<< На главную страницу сайта

Весенняя школа - 2005

Мифология как система

Работы

Е.С. Антонова

Мифологические образы и мотивы в повести А.А.Погорельского «Лафертовская маковница» (к специфике бытования и художественного воплощения)

Одна из основных тенденций развития культуры XX века – активное обращение к различным формам мифомышления и мифотворчества. Представления об особой роли, которую в становлении художественной литературы играют мифология и фольклор, складываются в российской науке еще в XIX веке (работы А.Н.Веселовского – крупнейшего представителя «этнографической школы» в отечественной науке и др.) ;  затем продолжаются в XX веке («Диалектика мифа» А.Ф.Лосева,  «Русская литература и фольклор» А.Д. Соймонова, В.Э. Вацуро, «Миф – имя - культура» Ю.М. Лотмана, исследования Е.М.Мелетинского, работы М.Н.Эпштейна и др.)

Предметом нашего исследования является повесть А.А.Погорельского «Лафертовская маковница», где мы выделяем две  культурных традиции: литературную (в первую очередь, связанную с романтизмом) и фольклорную, в русле которой представлены мифологические сюжеты и образы. Этнокультурные варианты мифологических универсалий будут рассмотрены  в сравнении с материалами, полученными нами в результате полевых исследований 2002-2003гг. на территории Северного Прикамья.

Автор повести – Антоний Погорельский  - считается одним из создателей русской фантастической повести. Наиболее известное из его произведений, фантастическая повесть «Лафертовская маковница» была написана в 1828 г. и высоко оценена читателями, современниками писателя, в том числе и А. С. Пушкиным. Здесь сочетаются сказочные элементы с точно выписанным бытом московских окраин («Лафертово» - просторечие от Лефортово). В произведении исследователи выделяют прежде всего литературную романтическую традицию, которая восходит к Э.-Т.-А. Гофману и В.А. Жуковскому.

Среди немногих современных литературоведов, которые упоминают в своих работах имя А.Погорельского,  В.М. Маркович,  А.Б.Ботникова, Н.Л.Степанов, А.Н.Николюкин.В.М. Маркович  традицию Гофмана прежде всего видит в образах «черного кота, способного к перевоплощениям» и «страшной колдуньи, забавно совместившей чародейство с обыденными профессиями рыночной торговки и платной гадалки»¹.  Н.Л.Степанов  также указывает на связь с Гофманом: «Двойниками изобилуют повести Гофмана и его русских продолжателей: А.Погорельский, В.Ф.Одоевский»². А.Б.Ботникова в работе «Э.Т.А. Гофман и русская литература» отмечает: «наиболее выпуклой фантастической фигурой выступает черный кот бабушки – колдуньи.  У Гофмана гротескные образы часто связаны с мыслью о проникновении животных инстинктов в человеческий мир. Самый яркий из этих образов – знаменитый кот Мурр. Погорельский мог и не знать романа Гофмана, но создал образ, типологически близкий ему»³.Исследователь подчеркивает, что у Жуковского писатель  наследует «возвышенную прямолинейность в трактовке основных законов бытия»⁴.

Специальных работ, рассматривающих фольклорные элементы в творчестве  А.Погорельского, нами не обнаружено. Исследователи, которые так или иначе упоминают имя писателя, к фольклорной традиции относят характерную для волшебной сказки схему финала и «легкий оттенок морализации»⁵. Приведем высказывание Марковича В.М.: «Финал, в котором страшные силы зла посрамлены, а к достойному этого человеку разом приходят счастье и благополучие, напоминает концовки народных волшебных сказок. Заметны здесь (особенно в изображении «нечистой силы») и некоторые приемы, свойственные быличкам. Однако в конкретном наполнении традиционной схемы чувствуется присутствие иной художественной стихии»⁶ (традиции Жуковского).

На наш взгляд, в повести, помимо литературной традиции, принципиально важной является фольклорная традиция, отражающая народные представления о колдовстве (образы колдуньи и черного кота, комплекс мотивов «Смерть колдуна», обряд),  представления о смерти и  о душе умершего и т.д.  На наш взгляд, в данном произведении представлена достаточно целостная  картина мира, которая   охватывает «мироздание во всех его природных, культурных и человеческих измерениях»⁷.

Одним их главных образов повести «Лафертовская маковница» является черный кот колдуньи. По сюжету он помощник колдуньи; в этом отражается универсальная литературная и мифологическая традиция. По нашим наблюдениям, в современных народных магических представлениях сохраняется  устойчивый мотив (черный кот – помощник колдуна/ колдуньи).

 В 2002 – 2003гг. мы принимали участие в экспедиционных исследованиях на территории Северного Прикамья, где наше внимании привлекли примечательные (в связи с текстом Погорельского) факты:  в с.Москвино Кудымкарского района у «знающей» женщины Поповихи живет черный котенок Чуд (или Бесенок). У подруги Поповихи Марфы, также «знающей», есть кот Степан Иванович, которому местные жители приписывают человеческие качества (поведение, привычки). Кот «знающей» воспринимается как особенное существо, часто как «заколдованный» человек. Подобное мы находим и в повести: черный кот колдуньи по сюжету превращается в жениха Маши Аристарха Фалелеича Мурлыкина. А.С.Пушкин особо отметил этот образ: «…Что за прелесть бабушкин кот! Я перечел два раза и одним духом всю повесть, теперь только и брежу Мурлыкиным»⁸.

Литературоведы (А.Б. Ботникова ,  В.М. Маркович ) однозначно связывают  образ кота  у Погорельского с  немецкой романтической традицией (Гофман). Однако мы  полагаем, что образ черного кота – «Аристарха Мурлыкина» в большей мере основывается на фольклорной традиции.  В связи с этим, мы выделяем следующие функции мифологического образа кота в художественном мире А.Погорельского: 

• Кот- помощник колдуньи. Так, во время обряда «старуха начала ходить вокруг стола…перед ней плавно выступал черный кот с сверкающими глазами и с поднятым вверх хвостом <…> Трижды три раза старуха обошла вокруг стола, продолжая таинственный напев свой, сопровождаемый мурлыканьем кота»⁹.

 В традиционной коми-зырянской и коми-пермяцкой мифологии  кошка / кот (КАНЬ) «считается женским животным…Черная кошка используется в магической практике»¹⁰. Эта функция традиционна и достаточно частотна в современном фольклорном бытовании.

2.  Кот – проводник.

 Кошка / кот может переходить границы между познанным, освоенным пространством и новым, непознанным. Универсальная традиция: при вселении в новый дом первой пускают кошку. «Кошку-то обязательно надо первой в  новый дом пустить, а потом уж только самим заходить» (К.Г.Пестова – 1924 год рождения, село Верх-Иньва).

Согласно положениям структурно-семиотической школы, художественное пространство повести можно  разделить  на мифологическое (двор старухи) и бытовое (все, что находится за пределами). Границей являются ворота. «Любимый черный кот, каждое утро провожающий старуху до ворот и каждый вечер её встречающий»¹¹ (курсив наш  - Е.А.) Одним из главных свойств мифологического пространства является его «качественная неоднородность, наличие в нем сакрального центра и потенциально враждебной периферии»¹². В повести : центр – дом Лафертовской маковницы.  По М.Ю.Лотману: «выделяются две группы персонажей – подвижные и неподвижные. Для неподвижных переход через границы запрещен. Подвижный персонаж- лицо, имеющее право на пересечение границы»¹³. В повести таким «подвижным персонажем» и будет кот колдуньи.

• Кот- хранитель знаний и учитель. Бабушка говорит Маше: «Он научит тебя той науке, которая помогла мне накопить себе клад; общими вашими силами он нарастёт еще вдвое»¹⁴.
• Кот- воплощение дьявола, сатаны. « По  некоторым представлениям в образе черного кота появляется дьявол»¹⁵. Современное бытование этих представлений: «Черный кот-это сам дьявол. У него ведь когти как у сатаны» (Р.В.Ермакова – 1937 г.р., с.Верх-Иньва). В повести мы находим аналогичные представления: «иные божились, что любимый черный кот, каждое утро провожающий старуху до ворот и каждый вечер ее встречающий, не кто иной, как  сам  нечистый дух»¹⁶.
• Кот – жених. Черный кот колдуньи впоследствии превращается в жениха Маши Аристарха Мурлыкина. Здесь можно выделить и функцию посредника: только выйдя замуж за кота (Мурлыкина), Маша сможет обладать сокровищами колдуньи, закрепиться в волшебном пространстве. Брак человека с животным был характерен для архаического сознания. «На той ранней стадии художественного сознания, когда человек  еще не выделял себя из остального животного мира, <…> брак человека со зверем считался явлением ординарным, что нашло свое отражение в мифах разных народов»¹⁷.

Центральный образ повести – Лафертовсеая маковница – колдунья. Ее  образ функционирует в 2-х пространствах: бытовом («промысел ее состоял в продаже медовых маковых лепешек»)  и  магическом, ритуальном («но этот промысел старушки служил только личиною, прикрывавшею совсем иное ремесло»¹⁸). Люди в округе считали Лафертовскую маковницу ведьмой и боялись ее. В современной народной культуре широко бытуют тексты о колдунах. «Да, есть у нас тут колдунья. Она так говорит: «Я на плохо делаю, дак меня вечно будут вспоминать. Ее вся деревня боится. Она не может долго смотреть на людей» (А.П.Ковыляева – 1936 г.р., с.Верх-Иньва).Это объясняется тем, что, по представлениям коми-пермяков, «окружающий мир отражается в глазах колдуна в перевернутом виде. Чтобы скрыть это, колдуны избегали смотреть людям в глаза»¹⁹.

Известно, что в народной культуре «знающие» наделяются сверхъестественной магической силой, которую они использовали как  «на пользу», так и  «во вред», «могут насылать порчу или «поветрище». «Болезни-то от людей бывают. Это порча. Нашепчут злые люди, пустят по ветру и тебе попадет. Может везде болеть, куда попадет это» (Л.М.Харина – 1929 г.р., с.Москвино). Лафертовская маковница тоже «насылает порчу»: «сын доносчика, резвый мальчик, бегая по двору, упал на гвоздь и выколол себе глаз; потом жена его нечаянно поскользнулась и вывихнула себе ногу; наконец, в довершение всех несчастий, лучшая их корова, не будучи прежде ничем больна, вдруг пала»²⁰.

Также, по народным представлениям, знахарь/ колдун может превращаться в различных животных: медведя, волка, лягушку, ворона и др. На наш взгляд, Лафертовская маковница превращается в финале повести в жабу: «Толстая жаба с отвратительным криком бросилась к ней навстречу, но Маша перекрестилась и с твердостию пошла вперед»²¹. Возможно и другое толкование. Маша – внучка Лафертовской маковницы, возможная преемница. По сюжету повести именно ей старуха должна была передать свои знания. «По коми-пермяцким поверьям, завершающий курс обучения у опытного колдуна, в качестве последнего испытания должен был ночью явиться в баню. В полночь там появлялась гигантская лягушка, вызванная колдуном-наставником, разевала огромную пасть, в которую испытуемый должен был войти и пройти сквозь нее»²².

С мифологическим образом колдуньи в повести связаны детально описанные магические обряды и целый комплекс мотивов «Смерть колдуна»: предчувствие, смерть, похороны, видения.

• Обряд и предчувствие смерти

В  «фольклорном тексте» повести представлен комплекс обрядовых действий: это  и приворот жениха, и передача магических традиций. Само описание обряда в повести нельзя назвать полным и точным прежде всего потому, что он показан глазами испуганной молодой девушки. Слова бабушки после проведения обряда: «Поздравляю тебя с женихом!..»²³ подчеркивают  направленность обряда на приворот жениха.. Следующее, о чем говорит старуха: «Маша, я чувствую, что недолго мне осталось жить на белом свете <…> Ты, моя Маша, ты после меня обладать будешь моими сокровищами»^24.. Эти слова иллюстрируют другую цель обряда - передачу магической традиции. Как известно, колдун может умереть только тогда, когда передаст свои знания; это встречается повсеместно и до сих пор: «Колдуны не могут умереть, пока не передадут дар» (Г.Г.Нилова – 1927г.р., с.Москвино).

В обряде присутствуют универсальные элементы: «Старуха начала ходить кругом стола и протяжным напевом произносила непонятные слова»²⁵. Время проведения обряда также традиционно – это полночь. «Возникновение из хаоса космоса (ситуация абсолютного мифологического прошлого) прямо воспроизводится в обряде (т.е. «в настоящем»), когда устанавливается соответствие ритуального и мифологического времени. Следовательно, происходит    возвращение из «настоящего» в «прошлое», причем обе «нулевые точки» - начало времени и центр пространства – в определенных случаях совпадают»²⁶.

Как правило, в народной культуре работает механизм передачи магической традиции по женской линии, через поколение. В повести Погорельского он не реализуется: Маша все же отказывается принять «сокровища» бабушки.

• Смерть колдуньи

 Смерть старухи наступила на следующую ночь после обряда. «В эту ночь что-то необыкновенное происходило в ее доме. Сильная буря, говорят, бушевала около хижины, тогда как везде погода стояла тихая; собаки со всего околотка собрались перед ее окном и громко выли < …> с самого Введенского кладбища прыгающие по земле огоньки длинными рядами тянулись к ее дому и , доходя до калитки, один за другим, как будто проскакивая под нее, исчезали. Необыкновенный шум, свист, хохот и крик, говорят, слышен был в ее доме до самого рассвета»²⁷.  Здесь  отмечены все традиционные приметы  как смерти вообще, так и смерти колдуна; некоторые из них встречаются и в литературной традиции  ( ветер,  буря, вихрь, метель и т.д.).

• Похороны колдуньи

«Услужливые соседки успели её (старушку) омыть и одеть в праздничное платье <…> старушка лежала на столе. В головах у ней сидел дьячок и читал псалтырь. Онуфрич послал купить восковых свеч, заказал гроб, распорядился, чтоб было что попить и поесть желающим проводить ночь у покойницы »²⁸. Эти элементы похоронного обряда традиционны. «Когда же стали поднимать гроб, то он сделался так тяжел, как будто налитой свинцом, и шесть широкоплечих почтальонов насилу могли его вынесть и поставить на дроги. Лошади сильно храпели, и с трудом  можно было их принудить двигаться вперед»²⁹ Для народной культуры характерно представление о том, что гроб с телом колдуна очень тяжелый ; одно из записанных нами объяснений:  «вместе с колдуном всех чертей хоронят» (З,Д.Зубова – 1925 г.р., с. Москвино).

• Видения

После смерти колдуньи у Ивановны и Маши начались видения. Во время молитвы, когда «на уме у них были сокровища», «вдруг они обе вздрогнули в одно время… Им показалось, что покойница с улицы смотрит к ним в комнату и им кланяется!»³⁰ Видения продолжились после того, как семья Онуфрича переехала в дом старухи. «<…> лишь только настал вечер, как пронзительный свист раздался по комнатам и ставни застучали »; «она внятно слышала, что кто –то ходит по комнате и тяжело вздыхает… Потом как будто дверь отворилась и заскрипела»³¹ Душа Лафертовской маковницы не может уйти, не может успокоиться, потому что магические знания не переданы преемнице – Маше. Скрипы, шорохи, стуки – все это относится к традиционным знакам,  которые  «подает душа с того света». В ходе полевых исследований, мы неоднократно фиксировали тексты о душе умершего человека: «Слышала я  в доме шаги чьи-то, шорохи; потом будто в дверь кто-то вышел, а никого не видела. Это душа приходила.» (Л.Д.Хозяшева – 1928г.р., с.Москвино).

Что касается толкования  финала произведения, то  В.М.Маркович считает, что «в финале «Лафертовской маковницы» зло не просто побеждено, оно вдруг исчезает как наваждение или сон»³². . На наш взгляд, зло поэтапно побеждается и … :

• Маша бросает ключ, который ей дала колдунья, в колодец, отказываясь таким образом от «сокровищ» бабушки. В повести колодец также   является своеобразным сакральным центром. Традиционной  является тесная взаимосвязь колдуна с водной стихией.   Когда Маша шла к колодцу «вихрь поднялся вокруг нее…толстая жаба с криком бросилась к ней прямо навстречу… послышался жалобный вопль как будто выходящий с самого дна…черный кот сидел на срубе и мяукал унылым голосом»³³.

Здесь представлены те же приметы, которые сопровождали смерть колдуньи. Таким образом,  можно говорить о «второй смерти» колдуньи.

• «В то самое время, когда венчали Машу, потолок в лафертовском доме провалился и весь дом разрушился»³⁴.   Чистое, светлое чувство- любовь Маши к молодому Улиану (описанная в литературной романтической традиции) - разрушает «нечистый» дом колдуньи.

Литературная и фольклорная традиции органично сочетаются в повести А.А.Погорельского «Лафертовская маковница», несомненно повлиявшем на развитие русской романтической повести.

Примечания

¹ Маркович В.М.  Дыхание фантазии // Русская фантастическая проза эпохи романтизма. Л., 1990. С. 9 

² Степанов Л.Н. романтический мир Гоголя // К истории русского романтизма.  М., 1973. 

   С. 215.

³ Ботникова А.Б. Э.Т.А. Гофман и русская литература. Воронеж, 1973. С. 67

⁴  Маркович В.М. Дыхание фантазии // Русская фантастическая проза эпохи романтизма. Л.,1990. С. 9.

⁵ Ботникова А.Б. Э.Т.А. Гофман и русская литература. Воронеж, 1973. С. 68.

⁶ Маркович В.М. Дыхание фантазии // Русская фантастическая проза эпохи романтизма. Л., 1990. С. 11

⁷ Неклюдов С.Ю. Структура и функция мифа. (http://www.ruthenia.ru/folklore/ neckludov4.htm)

⁸ Пушкин А.С. Полное собрание сочинений.  Т. 10. М.-Л., 1949. С. 133.

⁹  Погорельский А. Избранное. М. 1985. С. 110.

¹⁰ Энциклопедия уральских мифологий. Мифология Коми., М., 1999. С. 185

¹¹ Погорельский А. Избранное. М. 1985. С. 103

¹² Неклюдов С.Ю. Структура и функция мифа. (http://www.ruthenia.ru/folklore/ neckludov4.htm)

¹³ Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970. С. 287.

¹⁴ Погорельский А. Избранное. М., 1985. С. 111

¹⁵ Энциклопедия уральских мифологий. Мифология Коми., М., 1999. С. 186

¹⁶ Погорельский А. Избранное. М., 1985. С. 111

¹⁷ Еремина В.И.  ритуал и фольклор. М., 1991. С. 27.

¹⁸ Погорельский А. Избранное. М., 1985. С. 109

¹⁹  Энциклопедия уральских мифологий. Мифология Коми., М., 1999. С. 65

²⁰. Погорельский А. Избранное. М., 1985. С. 109

²¹  Там же. С.123

²²   Энциклопедия уральских мифологий. Мифология Коми., М., 1999. С. 299

^{23 , 24, 25} Погорельский А. Избранное. М., 1985. С. 111

²⁶  Неклюдов С.Ю. Структура и функция мифа (http://www.ruthenia.ru/folklore/ neckludov4.htm)

^{27, 28, 29} Погорельский А. Избранное. М., 1985. С. 113.

³⁰  Там же. С.112

³¹  Там же. С.118

³² Маркович В.М. Дыхание фантазии // Русская фантастическая проза эпохи романтизма. Л., 1990. С. 7

³³ Погорельский А. Избранное. М.,1985. С. 123.

³⁴ Там же. С. 124.

Список литературы

• Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. СПб.,1993
• Белицер В.Н. Очерки по этнографии народов Коми (XIX - начало  XXв.), ТИЭ. Т.45, 1958
• Ботникова А.Б. Э.Т.А. Гофман и русская литература. Воронеж, 1973
• Еремина Е.И. Ритуал и фольклор. М.,1991
• Кондаков Б.В. Пермская земля: реальность и мифы (http://www.ruthenia.ru/folklore/kondakov1.htm)
• Леви-Строс К. Структурная антропология. М.,2001
• Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М.,1970
• Маркович В.М. Дыхание фантазии // Русская романтическая проза эпохи романтизма. Л.,1990
• Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1975
•  Мифология Коми.Энциклопедия уральских мифологий.Т.1.М.,1999

     11.Неклюдов С.Ю.Структура и функция мифа (http://www.ruthenia.ru/folklore/ neckludov4.htm)

     12.Погорельский А.А. Избранное. М.,1985

13.Степанов Л.Н. романтический мир Гоголя // К истории русского романтизма. М..1973