Введение

Определение объекта исследования

Настоящая работа посвящена вопросу формирования представлений друг о друге у жителей соседствующих поселений: это община приёмных семей Китеж и окружающие её населённые пункты (д. Чумазово, д. Коськово, д. Шершнево, районный центр пос. Барятино Калужской области).

Китеж представляет собой «общину приёмных семей», «детскую общину», «терапевтическое сообщество»[1]. Сразу отметим, что здесь и в дальнейшем термин «община» используется исключительно в том значении, какое вкладывают в него сами жители Китежа, исключая многочисленные религиозные и прочие коннотации, содержащиеся в термине. Община в данном случае – это группа людей, объединённых общей целью, хозяйством и образом жизни, проживающих в пространстве одного сравнительно небольшого поселения.

Община ведёт историю от 1993 года. Она является ярким примером нетрадиционного поселения в сельской местности и резко контрастирует с соседними деревнями и посёлками, принадлежащими к числу «коренных» (самоопределение), однако на современном этапе испытывающими городское влияние. Китеж сильно отличается от них как визуально (что выражается в необычной, непривычной архитектуре, местоположении и внутренней территориальной организации[2] поселения), так и довольно своеобразным образом жизни его населения. Последнее не могло остаться незамеченным местными жителями и неотрефлектированным ими каким-либо образом, что, в свою очередь, также оказало влияние на формирование представлений китежан о жителях соседствующих поселений.

Проблема,  предмет, цели и задачи исследования

В качестве объекта данной работы нас интересует проблема формирования представлений друг о друге у жителей названных поселений, т.е. состав и взаимосвязь тех аспектов образа соседа, которые бытуют в устной культуре их жителей, а также механизмы формирования стереотипа «другого».

Предметом изучения являются стереотипы восприятия соседа, возникающие на границе социумов двух типов – традиционного и нетрадиционного – выраженные в устойчивых (повторяемых) и спонтанных текстах жителей Китежа и соседних селений, зафиксированных в ходе интервьюирования и наблюдения за жизнью, а также взаимодействием названных социумов.

Цель настоящей работы – выявить составляющие стереотипов восприятия «чужих» названными группами людей, а также дать анализ способов и механизмов формирования стереотипов, порождаемых взаимной рефлексией представителей двух социумов (как стереотипов жителей Китежа в отношении соседей, так и стереотипов жителей соседствующих с Китежем поселений в отношении Китежа), определить, каким образом стереотип «чужого» способствует установлению собственной локальной идентичности.

В исследовании ставятся следующие задачи:

1. проанализировать, какие особенности образа жизни, быта, профессионального, а также конфессионального определения соседа оказываются значимыми при формировании стереотипа, связанного с образом «чужого»;

2. проанализировать, каким образом происходит семантизация образа соседа внутри парадигмы «свой – свой чужой[3] – чужой»;

3. проанализировать механизмы формирования локального культурного кода, а также локальной «вторичной мифологии» в процессе определения групповой идентичности.

Методы работы

В работе использованы методы контекстного, компаративного и историко-типологического анализа, а также – для сбора материалов – различные методы полевой фольклористической работы.

Для решения вышеперечисленных задач в работе подробно анализируются некоторые устойчивые мотивы и топосы, отмеченные в текстах интервью обеих сторон, рассматриваются традиционные фольклорные аналогии функционирования стереотипа чужака в различных культурах (как то славяне и евреи, русские и украинцы, христиане и не-христиане и др.), выявляется специфика классической дуальной оппозиции «свой – чужой» на выбранном материале, анализируются возникающие в связи с этим речевые обороты, клише, особенности функционирования традиционных сюжетов взаимодействия соседей-«чужаков» и др.

Материал

При сборе материалов для данного исследования использовалось несколько методов:

а). «Включённое наблюдение»: временное проживание в поселении на правах «своей» и почти полное включение в занятия и жизнь общины с целью, осознаваемой и самими жителями поселения: изучения и фиксации речевых и коммуникативных ситуаций, контекста ситуаций бытования речевых формул и интересующих нас в рамках исследования устных текстов, что значительно расширило возможности правильного их анализа.

б). Работа с местной прессой (газета «Сельские зори», выходящая в пос. Барятино) с целью выявления источника формирования представлений местных жителей об общине Китеж.

в). Интервьюирование представителей обоих социумов (Китежа и его окружения) по специально составленным с учётом местных реалий вопросникам.

Всего проанализировано около стапятидесяти текстов разного типа и происхождения, характеризующих взаимные отношения китежан и соседей и позволяющих вести речь о некоторой статистике восприятия соседями друг друга.

Работа по сбору полевого материала велась в следующих направлениях:

- выявление представлений китежан о самих себе;

- предположения китежан относительно того, каким образом соседи могут их воспринимать;

- отношение китежан к жителям соседних населённых пунктов, представления о них;

- выявление представлений соседей о Китеже и его жителях.

Показательно, что работа в каждом из выделенных направлений дала результаты, в ряде случаев схожие, в ряде – отличные друг от друга и не всегда пересекающиеся.

В число информантов включены как взрослые люди, так и дети (поскольку описываемое поселение имеет непосредственное отношение к вопросу детства). Список индивидуальных шифров и имён информантов приведён в приложении[4] к настоящей работе.

Историография и определение основных теоретических понятий

Данная работа не ставит целью описание реальной жизни поселения Китеж и его обитателей, она стремится к фиксации и анализу «социальной мифологии» и включающегося в неё процесса зарождения и функционирования взаимных стереотипов, что зачастую не отражает объективной реальности, как любой фольклорно-мифологический текст. Приведём в этой связи слова основателя Люблинской этнолингвистической школы Ежи Бартминьского. В статье «Базовые стереотипы и их профилирование» он пишет: «Мне чуждо мнение, что стереотип в какой бы то ни было форме, в том числе национальный стереотип, есть явление негативное и вредное для взаимопонимания. Наоборот, стереотип является ориентиром, элементом языка, необходимым для упрощений и обобщений» [5] и далее: «стереотип […] содержит в себе упрощённую «теорию предмета», является элементом всей развёрнутой культурно-языковой картины мира»[6], и вовсе не призван отражать реальность объективную.

Е.Е. Левкиевская, в свою очередь, в статье «Эволюция стереотипа украинца в русском языковом сознании» пишет: «Существенным для [познавательной, описательной сути стереотипов] является не столько вопрос о содержании в ней «зерна правды», сколько вопрос о способе интерпретации объекта, его характеристике, приписываемой основной культурной оппозиции мы/они, свой/чужой (другой). Эта характеристика по своей сути этноцентрична и в глубинных слоях скрывает также образ нас самих как точки отсчёта при познавании других»[7].

В данных строках исследовательница намечает сразу несколько интересующих нас аспектов: во первых, постулируется познавательная, а не реально-описательная суть явления стереотипа; во-вторых, строгая дуальная оппозиция «свой – чужой» сглаживается, вместо второго её члена допускается менее радикальный концепт «другой», что актуально и для настоящей работы; в-третьих, ссылаясь на исследование Бенедыктовича, Левкиевская отмечает этноцентричность как непременное качество стереотипа. Хочется отметить, что не многие исследователи задают в своей работе именно такой вектор: изучение определения «своего» через осознание того, чем является «чужое», и отказ от этого – то есть, речь идёт о механизме «от обратного», замечаемом далеко не всеми.

К исследователям, изучающим механизмы формирования и функционирования стереотипа с учётом этноцентричности каждого этноса, принадлежит О. В. Белова, чьи многочисленные исследования этнокультурных и этнокофессиональных стереотипов различных народов не могут остаться неотмеченными в данной работе. Ссылаясь на У. Липпманна («Public Opinion», 1922), Белова пишет: «Каждый народ пытается осмыслить себя, своё место в истории и культуре», а «нарисовать для себя портрет «чужого» – соседа, чужеземца, иноверца – это значит, во многом осознать себя самого, свою уникальность, своё своеобразие»[8]. В связи с этим процесс чёткого, однозначного формирования физического и духовного облика соседа оказывается крайне важен. Работа в исследованиях Беловой ведётся по целому ряду направлений: это изучение представлений об особенностях визуального облика «чужих» («Фольклорная антропология: тело инородца»[9]), представлений о «чужой» вере («Отражение этноконфессиональных отношений в славянском фольклоре» [10]), религиозной обрядности «чужих» и реалиях религиозных культов[11], отношении к «чужим» ритуалам и праздничным действиям[12] и др. Всё это необходимо для определения ряда культурных стереотипов, формирующих фольклорный образ «другого» и радикально отличающих его от представителей «своего» этноса, «своей» конфессии.

К тому же, О.В. Белова совершенно обоснованно полагает разумным (и выражает эту мысль на страницах исследования) радикально не различать механизмов, работающих при формировании стереотипов «чужого» и «своего» в случаях с малыми группами близких территориальных соседей, с соседствующими этносами или представителями одного этноса на территории, принадлежащей иному народу, и соседями, являющимися представителями различных конфессий. Последнее замечание будет актуально в настоящей работе в дальнейшем.

Е.Л. Березович в статье «Этнические стереотипы и проблема лингвокультурных связей»[13] определяет вынесенный в заглавие предмет исследования, этнический стереотип, как «устойчивый комплекс наивных представлений о каком-либо народе, нации, отражающий особенности народной «ксенопсихологии»[14]. К основным свойства стереотипа Березович в статье «Этнические стереотипы в разных культурных кодах»[15] относит аксиологичность, априорность, регулярность и устойчивость, из чего делает ряд следствий, как то: стереотип «явно или потенциально» экспрессивен, оценочен, легко генерализируем, «широко включён в сферу наивного сознания»[16]

«При образовании этнического стереотипа, – пишет Березович, – механизмы стереотипизации проявляются наиболее ярко: несмотря на возможность эмпирического познания объекта (чужого народа), ценностная установка, определяемая оппозицией «свой – чужой», по отношению к нему настолько сильна, что она предельно субъективирует образ и даёт максимально возможные расхождения со знанием рациональным»[17].

Оппозиция «свой – чужой», уже неоднократно упоминавшаяся ранее, также является для данного исследования одним из базовых аналитических инструментов (именно она лежит в основе стереотипа). Она входит в ядро дуальных оппозиций (термин, введённый Клодом Леви-Строссом) - максимально и устойчиво противопоставляемых друг другу явлений[18], важных для сознания представителей традиционной культуры.

А.Н. Кушкова в работе «Сор в славянской традиции: на грани "своего" и "чужого"[19] вписывает рассматриваемое ею явление восприятия сора как семиотически нагруженного концепта и «знаковой сущности»[20] в систему различных дуальных оппозиций, как то: целое/разъятое (множественное); большое/малое; однородное/неоднородное; чистое/грязное; старое/новое; и наконец, своё/чужое[21].

 Ряд использованных Кушковой оппозиций удовлетворяет задачам её исследования, однако далеко не является полным; он может быть многократно дополнен и расширен новыми примерами оппозиционных соотношений, но это не входит в цель данной работы.

 В данном ряду нас интересует лишь оппозиция «своё – чужое», на основе которой выстраивается система взаимоотношений жителей наиболее близко расположенных и тесно связанных территориальных единиц, при этом сохраняющих известную самость, самобытность. «Своё» (пространство, люди, их обычаи и ритуальные практики и пр.) в традиционных культурах различных народов воспринимается как «правильное», «нормальное», должное; «чужое» же, соответственно, – как отличающееся от нормы, «другое» и «неправильное». Такова ценностная установка носителей традиции. В связи с этим складывается масштабный комплекс представлений (воспринимающихся всерьёз или в шутку, но, тем не менее, носящих социальный разграничительный признак).

Следующее определение одного из членов оппозиции, понятия «чужой», предложили Ю.М. Лотман и Б.А. Успенский: «Чужой» – пришлец извне, враг или лишённый полноты общественных прав метек, находящийся на «нашей» территории, но принадлежащий какому-то иному миру, из которого он пришёл»[22]. Также ценным для нашей работы является следующее заявление исследователей:

«Чужой» не просто является реализацией одной из сторон дуальной оппозиции, он сам оказывается по своему положению внутри оппозиции: «чужой» – объект вражды или защиты, <…> страха и уважения»[23] (в разговоре о колдуне и шамане как представителях одновременно «нашего» и «чужого» миров). Они обладают, «с одной стороны, полезным качеством, а с другой – опасным, таящим угрозу и выводящим человека за пределы его социума»[24]. Позиция «чужого» оказывается органически включённой в разнообразные бытовые, культовые, государственные и пр. ситуации, причём неизменно будет прослеживаться двойственность отношения к нему коллектива»[25].

Возможность объекта принадлежать одновременно «своему» и «чужому» миру отмечается и другими исследователями-фольклористами[26]. Данное замечание имеет свою реализацию и на материале общины приёмных семей Китеж и окружающих её поселений (о чём см. далее).

Актуальность и новизна исследования

Как следует из вышеприведённого обзора теоретических положений, касающегося стереотипа и оппозиционных соотношений, данная тема в отечественной и зарубежной науке широко разработана, и вопрос об этнических, конфессиональных и прочих стереотипах ставится всё чаще. Настоящее исследование стремится на новом материале продемонстрировать  функционирование стереотипов, бытующих в отношении чужаков, не принадлежащих ни к иному этносу, ни к иной конфессии, но относящихся к иной культурной среде и живущих по иным законам что представляется важным.

Новизна настоящего исследования состоит, во-первых, в уникальности изучаемого материала, что обеспечивает вопросу совершенно новый угол освящения. Во-вторых, в данной работе рассматриваются взаимные представления соседей друг о друге, что практически не делается большинством исследователей: зачастую они фокусируют внимание на рассмотрении стереотипа одного социума в глазах другого, не привлекая к анализу стереотипов, рождающихся в ответ или параллельно и независимо.

Специфика зафиксированных стереотипов

Некоторые из стереотипов, послуживших материалом для данной работы, традиционны и типичны для различных социумов (межэтнических и межконфессиональных): такие, как, к примеру, приписывание соседям колдовских способностей и умения наводить порчу, акцентирование их странных занятий, связи соседей с представителями иных этносов, специфика религиозного самоопределения и др., о чём многократно пишет О.В. Белова в различных трудах[27]. Иные стереотипы оказываются локальными, например, многодетность как особенность всех членов общины Китеж или специфическая идеализация жизни поселения. Включить их в число бытующих в данной местности стереотипов позволяет тот факт, что фиксируются они от нескольких информантов каждый. Это является свидетельством их распространённости и устойчивости, что важно, поскольку стереотип может быть описан как «устойчивые, т.е. повторяющиеся, а не возникающие случайно сочетания [семантических и/или формальных элементов], закреплённые в коллективной памяти на уровне конкретики, соответствующей лексемам»[28], как пишет Е. Барминьский.

«Стереотип как «конвенциональное представление о предмете, касающееся того, как этот предмет выглядит, как действует, каков он» (Puynam 1975) содержит в себе упрощённую теорию предмета, является элементом всей развёрнутой культурно-языковой картины мира, создаёт эту картину вместе с другими элементами»[29].

Отметим также, что материалы и выводы данной работы обсуждались в рамках докладов на ежегодной конференции молодых исследователей «Языки традиционной культуры», проводившейся лабораторией фольклористики историко-филологического факультета РГГУ в 2010 и 2011 годах.