное животное, которое все-таки оказалось покрепче европейцев, когда пришлось туго в войне с немцами. Он вырос на Брет-Гарте, и может быть и Лонгфелло; его горбатый нос и тонкие губы - от краснокожих; он живет в стране, которая заключает в себе тропические раи и ады вечных льдов. И вот приходит быт этого человека, самого обыкновенного человека, который рассчитывает на бессмертие, разве что в походке своего сына. О. Генри (бродяга, как и полагается: бежал от суда, был в шайке воров и пр.) ходит преданно за ним и с такой приятной твеновской усмешкой говорит о нем. Вот кусочки Генри: "Это был банановый король, каучуковый князь, герцог кубовой краски и черного дерева, барон тропических лекарственных трав... Она несла свою жизнь, как розу у себя на груди... Тропиночка карабкалась по ужасающим высям, как полусгнившая веревочка... Редко-редко остановится в здешних водах каботажное судно или таинственный бриг из Испании, или - с самым невинным видом - бесстыжая французская шхуна..." и много другого, столь же крепкого, меткого, точного - роднящего вам этот невнятный быт субтропических страстей и мыслей. Перевод из Генри - прямо подарок русскому читателю.
     Много хуже Дюамель (из "унанимистов"). Все представители этой школы непосредственно и очевидно вытекают из У. Уитмэна, примешивая к нему пассивный сарказм какого-нибудь Додэ, да очень беспредметную умелость. Напечатанный рассказ сильно к тому же напоминает местами Р. Роллана. "Экспрессионист" (немец) Г. Мейринк вовсе скучен, а кое-где даже и противен: пустая аллегория на военные темы, сводящая войну на бессмысленное самоистребление, - не нам, пережившим гражданскую войну, удивляться этим хилым воплям. Отрывки из Шпенглера не прибавляют чего-либо к тому представлению о нем, которое составилось от того, что уж писалось и переводилось, - разве что это еще более отзывает хлестаковщиной, чем все остальное. Надо быть не малым хамом в душе, чтобы несложно и откровенно завидовать

стр. 352

английской выдержке и английскому барству: - только-то и нашел сей "философ" в Англии. "Есть только французская культура. С Англии начинается цивилизация" - истинная правда, - а еще есть Стиннес и "Боже, покарай Англию"; на большее эта Валаамова ослица от философии неспособна. Статьи Лурье и Радлова могли бы быть и менее напыщенными без вреда для дела. Переводные стихи, как общее правило, в "Современном Западе" очень слабы. Переводчики (исключая Зоргенфрея) очень плохо владеют стихом, да и оригиналы, Дюамель, Калэ, Газенклевер - неинтересны: с балладой Киплинга переводчица Полонская не справилась.
     Очень интересен Ерчиковский со своей статьей о происхождении и конце вселенной по новейшим научным данным. Статья написана по работе немецкого физика В. Нернста (известного в широкой публике по электролампочке его имени, а также потому, что с его именем связана идея применения... удушливых газов к человеку). Из этой статьи можно притти к заключению, что теория энтропии в том виде, в каком она существовала до настоящего времени, теперь, после работ Шеплея, Планка (известного по теории квант), Эддингтона, испытывает некоторые изменения. Энергия мира не растрачивается в "пустоту", но аккумулируется в межпланетном пространстве, порождая далее новые образования.
     "Манифесты" Маринетти мало чем утешают читателя. Еще в 1912 г., приезжая в Москву, Маринетти откровенно поучал нас о том, что итальянские футуристы - не более, как националисты Италии: по-нынешнему фашисты. Оставим по этому случаю этот сор гнить в его зловонной яме, литература тут не при чем.
     Очень хороши в "Современном Западе" библиография и хроника. Статья о французской беллетристике написана А. де Ренье, о поэзии французской - П. Колэном. Повидимому, нет сомнений, что во Франции литература сейчас переживает некоторый упадок. Уже тон глубокого смирения перед внешним миром (сложная амальгама настроений Уитмэна, Бальзака, Роденбаха), определенно снижает все произведения "унанимистов". Однако им нельзя все же отказать в серьезных достоинствах и известной - довольно своеобразной - глубине, особенно Дюамелю, Вильдраку и Ромэну.
     Далее заметки о нашумевшем романе Ренэ Марана (негра) "Батуала", - "в книге поражает отсутствие всякой духовности", пишет рецензент "Современного Запада". Чернокожий идет в литературу, - кажется, что он пришел во-время. - Заметки о "Очерке всемирной история Уэльса", который в конце концов пришел к "расплывчатой, сантиментальной картине умеренного, благополучного и мирного существования", чего и надо было ждать от этого автора. Обращает на себя внимание заметка о романе Г. Бергштедта "Александерсен". Писатель теперь как-то волей-неволей обращается от переученного и раскисшего соседа-интеллигента - к ремесленнику, крестьянину, простолюдину. Это, конечно, вполне естественная реакция, но ей стоит порадоваться. Далее идут - обширная хроника искусств и отдел науки и техники, где встречаем заметки о кризисе теории света (коллизия меж теорией относительности и теорией квант), о современной авиации, радиотелеграфе и проч.
     Хороший, интересный журнал. Можно только поблагодарить редколлегию во главе с Е. И. Замятиным, давшую себе труд так хорошо ознакомить нас с теперешней Европой.
     Иное впечатление производит "Восток", на котором отразилось в сильной степени присутствие узких спецов в редакции. Большинство опубликованного очень интересно, - только не для всех это интересно. Вот китаец Ляо-Чжай. Его пейзаж и в переводе не теряет своего специфического аромата: "у входа в один дом растут шелковистые ивы; за забором видны персики и сливы вперемешку с высокими стройными бамбуками; в листве порхают и щебечут вольные птицы". Или так: "Видит, - во дворе дорога устлана ровным белым камнем, и красные цветы сжимают ее с обеих сторон, лепесток за лепестком падая

стр. 353

на ступени". Прекрасный пейзаж и прекрасный лаконизм. Фантастическая тема о "лисе-оборотне" забавна, тем более, что сам-то автор, не в пример европейским фантастам, ничуть не сомневается в действительном существовании описываемых феноменов. Другое дело быт и люди, - тут царствует китайская эротика, до крайности обнаженная, откровенная, нашего читателя она должна несколько коробить.
     Однако, каков бы он ни был, Ляо-Чжай, - это большой китайский писатель (17 - 18 в.), а мы так плохо знаем своего восточного соседа. Его, Ляо-Чжая, лиса-оборотень, это не чорт европейской сказки, придурковатый жулик, это не грандиозный владыка преисподней средних веков, - это нечто, человекоподобное, но совсем не наше, однако жадно жаждующее человека. У Ляо-Чжая (вся книжка уже выпущена "Всемирной литературой" - Ляо-Чжай, "Лисьи чары") заведена целая морфология "лис" - это и лиса-друг, и лиса-возлюбленная, при чем автор различает "добрых" и "злых" лис. Иной раз человек становится об'ектом вожделений двух лис, - из них одна злая, другая добрая. На коллизиях такого "быта" и строится сюжет. В одной из легенд лиса-любовница переживает смерть и перевоплощение. Рассказ ведется замечательно просто, стиль его в переводе В. Алексеева подходит к стилю русской сказки. Тут и там эта простота промежена красивейшими цитатами из других китайцев (например, "девы гуляют, словно тучи на небе"), намеками на известные сочинения (на Конфуция, например). Мораль сказок разнообразна, другой раз автор почти напрямик говорит, что его "лиса" - "святой отшельник". Смысл лисы - не смысл человека, но странности доброй лисы не враждебны человеку, только бы он не фальшивил с ней и не корыстничал. В маленьком предуведомлении к переводам говорится, что язык Ляо-Чжая отличается тем свойством, что в нем очень редки общеупотребительные слова разговорного языка. Переводчик пробует дословно передать по-русски это свойство, и у него получается нечто до крайности вычурное, напоминающее Игоря Северянина. Соображаясь с этим обстоятельством, приходится думать, что переводы оставляют желать лучшего, и вот почему: книга Ляо-Чжая написана сложным языком, но, очевидно, общепонятным, ибо иначе эта книга не была бы любимейшей книгой в Китае, и ее не мог бы читать всякий - она была бы утомительна. Судя по примеру переводчика, можно полагать, что архаизмы Ляо-Чжая иной раз имеют иронический характер, и это можно было бы передать и по-русски, разумеется, придерживаясь условностей русского, а не китайского литературного языка. У Раблэ, например, мы часто встречаемся с этой иронической абракадаброй (пародии на суд, на монашеские диспуты, сцена встречи с Панургом), и она может быть передана примерно ад'экватными фокусами языка, не теряя своего иронического очарования. Конечно, это не легко, но тем интереснее задача переводчика. Разумеется, в наших суждениях могут быть и ошибки, поскольку мы лично не имеем представления о подлиннике.
     Переводы из китайских лириков, сделанные Шуцким, несколько разочаровывают после прекрасных образцов китайской лирики Сыкунту-Бяю-Шань, переведенного Алексеевым. Ю. Шуцкому почему-то понадобилось переводить китайцев тем честно-тоническим стихом, которым пользуется современный русский стихотворец. Стих китайский, его принципы и наполнения - не имеют ничего общего с нашим: - и у Шуцкого получились какие-то межеумки, не китайцы, не русаки. Стихотворение Ли-бо (на родине своей возведен в божеское достоинство, есть храмы, построенные ему) удалось лучше других, но и оно в буквальном переводе (мы имели в руках немецкий) значительно сильнее.
     Очень интересна тибетская лирика Миларайбы. Интересен ливанец Амин Рейхани и статья о ливанской литературе, рисующая новый революционный мир бывшего ислама. Стоит отметить также статью о яфетидах Н. Я. Марра и статью о "Пещерах тысячи Будд", С. Ф. Ольденбурга, а также прекрасную хронику.