<< На главную страницу сайта

Весенняя школа - 2007

"Историческая память" в фольклоре

Е.С. Новик

Линейное время в быту и фольклоре бесписьменных культур

аряду с циклическим календарным временем, отчетливо структурированным в сезонных обрядах и праздниках, немаловажную для жизнедеятельности коллектива роль играло знание каждым из его членов своей родословной. В лекции предполагается показать, что их длина может быть достаточно велика (обычно - от 4 до 9-11, а в исключительных случаях - до 40 поколений) и, таким образом, охватывать весьма продолжительный период. Отдельные звенья этих цепей включают фольклорные тексты различных жанров - от мифов и преданий до быличек - и, соответственно, по-разному преломляют историческую память.

Хангалов М.Н. Собрание сочинений. Т.1. Улан-Удэ, 1956. С.122-148.

МОИ ПРЕДКИ

Ниже напишу о своих предках, о которых узнал из рассказов стариков, сидевших за котлом тарасунчика с красною чашкою в руках и мирно беседовавших между собою, восхваляя дивные дела своих предков во времена седой старины.

Мои предки в прежнее время жили в местности Барун Зоход, ныне 1-го олзоева рода Унгинского ведомства, а впоследствии переехали в местность Закулей, ныне 2-го олзоева рода того же Унгинского ведомства.

Начну я со своего предка Тотхото, который отличался силою и меткостью стрельбы из лука, бывшего когда-то страшным оружием войны и охоты, на которой добывались пища и одежда, без которых человек не мог существовать в то время, когда он находился еще в беспомощном состоянии. Тотхото носил титул Тотхото-мэргэн и женился на дочери бурята зунгарской кости; этого бурята звали Унятха и он также отличался силою и меткостью в стрельбе.

Зунгарский бурят Унятха женился во время тайтаругской зэгэтэ-аба (тайтаруги зэгэтэ-аба) на дочери бурята из эхиритской кости; буряты этой кости живут ныне в Верхоленском уезде. В то время все буряты, ныне живущие по Якутскому тракту Иркутского и Верхоленского уездов, по старинному обычаю приезжали участвовать на тайтаругской зэгэтэ-аба, на которой общими силами охотились на зверей. На этой зэгэтэ-аба, как и прежде, кроме мужчин принимали участие девушки и молодые замужние женщины, которые также были хорошими стрелками из лука и хорошими наездницами. Они участвовали наравне с мужчинами и получали свои паи как мужчины.

На последнюю тайтаругскую зэгэтэ-аба приехали и буряты эхиритской кости со своими дочерьми и молодыми замужними женщинами. Во время этой зэгэтэ-аба буряту Тотхото понравилась одна девица из эхиритской кости, он женился на ней и приехал домой с молодой женой.

По народному преданию на тайтаругскую зэгэтэ-аба после этой охоты буряты из эхиритской кости уже больше не приезжали. Также не приезжали и булагаты, ныне живущие в Иркутском уезде. Таким образом, эта охота была последней, объединявшей всех бурят, проживавших в нынешней Иркутской губернии. После этого местные буряты собирались еще на общую охоту, но скоро они и ее прекратили. В этот период буряты занимались уже полностью скотоводством, которое и обеспечивало их существование.

В связи с этим встает очень интересный для бурят вопрос: прекратилась тайтаругская зэгэтэ-аба до прихода русских казаков, или уже после их прихода.

Если тайтаругская зэгэтэ-аба прекратилась уже до прихода русских казаков, то это говорит о том, что до их прихода было развито среди бурят скотоводство и они жили на родных местах небольшими родами и лишь в свободное время занимались звероловством и рыболовством. Что они все же занимались звероловством видно из того, что первое время они платили дань русским именно звериными шкурками, которых у них было достаточно. В это время небольшие, разрозненно живущие роды бурят не могли оказать сколько-нибудь сильного сопротивления казакам и последние их легко покорили. Если предположить, что тайтаругская зэгэтэ-аба прекратилась после появления казаков, то казаки должны были бы иметь столкновения с зэгэтэ-облавщиками, но в бурятских народных преданиях о таком столкновении не упоминается, а упоминается лишь о столкновениях с отдельными небольшими бурятскими родами. Иметь дело с зэгэтэ-облавщиками было делом опасным и трудным, и о таком столкновении обязательно должно было что-нибудь остаться в народных преданиях.

Таким образом, можно предположить, что тайтаругская зэгэтэ-аба прекратилась до прихода русских казаков.

Это показывает, что в этот период буряты имели уже частное скотоводство, то есть каждое семейство имело свое собственное хозяйство, родовое скотоводство уже кончилось. Буряты успели сделаться трусливыми скотоводами. Прежнюю воинственную поговорку "эрхи яhли оборто, агтан яhли арада" оставили или еще говорили "hайн эрхи яhли оборто, райн агтан ярли арада", что по-русски приблизительно означает: "хороший и храбрый мужчина кости оставляет на юге, хороший конь кости оставляет на севере", или "хорошие мужчины и кони кости оставляют на чужбине, а не на родине как плохие".

В народных преданиях этого периода смутно упоминаются жилища, которые носили название торто гэр и редко говорится о войлочных юртах; дворы представляли городьбу колами - хабшилга хурэ; упоминается также, что телят и жеребят привязывали на зэли, которое натягивали между кольями, втыкаемыми в землю. Человек, имеющий длинный зэли, считался богатым, потому что он имел много телят и жеребят. Богатый человек имел большие права, отсюда произошло старинное добропожелание:

"Зэли ута боложо байг,

Зэргэ олон боложо байг".

В этот период буряты жили уже на открытых местах, удобных для пастьбы скота летом и зимой, а не в лесах как во времена зэгэтэ-аба. Каждый отдельный род занимал определенную местность, которую не покидал без уважительных к тому причин.

Через некоторое время после женитьбы бурят Тотхото вздумал поехать к родне жены, к бурятам эхиритской кости. Он поехал туда вместе с женой и с детьми и гостил там некоторое время. Здесь он участвовал в местной зэгэтэ-аба, на которой убили много зверей и отличился как сильный и меткий стрелок. По обычаю зэгэтэ-аба ему захотелось поднести в подарок родным жены хурай, то есть голову изюбра вместе с дыхательным горлом, легкими и сердцем. Поднесение х урая имело почетное значение. Но буряты эхиритской кости считали грехом отдать хурай чужому человеку и признать этим самым его победителем. Возник спор, во время которого один бурят из кости эхирит подкрался сзади и стрелой из лука убил Тотхото. Таким образом, Тотхото уже не возвратился к себе на родину. Произошло это в нынешнем Верхоленском уезде.

После Тотхото остались маленький сын Торсок и дочь. Жена его, после его смерти вышла замуж за другого бурята. Мальчик Торсок подрастал и в игре со сверстниками отличался силою и меткостью в стрельбе из лука, как и его отец Тотхото. Буряты из кости эхирит, видя это, начали опасаться, что Торсок, когда вырастет и станет сильным мужчиной и метким стрелком, будет мстить им за смерть отца. Они сговорились между собою убить его во время одной свадьбы, пока он маленький, как говорится:

"Гареин гандагара хуре удухэ

Хосгин дёрёдё хурэ урудэ хорохо".

Об этом один старик сказал мальчику Торсоку, что его ожидает смерть во время свадьбы, когда все будут заняты обрядом и играми и никто не обратит на него внимания. Этот же добрый старик сказал мальчику, что с этой свадьбой придут два коня, которые  зовутся - один hайн ханшар морин, который быстр и вынослив и которого ни один бегун не догонит, а другой муу ханшар морин, не особенно хороший бегун. Старик и говорит мальчику: "Ты садись на хорошего коня и поезжай на родину, где живут твои родные и тебя никто не догонит. Когда приедет свадьба, то ты приходи на свадьбу, а я попью немного тарасуна, притворюсь пьяным, выйду на улицу, пойду к коновязи, где привязаны кони, упаду около хорошего бегуна и буду указывать на него ногою, буду кататься по земле, как пьяный. Ты же хорошенько приметь этого коня и когда народ будет пьян и займется обрядами и играми,  то незаметно подойди, отвяжи коня, садись на него и поезжай. Никто тебя не догонит". Старик рассказал мальчику о дороге на родину.

После этого мальчик Торсок стал очень осторожным и уговорил свою младшую сестру вместе с ним бежать на родину.

Когда наступил срок свадьбы, то по старинному обычаю свадебный поезд был очень многолюдным. С этой свадьбою прибыли и оба коня hайн ханшар морини муу ханшар морин, которых привязали к коновязи вместе с прочими конями. Мальчик Торсок пришел на свадьбу и незаметно следил за стариком, который, попив немного тарасуна, притворился пьяным, вышел из юрты на улицу, пошел шатаясь во все стороны к коновязи, упал сзади одного коня, начал кататься по земле и в это время ногою указал на хорошего коня. Мальчик Торсок этого коня приметил.

Когда свадебные гости напились пьяными, начали шуметь и занялись обрядами и играми, мальчик быстро н незаметно подошел к хорошему бегуну, отвязал его от коновязи, отъехал, посадил свою сестру и поехал дальше. Свадебные гости заметили, что Торсок с сестрою поехал, погнались за ними, но догнать не могли.

Мальчик Торсок с сестрою поехали на родину отца по дороге, которую им указал старик. Они выехали на реку Осу, спустились по ней вниз и выехали затем на Ангару, в нынешнюю Усть-Осу, где жили буряты из кости муруй, которые были из одной кости с ним. Муруевцы и олзоевцы имели одного родоначальника - Болот, следовательно, они были, в свое время, одной кости, а потом разделились на две - муруевцев и олзоевцев.

Буряты же из племени эхиритов все же погнались за Торсоком и ехали по его следам.

Торсок в Усть-Осе остановился у одного старика-бурята, спросил у него дорогу дальше, и тот указал ему брод через малую Ангару и дальнейший путь. У этого старика-бурята Торсок оставил свою сестру в невесты для его сына, а сам поехал дальше. Старик же девочку спрятал.

Через некоторое время приехали буряты из кости эхиритов и стали расспрашивать старика, не видел ли он мальчика, ехавшего на коне. Старик ответил, что перед ними проезжал мальчик с девочкой и поехал дальше вниз по реке и что они его скоро догонят, так как конь у него сильно устал, весь был потный.

Торсок поехал, действительно, вниз по реке малой Ангаре, в указанном месте переправился через нее бродом и вплавь попал на остров Ангары, по которому и поехал по направлению к большой Ангаре.

Буряты из кости эхирит издалека увидали, что Торсок переправился на остров и поехал по нему к большой Ангаре. Они остановились и, переговорив между собою, решили прекратить преследование, так как если они его догонят на той стороне большой Ангары, где живет сильное и многолюдное племя булагатов, к которому принадлежит и Торсок, то их всех убьют, но мальчика им не выдадут. После этого они повернули обратно.

Торсок подъехал к большой Ангаре, к устью пади Мелхотуй, переправился через Ангару и поехал дальше вверх по пади Мелхотуй. От долгой и быстрой езды и вследствие переправы через Ангару копыта коня сильно согрелись и слезли с его ног, конь упал. Мальчик Торсок, обняв голову коня, долго плакал и, наконец, отрезал голову коня и понес с собою, желая донести ее на родину. Он поднялся вверх по пади, но по дороге сильно устал и, не имея сил нести далее голову коня, бросил ее около горы Суг. Эта падь впоследствии получила название Морни Толгой - "Конская голова".

Мальчик Торсок поднялся по этой пади до вершины и по подошве горы спустился до пади Закулей, из которой направился в нынешний Бутухейский улус на северную сторону горы Ехон Торон и речку Унгу. В этой местности жил его отец Тотхото-мэргэн и здесь нашел он своих родных и поселился с ними. Когда он вырос большой и женился, то у него родился сын Хогну [3-е поколение], от которого родился, в свою очередь, знаменитый унгинский белый шаман Барлак [4-е поколение].

Из предания видно, что бурят Хогну из Зохота переехал в падь Закулей, в которой жил зимою, следовательно, его зимник находился в Закулее, а летник на речке Унге. В этот период времени буряты были уже полными скотоводами. Они преимущественно занимались скотоводством и жили в определенных местах зимою, а летом переезжали на другие места около речек, зависело это от потребностей скота. В этот период уже упоминаются деревянные юрты, разные дворы для скота. Изредка упоминаются местные малолюдные зэгэтэ-аба, на которых общими силами недолго охотились.

Когда бурят Хогну жил в пади Закулей, то однажды его маленький сын Барлак пошел в Доноевский улус к тетке, муж которой, по обычаю скотоводческого периода колол усэ, то есть на мясо колол какое-то домашнее животное. Барлак побыл на этом усэ, поел мяса, а по окончании усэ получил от тетки, перед уходом, кусок мяса, для передачи его домой, так называемое гэр-мяхан. Это старинный обычай, когда кто-нибудь колет усэ, то посылает родным гэр-мяхан.

Мальчик Барлак взял этот кусок гэр-мяхан, пошел домой и по дороге уснул около горы Талгата. Во сне он увидел, что к нему подъехал на белом коне и в белом одеянии большой человек, на шапке у которого было привязано много разных лент и звериных шкурок. Этот большой человек подъехал к нему, ударил его по голове и сказал: "тархай". Барлак пробудился, пошел домой и принес гэр-мяхан, посланное теткой.

Народное предание гласит, что этот большой человек в белом одеянии н на белом коне был западный хат, который совершил над мальчиком обряд тархалха. Вследствие этого мальчик, став взрослым, должен быть большим белым шаманом и служителем западных хатов, тэнгэринов и прочих белых божеств.

По другому преданию, когда Барлак был маленьким, то его душа училась в западном хате шаманской науке, которую и закончила. По окончании учения западные хаты отпустили его душу домой к телу и дали ему в переметной суме, в одной ее половине, конские волосы, а в другой землю. Волосы означали, что его потомки будут богаты, а земля означала, что они будут многочисленны. Барлак стал большим белым шаманом и совершал религиозные обряды только западным хатам, тэнгэринам и прочим западным большим заянам. Восточным или черным хатам, тэнгэринам и заянам он религиозных обрядов не совершал, но и никогда не ссорился с черными шаманами и шаманками, как это делали другие белые шаманы. Ездил он всегда на белом коне и носил белые одежды, имел все степени посвящения и получил 9 хэсэ, большой оргой и прочие символические принадлежности высшего шаманского сана. В шаманский сан его посвятил шаман Абада из булутской кости. Шаман Барлак постепенно сделался богатым человеком.

О белом шамане Барлаке в народе рассказывают много преданий, из которых я опишу некоторые, чтобы дать характеристику как его жизни, так и жизни бурят того времени.

Однажды белого шамана Барлака пригласили совершить большой религиозный обряд тэнгэри дуудаха, который у прежних бурят совершался с большой торжественностью в летнее время на улице, с исполнением народных игр и плясок. Этот религиозный обряд продолжался 9 дней. Барлак, уезжая, сказал своей жене Бэрэ: "Через три дня в полдень запри дверь на крючок и сиди в юрте одна, никого не пускай и в это время с неба спустится урак богатства". После этого он уехал, так как за ним приехали. В прежнее время, по старинному обычаю, те, кто собирался делать обряд тэнгэри дуудаха, заранее приезжали к шаману с тарасуном и договаривались с ним о дне совершения обряда. В назначенный день к шаману опять приехало несколько человек с тарасуном и мясом, что называлось эдеэтэ ерэ, по-русски "с пищей приехали". Шаман с тарасуном и пищей совершал обряд, после которого мясо сьедалось, тарасун выпивался, а затем шаман одевал белую одежду, садился на белого коня и выезжал в сопровождении этих бурят.

Прошло три дня, и наступил полдень. В это время жена Барлака Бэрэ совсем забыла запереть дверь и сидела в своей деревянной восьмиугольной юрте с одной женщиной из соседнего улуса. Они разговаривали между собою. В это время через отверстие для выхода дыма из юрты спустился урак богатства, несколько брызг от этого урака попали на женщину и вследствие этого потомки этой женщины ныне живут богато.

Когда Барлак совершал обряд тэнгэри дуудаха, то в этот же день случайно делал такой же обряд кудинский белый шаман Маланак, который после религиозного обряда посмотрел в ведро, в котором вдруг не оказалось урака. Он удивился и сказал, что урак от тэнгри спускался, он его видел, и куда же он мог теперь деваться. После этого он дал поворожить на лопате сыну Тужара - Мадару, который, поворожив, объявил, что обряд совершается в один день с обрядом, совершаемым Барлаком, который и отобрал урак. Таким образом, унгинский белый шаман Барлак победил кудинского шамана. После этого кудинскому шаману Маланаку пришлось через несколько дней совершать новый обряд тэнгэри дуудаха.

Теперь опишу любовное похождение шамана Барлака. Однажды его пригласили совершить обряд тэнгэри дуудаха булатские буряты из Нукута. Об этом узнала одна бурятская бедная женщина Сулсан, жена бурята-дурака Хуба. Эта Сулсан была очень красивая и умная женщина. Узнав о приезде шамана, она приготовилась к этому и перегнала тарасун три раза, сделав его крепким, как спирт. В день приезда она подучила своего маленького сына Назара пойти к броду, через который должен был переезжать шаман, и играть там. Когда же брод будут переезжать буряты, среди которых один в белой одежде и на белом коне, то есть шаман, то подойти к нему и обратиться: "Найжи баабай (отец духовный), заезжайте к нам побелиться (сагалха)".

Когда шаман Барлак переехал брод, то мальчик Назар подошел к шаману, снял шапку и пригласил его так, как ему велела мать.

Шаману Барлаку понравилось такое наивно-простое приглашение мальчика и он обратился к своим спутникам с предложением заехать, так как перед совершением обряда тэнгэри дуудаха грешно отказать такому молодому человеку. По дороге они заехали к родителям мальчика Назара, где Сулсан встретила их и подала по старинному обычаю "побелиться" (сагаалха). После этого она их угостила и подала этот крепкий тарасун. Когда Барлак выпил тарасуна, то опьянел, лег спать и ночевал с красавицей Сулсан, которую научил так: "Когда я буду совершать обряд тэнгэри дуудаха, то ты со своим сыном садись за тургэ и я постараюсь, чтобы урак спустился к вам". Он также научил ее, как обращаться с ураком.

На другой день, совершая обряд, Барлак пошел по богатым бурятам, которые сели рядом за тургэ, а бедный буряят Хуба с красавицей-женой и с сыном также сели за тургэ. Во время торжественного обряда урак с неба спустился на мальчика Назара. После религиозного обряда Сулсан одела на белого шамана летнюю овчинную шубу, которую она заранее сшила, в знак благодарности. Большего она не могла сделать по бедности. Шаман Барлак остался этой шубой очень доволен.

Впоследствии Назар сделался богатым человеком и стал шуленгою над балаганскими бурятами. В этот период шуленгами выбирали бедных бурят, вроде как силою, так как богатые буряты считали, что быть шуленгою это позор и несчастье.

Народное предание говорит, что белый шаман Барлак часто подымался на небо к тэнгэринам, перед которыми ходатайствовал за земных людей. Иногда он на небе проводил некоторое время, участвуя в различных играх и гуляньях тэнгэринов. На этих гуляньях он познакомился с небесной девицей Дошхин-Сомон, которая была дочерью земного человека из племени онго. Она еще маленькою поднялась на небо и осталась там жить. Белый шаман Барлак от брака с Дошхин-Сомон имел двух дочерей - Шидли и Бидли.

Когда душа Барлака поднималась на небо и пребывала там, тело его на земле спало эти несколько дней, пока душа не возвращалась к телу.

По словам Барлака жизнь на небе хороша и привольна. Тэнгэри имеют множество разного скота, который пасут пастухи. На небе, так же как и на земле, бывают день и ночь. Там нет болезней и печалей; небесные жители наслаждаются счастьем и привольем; часто бывают празднества и гулянья, на небе жить весело.

По словам кудинского белого шамана Маланака небесные жители, как и земные, болеют. Например, сын Ухан-Солбон-тэнгэри Согто-мэргэн сильно заболел от одной дочери моря (Байкала). Уха-Солбон-тэнгэри пригласил шамана Маланака, который поднялся на небо и совершил религиозный обряд хурай от Согто-мэргэна одной дочери моря и Согто-мэргэн выздоровел. Таким образом, взгляды обоих шаманов разные, хотя жили они в одно время.

По словам предания небесная жена шамана Барлака Дошхин-Сомон, обратившись в лебедя, спускалась на землю к своему земному мужу, садилась на юрту, или, влетев в юрту, садилась на поперечину между столбами юрты и кричала по-лебединому, а потом обратно подымалась на небо. Таким образом, Барлак имел на земле две жены и на небе одну.

Первая жена Барлака, Бэрэ, была большой пьяницей и капризной. По утрам, подоив коров, она гнала тарасун, выпив его, садилась на коня и отправлялась гостить и пить тарасун по разным улусам. Доехав до Ангары, она на ее берегу брала камни, клала их за пазуху и возвращалась домой. Заезжая в улусы и останавливаясь в них, она просила тарасуну. Если у домохозяина не было тарасуна, то она, рассердясь, бросала камнями и ехала далее. Вечером приезжала домой и доила коров. В пьяном виде у нее был очень буйный характер. От этой жены Барлак имел двух сыновей Бахана и Багая и дочь Шонхоло [5-е поколение: дети от земной жены шамана].

Однажды сын Барлака Бахан сильно заболел. Барлак сделал религиозные обряды западным хатам, затем взял девять белых соболей и пошел с ними в Западный хат, где просил, чтобы его сын Бахан выздоровел. Но западные хаты не согласились, потому что они строги и неподкупны. Тогда Барлак взял девять черных соболей и пошел к восточным хатам, которые приняли подарок и отпустили душу Бахана, тогда последний выздоровел.

Из этого видно, что восточные хаты подкупны.

Барлак однажды сказал бурятам, что скоро он умрет, но не успеет сделать религиозного обряда тэнгэри дуудаха восточному черному тэнгэрину Гужир, который впоследствии будет вредить его потомкам, на которых пошлет драки, споры, тяжбы и пьянство, из-за чего его потомки будут жить несчастливо.

В последнее время земной жизни Барлака его небесная жена Дошхин-Сомон часто спускалась с неба, превратившись в лебедя, и залетала в его юрту. Как-то шаман Барлак сказал своим бурятам, что скоро должна спуститься с неба его жена Дошхин-Сомон, которая возьмет его с собою на небо. Если они укараулят его хорошо в эту ночь и не отдадут его небесной жене, то он проживет с ними до своей глубокой старости. В назначенный день собрались все соседи, - старики, старухи и молодежь обоего пола в юрте шамана Барлака и должны были его караулить. Старики сели на правой стороне юрты, в середине посадили белого шамана Барлака и пили тарасун. Старухи сели на северной стороне очага и также пили тарасун. Молодежь плясала хатарха и пела песни.

В полночь жена шамана Дошхин-Сомон, обратившись в лебедя, спустилась с неба на землю, прилетела к юрте и крикнула. Тогда все старики, старухи и молодежь, кто сидя, кто лежа, а кто даже и стоя, заснули крепким сном. Когда они проснулись, то увидали, что шаман Барлак уже удавился и был мертв. Так умер шаман Барлак, небесная жена которого, спустившись с неба на землю в виде лебедя, послала на всех крепкий сон, взяла душу Барлака и поднялась на небо.

Умершего шамана Барлака по старинному обычаю торжественно сожгли на горе Суг, на которой до сих пор красуются столетние сосны, называемые ныне Барлаковскими соснами. Так унгинского белого шамана Барлака не стало в живых. После смерти душа его поднялась на небо и живет со своею небесной женой Дошхин-Сомон и изредка спускается на землю посмотреть на своих потомков.

Потомки шамана Барлака до сих пор делают в его честь религиозный обряд тайлган жертвенными животными и тарасуном, как своему главному родоначальнику и покровителю.

По словам потомков белого шамана Барлака душа его изредка, в тяжелые годы, спускается с неба на гору Суг, на которой бьет в хэсэ, отгоняя злых духов, чтобы они не делали зла его потомкам, живущим на северной стороне подошвы горы Суг, по обеим сторонам пади Закулей. Иногда она спускается с горы и бьет в хэсэ по самой пади Закулей. Тогда потомки Барлака, по обычаю, совершают религиозные обряды тарасуном и вином и благодарят его за покровительство и за защиту от злых духов.

Другие предания не буду записывать, так как это заняло бы много места и времени, хотя они и не лишены интереса для ознакомления с образом жизни прежних бурят.

Когда умерла буйная жена Барлака, из преданий не видно. После белого шамана Барлака осталось два сына: старший Бахан и младший Багай и одна дочь Шонхоло. Про других двух дочерей от второй жены из преданий и шаманских призываний ничего неизвестно. Из преданий видно, что оба сына Барлака жили богато. Старший - Бахан имел 7 сыновей, а младший сын - Багай имел одного сына Ишигала.

Оба сына Барлака не сделались шаманами, хотя имели к этому все возможности и могли бы совершать религиозные обряды без всяких затруднений. Должно полагать, что у них к этому не было желания. Кроме того, это может объясняться еще и следующим образом. В это время шаманы и шаманки уже не пользовались особенным уважением, в частности черные шаманы и шаманки, к которым даже скорее отношение было враждебное из-за слухов, что они едят людей.

В этих случаях к ним относились очень строго и судили народным судом. По обычаю такого шамана или шаманку живого зарывали в землю лицом вниз. Решение народного суда выражалось следующими словами: "ойдо гаргаха огшиндо дохо", что по-русски приблизительно означает "вывести в лес и зарыть в ложбинку". После такого решения провинившегося шамана (или шаманку) выводили в лес, находили ложбинку и выкапывали в ней глубокую яму. В эту яму шамана клали лицом вниз, заваливали землей, а потом заколачивали осиновым колом. Сперва заколачивать колом нельзя, потому что шаман может умереть от этого. Тогда его душа выскочит из тела и убежит, а если зароют живого, то душа останется в теле под землею.

Белые шаманы и шаманки в этот период еще пользовались народным уважением и любовью как представители добра, но уважение и любовь народа приобрести не так легко, на это надо иметь уменье, то есть природную способность и дарование быть настоящим вдохновенным шаманом. Богатые родовые представители избегали этого, так как в народе уже было к шаманам некоторое недоверие и даже презрение и нелюбовь. Об этом говорит и пословица: "Человек, испортившись, делается шаманом, а овца исхудавшая делается иноходцем", по-бурятски:

"Хун мужархадаа боо болхо,

Хонин мурхада жоро болхо".

Другая бурятская старинная пословица говорит: "Зурхэлhэн хун бо болхо" (старательный человек делается шаманом).

Следовательно, в прежнее время, чтобы сделаться шаманом, нужно было затратить много стараний и времени для того, чтобы научиться хорошо шаманить, напрактиковаться в различных шаманских приемах, .искусных телодвижениях, мимике лица и прочее. Это не особенно легко и удается не каждому, если он не имеет природных дарований и способностей.

О сильном влиянии богатых родовых представителей сложилась пословица: "Богатому человеку не сопротивляйся, с сильным человеком не тянись", по-бурятски: "Багин хунэр бу тэмэлсэ, хучитэ (батар) хунэр бу таталса".

Бахан отличался большим ростом, силою и умом. В это время меткость стрельбы из лука не имела особенного значения, как прежде, во времена зэгэтэ-аба, потому что буряты занимались преимущественно уже скотоводством и прежнее звероловство начинают оставлять, не имея в нем особой нужды. Кроме того, буряты уже подчинились русскому царю.

Богатый и сильный Бахан считался шуленгою над своими бурятами, а главным шуленгою был Хурэн, старшиною служил Даби. Следовательно, в это время буряты уже имели своих бурятских родоначальников от русского правительства, от которого они имели указ на эти должности. Хурэн служил главным шуленгою от 1755 до 1764 года.

Однажды Бахан на бурятской лодке переправлялся через реку Ангару. Он на лодку положил высеребренное бурятское железное седло с моржанами, а коня пустил вплавь рядом. На середине реки Ангары в лодку пошла вода, лодка погрузилась и утонула. Бахан отпустил коня, седло взял, бросил на спину и в одежде выплыл на берег. Высушив одежду, он поехал домой.

В предании упоминается, что Бахан из своей местности Мельхотуй прогнал русских, которые самовольно там поселились. С этого времени часто упоминаются столкновения и тяжбы бурят с русскими переселенцами, самовольно селившимися на бурятских землях. До Бахана о таких столкновениях не упоминается.

Однажды шуленгу Бахана пригласили на свадьбу, которая должна была ехать из Унги и везти невесту к жениху, который жил за рекой Ангарой в Ототойском улусе. Жених был сыном главного шуленги Хурэна. Бахан согласился и сказал: "Поезжайте, а я завтра приеду к главному обряду поклонения онгонам и на бросание жира отцу жениха". Свадебный поезд проехал к главному шуленге Хурэну, у которого приезжие гуляли целую ночь. Ночью оба свата во время гулянья поссорились. Главный шуленга захотел показать власть и приказал утром отца невесты драть розгами.

Утром приготовили розги и хотели драть отца невесты, но свадебный поезд, приехавший из Унги с невестой, окружил и не выдавал отца невесты, говоря, что пока не приедет наш шуленга, мы его не выдадим. Так-то они спорили и шумели. В это время со стороны Ангары показался большой всадник, у которого высеребренное седло блестело на солнце. Унгинцы, увидев его, закричали, что едет наш шуленга Бахан.

Тогда главный шуленга Хурэн быстро ушел к себе в юрту, приказал там поставить себе постель, повязал голову платком и лег в постель, притворившись больным.

Буряты на улице шумели и спорили, разделившись на две партии, одна со стороны невесты, другая со стороны жениха. У подъехавшего Бахана по старинному обычаю приняли коня и привязали к коновязи, а потом рассказали ему про случившееся. Шуленга Бахан сказал: "Я думал, что вы устраиваете свадьбу, а вы хотите драть розгами человека", взял розги, закинул их на крышу юрты, сам взял в руки верховой кнут и вошел в юрту.

Когда он вошел в юрту, то главный шуленга Хурэн лежал на постели с повязанной головой, притворившись больным. Бахан схватил его за волосы и начал бить кнутом. Побив его порядком, он бросил его и вышел на улицу, созвал своих унгинских бурят и, взяв с собою невесту, переправил их всех через Ангару, а сам поехал к зунгарским бурятам. В Зунгарах он заехал к богатому буряту Сагадар, у которого и ночевал. Встав на другое утро, он вместе с хозяином сел у очага. В это время из огня выскочил уголек и упал к ногам Бахана, который поднял уголек, прикурил от него трубку и сказал хозяину: "Твоя дочь Мандавай суженая моего сына Балихая, я ведь высватал ее, когда она была маленькой".

Отсюда Бахан поехал к быкотским бурятам, после чего написал прошение об увольнении главного шуленги Хурэна с должности. После этого съездил в Иркутск, отдал кому следует это прошение и вернулся домой.

Через некоторое время после этого шуленга Бахан умер следующим образом. Однажды днем он лег спать со своей женой, а сыновья его сидели в юрте и играли. В это время с потолка упал синий огонь величиной с человечью голову на одеяло спавших, покатался по одеялу, скатился на пол, ушел под кровать и исчез. Дети этот огонь видели. Бахан и его жена более не вставали и умерли. Их по старинному обычаю торжественно сожгли. Старшему сыну Бахана Балихаю после смерти отца было 11 лет.

Главный шуленга Хурэн был отстранен от должности в 1764 году. Следовательно, шуленга Бахан умер в 1764 г.

После смерти Бахана всем его имуществом завладел его брат Багай, который сделался шуленгою. Когда шуленга Бахан умер, то от него осталось 40 табунов лошадей и 7 горшков серебряных денег, зарытых в земле. Все это досталось Багаю, который имел своих 30 табунов лошадей. Таким образом новый шуленга Багай имел всего 70 табунов коней и считался богачом. Его называли шуленгою Багаем, имеющим 70 табунов лошадей на северной стороне Байкала. Дети шуленги Бахана были маленькие и остались у своего дяди Багая, который их воспитывал.

Шуленга Багай имел одного сына, которого звали Ишигалом, он тоже был старостою; в это время шуленг начали называть старостами, вернее родовыми старостами. После смерти Бахана пришел указ, что Бахан назначается главным шуленгою над балаганскими бурятами, а главный шуленга Хурэн снимается с этой должности.

Тогда балаганские буряты в 1764 г. силою выбрали главным шуленгою старшину Даби, который не хотел быть им, считая это для себя позорною службой.

По этому поводу есть такое предание: когда буряты силою выбрали главным шуленгою старшину Даби и разъехались, то некоторые из них заезжали в улус Бутукей к вновь выбранному шуленге, мать которого спрашивала, кого же выбрали. Сперва они ей этого не говорили, а когда уже садились на коней, то сказали, что выбрали ее сына Даби. Мать его рассердилась, ругалась и кидала им вслед землю со словами: "говорите на свою черную голову". Это показывает насколько позорным считалось в те времена служить шуленгою и каким несчастьем было иметь дело с русским начальством.

Однако некоторые смекалистые и умные буряты начинали понимать выгоду и почет пребывания в этой должности, поэтому умный шуленга Бахан и хотел быть главным шуленгой, но масса бурят оставалась при прежних понятиях, так как над ними имели сильное влияние прежние родовые представители, которые фактически и управляли ими.

Впоследствии, когда дети Бахана, росшие у Багая, стали взрослыми, то они потребовали у своего дяди раздела имущества по наследству, но Багай ничего им не давал и не отделял их. Тогда они с дядей судились на суглане у главного шуленги в присутствии других шуленг, которые присудили, что Багай должен отдать племянникам из отцовского наследства от каждого вида скота по 90 голов: то есть 90 коней, 90 коров, 90 овец и 90 коз. Число верблюдов не упоминается, но трудно полагать, что их у него было так же много, как и другого скота. Во всяком случае их было меньше.

Дети Бахана обиделись на такой несправедливый суд и отказались вообще получать наследство, заявив, что мы своим трудом заработаем. И действительно, скоро они разбогатели, особенно старший сын Бахана - Балихай, который был умным человеком.

Балихай женился на девице Мандавай, которую ему в свое время высватал отец.

Однажды был очень неурожайный год, который буряты называют хара таршита жил, по-русски: "черный кобылочный год". В это лето кобылки съели травы, и местами нечего было косить. Буряты вынуждены были выехать в тайгу, где и косили сено для скота. Балихай косил сено для своего скота в Зунгаре у своего тестя. Осенью со всем скотом он поехал к своему тестю в Зунгар, у которого жил всю зиму. Однажды тесть Балихая архидашил со своими бурятами, с которыми пришел домой. Когда они вошли во двор, то в это время из хлева выпустили ягнят и козлят сосать матерей, их было очень много. Тесть Балихая Сагадар, увидев этих ягнят и козлят, сказал, что их кончит не ножик, а бескормица. Весною было холодно, и снег долго не таял. В предании говорится, что весною прилетела кукушка, села на метлу, воткнутую в кучу снега, и куковала. По этой примете и сбылось, сена, действительно, не хватило и много скота пало от бескормицы. У Сагадара и Балихая также пала скотина и ее осталось мало.

Балихай весной поехал домой. По дороге домой он, не доезжая до своего летника пять верст, остановился в лесу, так как ему стыдно было вернуться домой с малым числом скота. Уезжал-то он богатым, а возвращался бедным, поэтому хотел вернуться ночью. Когда он с женой сидел в лесу в ожидании ночи, то в это время в лес приехал кто-то из его родни и увидал, что у него так мало скота, заплакал, говоря: "Балихай, где же ты бросил свой скот?" Оба они посидели и погоревали. Когда наступила ночь, то он приехал домой. Приехав домой, Балихай все привел в порядок и отправился искать свои табуны лошадей, которых у него было два и которые он из-за бескормицы бросил на произвол судьбы. Один табун он нашел, а второй весь пропал от бескормицы, но Балихай сильно радовался; что он все же не такой бедный, как думал ранее.

Балихай имел трех сыновей: старшего Хулагара, среднего Хангала и младшего Хондока.

В это время главное богатство бурят составлял скот, который держали в порядочном количестве. Если бурят имел много разного скота и изобилие мясной и молочной пищи, то он считался богачом, был влиятельным человеком и старался кормить бедняков, чтобы иметь вес в обществе. Бедняк имел мало скота, работал у богача и доил чужих коров за молоко, за счет чего и содержал зимой несколько голов скота. Скот плодился свободно, без особых расходов и хлопот. Главное же богатство бурят составляли лошади, которые в зимнее время также кормились на подножном корму, сами добывали его из-под снега.

В этот период потребности бурят были очень ограниченны, скота они, поэтому, продавали мало, а старались расплодить его побольше, чтобы стать богатыми и построить большую восьмиугольную юрту, в которую в летнее время и перекочевывали со всем своим имуществом, старались жить как богатый человек, особенно во время летних торжественных религиозных обрядов, тайлаганов и других торжеств по старинному обычаю.

Балихая, как умного человека, выбрали на должность заседателя со стороны бурят в Иркутский словесный суд, в котором он и служил несколько лет.

Затем Балихая от общества балаганских бурят выбрали старшим распорядителем (занги) Верхне-Окинского караула. В то время границу караулило общество. Верхне-Окинский караул (по-бурятски Ахан Толго) считался во владении балаганских бурят.

Из предания видно, что на Верхне-Окинский караул Балихай с товарищами выехал очень торжественно, их провожали буряты и жены. Когда совсем собрались и все было готово, тогда Балихай спел следующую песню:

Асхан мэни хоршоёр

Ахи харгу болобою.

Аха дурхэн зурхэлжи,

Ахи толго зорьхомни.

Молхотын мэни голор

Монхо харгу болбою.

Монхо дурхэн зурхэлжи,

Ахан толго зорьхомни.

Шулутын мэни голор

Шулун харгу болбою.

Шулун дурхэн зурхэлжи,

Ахан толго зорьхомни.

После этой песни Балихай и его товарищи простились со всеми, вышли на улицу, сели на коней, а жена Балихая, Мандавай в это время запела:

Тайга, тайга газарин

Татад гэжи ябаран,

Тала саган хэретэ

Табид гэжи ябаран.

Ойхон, ойхон газартан

Онтород гэжи ябаран,

Ой угэй газартан

Табид гэжи ябаран,

Бута сохо газартан

Болгод гэжи ябаран,

Тэгши саган хэртэ

Табид гэжи ябаран.

Балихай с товарищами, остановившись, послушали эту песню, а затем уехали в далекий Верхне-Окинский караул.

На Верхне-Окинском карауле Балихай прожил три года и в это время вел борьбу с окинскими бурятами, которые сильно притесняли бурят, пришедших караулить границу. Окинские буряты ничего им не давали, а если и продавали, то по дорогой цене и как местные жители делали, что хотели. Когда Балихай приехал в Верхне-Окинский караул, то местные буряты по-прежнему начали их притеснять. Балихай подал прошение в Иркутск о том, что окинские буряты живут на земле балаганских бурят и имеют сообщение с Монголией, что опасно для караулящих, а поэтому окинских бурят надо переселять в Тунку. Тогда из Иркутска пришло распоряжение выселить окинских бурят в Тунку. Окинские буряты испугались, перестали чинить притеснения и помирились с Балихаем, который взял у них скот, доил молоко, колол скот на мясо. С этого времени они стали жить хорошо и были приглашаемы в гости к окинским бурятам.

Однажды окинский богач Бодо пригласил к себе в гости Балихая с целью его опозорить перед народом. Когда Балихай должен был приехать, то богач Бодо, по старинному обычаю, разостлал в юрте около очага хубсыр ворсом, но не к очагу, как это обычно делают, а к стене. Балихай вошел в юрту, поздоровался с хозяином, и увидел, что около очага хубсыр ворсом шерсти разостлан к стене. Он догадался, что богач хочет его испытать. Он подошел к очагу, сел на хубсыр лицом к стене, а не к очагу, что по обычаю не допускается.

Богач Бодо и говорит: "Балихай, как ты ехал из дому, сидел на коне лицом, обращенным к хвосту коня?"

Тогда Балихай сел лицом к очагу.

Богач Бодо говорит: "Прежде я слышал, что унгинский Балихай служил в Иркутске заседателем суда, а теперь приехал занги-нойоном на Верхне-Окинский караул".

Балихай ответил: "Прежде я слышал, что у окинских бурят есть богач Бодо, а ты до сих пор остался бодоем, а не сделался арсой".

Потом они гуляли несколько дней. Одну ночь Балихай спал в восьмиугольной юрте и ночью пробудился, сильно захотел пить. Ночь была светлая и лунная, через дымовое отверстие в юрту входил лунный свет, в освещении которого лежала нагая молодая девица, которая будто бы спала. Балихай, увидев ее, привстал, но в это время вспомнил песню своей жены, лег обратно и заснул.

Здесь предание расходится. Некоторые говорят так, что когда Балихай, проснувшись, сильно захотел пить, то какая-то нагая девица дала ему пить и после этого пошла и легла в лунном освещении. Балихай уже встал, но в это время вспомнил песню своей жены, лег обратно в постель и заснул.

В это время окинские буряты на улице караулили. Они сделали в юрте щель, сняв в этом месте замазку (шабахан), и смотрели в нее, когда Балихай подойдет к девице и ляжет с нею, тогда они войдут в юрту и поймают его. Это им не удалось. С этого времени окинские буряты сильно боялись Балихая, которого уважали и старались ему угождать, чтоб он их не выселил с этих мест.

Так прожил Балихай в Верхне-Окинском карауле три года, после чего с некоторыми товарищами приехал домой. Очень жаль, что в этом предании почти не упоминается об образе жизни окинских бурят, а упоминается только, что они в зимнее время пасут скот на подножном корму и что они мало косят сена.

Когда жена Балихая узнала, что он возвращается из караула, то она приготовилась, собрала своих соседей и родных и ожидала его. Балихая дома встретили торжественно, по старинному обычаю, и гуляли несколько дней.

Балихай после возвращения из Окинского караула получил имя "Унгэ Балихай", по-русски "Унгинский Балихай".

Балихай из своей местности, пади Закулей, выселил несколько семейств русских, которые там поселились и начали заниматься хлебопашеством. Позднее Балихай из своей местности прогнал бурят из кости хогой.

Балихай жил до глубокой старости и умер 96 лет. Мой отец помнил его, высокого и седого старика, который жил вместе со своим младшим сыном Хондоком.

Из преданий балихаевцев видно, что старик Балихай был хозяйственный и трудолюбивый человек и не любил сидеть без дела, как все прежние старики.

Однажды Балихай в своей избе делал колесо для бурятской арбы; прежние буряты колеса для арбы делали большие. Когда он почти кончил колесо, то в это время вошел в избу средний сын Хангал, который с ним посидел, поговорил и, выходя из избы, сказал, что у отца солнце закатывается. Старик Балихай остановил работу, внимательно осмотрел колесо и измерил. Оказалось, что колесо сделано верно и хорошо. В это время он случайно посмотрел на дверь, измерил колесо и дверь, колесо оказалось больше двери. Тогда он понял значение слов своего сына. Пришлось выставлять колоды двери, потому что прежние буряты дверь и окна делали совсем маленькими. Однако о нем говорят, что он был хорошим и толковым хозяином, несмотря на почтенные годы он не потерял ума и умер в полной сознательности.

В первой половине жизни Балихая буряты не занимались хлебопашеством, только скотоводством, буряты в это время имели уже все постройки деревянные, амбары, дома с печным отоплением и прочее, а прежние юрты совсем оставили.

Этот период особенно богат тяжбами бурят с русскими крестьянами из-за земли.

В этот период также прежние старинные обычаи бурят постепенно изменяются в соответствии с новыми условиями жизни. Родовые представители уступают власть над своими бурятами лицам, выборным от русского правительства. Эти выборные должностные лица захватывают власть в свои руки и начинают хозяйничать над бурятами на прежних правах родовых начальников.

Хангал был один из умных сыновей Балихая, который служил старшиною и заседателем думы. Он был твердого и справедливого характера; ему поручали трудные и важные дела для командировок и разбирательства. Хангал был женат три раза: от первой жены Тэхэшки имел четырех сыновей, старший Айшихан тоже был умный и грамотный, но малым удавился, другой сын Степан тоже был умный и грамотный и даже знал по-монгольски и тоже умер молодым, Андрей и Лука были простые мирные люди.

Есть следующее предание: когда Степан сильно заболел, то его отец Хангал, богатый человек, пригласил одного большого черного шамана, который приехал, пошаманил, а потом сказал Хангалу, что душу Степана трудно выручить из темницы Эрлэн тама, только можно заменить другою душою его брата. Тогда Хангал захотел вместо души Степана отдать душу Луки. Получив согласие, черный шаман сделал шаманскую трость, одну сторону которой намазал сажей, а другую оставил белой и свою левую щеку намазал сажей. Ночью он шаманил, во время мистерии душа его обратилась в медведя, и он пошел ловить душу Луки, который в это время находился на сенокосе, с работником косил сено. Когда душа черного шамана, обратившись в медведя, подходила к балаганчику, где был Лука, за его душою, то в это время прискакала душа умершего Айшахана с натянутым луком и стрелою. Душа черного шамана испугалась и убежала. Таким образом, душу Луки не смогли поймать, а умный сын Степан умер.

Все это приписывают тому, что Хангал, во время своего служения заседателем думы, наказал одного черного шамана розгами за воровство. Это был в нынешнем уездном городе Балаганске. Как только Хангал наказал розгами черного шамана, то сразу же заболел, у него сильно опухли обе ноги, так что его даже на телеге нельзя было везти домой. Купили лодку, в которую уложили Хангала, спустили вниз по реке Ангаре до устья реки Унги, по которой его подняли вверх по течению, и привезли домой. По прямому направлению будет верст 18, а по реке гораздо больше.

Больной Хангал увидал сон, что он судился с черным шаманом в западном хате, где черного шамана обвинили, а его оправдали. После этого сна Хангал выздоровел.

По словам бурят, черный шаман все же сделал зло Хангалу, так как у него умерли жена и сыновья.

Первое время Хангал был, по-видимому, из числа богатых, что видно из следующего предания.

Однажды осенью, когда наступило время колоть усэ, Хангал, по старинному обычаю, на этот раз должен был колоть на усэ двух больших и жирных кобыл. Жена его обрадовалась, что они разбогатели и колют двух кобыл, она целую ночь не спала и готовилась, потому что прежние буряты кололи усэ с особенным торжеством. Прежде они кололи одну кобылу, потому что имели один табун, а теперь у них стало два табуна и они могли колоть двух. На это торжество собирались родные и соседи, иногда приезжали и дальние родственники и было гулянье. Усэ прежние буряты кололи осенью, когда наступало холодное время, мясо замерзало и не портилось; осенью кололи еще и потому, что скот осенью более жирный, а зимой делается сухим. Запас мяса делают на всю зиму, чтобы хватило до весны, пока овцы не поправятся. Усэ кололи по состоянию: богатые кололи больше, а бедные - меньше. Для прежних бурят усэ имело громадное значение, от которого зависел запас мяса на всю зиму, весну и даже лето, потому что оставшееся от зимы конское мясо весною сушили и ели летом, что показывало богатство.

Хангал второй раз женился на девице Гурсэг, от которой имел двух сыновей, старшего Михаила и младшего Николая (последний был моим отцом) и двух дочерей - Булсуна и Обо.

Относительно женитьбы Хангала на девице Гурсэг есть следующее предание. Когда девицу Гурсэг отдавали замуж, отец приготовил ей полное приданое, которое состояло из разного скота и домашней утвари: подставки для ящиков, разные ящики узкие и длинные, разная деревянная и берестяная посуда для молочных продуктов, одежда по временам года, различные постельные принадлежности. одеяла; подушки, пологи для юрты и прочее. Такая невеста прежде называлась по-бурятски заhаhан басаган и все эти предметы назывались басагани заhалта - по-русски "приданое девицы". За такую невесту калым платили побольше, чем за девицу без приданого. Полное приданое называется о н ж и - оно считается собственностью жены. Кроме того, дается конь с полной верховой сбруей, этот конь называется хол морин, по-русски "ноговой конь".

По старинному обычаю невеста должна привезти от родителей полную обстановку юрты, а у жениха должна быть юрта. В старину, в период зэгэтэ-аба и немного позднее, в период общинного скотоводства, невеста приводила коня в полной верховой сбруе и кроме того колчан со стрелами, лук с футляром (хоржого), полный хэхэнэг стрел, переметную суму (ута), кожаную и берестяную посуду для хозяйства, постельные принадлежности и прочую обстановку балагана, то есть жилища. У жениха должен был быть балаган из звериных шкур или другого материала, например войлока. После падения зэгэтэ-аба с наступлением скотоводческого периода образ жизни бурят изменился, изменилось и приданое невесты по условиям местной жизни. В этот период вместо прежних колчанов со стрелами, луков с футлярами, хэхэнэга с запасными стрелами, переметных сум и прочего пошли деревянные подставки для ящиков, деревянные ящики, деревянная и молочная посуда для молочной пищи, пологи для юрт и прочее. Если в это внимательно вникнуть и сравнить прежнее и позднейшее приданое, то мы увидим, что в соответствии с изменением условий жизни изменилось и приданое невесты. Такие предания важны, так как они шаг за шагом знакомят нас с давно прошедшей жизнью бурят в седую старину.

Свадьбы по стариному обычаю устраивались летом и на свадьбу ездили верхом, перед свадьбой, как и прежде, устраивали hал. По окончании свадебных обрядов, когда гости уезжали, то по старинному обычаю они старались угнать несколько голов скота, который люди со стороны жениха не отдавали. Иногда происходила серьезная схватка, кончавшаяся увечиями. Все эти старинные обычаи существовали уже в ограниченных размерах. Стали уже давать так называемый ухэри архи, чтобы скот не угоняли.

Хангал в свое время считался умным и грамотным человеком, про него рассказывают довольно забавные анекдоты. Иногда его выставляют дальновидным и умным человеком, иногда хорошим работником, иногда простофилей и т. д.

Хангал однажды косил сено со своими работниками, из которых один ему в работе не поддавался, все время они состязались. В то время были жестокие обычаи. Если слабосильный или ленивый работник под прокосами оставлял не срезанную траву, которая сильно мешала грести, то такого работника сваливали на землю вниз лицом, один садился ему на спину, а двое других волокли его за ноги, чтобы он в другой раз не оставлял не скошенной травы, или драли по спине полынью как розгами. Однажды вечером, по обыкновению перед ужином, они поточили свои горбуши, которыми тогда косили сено, и, поточив, поужинали и легли спать. Хангал еще не заснул. Его соперник-работник тихонько встал, вышел из шалаша, осторожно взял горбушу Хангала, по лезвию горбуши Хангала провел оселком, положил ее на старое место, вошел обратно в шалаш, лег и заснул. Все это Хангал видел, но ничего не сказал. На другое утро они рано встали и пошли косить. Вот они косят до утренней еды, а Хангал и его работник не идут кушать. Другие работники не могли их дождаться и пошли пить арсу. А эти два противника продолжают косить. Косят до обеда, обедать опять не пошли, и вечером работник признал себя побежденным. Тогда они пошли ужинать.

Однажды работники поехали на сенокос. По обыкновению сделали один шалаш с одним выходом. Хангал приехал, посмотрел и приказал им сделать еще один шалаш, а в каждом шалаше - два выхода: "Если у вас один шалаш сгорит, то перейдете в другой, а если будет один выход, то вас много и все вещи не успеете вынести, они сгорят". Позднее, во время большого дождя они варили в шалаше ужин. В это время шалаш загорелся, работники быстро выбросили все вещи на улицу, а сами едва успели выскочить из горевшего шалаша и перешли после этого в другой, готовый.

Еще рассказывают, что Хангал на вершине Куйты косил сено с работниками и увидел барсука, за которым погнался. Барсук убежал в нору. Хангал, призвав двух работников, начал копать нору. В этот день он не мог докопаться до барсука и продолжал копать на другой день со всеми работниками, также не мог докопаться. На третий день он продолжил это, но безрезультатно и в конце концов бросил, сказав: "Не копайте нору барсука, считая ее неглубокой; не покупайте низовых лошадей, считая их дешевыми".

Осенью Хангал поехал на вершину Куйты, где его работники жили со скотом. По дороге заехал к одному соседу, который выстроил маленькую избу с маленькими окнами, а у дверей избы пристроил небольшую юрту для приготовления пищи. Хангал вошел в юрту и, немного посидев, говорит жене соседа: "Зачем сделали такие маленькие окна? У тебя пристроенная юрточка сгорит и в дверь нельзя будет выйти. Твои дети выйдут на улицу в окно, а ты толстая, в окно не вылезешь и сгоришь с избою". После, действительно, юрточка сгорела. Дети выскочили на .улицу в окно, а она не могла. Ее силою выдернули в окно и содрали всю кожу на обоих плечах.

Однажды Хангал куда-то отлучался и приехал весною. Без него его жена распорядилась выхолостить бурунчиков-порозов одному буряту, который был неопытен в этом деле, - около 40 бурунчиков-бычков пропало, и она это скрыла от мужа. Хангал, приехав, велел жене запереть всех бурунчиков, которых, он хотел потом посмотреть, как они выглядят после зимовки. Жена его распорядилась запереть с бурунчиками прочих пригодных маленьких бурунчиков. Хангал посмотрел, похвалил, что их хорошо кормили и сказал, что у бычков-бурунчиков выросли большие рога. Таким образом, он не различил кочериков от бурунчиков, и его так часто обманывали.

Однажды Хангал на подошве горы Ургата клал на телегу сено. В это время дул сильный верховик, который отбрасывал сено с воза. Хангал старательно клал сено, а верховик его сбрасывал. Хангал рассердился и крикнул: "Тзнгэри (небо), у тебя дно провалилось", потом опять бросил на воз сено, которое снова было сброшено ветром. Он окончательно рассердился и говорит: "Тэнгэри, я твои .глаза выколю", и несколько раз ткнул вилами вверх, а потом вилами начал бить сено. Это какой-то детский гнев.

Хангал сперва был не особенно богат, но когда табуны лошадей у него размножились и достигли 500 голов, то он, по старинному обычаю, дарил своему родовому обществу одну большую и жирную кобылу, которую общество, собравшись, торжественно кололо и съедало. При этом устраивалось гулянье с национальными танцами  и играми, борьбой, скачками и бегами. Такое торжество продолжалось целый день.

Хангал при жизни своей начал сеять хлеб и сеял его порядочно для бурята того времени. В начале жизни Балихая хлебопашество у бурят вовсе не упоминается, - в это время буряты не сеяли хлеба. При жизни Хангала у бурят уже упоминается хлебопашество, следовательно, в это время буряты понемногу начали сеять хлеб.

Вторая жена Хангала Гурсэг умерла. Тогда он женился на третьей жене - Шомпи.

В это время у Хангала табуны лошадей достигли уже 1000 голов. Он, по старинному обычаю, хотел подарить своему родовому обществу для торжества две кобылы, но его убили.

Молодая жена уехала, отделившись, и впоследствии родила сына Никифора.

После отца Михаил остался 7 лет, а Николай [отец автора?] 5 лет.

Когда Хангала убили, то его отец Балихай был еще жив. Когда Хангала хоронили, то пришел старый Балихай, постучал тростью по доске гроба и сказал: "Хангал, Хангал, я, 90-летний старик, отец, разве тебя надо хоронить. Ведь ты, сын мой, должен был меня хоронить". После этих слов он заплакал.

Из похорон Хангала видно, что в этот период унгинские буряты покойников своих постепенно начали хоронить в земле, а не сжигать, как прежде.

В это время богатые и влиятельные буряты начинают давать своим дочерям и сыновьям русские имена. Одним словом, буряты находятся под сильным влиянием русских.

Мифы, предания и сказки Западной Полинезии (острова Самоа, Тонга, Ниуэ и Ротума). Составление, перевод с самоанского, тонганского, ниуэанского, ротуманского и английского языков, предисловие и примечания М. С. Полинской. М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1986. C.239-249.

99. Правители Тонга

Первым Туи Тонга здесь, на земле, был Ахо-эиту*1. Вот почему верховная власть принадлежит Туи Тонга и вот почему все его семейство наделено особыми правами: они ведут свое происхождение с неба. Если кто-нибудь из обычных людей здесь, на земле, важничает и ведет себя надменно, ему говорят: «Разве ты вождь, сошедший с небес?»

Что до Туи Тонга, о да. Туи Тонга — подлинный вождь благороднейшего происхождения. И все его родственники таковы — ведь они происходят с неба. Ахо-эиту спустился оттуда править здешним миром. Он первый Туи Тонга, первый вождь и правитель, наделенный верховной властью на небе и сошедший затем оттуда вниз, чтобы управлять всем здешним миром, всеми нашими землями, ибо власть его начинается от Увеа*2.

Сыном Ахо-эиту был Лоло-факангало. Он стал править после смерти Ахо-эиту. Сын Лоло-факангало, Фанга-онеоне, был третьим Туи Тонга. Сын Фанга-онеоне, которого звали Лихау, был четвертым Туи Тонга. Сын Лихау, которого звали Кофуту, был пятым Туи Тонга. Калоа, сын Кофуту, правил шестым. Его сын Маухау был седьмым Туи Тонга.

Затем последовали Туи Тонга Апу-анеа и Туи Тонга Афу-лунга. Затем — Момо*3 и Туи Татуи. Это Туи Татуи воздвиг Хаамонга-а-Мауи*4.

Затем правил Туи Тонга по имени Тала-тама. Затем правителем был наречен Туи Тонга Великий по имени Тама-тоу. Но это был не настоящий, живой Туи Тонга, а одетый Туи Тонга чурбак из древесины тоу*5. Его выдавали за Туи Тонга и почитали, потому что так хотел Талаи-хаапепе, сам не желавший назваться Туи Тонга сразу после Тала-тама. Ведь если бы Тама-тоу не был объявлен Туи Тонга, самому Талаи-хаапепе пришлось бы долго ждать, прежде чем власть перешла бы к нему, если бы и вовсе перешла. А Талаи-хаапепе очень хотелось стать Туи Тонга Великим*6.

Итак, деревянный вождь Тама-тоу был облечен верховной властью, облачен в одежды вождя, украшен по всем правилам, Ему была дана супруга. Три года якобы правил Тама-тоу, а по прошествии этого времени для него была воздвигнута гробница, и его отнесли туда. Распустили слух, что жена его понесла и, значит, должен родиться новый Туи Тонга. Но все это была ложь, низкий обман, шедший от младшего брата Тала-тама — от Талаи-хаапепе. Так получил власть и стал следующим Туи Тонга Талаи-хаапепе. Всем было объявлено, что Мохеофо*7 родила от Тама-тоу нового Туи Тонга. На самом же деле власть перешла к Талаи-хаапепе, младшему брату Тала-тама.

Затем стал править Туи Тонга Тала-каифаики*8. Следующим Туи Тонга был Тала-фапите. После него правил Туи Тонга по имени Маака-тоз. Затем правил Туи Тонга Пуипуи.

Следующий Туи Тонга носил имя Хавеа*9. Он умер насильственной смертью — тело его разрубили пополам. Верхнюю часть разрубленного туловища понесли воды потока, и ее прибило к чужому берегу. Ведь вождь был убит прямо в воде во время купания. Река, в которой он купался, называется Толопона. Она течет недалеко от главной дороги в местности Алакифонуа*10. И вот верхнюю половину тела вождя, вместе с головой, понесло водой и прибило к морскому берегу. Тут прилетела птица калаэ*11 и стала клевать лицо благородного вождя. С тех пор устье реки, где происходило это, носит название Хоумакалаэ: ведь там птица калаэ терзала благородную плоть погибшего Туи Тонга.

Наконец его останки нашли люди, приходившиеся родственниками его матери. Вождем тех людей был Луфе. Он сказал:

— Ужасной смертью погиб Туи Тонга, тело его разрубили пополам.— И еще Луфе добавил: — Теперь убейте меня, я должен умереть.

Убили Луфе и тоже разрубили надвое. Затем взяли низ его туловища и соединили с останками убитого Туи Тонга, чтобы тело Туи Тонга казалось целым. После этого великого вождя похоронили. Вот как погиб этот Туи Тонга.

Следующим правил Туи Тонга по имени Тата-фуэики-меи-муа*12. Еще был Туи Тонга Ломиаэ-тупуа. И еще правил Туи Тонга по имени Хавеа*13. На этого Туи Тонга напал фиджиец по имени Тулувота, напал, смертельно ранил вождя, и Туи Тонга скончался.

Затем правил Туи Тонга, носивший имя Така-лауа*14. Он соединился с женщиной по имени Ваэ. А она, эта женщина, родилась на свет с птичьей головой — с головой, как у голубя*15.

Увидев это, ее родители, Леа-синга и Леа-мата, бросили новорожденную девочку на своем родном острове Ата, а сами уплыли на один из островов Хаапаи.

Наутро вождь и правитель Ата проходил со своими людьми вдоль берега и оказался в том месте, где стояла прежде лодка Леа-синга и Леа-мата. Он сказал:

— Ночью отсюда отплыла лодка.

Его люди прошлись по берегу в этом месте и заметили какой-то сверток. Развернув тапу, они с изумлением увидели новорожденную девочку, ту самую, которую отец и мать, Леа-синга и Леа-мата, бросили потому, что у нее была голубиная голова. А тело у нее было человеческое.

Тут подошел старый Ахе, вождь и правитель Ата. Он подошел, взглянул на девочку и сказал:

— Это девочка, хоть у нее и голубиная голова.

Он взял ребенка к себе, велел ухаживать за девочкой, кормить и растить ее. Так она стала его дочерью. А имя этой девочки с голубиной головой было Ваэ.

Так девочка осталась жить. Когда же она выросла, ее птичья голова, точь-в-точь как у голубя, развалилась, распалась, и на ее месте появилась голова прекрасной женщины. И тогда ее послали в наложницы к Туи Тонга — так она соединилась с Туи Тонга Така-лауа.

И вот женщина, у которой прежде была голубиная голова, родила от Туи Тонга Така-лауа сына по имени Кау-улу-фонуа-фекаи*16. Это был их первенец. Вторым их сыном был Моунга-мотуа. Третьим родился Мелиноа-тонга. Четвертого сына назвали Лотау-аи. Пятый носил имя Лату-тоэ-ваве*17; этот мальчик заговорил, еще будучи в утробе матери. Всех этих детей Ваэ-лавеа-моту родила от Туи Тонга Така-лауа.

Их было пятеро братьев. Старшие уже подросли, когда случилось несчастье: был убит их отец — Туи Тонга Така-лауа*18.

Велик был гнев Кау-улу-фонуа-фекаи, Моунга-мотуа и трех их младших братьев. Братья решили отправиться на поиски убийц своего отца. Известно было, что их двое. Завязалось сражение с ними на Тонгатапу, сыновья Туи Тонга вышли победителями и преследовали убийц до самого Эуа.

Юноши сели в лодку и пустились вслед за мерзавцами, убившими Туи Тонга. Уже стали известны имена этих подонков: одного звали Тама-сиа, другого — Мало-фафа. Кау-улу-фонуа-фекаи и его братья пустились за ними вслед, чтобы убить их.

Завязалось сражение на Эуа, и братья вышли победителями. А те двое подонков бежали на Хаапаи. Кау-улу-фонуа-фекаи с братьями поплыли следом. Но те убийцы уже успели подготовиться к сражению и на Хаапаи. Они вступили в бой с Кау-улу-фонуа-фекаи и его людьми, но снова потерпели поражение. Тут уж убийцы бросились на Вавау. Кау-улу-фонуа-фекаи поплыл вслед за ними. На Вавау тоже состоялось сражение, там тоже победителями вышли дети Туи Тонга, а подонки-убийцы бросились на Ниуатопутапу.

Кау-улу-фонуа-фекаи со своими воинами пустился за ними вслед. На Ниуатопутапу разгорелось новое сражение, и опять победили дети Туи Тонга. Убийцы вождя, преследуемые Кау-улу-фонуа-фекаи и его воинами, бросились на Ниуафооу. И там состоялось сражение; жители Ниуафооу оказались слабее и потерпели поражение.

Снова подлые убийцы обратились в бегство. На этот раз им удалось скрыться, и непонятно было, где же они. Дети Туи Тонга отправились в поисках убийц на Футуна. Там тоже состоялось сражение. А Кау-улу-фонуа-фекаи спросил своих братьев, когда они еще только подплывали к Футуна:

— Скажите-ка мне, откуда идет моя боевая сила и храбрость: берется ли она от меня самого, или ее дает мне благосклонный ко мне дух?

Младшие братья Кау-улу-фонуа-фекаи, воины и все, кто был в лодке, отвечали:

— Разве есть на этой земле хоть кто-нибудь, кто силен и храбр сам по себе и кому не помогает никакая сверхъестественная сила? Ведь ты оттого храбр и могуч, что тебе помогает благосклонный к тебе дух. Вот откуда идет вся твоя сила, вся твоя храбрость! Но Кау-улу-фонуа-фекаи сказал на это:

— Нет, моя сила идет не от духа, вся моя сила от меня самого, от человека.

Младшие братья возразили:

— Как это может быть, что твоя смелость и сила не от духов?

Тут Кау-улу-фонуа-фекаи сказал:

— Вот что я сделаю перед сражением на Футуна. Я как бы поделю свое тело на части. Пусть дух, если он благосклонен ко мне, покровительствует мне и охраняет меня со спины. А грудь свою я буду защищать сам. Так вот, если я буду ранен в грудь, тогда станет ясно, что всем я обязан благосклонности духа. Если же я буду поражен в спину, значит, вся моя мощь от меня самого, а не от духа.

Прибыв на Футуна, они развязали сражение с футунанцами. Во время сражения футунанцам удалось оттеснить приплывших к морю. Но потом тонганцы сумели оттеснить футунанцев в глубь острова. Вот так шла эта бессмысленная и бесполезная битва: ведь подлых убийц на Футуна не было — они бежали на Увеа. Поэтому сражение на Футуна было лишено всякого смысла, но тонганцы полагали, что убийцы там.

Во время сражения футунанцы начали теснить Кау-улу-фонуа фекаи и его людей к их лодке, к морю. Тонганцы бросились бежать. преследуемые врагом. Бежал к морю и Кау-улу-фонуа-фекаи. А по дороге к морю в засаде спрятался один футунанец. Когда Кау-улу-фонуа-фекаи пробегал мимо, футунанец выскочил из засады, бросился на врага и поразил его в спину. Копье прошло сквозь все тело и вышло из груди. Кау-улу-фонуа-фекаи удалось вытащить копье, он повернулся и этим же копьем ударил человека, кинувшегося на него. После этого Кау-улу-фонуа-фекаи лишился чувств, а когда пришел в себя, сказал:

— Я же говорил, что сила моя берется не от духа. Вот, видите, я был поражен именно в то место, которое должен был охранять дух. А в грудь меня поразить не удалось никому. Я получил рану со спины, а спину надлежало охранять духу. Следи я сам за своей спиной, я не был бы сейчас ранен. Значит, моя сила и моя храбрость идут не от духа, а от меня самого и подвластны мне одному. Ну идемте же теперь садиться в лодку.

Они стали готовиться к отплытию. А на Футуна остался младший брат Кау-улу-фонуа-фекаи, тот, которого звали Лотау-аи. Его схватили футунанцы. Но они не убили его, а решили оставить в живых.

Лодка Кау-улу-фонуа-фекаи отплыла; она была уже пять дней в пути, когда Кау-улу-фонуа-фекаи сказал:

— Давайте все ж вернемся на Футуна. Я не могу превозмочь тоски по своему младшему брату, оставленному там. К тому же рана моя осталась неотомщенной. Я хочу снова сражаться.

И они повернули назад. С Футуна же заметили, что лодка возвращается, позвали младшего брата вождя и сказали ему:

— Лотау-аи, вон ваша лодка. Это плывет ваш вождь.

И захваченный в плен Лотау-аи ответил:

— Разве я не говорил вам, что вождь из-за любви ко мне вернется сюда со всеми воинами? Вам удалось схватить меня. Теперь, если вождь и его воины, вернувшиеся из сострадания ко мне, увидят, что меня уже нет в живых, что вы меня убили, вам несдобровать, погибнет Футуна. Если же они найдут меня живым, ни один из вас не пострадает.

Тут футунанцы стали спрашивать юношу:

— Скажи, Лотау-аи, как нам сохранить жизнь? Мы боимся, что вождь всех нас перебьет.

На это младший брат вождя отвечал:

— Идите опояшьтесь нгафингафи*19, нарвите листьев каштана, сделайте из них себе ожерелья. Все это и спасет вас, потому что это тонганская одежда и тонганские украшения. Потом подите и почтительно склонитесь за моей спиной. Я же буду сидеть впереди всех. Когда появится вождь, который наводит на вас такой ужас, он сразу увидит, что я остался жив, а за это и вам будет сохранена жизнь. И еще: подготовьтесь к торжественному приему — соберите богатое угощение, приготовьте все для питья кавы. Когда произойдет примирение между вами и вождем, вы принесете каву и угощение, мы попробуем всего приготовленного вами, а потом уплывем отсюда.

Когда лодка вождя подплыла к берегу, футунанцы уже были готовы: они опоясались нгафингафи и украсились ожерельями из каштановых листьев. Воинственный вождь вышел на берег и сразу увидел, что его младший брат жив. Младший брат обратился к старшему:

— Сохрани жизнь этим людям. Посмотри, они дрожат от страха. И вождь Кау-улу-фонуа-фекаи провозгласил:

— Вам сохраняется жизнь. Благодарите за это моего младшего брата.

Тут футунанцы принесли каву и приготовленное угощение. Они выпили кавы с вождем, и так было закреплено их примирение. А ответный дар вождя был вот каков. Он сказал:

— У меня нет с собой ничего ценного и ценимого, что я мог бы оставить вам. Я передаю вам в дар все, что будут привозить сюда лодки, приплывающие с Тонга. Не трогайте и не убивайте людей, которые приплывут к вам, но все, чем будут нагружены тонганские лодки, — все это навсегда ваше. Этим я смогу отблагодарить вас за то, что вы сохранили жизнь моему младшему брату, которого захватили в плен. Я сам был ранен во время сражения с вами. Но сейчас я наперед дарю вам все, с чем приплывет сюда любая тонганская лодка.

Затем тонганцы отплыли на Фиджи — искать подлых убийц Туи Тонга. Приплыв туда, тонганцы затеяли сражение с фиджийцами. Но на Фиджи убийц они не нашли. Тогда они уплыли с Фиджи и направились на Увеа, где тоже состоялось сражение. Увеанцы были побеждены в нем. Тут уж подлым убийцам не удалось никуда бежать. Они были схвачены вместе с другими побежденными; пленники должны были пройти по острову с позором.

Кау-улу-фонуа-фекаи не мог узнать убийц: он знал лишь их имена, а их самих никогда не видел.

В веренице побежденных, с позором прогнанных по Увеа, у всех были длинные волосы. Только двое пленников выглядели иначе, чем все остальные: они были коротко острижены. Вот так, по коротким волосам, вождь и догадался, кто они такие. Ведь у всех увеанцев волосы были длинные. И вот вождь выкрикнул:

— Тама-сиа, вот как зовут одного из вас!

Один из тех двоих ответил:

— Да, это я Тама-сиа.

Тогда вождь обратился ко второму со словами:

— А ты — Мало-фафа!

— Да, я Мало-фафа,— ответил тот.

И вождь воскликнул:

— Долго же мне пришлось искать вас! Ваше счастье, что вам удавалось так долго скрываться от нас. Только поэтому вы и живы до сих пор. Но уж теперь-то вам придется отправиться с нами на Тонга.

И вот лодка вождя с обоими негодяями на борту поплыла на Тонга. Там Кау-улу-фонуа-фекаи приказал разрезать убийц живьем на куски: эти куски должны были пойти на угощение во время тризны по Туи Тонга Така-лауа. Убийц схватили, живьем разрезали на куски и из этих кусков приготовили кушанье.

И был похоронен со всеми почестями Така-лауа, Туи Тонга, павший от руки убийц; власть же перешла к Кау-улу-фонуа-фекаи. Так сын женщины, у которой прежде была голубиная голова, стал правителем Тонга. А своему младшему брату, Моунга-мотуа, он приказал принять титул наследника Така-лауа — Туи Хаа Така-лауа*20 — и поселил его близ нижней дороги в Фонуамоту, что недалеко от Лоамауу. Итак, Моунга-мотуа стал править тем краем, назвавшись Туи Хаа Така-лауа. Вот откуда пошел этот титул. Первым Туи Хаа Така-лауа был Моунга-мотуа, младший брат Туи Тонга Кау-улу-фонуа-фекаи.

А еще от Туи Тонга Кау-улу-фонуа-фекаи пошло такое правило: два главных жреца на церемонии питья кавы, сидящие по обе стороны от Туи Тонга, должны оставаться на некотором отдалении от вождя и не смеют приближаться к нему*21. Ведь Туи Тонга Така-лауа, отец Кау-улу-фонуа-фекаи, погиб именно во время питья кавы. Вот почему и теперь во время питья кавы гости должны сидеть на некотором расстоянии друг от друга в торжественном круге. А младшим родственникам вождя надлежит сидеть позади него и следить за всем происходящим, чтобы никто не мог подкрасться и убить вождя. Вот эти младшие называются Хуху-эики, Охраняющие Вождя.

Затем правил Туи Тонга по имени Вака-фуху. За ним — Туи Тонга Пуинуи-фату. И еще был Туи Тонга, носивший имя Кау-улу-фонуа*22, и еще правили Туи Тонга Тапу-оси и Туи Тонга Улуаки-мата*23. У этого Туи Тонга была лодка, которая называлась Ломи-пеау, Попирающая Волны. На этой лодке плавали к Увеа за камнями для похоронных возвышений паэпаэ, на которых располагали гробницы вождей. Такие кладбища Туи Тонга называются ланги.

Еще один Туи Тонга носил имя Фата-фехи: отцом его был Телеа, матерью — Мата-укипа. Был также Туи Тонга по имени Тапу-оси*24, и был еще один Туи Тонга — по имени Улуаки-мата*25. Сын этого Туи Тонга, его первенец, Туи-пулоту*26, правил после него как Туи Тонга. Младший сын Улуаки-мата, носивший имя Токе-моана, был Туи Хаа Улуаки-мата, а дочь Улуаки-мата, сестра Туи-пулоту и Токе-моана, носившая имя Сина-итакала*27, была королевой Тонга. И еще у Туи-пулоту и Токе-моана были младшие братья — Фатани и Фале-афу. У всех у них был один отец. Сын Туи-пулоту носил имя Факанаанаа и тоже правил как Туи Тонга. И затем был еще один Туи Тонга, носивший имя Туи-пулоту*28. Далее правил Туи Тонга Пау*29, затем — Маулу-пеко-тофа*30.

У Пау также был сын по имени Фата-фехи-фуануну-иава*31. Сыном этого Фуануну-иава был Лауфили-тонга*32.

На этом кончается наш перечень Туи Тонга. В нем нет самых первых Туи Тонга, тех, что вели свое происхождение от червей*33, а ведь они тоже были Туи Тонга. И еще в нем нет королев — женщин Туи Тонга*34; речь шла только о мужчинах.

Вот имена их всех: Ахо-эиту, Лоло-факангало, Фанга-онеоне, Лихау, Кофуту, Калоа, Маухау, Апу-анеа, Афу-лунга, Момо, Туи Татуи, Тала-тама, Туи Тонга Великий, Талаи-хаапепе, Тала-каифаики, Тала-фапите, Маака-тоэ, Пуипуи, Хавеа Первый, Тата-фуэики-меимуа, Ломиаэ-тупуа, Хавеа Второй, Така-лауа, Кау-улу-фонуа-фекаи, Вака-фуху, Пуинуи-фату, Кау-улу-фонуа, Тапу-оси Первый, Улуаки-мата Первый (Телеа), Фата-фехи, Тапу-оси Второй, Улуаки-мата Второй, Пау, Маулу-пеко-тофа, Фата-фехи-фуануну-иава, Лауфили-тонга.

У Туи Тонга Улуаки-мата, которого также называли Телеа, было три жены. Первой среди них была Тала-фаива. Всякий, кто видел ее, говорил, что равной ей нет и не было. до того она была хороша собой. Подобных ей женщин действительно просто не было на земле, она одна была такая красавица. Эта женщина была к тому же чрезвычайно благородного и знатного происхождения: ни капли простой крови не было ни у ее отца, ни у ее матери. Поэтому и говорили, что эта женщина чрезвычайно высокого и знатного происхождения. Ей не было равных ни по благородству и знатности, ни по красоте, ни по изяществу. Таких, как она, называют факато-уато — наследница знатного рода: и отец и мать такой женщины — благороднорожденные люди. Тала-фаива принесла Телеа еще пятьдесят наложниц.

Другая супруга Туи Тонга Телеа носила имя Нана-сила-паха. И от нее Телеа получил пятьдесят наложниц.

Третьей женой Телеа была Мата-укипа, от нее Телеа получил сто наложниц. Мата-укипа по приказу Телеа могла есть только рыбьи хвосты и свиные мослы. При раздаче пищи ей всегда давали одни только хвосты и мослы. А две другие жены Телеа ели все самое лучшее: свиные головы, сочную свинину, свиные окорока, рыбьи спинки — словом, могли есть все.

Это сердило и огорчало женщину, которой полагались одни только рыбьи хвосты и свиные мослы, и она стала думать: «В чем же дело? Почему вождь установил такие правила, откуда такая несправедливость? Всякий день мне дают только рыбьи хвосты и свиные мослы, а Тала-фаива и Нана-сила-паха получают рыбьи головы и спинки, свиные головы и окорока. Почему же так?»

И наконец Мата-укипа решила: «Я отправлюсь к своему отцу Кау-улу-фонуа-хуо, и пусть он рассудит, хорошо или дурно обращается со мной Туи Тонга».

Она привязала за спиной своего ребенка и отправилась домой, в Маталику*35. Там жил ее отец Кау-улу-фонуа-хуо. Он занимался тем, что возделывал землю, и у него были большие участки, где рос ямс, росли банановые деревья, росли и арум, и таро, и ямс уфилеи, и ямс хои, и множество плодов, из которых готовят ма*36.

Отец заметил гостью и обратился к ней:

— Здравствуй, дочка. Кто еще пришел с тобой?

— Мы вдвоем пришли, — ответила Мата-укипа.

Тут отец, Кау-улу-фонуа-хуо, спросил:

— Неужели не нашлось никого, кто мог бы вас проводить? Надо же — прийти вдвоем! Не случилось ли с тобой чего-нибудь, дочка?

— Нет, — ответила Мата-укипа.

Тогда отец сказал ей:

— Что ж, отдохните здесь, сейчас приготовят ямс, а потом вас проводят назад в Муа.

Была приготовлена кава. Затем люди отправились запекать в земляной печи ямс и свинину. И тут дочь бросила отцу такие слова:

— Каковы цели Туи Тонга?

Отец не понял:

— О чем ты?

Женщина продолжала:

— Двум другим женам Туи Тонга подают свинину и рыбу, они едят свиные головы и свиные окорока, рыбьи головы и рыбьи спинки; я же должна есть только рыбьи хвосты и свиные мослы.

Отец усмехнулся и спросил:

— Так что же, ты страдаешь от этого?

— Да, — ответила женщина, — я страдаю от этого.

Тогда отец сказал:

— Тебе не стоит горевать из-за этого. Пусть ты получаешь при раздаче пищи одни только рыбьи хвосты и свиные мослы, но настанет день, и твои дети получат всю эту землю.

Слова отца, который наконец объяснил, почему Мата-укипа всегда получает самое худшее, одни рыбьи хвосты да свиные мослы, успокоили ее. Но ко всему прочему она успела затаить в душе ревность. Она сказала отцу:

— Туи Тонга любит только тех двух жен, и от этого в моей душе родится ревность.

И все же мать с ребенком вернулась обратно. Сердце женщины было немного успокоено словами отца. Она продолжала жить, где жила, и вот умер Туи Тонга, оставив после себя двух детей, рожденных Мата-укипой: сына Фата-фехи и дочь Сину-итакала. Со смертью Туи Тонга власть перешла к Фата-фехи, а королевой, правительницей Туи Тонга стала Сина-итакала. И эти двое были детьми Мата-укипы. Так ведь и предсказывал ее отец, когда говорил, что дети ее получат всю эту землю. И действительно, стал правителем Фата-фехи, стала правительницей Сина-итака-фаи-лунги-лека.

А вот что можно рассказать о Туи Тонга Туи Татуи. В его доме был чердак, отведенный для сна. Раз оттуда спустилась сестра Туи Тонга, которую звали Лау-тама, королева Тонга. За ней вниз последовала ее прислужница. А наверх, на этот чердак, забрался Туи Татуи. И он решил прибегнуть ко лжи — обмануть свою сестру. Да-да! Он нарочно обманул сестру, чтобы она поднялась к нему наверх и там согрешила с ним.

Окликнув сестру сверху, он сказал:

— Вон плывет вереница лодок, это лодки с Хаапаи. И их видимо-невидимо.

Сестра снизу отвечала ему:

— Это все твои выдумки.

— Это не выдумки, — сказал Туи Татуи, — поднимись сюда и посмотри сама.

Сестра поднялась наверх и осталась там, а ее прислужница ждала внизу. И Туи Татуи соблазнил свою сестру. А прислужнице все было известно.

Туи Тонга жили в Хахаке, на востоке. Их край назывался Хекета. Там находится громада Хаамонга-а-Мауи, и там же на кладбище, в ланги, лежат Туи Тонга. И еще там находятся Олотеле и дорога Синаулутоа, дорога многих Туи Тонга*37. Детьми Туи Татуи были Тала-тама и Талаи-хаапепе. Когда Туи умер, править стал его сын Тала-тама. Вместе с Талаи-хаапепе он решил: «Надо уйти отсюда, найти новое место, тем более что здесь трудно уследить за лодками: в любой момент их может унести ветром. Это место скверное, здесь на каждом шагу нас подстерегают трудности и несчастья. И камней здесь слишком много, и приливы очень сильны».

Младший брат Талаи-хаапепе спросил тогда:

— Все это так, но куда же нам идти?

А Тала-тама ответил:

— Мы отправимся в Фангалонгоноа*38, там нам не придется беспокоиться о том, что наши лодки унесет ветром.

Вот почему они отправились в Фангалонгоноа, обосновались там и назвали новое место Муа. Туда перегнали они обе свои лодки. Одна из их лодок называлась Аки-хе-ухо, другая — Тонга-фуэ-сиа.

Вот почему и Лауфили-тонга жил в Муа. Все Туи Тонга, начиная с Тала-тама и Талаи-хаапепе, жили здесь. Это Тала-тама и Талаи-хаапепе решили покинуть старое место. Это они основали Муа, где после них стали жить все Туи Тонга. Все это благодаря Туи Тонга Тала-тама и Туи Тонга Талаи-хаапепе.

А теперь еще о Телеа, которого звали также Улуаки-мата. Ему нравилось бывать в лесах и на наветренных берегах Вавау. Всем местам, где он бывал, он давал свои названия. Часто эти названия давались в память о том, чем он занимался там.

Однажды Телеа и Тала-фаива отправились на остров Эуакафа и устроились там на вершине холма. Там был поставлен их дом, окруженный изгородью.

Рядом росло высокое дерево фоуи*39. Тала-фаива сказала Телеа:

— Это дерево дурное, оно принесет нам несчастье. Его надо срубить.

Телеа возразил:

— Нет, пусть стоит, это хорошее дерево.

Они прожили там некоторое время. И вот однажды на острове появился человек с земли Макаве, звали его Лоло-манаиа. Он подплыл к Эуакафа, увидев Талу-фаива: эта женщина еще издали привлекла его своей красотой.

Он приплыл на остров и дождался наступления темноты. Когда стемнело, он подошел к дому Телеа и толкнул калитку, чтобы проверить, открыта ли она. Итак, он толкнул калитку, но она оказалась заперта. Лоло-манаиа осмотрел все, но нигде не нашел лазейки во двор. И вдруг, обернувшись, он увидел высокое дерево, то самое дерево фоуи, которое Тала-фаива просила срубить. Лоло залез на это дерево, оттуда проник во двор, в дом и переспал с Талой-фаива, женой Туи Тонга Телеа.

Когда грех этот уже был совершен, Лоло умышленно пометил черным живот женщины, он сделал это, чтобы оскорбить Телеа, показать ему, что жена изменила ему с ним, Лоло*40.

Днем Телеа пришел лечь с Талой-фаива и сразу увидел на животе у жены след. Он спросил:

— Тала-фаива, кто оставил этот черный след у тебя на животе? Тала-фаива ответила:

— О вождь, будь милосерден, это Лоло-манаиа приходил ко мне. Ты не должен гневаться: разве не говорила я тебе еще тогда, когда ставили изгородь вокруг нашего дома, что нельзя оставлять здесь дерево фоуи, что оно скверно стоит? Ты же тогда сказал мне: пусть, пусть останется. И вот по нему вскарабкался чужой мужчина и проник ко мне. Зовут его Лоло.

Тут Телеа разгневался, поднялся и пошел звать своего человека:

— Эй, Ука! Поди-ка сюда и слушай меня. Ступай и побей, накажи Талу-фаива, потому что она согрешила с чужим мужчиной.

Ука отправился за палкой и с этой палкой пошел к Тале-фаива. Телеа даже не предполагал, что Ука возьмет и забьет Талу-фаива до смерти; он думал, что Ука накажет ее слегка и от этого пройдет его праведный гнев, гнев высокородного вождя.

О горе! Ука пошел к Тале-фаива и забил ее до смерти! Прекрасная и благородная госпожа скончалась от побоев. Ука отправился к Телеа, чтобы сообщить ему об этом. Телеа спросил его:

— Наказал ли ты Талу-фаива?

— Да, — ответил Ука, слуга Туи Тонга.

— И как она сейчас? — спросил вождь.

— Умерла, — ответил Ука.

Тут Телеа вскричал:

— Как умерла?!

А Ука сказал:

— Так, она мертва.

И еще переспросил Телеа:

— Как, неужели мертва жена моя Тала-фаива?

— Да, она действительно мертва, — сказал Ука.

И Телеа воскликнул:

— Увы, увы, горе! Как же мог я положиться на Ука! Я и не подозревал, что ты сможешь убить ее, я думал, ты лишь слегка ее накажешь, чтобы только утишить мой гнев. Я так любил ее, а ты погубил ее! Что ты за негодяй, что за безумец!

И Телеа стал плакать над умершей Талой-фаива. Так прошла вся ночь и прошел еще день, а потом Туи Тонга Телеа отдал такой приказ:

— Идите сооружать гробницу для Талы-фаива.

Его люди воздвигли гробницу. Когда все было сделано, Талу-фаива отнесли туда и похоронили. Вот почему на острове Эуакафа есть кладбище с гробницей, подобающей только очень знатным людям, и вот почему большая казуарина, что растет на этом кладбище, носит имя Талы-фаива.

Вот и все о супруге Телеа, которую звали Тала-фаива. Вот и весь рассказ о ней.

Когда Талу-фаива похоронили и все было кончено, Телеа вернулся на Тонга. Здесь он и умер. С Увеа привезли камни паэпаэ*41. Это были камни для погребального возвышения, на которое поставили гробницу Туи Тонга Телеа. А у этого Туи Тонга была большая лодка Ломи-пеау, Попирающая Волны. На этой лодке и перевезли все для его гробницы и для возвышения, все это было с Увеа.

Вот и весь рассказ о нем.

Комментарии

.№ 99. [48], начало XX в., о-в Тонгатапу, с тонганск.

Сходные тексты приводятся у Э. Гиффорда [30; 31].

*1 Ахо-эиту (Ахоеиту) — легендарный Туи Тонга, которому приписывалось божественное происхождение —от Тангалоа (см. [11, № 149]). Как считает Э. Гиффорд [31, с. 51], Ахо-эиту, правивший в середине Х в. н. э., был сыном тонганки и вождя-иммигранта.

*2 Известно, что тонганцы регулярно плавали на о-в Увеа (Уоллис), и есть основания думать, что в определенные периоды истории (например, в XVIII в.) их власть распространялась на этот остров.

*3 Считается, что Момо перенес резиденцию Туи Тонга с юго-востока на северо-восток о-ва Тонгатапу.

*4 См. здесь № 92, 94 и примеч. к ним. Правление Туи Татуи относят ко времени около 1200 г.

*5 Тама-тоу — «человек из [древесины] тоу»; тоу — тонганское название казуарины.

*6 Один из самых неясных, если вообще когда-либо имевших место, эпизодов тонганской истории. Существует версия, согласно которой у Тала-тама (Талаатама) было два сына; старший был убит младшим, носившим имя Талаи-хаапепе; таким путем младший хотел добиться власти. По другой версии, Тала-тама приходился Талаи-хаапепе старшим братом; по неясным причинам Талаи-хаапеле не захотел или не смог править сразу после него. Преследуя некий замысел, Талаи-хаапепе в течение длительного времени выдавал за Туи Тонга деревянную куклу, которую называли Великий Туи Тонга Тама-тоу. По преданиям, эту куклу захоронили в одной из гробниц на Тонгатапу, однако исследование гробниц, проведенное учеными в конце XIX — XX в., показало, что это скорее всего легенда. Утверждается, что инсценированные похороны «деревянного Туи Тонга» сопровождались известием о том, что его супруга родила наследника.

*7 Мохеофо — женщина, которая на время отсылалась к вождю в качестве наложницы или должна была принимать путешествующего вождя; в данном случае — женщина, назначенная в жены Туи Тонга.

*8 Правление этого Туи Тонга относят ко времени около 1250 г.

*9 Хавеа Первый (см. ниже в тексте).

*10 Алакифонуа («земля Алаки») — местность на Тонгатапу, получившая свое название от названия расположенного там поселка.

*11 Калаэ — птица с длинными ногами и красным клювом, вероятно, Роrрhуriо vitiensis.

*12 Этот Туи Тонга известен в преданиях своим безуспешным сватовством к самоанской красавице Хине (Сине). Его соперником, добившимся расположения девушки, оказался ее собственный брат Нгана-татафу. Хина подарила ему двух рыбок (это были скумбрии), и считается, что скумбрии появились в водах Тонга именно во время правления Тата-фуэики-меимуа.

*13 Хавеа Второй.

*14 Правил около1450 г. Считается, что именно при этом Туи Тонга политическая система была существенно перестроена (в сторону укрепления династической власти и аристократии) Лоау-реформатором (третий Лоау в тонганских преданиях и мифах, ср. примеч. к № 93).

*15 Ср. версию сюжета о Ваэ, приведенную ниже в тексте, и версию в [11, № 152].

*16 Кау-улу-фонуа-фекаи — Кау-улу-фонуа Жестокий. Имя Жестоклй он получил за расправу с убийцами отца (см. ниже в тексте). Считалось, что именно он завоевал Увеа, где власть тонганцев продержалась затем до конца XVIII в.

*17 Лату-тоэ-ваве — «действующий скоро»; в имени содержится указание на необычное развитие его носителя (сверхъестественное развитие героя — характерный мотив полинезийского фольклора).

*18 По преданию, Туи Тонга был убит во время трапезы на островке Матаахо, в лагуне о-ва Тонгатапу. Его не погребали, пока убийцы не были наказаны: следовательно, его труп был набальзамирован (искусство бальзамирования, как полагает Э. Гиффорд [31, с. 53], пришло на Тонга с Самоа).

*19 Нгафингафи — парадные циновки очень тонкого плетения.

*20 По преданию, именно Кау-улу-фонуа-фекаи ввел около 1470 г. титул Туи Хаа Така-лауа. Этот вождеский род был менее знатным, чем Туи Тонга. Однако уже около 1500 г. светская власть перешла к династии Туи Хаа Така-лауа («вожди — наследники Така-лауа»), а сакральная власть сохранялась за династией Туи Тонга. Всего известны имена шестнадцати Туи Хаа Така-лауа. Около 1600 г. светская власть перешла от Туи Хаа Така-лауа к роду Туи Канокуполу (см. о нем № 100); к роду Канокуполу принадлежит и нынешний король Тонга — Тауфаахау Тупоу IV.

*21 Ср. здесь № 92, 93.

*22 Двадцать седьмой Туи Тонга, Кау-улу-фонуа Второй.

*23 Улуаки-мата Первый, он же Телеа (ниже в тексте назван этим именем). По преданию, появился на свет преждевременно. У его отца было две жены, и духи сделали так, что родила раньше та, которая понесла позже (ср. здесь № 1); ее сыном и был этот Туи Тонга. По легенде он утонул (или был утоплен) в море. Из балансира его лодки была затем сделана чаша, которую тонганцы показывали первым миссионерам.

*24 По другим генеалогиям этот Туи Тонга носил имя Кау-улу-фонуа Третий. О нем упоминает А. Тасман. видевший его в 1643 г. (по [31, с.56]).

*25 Улуаки-мата Второй.

*26 Туи-пулоту Первый.

*27 Сина-итакала Вторая, сестра Туи-пулоту (см. также примеч.34).

*28 Туи-пулоту Второй.

*29 Э. Гиффорд [31, с. 56] сообщает, что Пау правил около 1770 г. и умер около 1784 г.

*30 Маулу-пеко-тофа умер около 1806 г. (по [31, с. 57]).

*31 Этот Туи Тонга умер около 1810 г. (по [31, с.57]).

*32 Последний в списке тридцати пяти поколений Туи Тонга, умер в1865 г.

*33 Ср. здесь № 70 и [11, № 140, 141].

*34 Женщины Туи Тонга (сестры Туи Тонга) формально считались выше и знатнее мужчин. Первой Туи Тонга, чье имя сохранилось в генеалогиях, была сестра Туи Татуи — Лату-тама.

*35 Местность на севере о-ва Тонгатапу.

*36 Уфилеи — разновидность ямса, по вкусу напоминающая скорее картофель или батат; хои — дикий яме, Dioscorea bulbiferum; ма готовят обычно из бананов, и здесь подчеркивается, что на участке их росло особенно много.

*37 Синаулутоа — дорога, по которой проходили все торжественные шествия и на которой встречали знатных гостей.

*38 Фангалонгоноа — «спокойный берег».

*39 Фоуи — разновидность пандануса.

*40 Подразумевается, что Лоло наносит на живот женщины татуировку.

*41 Паэпаэ — камни, которыми обкладывали насыпь, служившую основанием дома, или могильный холм. Здесь идет речь именно о камнях для кладбищ Туи Тонга; то, что эти камни привозили с Увеа, должно было свидетельствовать о могуществе и величии власти Туи Тонга.