Андрей Вознесенский

В эмигрантском ресторане
Сволочь? дымен, точно войлок.
Сволочь? бел, как альбинос.
Мою водку дует сволочь.
Сволочь? чавкает блином.
 
 

(Ресторанчик "Русский мишенька"
Говорили: не ходи.
В кадушке,
                     будто нищенка,
Березка в бигуди...

А за стойкой, как на ветке,
Угощают парочек.
В них вонзились табуретки,
Как булавки в бабочек!)

 
Враг мой? сволочь: отщепенец?
Ненавидя, пивом пенясь,
Что ты пялишься в упор?!
Сволочь? я не прокурор!
   
  Двадцать лет сидят напротив,
Как экран, лицом горят.
Отступающие бродят.
И конвои в лагерях —
"немецких, английских, северно-
потом южноамериканских, вы понимаете,
Вознесенский?!.."
   
 

Посреди Вселенных сшибленных,
На маховиках судьбы
Блещут лунными подшипниками
Эти лагерные лбы.
"Нас крутили, молотили
Джазы, ливни, этажи...
Миллионы холодильников —
Ни души!.."

Ужас водкой дышим около:
"Вознесенский, вы откель?"
Он окает,
               как охает.
О'кей!

За окошком марсианочки,
Так их мать...
А Окою осиянною
Ходит окунь — не поймать,
И торжественная тишь.
Тсс!..
И серебряно-черны
От ночной травы штаны...

 

"Роса там у нас, трава там у вас по колено.
                                      Вознесенский, вы понимаете?

Из щетин его испитых,
Из трясины страшных век,
Как пытаемый из пыток,
Вырывался синий свет —
                          продирался ч е л о в е к!

По лицу леса шумели,
Шли дожди, пасли телят,
Вырывалось из туннеля,
Что он страшно потерял.

И отвесно над щекою
Плыли отсветы берез,
Плыли страшно и щекотно.
И не слизывал он слез.

И раздвинув рестораны,
Возле грязного стола,
Словно Суд,
                       светло и прямо,
М а-м а! —
Стала строгая страна,
Брови светлые свела.

  Шляпки дам как накомарники,
Наркоманки кофий жрут...
  "Майкл Орлов, лабай Камаринского!"
Жуть...
   
"М а-м а!" — стон над рестораном
  под гармошки и тамтамы —
                                                  "М а-а..."
Были Миши, Маши, Мани --
  стали Майклы, Марианны.
                                                   "М а-а..."
Они где-то в Алабаме  
  наземь падают ночами,
             прогрызаются зубами —
                                к  м а м е.
Рты измаранных, измаянных
  сквозь неоны и вольфрамы —
                                                   "М а-а..."
А один из Бирмингама,  
  как теленок из тумана:
                                                    "Ма-а-а..."
   
 

...Гасят. Мы одни остались,
Лишь в углу мерцает старец,
Как отшельник Аввакум.
Он сосет рахат-лукум.

Сволочь очи подымает.
Человек к дверям шагает.
Встал.
          Идет.
                     Не обернется.

Он вернется?  

 

   
Предыдущее
стихотворение

E-mail: Мария Левченко