ОБЪЕДИНЕННОЕ ГУМАНИТАРНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВОКАФЕДРА РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ТАРТУСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
о проекте | анонсы | хроника | архив | публикации | антология пушкинистики | lotmaniania tartuensia | з. г. минц
personalia | ruthenia – 10 | сетевые ресурсы | жж-сообщество | независимые проекты на "рутении" | добрые люди | ruthenia в facebook

СТРУКТУРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ АЛЬБОМА ПУШКИНСКОЙ ЭПОХИ*

Л. И. ПЕТИНА

Литературные альбомы составляют довольно значительный пласт дошедшей до нас рукописной литературы пушкинского времени. По своей структуре, составу, характеру заполнения и отношению к ним владельца, а также функции, которую выполняет альбомный текст, они далеко не однородны. Среди бытующих альбомных форм можно выделить как наиболее распространенные и представительные следующие разновидности: альбом-собрание автографов1, альбом-собрание текстов и так называемый «литературно-бытовой» альбом, или альбом в собственном смысле слова2. Последний в силу целого ряда особенностей заслуживает специального внимания.

Рассмотренный не как сумма различных текстов, а в качестве единого органического текстового образования, альбом в точном смысле этого слова обнаруживает устойчивые структурные свойства, которые, наряду с присущей ему особой культурной функцией, позволяют говорить о нем как о своеобразном историко-культурном явлении.

Исходным условием при составлении данного альбома, началом, организующим его структуру, выступает ситуация непосредственного общения, а в силу этого и сам характер общения в альбоме получает специфику устного разговора. Таким образом, альбом, будучи письменным текстом, присваивает себе целый ряд особенностей, характерных для устной диалогической речи, благодаря чему структура альбома в целом оказывается приближена к строю устной речи3. Последнее обстоятельство влияет и на характер самих альбомных текстов. Прежде всего обращает на себя внимание спонтанность, сиюминутность альбомной записи. Этой чертой отмечены не только широко распространенные и культивируемые в альбомах экспромты, но и разнообразные стихи «на случай», «по поводу», в день именин, на отъезд и тому подобные альбомные сочинения, соотнесенные с конкретными, сейчас происходящими событиями4. Кроме того, встречаются альбомные записи, непосредственно фиксирующие непринужденный живой разговор, остроумно сказанное замечание, удачный афоризм5. В заданном альбомном диалоге графически проявлен («озвучен») только один из его участников, а именно — пишущий в альбом. Нередко поэтому альбомная запись начинается с реплики, строится как ответ на просьбу или предложение (ср. строки популярных альбомных стихотворений: «Что напишу я в Ваш альбом?..»; «Напрасно, друг мой, просишь, / Тебе в альбоме написать…»; «Что в имени тебе моем?..» и др.). Как правило, альбомная запись содержит обращение, зачастую адресат в ней назван по имени (ср.: «Настал разлуки горький час! / Прости, мой Друг! Безценна Оля…» или «Когда в часы досуга / В альбом заглянешь свой, / Геннадий, вспомни друга / С которым век провел златой» и мн. др.)6.

Лежащая в основе альбомной структуры диалогическая схема порождает на его страницах диалоги между «вкладчиками»7. Примеры их весьма многочисленны. Так, в альбоме прапорщика Геннадия после слов: «О слабостях людей молчи / О добродетелях кричи» — другим почерком замечено: «Добродетель и без крику себя выкажет»8. В альбоме А. П. Карол почти под каждой записью неведомый читатель карандашом по-русски и по-французски оставил свои замечания. К стихотворному комплименту, подписанному инициалами М:Г, «Говорят что глаза бывают Зеркалом Души / Так мудрыя и милыя твои так хороши», он прибавил:

    Видал я много глаз таких,
    Что в них души совсем не мало; —
    А поищите сердца в них, —
    Так сердца будто не бывало9.

В ответ на неумелое признание начинающего альбомного поэта Н. Р.

    Хотел в альбом ваш написать?,
    Да что-то, — боюсь!..
    Не мастер прозой выражать,
    Стихами ж — только лишь учусь.
    Впрочем что за предисловье,
    Начнем махать мы в добрый час;
    Пусть строгой критики злословье
    Путь прекратит мне на Парнас…

он же посоветовал:

    Путь не опасен на Парнас; —
    Но вот скажу я что меж нами:
    Шутите рифмами под час,
    Да не шутите так стопами10.

В качестве диалогов своеобразного альбомного «разговора» (в данном случае разговора на заданную тему) могут быть рассмотрены встречающиеся в альбомах переводы с одного языка на другой одного и того же же вписанного в альбом стихотворения, сделанные в разное время и разными лицами11. Как правило, они соседствуют на листах. О подобном «альбомном общении» Пушкина вспоминала А. П. Керн: «Во время этих шуток ему попался под руку мой альбом — совершенный слепок с того уездной барышни альбома, который описал Пушкин в Онегине, и он стал в нем переводить французские стихи на русский и русские на французский»12. Известны также альбомные переводы Баратынского13 и Лермонтова14. Иногда перевод бывает сделан и самим владельцем15.

«Голос» владельца в альбоме — случай, в общем, нетипичный. Однако помимо указанных владельческих переводов в альбоме можно встретить и владельческие ответы на адресованные ему стихи и рисунки. Такие ответные послания вписывал в свой альбом известный масон и нумизмат князь Михаил Петрович Баратаев, аккуратно подписывая при этом все свои сочинения. Обширным стихотворением отозвался князь на помещенный в альбоме рисунок, изображающий колонну, на которой прибит щит с голубым наметом; вокруг колонны знамена, а по бокам — богини с лавровыми венками в руках. Стихотворение следует сразу же за рисунком, подписано инициалами К M Б и озаглавлено:

                            Ответ Д. С. П.
    Нарисовавшему мне сей Трофей власти
    надгробного памятника.

    На что Трофей?.. на толь — чтоб всем напоминал
    Под игом сколь его мой род и я страдал?..16

Присланный для альбома рисунок Е. М. Хованской также вызвал стихотворный отклик князя17. Еще один «ответ» приписан рукою князя рядом с обращенным к нему четверостишием:

    Других любить,
    Себя губить;
    Тебя же милый князь любить
    Есть то же, что щастливым быть.
    С иными быть
    Скуку сносить
    С тобою быть то
    Скуку забыть18
    .

Редкие примеры владельческих реплик — не единственное проявление их активности на страницах альбома. Альбом изначально предусматривает активную позицию владельца в качестве читателя, ибо чтение альбома есть, прежде всего,  в о с п о м и н а н и е, повторное переживание стоящих за текстом отношений между владельцем и писавшим, либо ситуаций, сопровождавших его написание19. Установка на воспоминание закрепляет за альбомной записью по сути только одно значение: быть напоминанием, а это, в свою очередь, влияет и на ее содержание; альбомная запись малоинформативна, в достаточной степени ограничен круг тем и сюжетов. Особое воспоминательное чтение — важное условие для правильного понимания и прочтения альбома. В противном случае вызывает недоумение бесконечное повторение одних и тех же текстов (нередко по нескольку раз на страницах одного и того же альбома) и откровенно тавтологическое их содержание.

Следами такого чтения-воспоминания являются в альбомах владельческие пометки, содержащие либо сведения о лицах, писавших в альбом20, либо разного рода разъяснения к тексту21. Наиболее распространенной владельческой пометкой в альбоме является пометка о смерти: нарисованный под записью крестик и рядом — дата22.

Ориентированный на устное общение, альбом отмечен еще одной особенностью, присущей устной коммуникации и — шире — человеческому общению вообще, а именно: неповторимостью, уникальностью смысла однажды воспроизведенного текста. В силу того, что смысл альбомной записи несет не только содержание, но и более широкий контекст стоящих за ним отношений, значение написанного при повторном чтении полностью и в точности не воспроизводимо. Даже в случае, когда имеется, казалось бы, максимальное совпадение ситуаций: Пушкин читает свой собственный текст, адресованный им А. Олениной и вписанный им же в 1829 году в ее альбом — «Я Вас любил, любовь еще, быть может…». Однако, прочитанное в 1833 году, стихотворение для Пушкина изменило смысл; внизу под ним он делает приписку: «plusqueparfait — давно прошедшее. 1833»23.

Альбом обладает длиной, протяженностью. Он заполняется десятилетиями и не может считаться оконченным до тех пор, пока жив его владелец. Построенный по законам устной коммуникации, альбом как целостный текст следует признать открытым, так как в принципе возможно бесконечное присоединение все новых и новых записей. Длина альбома соотносится с длиной жизни его владельца24. В этой связи становится понятным, почему особое значение получают начало и конец альбома, а запись на первом листе — дополнительный смысл25.

Записи в альбоме делаются не в хронологической последовательности, а на первом открывшемся листе либо на специально выбранном месте, которое важно будет для смысла написанного соотнесением с находящимся рядом стихотворением или рисунком. Порядок заполнения, таким образом, позволяет утверждать, что альбом как единый текст, так же как текст устной коммуникации, организован нелинейно. Смысл целого возникает в результате всех возможных соотнесений альбомных текстов между собой, а также каждой отдельно входящей записи с общим контекстом альбома.

Кроме словесных (поэтических и прозаических) записей в альбоме содержатся рисунки. Характер рисунков в литературных альбомах во многом соответствует характеру словесных текстов: в одном случае подчеркнута автографичность, в другом — смысловая сторона записи. Темами многочисленных альбомных рисунков являются факты домашней жизни, бытовая обстановка, реальное окружение владельца. Рисунки в альбомах нередко бывают объединены с текстом. Целый ряд подобных объединений имеет явно диалогическую природу. Сначала одним лицом вписаны, например, стихи, затем другим пририсована к ним картинка, и наоборот. Второй текст в данном случае рождается как результат «прочтения» первого, которое может полностью или частично совпадать с первоначальным текстом, либо не совпадать с ним вообще26. Рисунок и альбомная запись, сделанные одновременно и вдобавок одним и тем же лицом, соотносятся иначе, поскольку в основе своей призваны разными способами сказать то же самое. В этом случае изображение как бы повторено словами и, наоборот, словесный текст — изображением.

Обратимся к примерам. В альбоме B. C. Михалкова, заполнявшемся в студенческих кругах Дерпта, рисунок, изображающий пирующих молодых людей, ниже дополнен стихотворением:

    Собутыльник мой давнишний,
    За твое здоровье пью я,
    За тебя стаканчик лишний
    Преохотно осушу я!…27

В альбоме неизвестной Софьи строки популярного альбомного стихотворения «Листок» («С дружной веткой разлученный / Листик бедный, изсушенный, / Ах, куда стремишься ты?..») тут же сбоку проиллюстрированы растущим около камня деревом, с которого слетает последний лист28. Помещенный в альбоме К. Хвальковского рисунок старой раскидистой ели, подписанный Владимиром Евреиновым, откомментирован владельцем (под стихотворением стоят его инициалы: К:Х) следующим образом:

    Вот здесь под елью сей печальной
    Сокроют некогда и мой холодный прах,
    И солнца луч первоначальной —
    Лишь будет посещать меня на сих местах!29

Символический рисунок розы, стебель которой пронзен стрелою, сопровожден в альбоме неизвестной девушки обширным стихотворным пояснением: «Цветите Прелести — в дни юности безценной; Доколь Стрела Любви вам жизнь не прервала…»30

Символические рисунки обычно в разъяснениях не нуждались, поскольку носителям альбомной культуры были понятны закрепленные за ними (как правило, однозначные) соответствия31. Так, рисунок, изображающий крест, якорь и пылающее сердце, означал: «Вера, Надежда, Любовь»32. Нарисованный или вложенный (что в данном случае одно и то же) в альбом цветок незабудки по смыслу соответствовал словам: «помни обо мне». Рисунок розы чаще всего «прочитывался» как комплимент: «Вы прекрасны, как этот цветок»33. Цвет розы также нес смысловую нагрузку и менял значение рисунка34.

Рисунки цветов занимают в альбоме особое место, так как употребляются не только в качестве альбомной изобразительной записи, но и языка общения35. Язык цветов был широко распространен в пушкинскую эпоху как условный язык для выражения сердечных чувств, призванный скрыть смысл сказанного от «непосвященных».

Рисунок в альбоме следует расценивать как добавочный, в данном случае, изобразительный канал общения. Такой же смысл в структуре альбома имеют нотные записи. Несколько одновременно существующих способов общения — исключительное свойство устной речи. Строясь по модели устного разговора, альбом находит приемы для создания подобной многоканальной коммуникации.

Альбом изначально «задуман» как текст, составленный несколькими лицами. Установка на «разные голоса» подчеркнута в альбоме, с одной стороны, различием почерков36, с другой, — многоязычием самих альбомных записей. Альбом заполняется, как минимум, на двух языках, чаще всего русском и французском. Встречаются также немецкие, английские, латинские записи, реже — польские, греческие и др.; в виде альбомной экзотики попадаются даже иероглифы37.

Многоязычие в альбоме призвано разнообразить и усложнить вербальный канал общения. И многоязычие, и многоканальная система коммуникации наделены в структуре альбома особым значением, которое становится понятным, если иметь в виду основную — мнемоническую — функцию альбома. В силу того, что первейший смысл любой альбомной записи есть напоминание, а чтение альбома носит характер воспоминания, главной пружиной альбомного механизма памяти становится  п о в т о р. В качестве такового он и реализован в структуре альбома через многократность сообщения и множественность способов его передачи.

Присущие альбому черты устной коммуникации не объясняют всех особенностей его структуры. Говоря об альбоме, следует также иметь в виду его «игровую» природу. Непосредственно на альбомных листах игра развертывается в виде шарад, буриме, логогрифов, акростихов и т. п. Сюда же, к альбомной игре, относятся встречающиеся в альбомах игрушки38, закрученные в виде спиралей тексты, словами нарисованные виньетки39 и проч. Чтение таких записей требует активного читательского соучастия40.

Альбом позволяет делать наблюдения над читательской психологией в силу того, что сам он является произведением «читательской» литературы. Лишним доказательством этого служат многочисленные примеры читательского «соучастия», связанные с использованием на страницах альбомов чужих произведений.

Рожденный литературным бытом, атмосферу которого характеризует не столько создание, сколько собственно бытование и усвоение литературы, альбом содержит стихотворения Дмитриева, Карамзина, Жуковского, Пушкина, Баратынского, Языкова, Лермонтова и многих других менее известных или совсем неизвестных авторов. Однако популярные произведения бытуют на страницах альбомов в переадресованном и «испорченном» виде, как правило, без указания автора. В альбоме Геннадия, например, известные строки пушкинского стихотворения подписаны Василием Колотовым и отнесены им непосредственно к владельцу:

                Геннадий!
    Когда жизнь тебя обманет,
    Не печалься, не сердись
    В день уныния смирись
    День веселья — верь настанет…41

В другом альбоме владелице его Пашет переадресованы стихи Лермонтова, вписанные сюда, несомненно, молодым человеком и начинающиеся словами: «Вам не видать таких сражений…». Им же сделано Пашете признание стихами Пушкина: «Я помню чудное мгновенье…»42. В качестве распространенного альбомного комплимента используются строки из поэмы Богдановича, где вместо слова «Душенька» вставлено имя владелицы альбома: «Во всех ты Сонинька нарядах хороша!»43

Смысловой переделке в альбоме неизвестной Софьи Гавриловны подверглось стихотворение Жуковского «Песня». Вписанное на прощание (для чего понадобилось его укоротить) одной из ее приятельниц (судя по замене слова «любовь» на «дружба»), стихотворение это приняло в альбоме следующий вид:

    О Милый Друг! нам рок велит разлуку.
    Дни, месяцы, и годы пролетят. —
    Вотще к тебе простру от Сердца руку;
    Ни Голос твой, ни взор меня не усладят.
    Но и в дали моя душа с твоей согласна
    Дружба ни времени, ни месту не подвластна
    Всегда, везде ты мой Хранитель Ангел будь!
    Меня, мой друг, не позабудь44

Яркий пример аналогичного смыслового приспособления находим в упоминавшемся уже не раз альбоме прапорщика Геннадия. Здесь в переделанном виде и за подписью полкового товарища А. Одинцова вписано известное стихотворение Д. Давыдова «Решительный вечер»:

    Севодни вечером увижусь я с тобой
    Севодни вечером со мной не лицемерь,
    Иль руку ты соедини с моей
    Иль ею покажи мне дверь. —

    Тогда я с радости как зюзя натянусь
    На тройке ухарской стрелою долечу,
    Просплюсь я до Милосной, в Милосной опять напьюсь
    И пьяный в Варшаву на пьянство прикачу. —

    Но есть ли щастие назначено судьбою,
    Тому кто с щастием во веки не знаком
    Тогда я Руской человек упьюсь свинья свиньею
    И с радости пропью все деньги с кошельком45.

Действие, будучи перенесено из Петербурга и Твери в Варшаву и Милосну и, возможно, спроецированное на какую-то вполне реальную историю, корректирует смысл стихотворения.

Все рассмотренные выше приемы меняют не только смысл, но и функцию литературных текстов, преобразуя их из разряда «сообщения» в разряд «языка», на котором говорят в альбоме. Выступая в альбоме в качестве особого «языка», тексты литературных произведений создают и свой особый «словарь», который можно представить в виде реестра, так сказать, сугубо альбомных произведений46. Из них активный «словарный запас» составляют кочующие из альбома в альбом произведения47, а пассивный — специальный печатавшийся в альманахах и журналах разряд сочинений «в альбом», которые в альбомах реально не использовались.

Язык литературных произведений в более широком смысле означает язык литературы вообще. Языком литературы, то есть стихами и прозой, «разговаривают» в альбоме все. Можно выделить даже специфически «мужские» («Я не поэт, а просто воин / Попал в альбом и тем доволен») и специфически «женские» «речи»:

    От женщин к женщинам писать отменно трудно!
    Не правда ли Вам было б очень чудно
    Когда б я нежности вам стала говорить?
    Желания…48

Являясь сочинением небольшого круга друзей и знакомых, альбом нередко бывает отмечен единством кружкового языка. Упомянутый здесь альбом Пашет, заполнявшийся подругами по пансиону и родственниками, содержит преимущественно французские записи, советы родных, стихотворные признания в дружбе, разного рода нежности, комплименты и т. п. На фоне французского лепета кузин и приятельниц особенно выделяется мужской «голос», обратившийся к Пашете со словами: «Дай Бог, что б вечно вы не знали, что значит толки дураков…», «Вам не видать таких сражений…» и др.49

Альбом Владимира Сергеевича Михалкова, рожденный в студенческой среде Дерпта, заполнен сочинениями Мятлева, рисунками студенческого жилья, видами города и, кроме того, отмечен такими типично буршескими «разговорами», как процитированное выше обращение к собутыльнику или шуточная ода «На восшествие на Престол Царевича Пунша и супруги его Жженки»50. — Особенно колоритный пример в этом ряду — альбом прапорщика Геннадия Ивановича Коренева51. Составители его, в основном, товарищи по полку, а содержание — стихи Д. Давыдова, фривольные стишки анонимного сочинителя, такие специфически «мужские» и «гвардейские» «разговоры», как:

    Будешь обо мне вспоминать всякой раз как будешь метать банк
    верный твой понтер (подпись нрзб.)52

или:

    Гусар, благодаря судьбе
    Не ищет флигель Адъютантства —
    С врагом желая быть в борьбе —
    Ему всего милее пьянство…53

Подобного рода сочинения, выступая в качестве «разговоров», одновременно становятся и речевой характеристикой говорящего, рисуют нам его портрет. Альбом как целостный текст, отмеченный единством языкового поведения, ориентирует нас и на бытовое поведение небольшого коллектива его составителей54.

Подведем итоги. Альбом, рожденный как своеобразная литературная игра в недрах литературного быта, включен одновременно и в историю письменности, и в историю быта. Рассмотрение его двойной природы позволяет выявить в нем перекрещивание различных историко-культурных закономерностей. Принадлежа быту — той сфере, где сохраняется доминирующая роль устного общения, альбом обнаруживает в своей структуре целый ряд особенностей, характерных для форм устной коммуникации. Будучи включен в письменную культуру (уже в силу своей графической закрепленности), он выполняет основную функцию, присущую любому письменному тексту, то есть выступает как средство хранения, воспроизведения и передачи информации. Основное значение альбома как «хранителя» подчеркнуто в структуре его в виде особого «устройства памяти». В качестве историко-культурного явления альбом несет информацию, позволяющую реконструировать черты культуры того времени, обычно трудно поддающиеся учету, поскольку они относятся к устной сфере общения, а также к области читательского восприятия и функционирования литературы.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 О собирании автографов в альбомах и возникновении альбомных автографических коллекций см. вступ. ст. Алексеева M. П. Из истории русских рукописных собраний. — В кн.: Неизданные письма иностранных писателей ХVIII–ХIХ веков из ленинградских рукописных собраний. М.–Л., 1960, с. 8–28, 99 и далее. Назад

2 Перечисленные разновидности альбомов выделены и отчасти охарактеризованы В. Э. Вацуро в статье, особенно важной для нас фактическим материалом: Литературные альбомы в собрании Пушкинского Дома (1750–1840-е годы). — В кн.: Eжегодник рукописного отдела Пушкинского Дома на 1977 год. Л., 1979, с. 3–56. Альбом «в точном», «собственном смысле слова» упомянут мимоходом на с. 7, в примеч. 16 на с. 19, 43, 50. (Далее ссылки на эту работу: Вацуро, с.…). Назад

3 О структурных особенностях устной речи с точки зрения их семантического механизма, а также их семиотическую интерпретацию см. в статье: Устная речь как семиотический объект. — в кн.: Семантика номинации и семиотика устной речи. Лингвистическая семантика и семиотика, I. Тарту, 1978, с. 63–112. (Учен. зап. / Тарт. гос. ун-т, вып. 442). Назад

4 Такого рода тексты обычно нуждаются в «расшифровках». Иногда запись тут же, в альбоме, сопровождается пояснением владельца (об этом ниже), в целом ряде случаев разъяснения находим в письмах и мемуарах. Напр., письма Н. М. Языкова к брату содержат бытовой комментарий ко многим стихотворениям, вписанным им в альбом А. А. Воейковой и М. Н. Дириной. См.: Письма Н. М. Языкова к родным за дерптский период его жизни (1822–1829) / Под ред. и с объяснит. примеч. Е. В. Петухова. СПб., 1913, с. 107, 136, 170–176, 182, 185, 227, 315. Содержащиеся в письмах подробности о заполнении альбомов, общении посредством альбомных записей и мн. др. делают их ценнейшим документом, характеризующим в целом альбомную культуру той эпохи. Назад

5 Ср., напр., альбомную запись: «О жестокая Судьбина! Повторили Вы сей час три раза. Но почтенный друг, не оскорбляйте ее частыми упреками…» и т. д. (Рукописный отдел Государственного Литературного музея, оф. 6460, л. 24 об. В дальнейшем: РО ГЛМ. Альбомные тексты здесь и далее цитируются с сохранением особенностей написания и пунктуации). Ср. также заметки-афоризмы С. Д. Пономаревой, тут же в ее гостиной записываемые Баратынским в Яковлевский альбом. (См.: Медведева И. П. Л. Яковлев и его альбом. — В кн.: Звенья, VI / Под ред. Влад. Бонч-Бруевича. М.; Л.: Асаdemia,1936, с. 120–121). Назад

6 Заметим кстати, что благодаря этой особенности альбомной записи для нас сохранены имена многих владельцев альбомов. Назад

7 Диалогические приписки так или иначе уже отмечались в работах, касающихся литературных альбомов. См. ст.: Аронсон М. Кружки и салоны. — В кн.: М. Аронсон и С. Рейсер. Литературные кружки и салоны / Ред. и предисл. Б. М. Эйхенбаума, [Л.], 1929, с. 23; Глассе А. Лермонтов и Е. А. Сушкова. — В кн.: М. Ю. Лермонтов, исследования и материалы. Л., 1979, с. 118. Назад

8 PO ГЛМ, оф. 6460, л. 41. Назад

9 PО ГЛМ, оф. 4149, л. 20. Назад

10 PО ГЛМ, оф. 4149, л. 4. В этой связи напомним и о приписке Пушкина в альбоме А. П. Керн (См. Керн А. П. (Mapкова-Виноградская) Воспоминания. Дневники. Переписка. М., 1974, с. 43). См. также пример альбомного диалога в ст. Вацуро, с. 9. Назад

11 См., напр., Album de Madame Olga Kozloff, 1869–1889. (2-е изд.) M., 1889, с. 149–150, 151–152, 153–154. См. аналогичный пример в ст. Вацуро, с. 53. Диалогическая основа альбомных переводов раскрывается в переводах-пародиях (см. альбом Е. Н. Михалковой. — ОПИ ГИМ, ф. 401, ед. хр. 106, л. 84–84 об. – 85). Назад

12 Керн А. П. Воспоминания. Дневники. Переписка, с. 43. См. там же переведенные Пушкиным стихотворения в альбоме Керн. Назад

13 См. описание альбома А. В. Лутковской в примеч. к кн.: Баратынский Е. А. Полн. собр. соч. / Под ред. и с примеч. M. Л. Гофмана. Пг., 1915, с. 276–277. Назад

14 См. Андроников И. Неизвестная нам Мария. — В кн.: Лермонтов: исследования и находки. 2-е изд., исправл. М., 1967, с. 470–471. Назад

15 См. альбом кн. М. П. Баратаева. — ОПИ ГИМ, ф. 1, ед. хр. 233, л. 63 Назад

16 Там же, л. 103 об. – 104. Назад

17 Там же, л. 79. Назад

18 Там же, л. 81. Назад

19 Ср. у Пушкина строки в стихотворении «Ел. Н. Ушаковой. В альбом»: «Авось на память поневоле / Придет вам тот, кто вас певал…». Не случайно альбом имеет заглавие, чаще всего помещенное на передней крышке или застежке: «souvenir», «souvenance». Назад

20 Ср. приписки типа: «Мари писала 10-ти лет» (альбом Ю. И. Липиной. — PО ГЛМ, оф. 5437, л. 31) или: «Ее уж нет. мы простились в 41м году на всегда» (там же, л. 21). См. также записи П. А. Осиповой-Вульф к двум немецким стихотворениям, вписанным в ее альбом графом Карлом Верри делла Бозиа (см.: Модзалевский Б. Л. Поездка в с. Тригорское: Приложение Х. Альбомчики А. М. Вындомского и П. А. Осиповой. — В кн.: Пушкин и его современники. СПб., 1906, вып. I, с. 155–157). Аналогичный характер имеет приписка С. К. Перовской, упомянутая в ст. Вацуро, с. 52. Назад

21 Нередко пояснения раскрывают историю создания текста или историю его посвящения. См. приписку Олениной к стихотворению Пушкина в ее альбоме в предисл. О. Н. Оом в кн.: Дневник Анны Алексеевны Олениной (1828–1829). Париж, 1939, с. XXXIX. Описание альбомов Олениной см. там же, с. IX, ХХХV–ХХХVII, XXXIX–XL. См. также сходную владельческую пометку в ст. Вацуро, с. 47 и мн. др. Назад

22 Альбом Паулины Даль, сестры В. И. Даля, заполнявшийся на протяжении 1808–1838 гг., содержит такие крестики почти под каждым вписанным текстом и в этом смысле действительно «походит на кладбище» (РО ГЛМ, оф. 5991). Назад

23 Дневник Анны Алексеевны Олениной (1828–1829), с. XXXIX–X. Такой же характер носит приписка Д. Давыдова в альбоме П. Л. Яковлева (см.: Медведева И. П. Л. Яковлев и его альбом, с. 132–133). Назад

24 Аналогия между альбомом и жизнью устойчива для альбомной лирики. Ср., напр., стихотворение П. А. Вяземского «Альбом» («Альбом как жизнь, противоречий смесь…»), В. Г. Бенедиктова «В альбом Н. А. И. («Что жизнь? я мыслю: лист альбомный…»), ср. также стихотворную запись в альбоме Ю. И. Липиной: «Пусть жизни летопись альбомом / Того напомнит Вам порой…» и проч. (PО ГЛМ, оф. 5437, л. 21) и др. Назад

25 О значимых листах в альбоме см. комментарий к 10-му стиху ХХVII строфы IV гл. «Евгения Онегина» в кн. Лотмана Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Л., 1980, с. 243. Ср. также строки стихотворения, вписанного в альбом П. П. Языковой: «Когда б моя рука / Была рукой счастливой, /Альбоум начал ваш я с перваго б листка…» (PО ГИБ, ф. 359, собр. Колобова, № 647, л. 17). Назад

26 Случай несовпадения рисунка с текстом — приведенные в ст. Вацуро выдержки из альбома неизвестного, где, в частности, карикатуры на С. Д. Пономареву и В. И. Панаева прокомментированы стихами Баратынского и Панаева (Вацуро, с. 16). Назад

27 ОПИ ГИМ. ф. 401, ед. хр. 105 (альбом № 3), л. 99. Назад

28 РО ГПБ, ф. 1000, собр. ед. пост. 1948, 134, л. 61. Назад

29 ОПИ ГЛМ, ф. 1, ед. хр. 245, л. 38–38 об. Назад

30 РO ГБЛ, ф. 344, Шибанов, № 417, л. 62 об. Назад

31 Ср. описанные Пушкиным символические рисунки в альбоме Ольги и в альбоме уездной барышни (Лотман Ю. М. Роман А. C. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий, с. 242–243). Назад

32 В альбоме неизвестной Лизы, в последней строке четверостишия: «Давно б душа моя увяла, / И охладела в сердце кровь, / Когда б меня не подкрепляли…» вместо слов «надежда, вера и любовь» помещен описанный рисунок (ОПИ ГИМ, ф. № 1, ед. хр. 240, л. 21). Назад

33 Ср. пояснения к рис. розы в альбоме Скалон: «Чей образ Роза Ты скажи Изображаешь? / Конечно той, Альбом чей украшаешь…» и т. д. (ОПИ ГИМ, ф. № I, ед. хр. 237, л. 65–65 об.). Назад

34 Красная роза могла означать любовное признание, белая — упреки в гордости. Ср., напр., подпись под рис. белой розы в альбоме неизвестной Софьи: «Цвети розан, но не гордись! / Рука провиденья всегда готова / Превратить тебя в ничто! (ОПИ ГИМ ф. Музей 40-х г. М. хр. А 933, арх. № 2594, л. 20 об. — 21). Назад

35 Образчиком живого разговора на нем служит переписка А. П. Керн с Феодосией Полторацкой: «У меня есть тимьян, я мечтала иметь резеду, с моей мимозой нужно много желтой настурции, чтобы скрыть ноготки и шиповник, которые мучают меня. Благодаря утрате резеды, оринель взял такую силу, что вокруг уже нет ничего, кроме ноготков, тростника и букса» и т. д. (см. Дневник для отдохновения. — В кн.: Керн А. П. Воспоминания. Дневники. Переписка, с.155. См. там же, с.126, 139, 163–164 и далее). Алфавиты цветов, разъясняющие их значение, встречаются в альбомах и рукописных сборниках на русском и французском языках на протяжении всего XIX века (см. рукописный сборник К. Мальма — РО ГЛМ, оф. 4114, л. 58–60 об. –61 об. — 65 об.; альбом неизвестной Marie — РО ГЛМ, оф. 7339, л. 2«27 и др.). Среди печатных толкований назовем кн. Ознобишина Д. Селам или Язык цветов. СПб., тип. департ. народ. просвещ., 1830. 132 с. (в авторском предисловии в качестве основного источника перевода названа кн.: Die Blumensprache, oder Bedeutung der Blumen nach orientalischer Art. Berlin, 1823. Существовали и более ранние как французские, так и немецкие оригиналы подобного рода издании) и кн. анонимного составителя: Язык цветов, или Описание эмблематических значений, символов и мифологического происхождения цветов и растений. СПб., тип. Фишона, 1849. IV, 124 с. Вышедшие в начале следующего столетия: Язык цветов (язык любви). Изд. А. А. Быкова. Рига, 1903. 28 с.; Язык цветов / Пер. с нем. М. Гордон. Варшава, 1905, 16 с. и др. свидетельствуют о том, что язык цветов оставался «живым» и в начале XX в. Назад

36 О почерке как персонологической характеристике см.: Устная речь как семиотический объект, с. 86. Назад

37 Особенным многоязычием отличается упоминавшийся выше альбом кн. М. П. Баратаева. Обращает на себя внимание л. 2 об. в его альбоме, целиком заполненный коротенькими записями на разных языках, сделанными разными почерками и в разной манере письма: скорописью, печатным шрифтом и проч. Назад

38 Чаще других попадаются вырезанные из бумаги и наклеенные в альбом сетки-пружинки, внутри которых, приподняв за ниточку, модно прочесть запрятанный текст. (См., напр., альбом И. М. Даля — PО ГЛМ, оф. 5990, л. 35 об. и 36 об.; альбом неизвестной Themire — PO ГЛМ, оф. 4175, л. 21). В альбоме последней находится еще одна замысловатая игрушка: нарисованные на листе очки, через которые на свет можно разглядеть подклеенные к ним сзади рисунки с подписями (там же, л. 52). Назад

39 Там же, л. 16 об. См. также альбом П. Даль — PО ГЛМ, оф. 5991, л. 79. Особо изощренными текстами-виньетками отличается альбом М. П. Баратаева (ОПИ ГИМ, ф. 1, ед. хр. 233, л. 63, 109–109 сб.). Назад

40 Об «игровой» природе чтения русского лубка и связанной с ней читательской позиции см. ст. Лотмана Ю. М. Художественная природа русских народных картинок. — В кн.: Народная гравюра и фольклор в России ХVII–ХIХ вв. М., 1976, с. 258–259. Назад

41 РО ГЛМ, оф. 6460, л. 13. Назад

42 PО ГЛМ, оф. 4168, л. 59 об. и л. 39. Назад

43 РО ГПБ, ф. 1000, собр. ед. поступл. 1948, 134, л. 6. Назад

44 РО ГПБ, ф. 1000. собр. ед. пост. 1948, 134, л. 53. Назад

45 PО ГЛМ, оф. 6460, л. 35. Милосна — последняя станция перед Варшавой. Назад

46 Современники различали альбомный и неальбомный характер записи. Ср., напр., извинения Некрасова за вписанное им стихотворение в альбом О. Козловой (Album de Madame Olga Kozloff, с. 171) или стихотворение Илличевского «В альбомах место ль эпиграммам?..» (Илличевский А. Д. Опыты в антологическом роде. СПб., 1827, с. 45). В число сугубо альбомных попадают произведения, не обязательно написанные специально для альбомов. Назовем некоторые из них по первой строке: «Скатившись с горной высоты…», «От дружной ветки отлученный…», «О милый друг! теперь с тобою радость…» (чаще со строки: «О милый друг, нам рок велел разлуку…»), «Цветок засохший, безуханный…», «Последние цветы милей…» и др. Признаком «альбомности» становится, наряду с темой, особая интонация устного и интимного разговора. Назад

47 Альбомные штампы — еще один признак устного характера альбомного общения, ибо спонтанность записи и отчасти заранее известный смысл ее неизбежно порождают «речевые клише». Назад

48 См. альбом неизвестной. — PC ГПБ, ф. 1000, собр. ед. пост. 1948, 224, л. 41. См. также примеры «мужских» и «женских» записей в ст. Вацуро, с. 41. Дополнительной характеристикой «голоса» в альбоме в целом ряде случаев служит французский язык. Ср., напр., характерную альбомную запись: «Попроси прелестных соотечественниц наших простить мне что пишу тебе в Альбом по руски…» (РО ГЛМ, оф. 6460, л. 10 об.). Назад

49 РО ГЛМ, оф. 4168, л. 63 и л. 59 об. Из обращений и подписей явствует, что альбом принадлежал внучке известного баснописца, издателя журнала «Благонамеренный» А. Е. Измайлова. В альбоме имеется пять его стихотворных автографов (два из них, в 1823 и 1824 гг., вписаны по случаю именин Прасковьи — 28 октября), пожелание его супруги — Екатерины Ивановны, а также записи других родственников. Альбом датируется 1818–1831 гг. (кроме одного стихотворения, которое могло появиться в альбоме только после 1859 г.). Большая половина альбома исписана детским почерком с ошибками по-французски в 1819, 1820 и 1821 гг. Судя по именам составительниц — С. Салтыковой (в замужестве С. Дельвиг), «Сашиньки» Семеновой (А. Н. Семеновой-Карелиной, прабабки А. Блока), А. Копьевой (в замужестве А. Якимовской) и др., — альбом заполнялся в известном в свое время петербургском женском пансионе Елизаветы Даниловны Шретер (см.: Модзалевский Б. Л. Пушкин, Дельвиг и их петербургские друзья в письмах О. М. Дельвиг. — В кн.: Он же. Пушкин. [Л.], 1929, с. 123–273). Назад

50 ОПИ ГИМ, ф. 401, ед. хр. 105 (альбом № 3) Назад

51 PO ГЛМ, оф. 6460. Альбом по записям датируется 1827–1832 гг. Он заполнялся преимущественно в Варшаве в 1827–1828 гг., причем большинство записей 1828 г. сделаны по случаю отъезда Геннадия из Варшавы в Россию. Чин прапорщика (младший обер-офицерский чин пехотных полков) упомянут мимоходом в прощальной записи на л. 11; имя же владельца названо в альбоме неоднократно. В это время в Варшаве стояло два пехотных полка: лейб-гвардии Литовский и лейб-гвардии Волынский полк. В списке офицеров, служивших в лейб-гвардии Литовском полку с 1811 по 1886 год, среди 711 имен есть только один Геннадий — Коренев Геннадий Иванович, 22 декабря 1827 г. уволенный от службы по болезни подпоручиком, то есть при выходе в отставку получивший, как и следовало, следующий чин. (См. список офицеров лейб-гвардии Литовского полка в кн. Маркграфского А. История лейб-гвардии Литовского полка. Варшава, 1887, с. 37 прилож.). В этом же списке находим имена составителей альбома, его полковых товарищей: М. Житкова, В. Желтухина, П. Корниловича, А. Одинцова, Колотова и др. Пользуюсь случаем сердечно поблагодарить Владислава Михайловича Глинку за помощь при атрибуции данного альбома. Назад

52 Там же, л. 40 об. Назад

53 Там же, л. 17. Назад

54 См. ст. Лотмана Ю. М. Устная речь в историко-культурной перспективе. — в кн.: Семантика номинации и семиотика устной речи. Лингвистическая семантика и семиотика, I. Тарту, 1978, с. 113–121. (Учен. зап. / Тарт. гос. ун-т, вып. 442); его же ст.: К функции устной речи в культурном быту пушкинской эпохи. — В кн.: Семиотика устной речи. Лингвистическая семантика и семиотика, II. Тарту, 1979, с.107–120. (Учен. зап. / Тарт. гос. ун-т, вып. 481). Назад


* Проблемы типологии русской литературы: Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение / Отв. ред. И. А. Чернов. Тарту, 1985. (Учен. зап. Тартуского гос. ун-та. Вып. 645). С. 21–36. Назад
© Лариса Петина, 1985.
Дата публикации на Ruthenia 31.08.03.

personalia | ruthenia – 10 | сетевые ресурсы | жж-сообщество | независимые проекты на "рутении" | добрые люди | ruthenia в facebook
о проекте | анонсы | хроника | архив | публикации | антология пушкинистики | lotmaniania tartuensia | з. г. минц

© 1999 - 2013 RUTHENIA

- Designed by -
Web-Мастерская – студия веб-дизайна