Общая характеристика работы
В эпосоведении сложилась парадоксальная на первый взгляд
ситуация: бытование былины как жанра завершилось, то есть
накопленного материала достаточно для выявления общих
закономерностей сюжетосложения (гипотетическое, но маловероятное
появление новых сюжетов не может существенно изменить картину в
целом), в то время как фольклористика не располагает работами (за
исключением исследований Л. А. Астафьевой, В. Я. Проппа,
Ю. И. Смирнова), в которых сюжеты русских эпических песен
рассматривались бы системно, а их классификация основывалась на
структуре самих текстов.
Такое положение дел обусловлено, по всей вероятности,
сложностью самого материала: былина не может быть определена как
однородное жанровое образование (в традиции термином
стбрина объединяются как собственно эпические песни, так
и «старшие» духовные стихи, «эпические» баллады и т.п.). Наряду с
проблемой жанровой таксономии существуют неясности в понимании
исследователями основной единицы описания содержательной части
былины – сюжета (состоит ли, например, былина «Добрыня и Змей» из
двух частей либо это гомогенное образование?). Сюжет – это
«несущая конструкция» для более мелких единиц описания – мотивов,
– которые зачастую смешиваются исследователями с внесюжетными
статичными элементами (например, с описанием седлания коня, пиром
у эпического князя).
Внимание в нашей работе сосредоточено главным образом
на сюжетно-мотивном уровне рассматриваемого материала. Предметом
исследования являются конкретные сюжеты и мотивы русского
былинного эпоса. Правомерно, по всей вероятности, задаться
вопросом о наличии в традиции «общего знаменателя» (если он
вообще существует), вокруг которого стягивались бы комплексы
указанных содержательных единиц.
Кроме того до сих пор не решен вопрос о количестве
сюжетов русского эпоса. А. М. Астахова, используя расширительное
толкование эпического жанра, насчитывает 130 былинных сюжетов,
записанных на Севере. В. Я. Пропп, выступая в 1956 году на
обсуждении проекта Свода русского фольклора, полагал, что
«русскому эпосу известно всего ок<оло> 120 собственно
былинных сюжетов». Б. Н. Путилов в предисловии к изданию
антологии былин пишет, что «число сюжетов приближается к ста,
обилие же вариантов и редакций это число существенно
увеличивает». Составители Свода былин в 25-ти томах насчитывают
всего 62 эпических сюжета (не учитывая комический эпос и былинные
песни).
В основе настоящей работы лежит гипотеза о том, что
былина строится из простых фабульных элементов (элементарных
сюжетов), которые при формировании эпического текста образуют
своего рода историко-биографическую последовательность.
Элементарные сюжеты, сходные по персонажной структуре (на уровне
ролей) и центральной акции героя (на семантическом уровне),
группируются нами в сюжетные типы, связанные с определенной
топикой, а совокупность таких сюжетных типов формирует модели
эпического нарратива.
На данном этапе исследования нами выделены и описаны 72
базисных сюжета, реализующихся в 8 моделях эпического нарратива.
Набор базисных сюжетов составляет некий «морфологический
максимум», выход за пределы которого для носителей эпической
традиции невозможен или ограниченно возможен при появлении
региональных эпических трансформаций.
Для решения проблемы жанрового диапазона русской
эпической традиции мы предлагаем использовать понятие
жанровой модели. Жанровые модели соотносимы друг с
другом, но различны по логике нарративного развертывания:
собственно эпическая, сказочная и балладная.
Особое внимание уделяется анализу былинных текстов,
бытовавших на Русском Севере, так как одной из их характерных
черт является творческий характер разработки сюжетов и обилие их
вариаций. Учитывая появление эпических новаций в динамично
развивающейся былинной традиции XIX-XX веков, мы рассматриваем и этот
материал, конструируя категорию нового былинного
образования, возникающего на пересечении основных моделей
эпического нарратива.
Таким образом, на защиту выносятся
следующие положения:
1. Сюжетно-мотивные единицы, реализуемые в русском
эпосе, соотносятся с моделями «песенной биографии» главного
героя.
2. Внутри биографических звеньев выделяются автономные
сюжетные образования – элементарные эпические сюжеты, – имеющие
собственную мотивную и персонажную структуры.
3. Сюжетообразующие и факультативные мотивы, группируясь
в элементарный эпический сюжет, подчиняются логике
повествовательных возможностей, заложенной в ядерном
мотиве.
4. Трансформированные сюжеты былинных новообразований
формируются, не выходя за рамки морфологической структуры
повествовательных звеньев, жанровых стереотипов былины и сюжетных
моделей историко-биографического характера.
Актуальность исследования.
Исследование приемов сюжетосложения актуально для
прояснения целого ряда вопросов, дискутируемых в былиноведении.
Во-первых, после построения типологии элементарных сюжетов более
инструментализированной представляется перспектива
сравнительно-типологических эпосоведческих изысканий; во-вторых,
изучение былин в данном аспекте открывает новые
исследовательские перспективы в отношении проблемы «эпос и
историческая действительность», поскольку исследование роли
универсальных сюжетных схем (например, сватовство для князя
Владимира) и значимых для сюжета деталей в текстах (например,
ком снегу белого, сани, в которые садится
Идолище) позволяет оспорить постулаты об их исторической или
региональной принадлежности, и в то же время выявить
прагматическую направленность данных элементов. В-третьих,
исследование закономерностей компрессии сюжета до ядерного мотива
и «развертывания» мотива до сюжета проясняет механизмы,
способствующие усложнению и упрощению структуры эпических
произведений. В-четвертых, специализированный анализ эпических
текстов предоставляет необходимые данные для адекватного
понимания репрезентации «былинной темы» в других жанрах
фольклора, в русской литературе и искусстве XIII-XX вв. Наконец,
анализ сюжетных особенностей былин подготавливает теоретическую
почву для построения типологии элементарных сюжетов.
Материалы, использованные в
диссертации, можно разделить на несколько
групп. Первая, самая обширная, – записи севернорусских былин, в
которых исследователи на основе общности сюжетных редакций и
версий, комплексов мотивов, мотивных единиц, деталей эпического
мира и формул выделяют более мелкие региональные традиции (былины
Архангельско-Беломорского края: Мезень, Печора, Пинега, Кулой,
Беломорье и др.; былины обонежско-каргопольской традиции: Пудога,
Заонежье, Кенозеро; тексты центральных районов Европейской
России, Поволжья, Урала и Сибири). Для выявления отличительных
нарративных характеристик «классических» (аутентичных) былин
анализировались также прозаические пересказы и записи эпических
произведений XVII-XVIIIвеков. Последняя группа –
немногочисленные фольклорные записи эпических новообразований. В
охвате привлекаемого к анализу материала автор стремился к
максимально возможной полноте.
Степень изученности темы.
Отечественными и зарубежными эпосоведами в достаточной
степени изучены вопросы связей былины и мирового эпоса, былины и
сказки (А. Н. Веселовский, В. Ф. Миллер, С. М. Боура, Ф. Ойнас,
Е. М. Мелетинский, Б. Н. Путилов, С. Ю. Неклюдов и др.), проблемы
бытования былин, изучения сказительских школ (В. И. Чичеров) и
сказительского мастерства (Ю. А. Новиков), развитие и
варьирование образа эпического героя (А. М. Астахова), методы
хронологизации вариантов (П. Д. Ухов) и выявления
фальсифицированных текстов (Ю. А. Новиков). На фоне различных
направлений, столь богато представленных в фольклористике,
вопросы сюжетосложения русской былины исследованы в меньшей
степени. В этой области наиболее весомыми для нас являются работы
А. П. Скафтымова [1924], О. М. Габель [1927], Б. Н. Путилова
[1975, 1999] и С. Ю. Неклюдова [1972, 1974, 2003,
2004].
Попытка определить жанровые границы русского эпоса и
составить указатель мотивов, «сюжетных ситуаций» и
«повествовательных звеньев» былин была предпринята
Л. А. Астафьевой [1988]. В целом исследование описывает фонд
эпических сюжетов и, хотя данный перечень неполон, а
методологически работа непоследовательна, в ней заложены основы
системного анализа сюжетики былин. В статье Ю. И. Смирнова [2006]
этапы биографии эпического героя описываются «тематическими
сериями», однако за пределами классификации остается большое
количество сюжетов, принадлежащих эпической традиции. Кроме того,
вызывает сомнение заявленный автором эволюционный принцип
расположения текстов внутри классификационных
разделов.
Наиболее глубоко (применительно к южнославянскому эпосу)
разработана система Х. Ясон [2002], которая предлагает не только
парадигматическую классификацию элементарных сюжетов, но и,
ориентируясь, в основном, на модель В. Я. Проппа, описывает их
синтагматическую структуру, состоящую из «сегментов эпического
повествования» (Epic Narrative Segments). Проблема, возникающая
при практическом использовании данной классификации, состоит в
трудоемкости описания сюжетов определенной былины, однако
намеченные Х. Ясон приемы открывают широкую перспективу для
эпосоведов.
Таким образом, несмотря на обилие опубликованных
былиноведческих исследований, посвященных различным аспектам
изучения русского эпоса, проблемы сюжетосложения былины и
систематизации ее содержательных элементов никак нельзя считать
решенными.
Цели исследования – на
основании единообразных моделей текстопорождения выявить
типологию сюжетных разновидностей русской былины; статистически
обосновать доказательства выделения ее сюжетных типов; описать
пластичность тематических комплексов в текстах исследуемых жанров
(«свертывание» и «развертывание» сюжетно-мотивных единиц);
систематизировать сюжетные элементы былин на основании моделей,
отвечающих обозначенным выше признакам. Для достижения названных
целей должны быть решены следующие задачи:
1. На основе критического обзора
существующих концепций определить функционально-семантическую
природу основных используемых при анализе сюжетно-мотивных
единиц;
2. Выявить наиболее формализованный
уровень разграничения этих единиц; рассмотреть, как на разных
уровнях описывается сюжет былины (с помощью специальных символов,
набора «ключевых слов», в виде своего рода кратких или
развернутых «резюме», которые могут рассматриваться в качестве
«сюжетных схем» былин соответствующего типа);
3. Выделить основные модели эпического
нарратива; ядерные и факультативные, типичные и уникальные
элементы сюжетного плана;
4. На основании проведенного анализа
всего сюжетного фонда былин выявить степень пластичности
сюжетно-мотивных единиц, их способность к вариационным
модификациям;
5. Разработать теоретические принципы
структурно-семиотического указателя былинных сюжетов и
мотивов.
Методы исследования. В
основу исследования сюжетов русского эпоса положена концепция
элементарных сюжетов, сформулированная и обоснованная в
первой главе диссертации. Она базируется на методиках анализа и
систематизации фольклорных нарративов, разработанных в трудах Б.
Кербелите и Х. Ясон; учитывается также опыт членения текстов на
повествовательные звенья Л. А. Астафьевой. Предложенная нами
типология элементарных сюжетов основывается на особой роли
биографической последовательности фабульных элементов при
конструировании сказителями эпического текста (В. М. Жирмунский,
С. Ю. Неклюдов). В полной мере используются методы
структурно-типологического и структурно-семиотического анализа,
как и некоторые разработки «финской школы» фольклористики (по
линии метатекстового описания былинного материала).
Научная новизна и практическая значимость
работы. В диссертации намечен не
применявшийся ранее комплексный подход к сюжетике былины,
последовательно разработаны принципы анализа эпических сюжетов,
систематизированы основные элементарные эпические сюжеты (ЭЭС) и
исследованы особенности строения былин, показаны базовые модели
эпического нарратива.
На основании теоретических выводов, полученных в
результате диссертационного исследования, ведется работа над
составлением Указателя элементарных эпических сюжетов;
разрабатывается Классификация элементарных сюжетов и
мотивов в былинах (включая их распределение по регионам
бытования)[1];
составлен банк данных по всем вариантам былин с учетом рубрик:
сюжет, исполнитель, собиратель, время и место записи текста,
паспорт, комментарии.
Результаты работы применимы в качестве теоретической
базы для новых научных изысканий. Основные положения, методы и
результаты исследования могут также использоваться для подготовки
лекционных курсов по традиционной русской словесности,
древнерусской литературе и фольклору.
Апробация работы.
Отдельные положения диссертационного проекта были
представлены в виде 24 докладов, обсуждавшихся на научных
конференциях: Поморский государственный университет (Архангельск,
2004), Вятский государственный гуманитарный университет (Киров,
2005), Московский государственный педагогический университет
(2007), Летняя школа «Историческая память в фольклоре»
(Переславль-Залесский, 2007), на постоянно действующем семинаре
Центра типологии и семиотики фольклора РГГУ «Фольклор и
постфольклор: структура, типология, семиотика» (2004-2007). По
материалам работы в рамках курсов «Общая фольклористика»
(С. Ю. Неклюдов) и «Историческая поэтика» (Е. С. Новик)
проводились семинары и практические занятия (ИФИ РГГУ,
2005-2007).
По теме диссертации опубликовано 5 статей (общий объем –
2,25 а. л.).
Структура диссертации.
Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения,
пяти приложений, списка цитируемой литературы и списка
сокращений.
Во Введении формулируется проблематика
исследования, обосновывается актуальность и научная новизна
работы, определяются цели и задачи диссертации, рассматривается
историография вопроса, описываются основные источники
исследования.
Первая глава «Проблемы описания эпического
нарратива» представляет собой,
во-первых, критическую компиляцию сведений о жанровых признаках
былины и ее сюжетных составляющих. Во-вторых, в данной части
работы рассматривается система персонажей русского эпоса.
В-третьих, обозначается терминология исследования и
иллюстрируется аналитическая процедура при выделении сюжетных
элементов, необходимых для построения их
типологии.
В § 1.1.
«Жанрово–тематический состав русского эпоса» рассматриваются
специфические жанровые характеристики былины и ее содержательные
элементы. Предпринимается попытка представить и структурировать
по возможности весь сюжетный фонд русского эпоса, учитывая, что
«втянутыми» самой традицией в орбиту былевой поэзии оказываются
балладные, сказочные и прочие сюжетные элементы фольклорной
традиции.
При жанровом определении былины привлекаются
дифференциальные признаки, отличающие ее от смежных жанровых форм
(исторической песни, духовного стиха, сказки), а именно:
метрическая структура текста, его установка на достоверность,
наличие «государственных интересов», которыми обусловлены
поступки героя и т. д. Тем не менее, актуальны и жанровые
модели: собственно героической эпики (у большинства былин);
волшебной сказки («Садко в подводном мире», «Михайло Потык» и
др.); новеллистической сказки («Ставр Годинович»), баллады
(«Чурило и Катерина», «Алеша и сестра братьев Петровичей») и
др.
Для «классической» героической былины (согласно теории
моделей Р. Пиккио), характерен содержательно-эстетический
эталон – «константиновская» модель (ориентация текстов на
прославление христианской державы и ее правителей). Однако
следует учесть, что, например, элементы «героические» часто
присутствуют «в свернутом виде» внутри «балладных» сюжетов (бой
героя и антагониста в былине о Козарине), а поэтому только
жанрово-тематическая классификация былин без учета входящих в них
гетерогенных содержательных единиц и связей между ними не может
адекватно описывать фольклорную традицию. Былины не всегда
выстраиваются по тематическим осям координат: зачастую один сюжет
претендует на несколько мест в «классификационной ячейке», –
поэтому нам представляется корректным дополнительно к
тематическому принципу систематизации сюжетов учитывать глубинную
семантику образов персонажей и «второй сюжетный план»
(Б. Н. Путилов) эпических коллизий.
Важность подобных аналитических операций подтверждается
при рассмотрении названий былин «внутри» традиции: в них прежде
всего включаются эпиномы (имена и/или прозвища героев, их
противников, соперников и невест), а также деяния богатырей, и
лишь в редких случаях – эпические топонимы. Это свидетельствует о
том, что именно персонаж, его действия и характеристики,
оказываются определяющими факторами при систематизации былинных
сюжетов.
Фонд сюжетных тем русского эпоса ограничен рамками
«песенной биографии» былинного героя. Так как сказители оперируют
заданным традицией «комплектом» сюжетных ситуаций и
характеристик, то и герои русского эпоса (за некоторыми
исключениями) обладают набором сходных биографических коллизий,
обозначаемых нами как модели эпического нарратива:
I. героическое
детство;
II. получение
силы/богатства;
III. воинские
коллизии;
IV. конфликты;
V. соперничество;
VI. матримониальные
коллизии;
VII. любовные
приключения;
VIII. смерть/гибель героя.
Данная концепция, по всей видимости, продуктивна и
верифицируема. Выделенные модели являются своего рода ведущими:
они втягивают в свои орбиты признаки других уровней эпического
текста (образная система, мотивы и т.д.). Полный перечень ЭЭС в
принципе может охватывать все сюжеты русского эпоса, но в данном
случае мы ограничиваемся отдельными примерами и предлагаем лишь
фрагментарный результат применения этой концепции.
Как показано в § 1.2.
«Система персонажей русской былины», роли персонажей для
тематически однородного круга сюжетов одинаковы. Концепция
сюжетных моделей былины предполагает, что в тексте, который
реализует данную модель, имеется определенный ролевой набор
персонажей, а герой действует согласно заданной нарративной
программе. Эти программы могут накладываться друг на друга,
поэтому помощник, скажем, иногда выступает также вестником, а
невеста/жена героя – антагонистом или помощником.
Персонажи русских былин исполняют следующие
роли:
1) герой (его окружение, дружина),
2) антагонист (и его войско),
3) эпический правитель,
4) помощник/спаситель,
5) слуга/оруженосец,
6) вестник/передающий сообщение (предсказание,
предупреждение),
7) невеста/жена героя (ее окружение),
8) ложный герой.
Для каждой сюжетной модели былины характерен «свой»
набор ролей и сегментов повествования.
После выделения ролей эпических персонажей определяются
их природа (сверхъестественная или человеческая), семейный или
социальный статус (родственники героя, князь, крестьянин и пр.).
Затем анализируются эпиномы (имена и/или прозвища) персонажей
(Неклюдов С. Ю.).
Характеристики персонажей относятся к уровню глубинных
структур, тогда как их действия образуют линию сюжета. Развивая
это положение, мы показываем, как мотивы-описания и
мотивы-характеристики, будучи, по Б. Н. Путилову,
функционально-содержательными и статичными на внешнем уровне,
продуцируют ряд более динамичных мотивов-событий, что приводит к
возникновению (или приурочиванию к имени героя) сюжетных эпизодов
и функционированию их в рамках определенных моделей. Так,
характеристика Алеши Поповича как «бабьего насмешника» приводит к
обусловленной этим мене эпиномов Чурилы и Алеши и
функционированию последнего в качестве любовника в былине
балладного характера «Чурила и Катерина». Не случайным
оказывается и появление Алеши как ложного героя (в рамках
замещения персонажами пустых ячеек системы dramatis personae) в
сюжете «муж на свадьбе своей жены»: Алеша, нарушая установленное
эпическим универсумом правило не жениться на вдове
побратима, подвергается постыдному наказанию и изгнанию из
богатырского социума; реже – Добрыня его убивает так, как герой
убивает антагониста.
В § 1.3. «Элементарный
эпический сюжет» в качестве операциональной модели исследования
эпических текстов предлагается концепция элементарного
эпического сюжета. Содержательные элементы былины
группируются в тематически однородные кластеры – сюжетные типы.
Внутри сюжетных типов они могут располагаться как
синтагматически, так и парадигматически, т. е. реализация всех
элементов в рамках определенного сюжетного типа не обязательна.
Эти элементы всегда меньше реального текста и больше мотива,
относительно автономны и в свою очередь состоят из варьируемого
набора мотивов, часть которых обязательна для реализации в тексте
– это сюжетные мотивы, а часть дополнительна – это факультативные
мотивы. Итак, на уровне объема понятия элементарный эпический
сюжет (ЭЭС) представляет собой относительно автономное сюжетное
образование (повествовательное звено), обязательными действующими
лицами в котором являются герой/его окружение, антагонист,
невеста, эпический правитель; оно обладает специфическим набором
мотивов и тематически отличается от других элементарных эпических
сюжетов. На уровне содержания понятия ЭЭС определяется нами вслед
за Б. Кербелите (с некоторыми уточнениями) как структура,
состоящая из начальной ситуации, конъюнкции двух или более
персонажей из-за какого-либо нематериального или материального
объекта и результата этой конъюнкции. В пределах ЭЭС герой
перемещается в пространстве или во времени, при этом изменяются
его возрастные либо статусные характеристики.
Например, в традиционном тексте былины «Василий
Буслаевич и новгородцы» мы можем выделить два базовых ЭЭС,
реализующих модели героическое детство и
соперничество - «герой, оставшись без отца, обучается
грамоте, калечит окружающих и набирает дружину» и «герой,
соперничая с городом в силе, побеждает горожан». Каждая из акций
ЭЭС может быть выражена либо сказуемым (герой обучается грамоте),
либо nomen
actionis
(обучение героя грамоте). В некоторых случаях целесообразно
давать метатекстовые формулировки ЭЭС в соответствии с
общепринятыми обозначениями. Например, элементарный сюжет «герой
немощен/сидит на печи, благодаря встрече со странниками
исцеляется и обретает силу» может быть обозначен как, с одной
стороны, «герой, не подающий надежд» (по указателю мотивов
С. Томпсона – L.114. Hero of unpromising habits), с другой
стороны – как «получение силы посредством питья» (D1335.2. Magic
strength-giving drink).
Следует учитывать, что ЭЭС принципиально неоднородны:
они могут включать одно действие, определяемое нами как
центральная акция (ЦА), и совокупность действий,
связанных причинно-следственными отношениями. Для упрощения при
формулировке ЭЭС в тексте диссертации мы используем в качестве
названия и ЦА персонажа. Например, в модели конфликты
ЭЭС, входящий в сюжетный тип конфликт между родственниками,
не узнающими друг друга, формулируется как «герой борется с
неузнанным сыном/дочерью».
Каждый элементарный сюжет композиционно автономен и
существует в традиции либо как отдельная былина, либо как эпизод
в другом эпическом тексте – в качестве распространяющего
элемента, например, рассказа героя о прошедшем событии,
сновидения и пр. Так, ЭЭС «конфликт героя и правителя», с одной
стороны, включается в былину «Илья и Калин-царь» в качестве
мотивирующего эпизода перед основным действием (в Киеве
отсутствуют богатыри, Илья Муромец посажен в погреб,
следовательно, город беззащитен, а нашествие татар неизбежно), а
с другой, может существовать как отдельная былина, дополняющая
«эпическую биографию» Ильи Муромца. В пределах былинного текста
ЭЭС связываются между собой формулами времени, ремарками
сказителя и т. д.
Вторая глава «Типология содержательных элементов
былинного сюжета: базовые модели эпического
нарратива» состоит из пяти разделов, в
которых с учетом ранее определенной специфики моделей
рассматриваются конкретные былинные тексты и анализируются
входящие в них элементарные эпические сюжеты.
Материал показывает, что за редким исключением все
былинные тексты, в том числе разрушенные и неполные, реализуют
одну из выделенных нарративных моделей, а некоторые – две и более
(одновременно или последовательно). Совокупность восьми
выявленных моделей определяется как парадигматическая основа, за
рамки которой не выходит все многообразие конкретных сюжетов
былинного эпоса. О том же свидетельствует демонстрация
продуктивности этих моделей при расширении сюжетного фонда былин
и появлении былинных новообразований.
В § 2.1. «Модели героическое
детство и получение силы/богатства» анализируются
комплексы былинных мотивов, создающих элементарные сюжеты данных
моделей.
Эпизоды биографии главного героя, включающие коллизии,
которые входят в мотивный комплекс героическое детство,
составляют малую часть (около 12 %) от других коллизий: воинских,
матримониальных и пр. его сюжетная обособленность в
системе героических коллизий позволяет говорить о нем, как о
самостоятельном образовании. Автономность героического
детства подчеркивается однородностью и известной
ограниченностью эпических тем и мотивов, участвующих в описании
детства героя. Кроме того, его автономность отражена в
пространственно-временной системе эпоса: периодичность временнМго
отчета практически прекращается после завершения процесса
возмужания – скачкообразного, замедленного, плавного. Наконец,
само детство проходит в определенном локусе, который богатырь не
покидает (С. Ю. Неклюдов).
Героическое детство, как и
пир, в редких случаях является тождественным
самостоятельному тексту («Исцеление Ильи Муромца»), но чаще всего
представлено в инициальной части былины, выполняя при этом
сюжетообразующую функцию. ЭЭС модели «героическое детство»
реализуются в былинах «Волх Всеславьевич», «Василий Буслаевич и
новгородцы», «Исцеление Ильи Муромца», «Добрыня Никитич и змей»,
«Козарин», «Саул Леванидович», «Иван Гостиный сын» и др.
Результаты статистического анализа показывают корреляцию между
воинским характером сюжета и включенностью в былину героического
детства (87%), тогда как топос пира сочетается прежде всего с
последующими матримониальными коллизиями (75%).
В последней части раздела приводится каталог
сюжетообразующих мотивов, формирующих ЭЭС модели героическое
детство.
Модель получение силы/богатства, как и
героическое детство имеет различную реализацию в
былинном тексте: она может быть инициальной частью («герой
получает города в дар от дяди и едет их смотреть»), может входить
в качестве компонента в другой ЭЭС («герой получает силу от
странников») или составлять самостоятельный эпический сюжет
(«герой получает богатство от морского царя», «герой получает
силу от умирающего великана»).
В § 2.2. «Модель воинские
коллизии» рассматриваются ядерные сюжеты, входящие в состав
«героических былин» и выделяющиеся на основании трехступенчатой
композиционной структуры и ядерного мотива «бой героя и
антагониста» (А. П. Скафтымов).
В анализ не включаются сюжеты о бое героя с
женщиной-богатыркой и о бое отца с сыном, так как сражение между
этими персонажами относится лишь к периферийной части сюжета;
модели, разрабатываемые этими ЭЭС, представляют элементарные
сюжеты «сватовства» – матримониальные коллизии – и
конфликты, чем и отличаются от воинских
коллизий.
Выделение модели воинские коллизии
обосновывается общностью статуса персонажей, в частности,
антагонистов. Факультативными персонажами являются князь,
вестник, разнофункциональные помощники героя. Противники героя в
определенной группе былин – Змей, Тугарин, Идолище, Калин-царь,
Батый (Бадан, Мамай, Батыга) – представляют собой мифологических
и этнических врагов (былины «Илья и Идолище», «Илья и
Калин-царь», «Илья и Батыга», «Илья и Мамай»; «Добрыня и Змей»,
«Алеша и Тугарин» и др., а также былины, согласно Б. Н. Путилову,
пародирующие героику – «Василий Игнатьевич и Батыга»).
Внимательный анализ образа противника позволит
обнаружить важное отличие и внутри этой группы былин: Змей и
Соловей-разбойник, Тугарин и Идолище сохраняют рудименты
мифологических противников, а остальные персонажи имеют признаки
либо исторических, либо этнических врагов Руси.
§ 2.3. «Модели
соперничество героев и конфликты».
Типичным ЭЭС модели конфликты является
столкновение и бой между двумя «своими» персонажами: героем и его
племянником, героем и его сыном, героем и его дочерью, героем и
его братом и последующее узнавание. Таким образом, общность
персонажей и ЦА, имеющая итогом узнавание, образует сюжетный
тип:
Конфликт между родственниками, не узнающими друг
друга
1. Герой борется с племянником;
2. Герой-жених убивает свою неузнанную
невесту-воина;
3. Герой борется с неузнанным сыном/дочерью;
4. Герой борется с неузнанным братом, похищенным
татарами.
В следующей группе сюжетов конфликт происходит между
героем и эпическим правителем. Данный сюжетный элемент достаточно
редко организует целый былинный текст, чаще он оказывается
включен в него как мотивирующий эпизод, необходимый для удаления
героя из эпического центра перед нападением на Киев
врага:
Конфликт между князем и героем
1. Князь заключает оклеветанного героя в
погреб/тюрьму;
2. Герой бунтует против князя.
В отличие от конфликтов модель
соперничество состоит из состязательных акций «своих»
персонажей (герой – герой; герой – правитель; герой – «сила
небесная»), результатом которых является, во-первых, выделение
героя из общей социальной среды, а во-вторых, установление
богатырской иерархии. В ЭЭС модели соперничество
завязкой конфликта оказывается либо спор (пари) персонажей, либо
хвастовство:
Соперничество «своих» персонажей
1. Состязание:
кто победит в богатырских забавах;
2. Состязание на быстроту
коня;
3. Состязание героя и города/князя в
богатстве/силе;
4. Состязание в богатстве;
5. Состязание в щегольстве[2].
Соперничество двух «своих» богатырей
1. Столкновение признанного воина с юным
героем.
Особый интерес представляет третий сюжетный тип, где
соперниками являются герой и субстантивированная «сила небесная».
Герой хвастается, что может победить небесные силы, перевернуть
мир благодаря своему могуществу, однако в этом случае он
неизбежно терпит поражение. Элементарные сюжеты, входящие в
данную модель, могут реализовываться в других ЭЭС в качестве
мотивов (хвастовство Ильи Муромца – притянуть небо к земле –
входит в героическое детство этого героя). Ниже
представлена краткая структура сюжетного типа с метатекстовым
описанием двух сюжетов:
Посягательство героя / героев на «небесную силу» /
мироустройство
1. Лестница/столб до неба [Герой/герои хвастаются, что
могут победить «силу небесную»/притянуть небо к земле; в
результате у героя убавляется сила/герои окаменевают/враги при
разрубании надвое увеличиваются в числе];
2. Предупреждение «черепа» [«Мертвая голова»
предупреждает героя не пинать ее/люди предупреждают героя не
купаться в священной реке (Иордан) голым; герой нарушает запреты
и, прыгая через камень, погибает];
3. Неподъемная тяжесть.
В § 2.4. «Модели матримониальные
коллизии и любовные приключения» рассматриваются
ЭЭС и мотивы сватовства и сопредельных с ним коллизий
(похищениеженщины антагонистом, причинение ущерба герою
женщиной-колдуньей и пр.), в той или иной мере примыкающие к
хронологически упорядоченным эпизодам «биографии» наиболее
популярных в народной традиции эпических богатырей (Иван
Годинович, Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович). Однако
существуют герои (например, Соловей Будимирович, Дунай Иванович),
для которых сватовство и/или женитьба оказываются единственными
событиями их «эпической жизни».
Процент былин, содержащих ЭЭС модели матримониальные
коллизии сватовства и брака, варьирует от одной локальной
традиции к другой и составляет от 12 % до 20 % от общего числа
эпических сюжетов.
Сюжетные роли персонажей, характерные для былин о
брачных коллизиях героя, представлены эпическим владыкой, героем,
невестой/женой, помощником/спасителем, противником/соперником.
Доминантные же мотивы, из которых складываются ЭЭС, формулируются
нами следующим образом:
1. Герой сватает невесту для князя;
2. Герой сватает невесту для себя;
3. Иноземный герой сватается к племяннице
князя;
4. Невеста сватает сама себя;
5. Герой женится на девушке-богатырке, предварительно
победив ее;
6. Герой спускается в могилу к умершей
жене-колдунье;
7. Похищенная героем девушка/жена во время боя с
соперником предает его;
8. Герой находит похищенную жену, которая предает его
сопернику;
9. Герой, возвращаясь домой, попадает на свадьбу своей
жены;
10. Жена освобождает плененного мужа;
11. Герой возвращает из плена сестру и предотвращает
инцест;
12. Отвергнутая героем княгиня подкладывает ему в сумку
княжескую чашу и обвиняет его в воровстве;
13. Герой вступает в любовную связь с
богатыркой;
14. Братья не позволяют сестре любить героя;
15. Герой силой женится на девушке, к которой его
неудачно посватала мать.
Можно выделить следующие сюжетные типы модели
матримониальные коллизии: сватовство (1–4),
разрушенный брак (5–8), разрушенный и
восстановленный брак (9–10), предотвращенный инцест
(11); ЭЭС модели любовные приключения
(12 –15).
Для каждого подраздела существует обязательный круг персонажей:
для сватовства это герой (его окружение), невеста,
эпический князь (его окружение); для разрушенного брака
– герой, зооморфная жена/богатырка/колдунья/жена-предательница,
соперник; для разрушенного и восстановленного брака –
герой, жена, жена-помощница, ложный герой; для
предотвращенного инцеста – герой, сестра, антагонист;
для любовных коллизий – герой, жена другого богатыря или
эпического князя/богатырка.
Таким образом, сюжеты, так или иначе связанные с
брачными коллизиями, включают три группы: (1) брачная тематика
составляет стержень, на который нанизываются остальные
«резонирующие» семантические элементы («Потык», «Соловей
Будимирович», «Хотен Блудович», «Женитьба князя Владимира»); (2)
матримониальные коллизии существуют на равных правах с другими
мотивами («Садко», «Дунай», «Козарин», «Иван Годинович»); (3)
брачная топика присутствуют лишь на втором плане повествования, а
доминирующими являются иные мотивы («Илья и Сокольник», «Илья и
жена Святогора»).
Модель любовные приключения героя реализуют в
основном ЭЭС «балладного» характера («Алеша Попович и сестра
Петровичей-Збродовичей», «Чурила Пленкович», некоторые сюжеты,
развивающие эпическую биографию Ильи Муромца и
Святогора).
Анализ ЭЭС модели смерть / гибель героя
(§ 2.5.), показывает, что чаще всего подобные
элементарные сюжеты включаются в качестве сюжетных мотивов в ЭЭС
других повествовательных моделей. Однако наличие «развернутых»
случаев («гроб по мерке» - «Смерть Святогора в гробу») позволяет
рассматривать в качестве потенциально самостоятельных также и те
ЭЭС, которые «свернуты» до отдельных мотивов. Погибают Василий
Буслаев, Ермак Тимофеевич; кончают жизнь самоубийством Данило
Ловчанин, Сухман, Дунай; окаменевает Илья Муромец. В диссертации
приводится подробная таблица, указывающая типы финалов эпической
биографии героя:
|
Герой
|
Сюжет в традиции
|
ЭЭС
|
|
Василий Буслаев
|
Смерть Василия Буслаева
|
Герой погибает, перепрыгивая нетрадиционным способом
через камень
|
|
Илья Муромец
|
Три дороженьки богатырские
|
Герой окаменевает, беря деньги из-под камня
|
|
Илья Муромец и его окружение
|
Камское побоище
|
Герой уходит в пещеру и там окаменевает
|
|
Святогор
|
Смерть Святогора в гробу
|
Герой ложится гроб, предназначенный для него и, умирая,
передает богатырскую силу Илье Муромцу
|
|
Дунай Иванович
|
Дунай и Настасья
|
Герой, проиграв в меткости стрельбы жене, убивает ее и
еще не рожденного сына, кончает жизнь самоубийством
|
|
Сухмантий Одихмантьевич
|
Сухман
|
Герой убивает себя в отместку князю, не поверившему, что
герой оборонял страну от врагов
|
|
Чурила Пленкович
|
Чурила и Катерина
|
Героя убивает обманутый муж в отместку за
прелюбодеяние
|
Иногда гибнут богатыри, находящиеся не в фокусе
эпического повествования: Добрыня убивает/чуть не убивает Алешу в
финале сюжета «муж на свадьбе своей жены» («Добрыня и Алеша»),
Илья убивает Дуная за несоблюдение богатырских норм; впрочем, в
этих случаях один из «своих» богатырей берет на себя сюжетную
роль антагониста – происходит своего рода замещение функции.
Былинный материал показывает, что ЭЭС, реализующие модель
смерть/гибель героя коррелируют прежде всего с сюжетами
о соперничестве и/или конфликтах «своих» персонажей (ср. «Бой
Добрыни и Дуная»).
В конце второй главы перечисляются типы
связи сюжетных мотивов в более сложной сюжетной конфигурации –
ЭЭС.
В третьей главе «Конгломерация, модификация и
трансформация эпических сюжетов»
рассматриваются механизмы, санкционирующие бытование
эпических текстов в традиции: усложнение и упрощение структуры
сюжетов. Уделяется также внимание особенностям поздних эпических
новообразований, причем акцент делается не на генезисе этих
текстов, а на их сюжетных структурах.
В первых двух разделах (§ 3.1.
«Проблема изменения эпических текстов» и § 3.2.
«Основные типы соединения элементарных сюжетов былин»)
рассматриваются такие механизмы усложнения и упрощения былинных
структур (Ю. А. Новиков), как конгломерация, модификация и
трансформация.
Ввиду расплывчатости термина «контаминация», мы
предлагаем выделять былинную конгломерацию – механическое
соединение отдельных элементарных сюжетов. Данное соединение
подразумевает ориентацию каждого сюжета на модели биографического
характера. Конгломераты представляют собой сводные былины, в
основе которых лежат эпиномы – имена эпических персонажей, – они
становятся организующим центром фольклорного произведения. При
таком соединении отдельный ЭЭС сохраняет структурные особенности
модели и свои черты и свойства, а эпические законы (единства
действия, замкнутость эпического времени и т. д.) не
нарушаются.
При модификации эпических сюжетов происходит их
преобразование, характеризующееся появлением новых свойств. В
реальных текстах данный процесс характеризуется присоединением
однотипных ЭЭС к ядерному сюжету, так или иначе оттеняющих или
мотивирующих главную акцию персонажа, находящегося в фокусе
конкретной былины. Наиболее ярко тенденция к модификации
проявляется во включении в текст сюжетов предваряющего характера:
к сюжету «Илья Муромец и Соловей-разбойник» прикрепляются сюжеты
«Илья Муромец и разбойники», «Илья Муромец и
королевична».
Третий механизм усложнения структур эпических песен
обнаруживается в трансформации базовых небылинных сюжетов
фольклорного или литературного характера в «эпический формат».
При этом полученный текст, проходя «обкатку» в традиции, получает
былинную направленность, то есть ориентацию на жанровую модель
былины. Следование этой модели проявляется в героизации персонажа
в конкретном ЭЭС. «Переключение форматов» при трансформации
создают подчас неустойчивые конфигурации мотивов: логика
повествования прототипического текста, например, волшебной
сказки, нарушается, отсутствует мотивы-связки между частями
произведения и т. д.
Конгломерация может соседствовать с модификацией и
трансформацией исходного сюжета, однако отличие трансформации от
двух первых типов изменений структуры сюжетов заключается в том,
что материал для нее берется как из былинной традиции, так и из
фольклорной традиции в целом, литературного источника или средств
массовой информации. Типы видоизменения сюжетов зависят прежде
всего от типа сказителя и региональной принадлежности
текста.
Главным источником обновления сюжета становятся
эпические мотивы, общие места, сюжетные детали и персонажи. Такие
былины представляют композиционное переоформление традиционных
эпических сюжетов (А. М. Астахова). Толчком для создания подобных
былин служат главным образом мотивы, входящие в ЭЭС
соперничество и конфликты, на их основе
создаются хронологически более поздние былины о встрече двух
«своих» героев и их единоборстве с целью установления богатырской
иерархии («Бой Ильи Муромца и Добрыни Никитича»), о конфликте
двух «своих» героев из-за нарушения одним из них норм богатырской
субординации («Добрыня и Дунай»). Есть также тенденция к
дополнению биографии эпического героя («Илья Муромец покупает
коня, воюет с Полубелым, ловит и казнит Соловья Разбойника»;
«Победа богатырей Черниговского князя Олега над войсками князя
Додона»; «Женитьба князя Владимира на указанной и привезенной
Добрынею греческой княжне») и пр. Включение данных сюжетов в
традицию происходит в основном с ориентацией на три модели:
соперничество, конфликты, любовные
приключения.
Трансформированные сюжеты представляют собой переходную
ступень кбылинным новообразованиям, которые
рассматриваются в заключительной части третьей главы
(§ 3.3.). Их источниками, установленными в
российской фольклористике (В.Ф. Миллер, А.М. Астахова),
оказываются как сюжеты и мотивы различных фольклорных жанров
(предание, легенда, сказка, духовный стих, песня), так и книжная
словесность, в которой излагаются события исторической
действительности, известные нам по летописным сводам.
Основными вопросами при анализе новообразований: почему
тот или иной сюжет принимается жанровым полем традиционного
эпоса? Какими характеристиками должны для этого обладать сюжеты
различных жанров-доноров? Анализ двух новообразований «Данило
Борисович» и «Бутман» позволяет прийти к общему выводу: данные
тексты представляют собой достаточно сложную структуру,
поглощающую на своем пути мотивы преданий, легенд и прочих
содержательных элементов (скажем, в преданиях актуализируются как
ядерные, так и периферийные семы фольклорных мотивов, отдельным
же случаем является прямое переложение сказки в
былину).
В Заключении подводятся предварительные
итоги системного изучения былинных сюжетов.
Содержательные единицы (элементарные сюжеты и мотивы)
соотносятся с моделями «песенной биографии» главного героя.
Внутри биографических звеньев выделяются автономные сюжетные
образования – элементарные эпические сюжеты, – имеющие
собственную мотивную и персонажную структуры. На момент
исследования проанализировано 72 элементарных эпических сюжета.
Надо добавить, что мотивы в ЭЭС группируются в зависимости от
логики повествовательных возможностей, заложенной в доминантном
сюжетном мотиве. Такое понимание тематической доминанты позволяет
исследовать глубинные семантические структуры жанров и жанровых
групп. Механизмы, регулирующие усложнение структур эпических
песен могут быть сведены к трем основным типам: конгломерация,
модификация и трансформация. Исследование эпических трансформаций
– былинных новообразований – показывает, что они формируются,
подчиняясь принципу динамического стереотипа и не выходя
за рамки морфологической структуры повествовательных звеньев
определенных моделей.
Эти положения о системности былинного материала
позволяют подойти к созданию указателя, необходимого для работы с
русской эпической традицией. Можно сказать, что указатель дает
представление об основном корпусе и наборе сюжетов былин,
который, вероятно, незначительно изменится по мере привлечения
нового, ранее не выявленного материала.
В Приложении 1 приводится структура
Указателя элементарных эпических сюжетов былин.
В Приложении 2 приводится фрагмент базы
данных «Былина», включающий информацию о пинежских былинах,
собранных А. Д. Григорьевым.
В Приложении 3 приводится часть
Указателя ЭЭС былин.
В Приложении 4 приводится каталог
базовых эпических мотивов.
В Приложении 5 приводится рабочий
словарь терминов.
Основные положения диссертации отражены в
следующих публикациях автора:
1. Особенности позднего былинного
новообразования «Данило Борисович». К проблеме происхождения
былинных новообразований // Материалы русско-финского симпозиума.
Архангельск: ПГУ, 2004. С. 124-133 (0,6 а. л.).
2. Новая книга о
пространственно-временной организации в сказках и былинах: Рец.
// Живая старина. М.: ГРЦРФ, 2007. № 1 (53). С. 54-57 (0,4
а. л., совместно с А. В. Козьминым).
3. Вахрамей Вахрамеевич против Идолища:
Закономерности в образовании былинных имен // Традиционная
культура. М., 2007. № 3 (27). С. 50-60. (0,8 а. л.).
4. Былинные «poetes maudits» и эпические новообразования в
переходный период фольклорной традиции // XIXПуришевские чтения:
Переходные периоды в мировой литературе и культуре: Сборник
статей и материалов. М.: МПГУ, 2007. С. 156-157 (0,05
а. л.).
5. Функции надписей в русском эпосе //
Русская речь. М., 2007. № 6 . С. 93-98 (0,4 а. л.).
