Н.Н. Вохман
Формирование фольклорной традиции на территории >Хакасско-Минусинской котловины (опыт реконструкции)
Данная работа посвящена процессу формирования фольклорной
традиции на территории Хакасско-Минусинского котловины. Мы
охватываем современные территории
Шушенского, Ермаковского, Курагинского, Каратузского,
Минусинского, Идринского и Краснотуранского районов Красноярского
края (с 1822 по 1925 г. именуемого Енисейской губернией).
В Красноярском крае территория Хакасско-Минусинской котловины в
культурном отношении является наименее исследованной, что и
подвигло нас обратиться к этому региону. Однако изучение народной
культуры на современном этапе не возможно без ее диахронного
исследования. Для решения этой задачи будем использовать метод
реконструкции,
пытаясь восстановить, какие фольклорные жанры могли
существовать на исследуемой территории в
XVIII
–
XX
в. Кроме того, изучая традицию в диахронии, мы выясним,
какие процессы привели к сложению именно той традиции, которая
зафиксирована в данном регионе в конце
XX
– начале
XXI
.
В фольклористике не раз предпринимались попытки выделить
факторы, определяющие сложение региональной фольклорной традиции.
Первым, кто обратил внимание на особенности сложения региональной
традиции и выделил ряд факторов, был Я. Р. Кошелев. Так, он
обратил внимание на исторические, социально-экономические и
бытовые особенности региона, а также отметил огромную роль
поселенческого фактора: «Разнообразие населения по составу и
этническим связям не могло не сказаться на формировании культуры
и быта сибиряков»
[1]
. Вслед за ним Т. Г. Леонова, рассматривая фольклор Омской
области, видит причины его своеобразия «в условиях формирования и
жизни населения исследуемой территории»
[2]
. М. Н. Мельников предлагает «учитывать
пространственно-географический фактор», этнический и социальный
состав населения, а также характер взаимодействия русского
населения с коренными народами
[3]
. Кроме этих факторов, И. М. Колесницкая считает необходимым
принять во внимание природные особенности исследуемого края и
характер хозяйственной деятельности населения
[4]
. Мы проанализируем влияние социального состава населения,
поселенческого и геополитического факторов на формирование
традиции в изучаемом регионе в
XVIII
в.
В начале колонизации будущей Енисейской губернии огромную роль
сыграли геополитический и экономический факторы, обусловившие
более позднее заселение южной части Енисейской губернии по
сравнению с северной
[5]
. Освоение южной части региона затянулось ввиду вооруженного
сопротивления енисейских киргизов, борьба русских с которыми
продолжалась до 1703 года, когда енисейские киргизы были уведены
джунгарским ханом в его кочевья
[6]
. В 1707 г. на вновь присоединенной территории возник
Абаканский острог, затем Саянский и несколько форпостов
[7]
.
После освобождения от киргизов на территории
Хакасско-Минусинской котловины остались мирные кочевые племена –
хакасы. Рассмотрим, как отразилось взаимодействие русского и
хакасского населения на культуре и фольклоре. Н. М. Мельников
пишет, что в некоторых северных районах Западной Сибири русские
заимствовали у коренных народов орудия для рыболовного и
зверобойного промыслов, приспосабливались к питанию аборигенов и
т. д.
[8]
Все это привело к возникновению этнических групп
русско-бурятского, русско-якутского происхождения, по языку и
культуре одинаково близких двум народам
[9]
. На южных же территориях Западной Сибири, по наблюдению М.
Н. Мельникова, ситуация была совершенно иной. Традиционная для
русских производственная деятельность (земледелие) обеспечивала
им независимое от аборигенов существование.
Видимо, похожая ситуация была и на территории
Хакасско-Минусинской котловины. Однако, как отмечает К. М.
Патачков, здесь хакасы многое переняли у русских: в строительстве
жилищ, ведении сельского хозяйства, изготовлении орудий
производства и т. д.
[10]
Экономические отношения привели к тому, что оба народа
начали учить язык друг друга, однако при этом они сохраняли свою
национальную самобытность. Этому способствовал характер
расселения: русские сосредоточилось преимущественно на правом
берегу Енисея, тогда как хакасские улусы и стойбища располагались
на левом. Поселки со смешанным хакасско-русским населением были
редки
[11]
. Кроме того, несмотря на включение хакасов в состав
Российского государства, они имели свой собственный
административный орган – Инородческую управу, а также сохраняли
свою веру – шаманизм
[12]
. Что касается фольклора, то в настоящее время учеными
отмечены взаимовлияния этносов лишь в некоторых жанрах
несказочной прозы
[13]
, параллели в песенном творчестве пока не выявлены.
Период зарождения восточнославянской фольклорной традиции в
исследуемом ареале представляет собой научную проблему уже
потому, что отсутствуют точные данные о времени возникновения
населенных пунктов, лежащих южнее Абаканского острога. Так, у
историков нет
единого мнения о дате возникновения Саянского
острога и ряда форпостов
[14]
. Тем не менее исторически установлено, что к 1727 г.
охранные пункты уже существовали. Таким образом, в первые 15 лет
XVIII века на территории
Хакасско-Минусинской котловины еще не было постоянного населения.
В форпостах солдаты несли службу один год, а затем возвращались к
семьям
[15]
.
Начало сложения народной культуры в новозаселяемом районе
исследователи связывают с образованием оседлого населения
[16]
. Но, на наш взгляд, для функционирования фольклора служилых
оседлость не является определяющим фактором. Ведь, находясь на
службе, казаки исполняли песни, свойственные их культуре, а также
участвовали в календарных обрядах в период несения службы. В 60-х
годах
XVIII в., когда они поселились на
постоянное жительство в этих местах, следы их фольклора могли
укрепиться в данной местности и распространиться среди
крестьян.
Изучение исторических источников убеждает, что решающим
этапом в заселении Хакасско-Минусинской котловины стали 40-е
гг.
XVIII
в. В это время имело место как принудительное, так и
вольное заселение территории. Прежде всего правительству
необходимо было наладить эксплуатацию рудных богатств Минусинской
котловины
[17]
. В ходе этого были основаны Ирбинский и Луказский заводы,
работать на которые присылали крестьян и ссыльных из разных
губерний России. Для них были основаны казенные поселения вблизи
заводов
[18]
: деревни Лугавская, Малая Минуса и Тесинская
[19]
.
В это же время, по мнению Г. Ф. Быкони, возникла деревня
Шушенская (между 1740 и 1744 годами)
[20]
. Возможно, подобным образом уже на первом этапе колонизации
возникли и другие крестьянские селения, дата оснований которых
точно не установлена.
Названные выше заводы просуществовали недолго: Ирбинский
законсервировали в 1742 г., Луказский – в 1745 г. После закрытия
заводов крестьяне могли остаться на новом месте. Ссыльных, у
которых не было своего хозяйства, передали на заводы Восточной
Сибири, остальные остались на местах, составив всего 8 %
населения Хакасско-Минусинского района
[21]
. Как отмечают историки, ссыльных в полном смысле этого
слова, как
XIX–
XX вв., Сибирь
XVII–
XVIII вв. не знала. Так, Д. Я. Резун
пишет, что «в официальных документах встречается понятие
«ссыльного», но по прибытии в Сибирь они преимущественно
определялись в пашенные крестьяне или даже в пешие казаки»
[22]
. Кроме того, по происхождению они были крестьянами, которых
ссылали в основном не за уголовные преступления, а вследствие
«продерзостного поведения»
[23]
. Этот факт объясняет отсутствие бунтарских и удалых песен
на исследуемой территории.
Кроме принудительного заселения исследуемой территории, в
40-е гг.
XVIII
в. осуществлялось и вольное ее освоение. В этот
период наблюдался небывалый всплеск внутренней миграции: на южные
земли пришли переселенцы из старожильческих районов Енисейского и
Красноярского уездов
[24]
. Рассмотрим, какую фольклорную традицию могли принести в
Минусинский округ выходцы из этих территорий.
В Красноярском уезде благодаря ссылке оказалось большое число
колонистов из самых разнообразных мест государства. С. В.
Бахрушин приводит данные об их происхождении: «Мы встречаем на
Красном Яру уроженцев Москвы и ближайших к ней городов:
москвитян, коломлетян, ростовцев; из Поволжья – романовцев,
ярославцев, казанцев, нижегородцев, арзамасцев, балахонцев,
тетюшан, астраханцев; наконец, с западной и южной окраин –
смольнян, воротынцев, путивльцев, комаричан, курчан и др.»
[25]
. Эта этническая пестрота и разные места исхода могли
затруднить сложение богатой однородной культурной традиции уже в
Красноярском уезде. Следовательно, выходцы из этой территории
могли принести в Минусинский округ смешанную, усредненную
культурную традицию. В силу этого на территории
Хакасско-Минусинской котловины могла возобладать богатейшая
традиция переселенцев из Енисейского уезда, речь о котором пойдет
ниже.
Итак, на исследуемой территории к середине
XVIII века проживали крестьяне и
ссыльные, а в 1860-е гг. в составе оседлого населения появилось и
казачество
[26]
. На местах форпостов возникли деревни Таштыпская,
Каратузская, станица Суэтукская; кроме того, казаки селились и в
уже существовавших деревнях Монок, Бейской и Арбаты
[27]
. Что касается численности
казаков, то, по мнению историков, на исследуемой территории
к концу
XVIII
в. сосредоточилась половина всех служилых
Приенисейского края
[28]
.
Такая демографическая ситуация, несомненно, должна была
отразиться на формировании фольклорной традиции
Хакасско-Минусинской котловины: песенная культура исследуемого
района должна была включать эпические жанры – былины и
исторические песни, а также традиционную лирическую песню
солдатской и военной тематики, характерные казачьей песенной
традиции. Подтверждение этому находим у исследователей казачьего
фольклора сибирских территорий
[29]
. Так, Р. П. Матвеева пишет: «Там, где находились казачьи
станицы, встречаются казачьи, солдатские и рекрутские песни»
[30]
.
Анализ имеющихся фольклорных данных показывает, что в песенной
традиции второй половины
XX века на исследуемой территории
бытовало лишь 17 сюжетов относящихся к воинской тематике.
Необходимо отметить, что записанные песни не носят локального
характера: они фиксировались на других сибирских территориях.
Семь из них представляют собой образцы традиционной лирики,
остальные возникли либо в
XIX веке, либо в период войн
XX века. Что касается эпических жанров,
Ю. И. Смирнов отмечает, что в 1857 году Г. Пейзеном было сделано
несколько записей эпических произведений минусинских казаков
[31]
.
Такое скудное наследие песенного казачьего фольклора, на наш
взгляд, могло быть обусловлено несколькими причинами:
1)
отсутствием внимания собирателей к
данному региону: после
Г. Пейзена в 1857 году следующие записи песенного фольклора
казаков датируются 1959 годом – спустя 100 лет;
2)
сибирское казачество не представляло
собой субэтноса, как донские или запорожские казаки. По
свидетельству историков, с начала формирования енисейского
казачества мужчин зачисляли на службу, невзирая на их сословное
происхождение
[32]
. Многие из числа сибирских казаков только по роду занятий и
жалованию считались казаками, по происхождению же были
крестьянами или посадскими людьми
[33]
.
3) смена рода деятельности казаков. В конце
XVIII века их обычным занятием стали
земледелие и скотоводство
[34]
, поэтому в среде енисейских казаков в этот период в
основном бытовали песни, свойственные крестьянскому фольклору.
Подтверждение этому находим в современных записях.
4) исчезновение мужской исполнительской традиции.
Вторая половина
XVIII в. характеризуется внутриуездной
миграцией. В это время в возникновении новых населенных пунктов
большую роль играет расселение первых поселенцев Минусинского
округа и образование ими новых деревень. К примеру, на
исследуемой территории в это время возникают деревни Каптырева,
Шунерская, Чеблахтинская, Усть-Ойская
[35]
. По подсчетам Г. Ф. Быкони, к концу
XVIII в. в Хакасско-Минусинской
котловине существовало около 50 селений
[36]
, в которые старожилы исследуемой территории принесли свою
культурную традицию.
Продолжалось заселение территории и за счет соседних уездов.
Г. Ф. Быконя отмечает, что по сравнению с первой половиной
XVIII в. в это время сократились
переселения на юг из Красноярского уезда, а участились переходы
из соседних сибирских уездов, особенно из Енисейского
[37]
. По данным историков, население последнего в основном
составляли выходцы из Русского Севера
[38]
. Для того чтобы убедиться, проживают ли в Минусинском
округе потомки выходцев из Енисейской губернии, которые могли
принести на исследуемую территорию старожильческую традицию, мы
привлекли данные ономастики. В архивных материалах по Шушенской
волости за 1824 г. в списках жителей с. Шушенского и д.
Каптыревой
[39]
обнаружены фамилии выходцев из Енисейского уезда,
упоминаемые Быконей. Это Плишкин, Конев и Крапивин
[40]
. При этом к началу
XIX века фамилии Плишкин и Конев носят
уже несколько семейных гнезд. Распространение этих фамилий
свидетельствует о том, что носители севернорусской традиции
расселились по территории Минусинского округа и могли существенно
повлиять на формирование его культуры. Нами выявлены и другие
жители Минусинского округа, имеющие енисейское происхождение.
Так, мы сопоставили обнаруженные в архивных материалах фамилии
минусинцев со списком жителей Енисейского уезда, приведенным
Копыловым в книге «Русские на Енисее в
XVII в.»
[41]
. Оказалось, что енисейское происхождение имеют жители
Минусинского округа с фамилиями: Михайлов, Таскин, Казанцев,
Моисеев, Павлов, Самойлов, Зырянов, Давыдов, Безруков, Степанов,
Чанчиков, Кузнецов, Васильев, Леонтьев, Трофимов (всего 25)
[42]
, причем, каждая из этих фамилий также распространена в
нескольких населенных пунктах исследуемой территории. Это
свидетельствует, что в Минусинском округе могла существовать
старожильческая фольклорная традиция, характерная для
переселенцев из Енисейского уезда.
Изучение исторического материала и фольклорного контекста
позволяет нам реконструировать те фольклорные жанры, которые
могли существовать на данной территории в
XVIII
веке. Как и казаки, крестьяне из старожильческих мест
Енисейского уезда могли принести в Минусинский округ былины.
Такое предположение позволяют сделать публикации эпической поэзии
Енисейского уезда. Как отмечено в книге «Русская эпическая поэзия
Сибири и Дальнего Востока», район Енисея и Ангары занимает второе
место по числу сюжетов среди других территорий Сибири и Дальнего
Востока
[43]
. Однако в Минусинском округе в записях
XIX
и
XX
веков был зафиксирован сюжет только одной былины «Суровец».
Составители свода эпической поэзии отмечают, что она является
редким вариантом былины, которая бытовала на Нижегородчине
[44]
. Можно предположить, что эта былина, имеющая южные
параллели, могла быть принесена в
XVIII
веке казаками, так как казачье население было пестрым по
этническому составу и местам исхода. Однако нельзя исключать
версию, что этот вариант мог быть принесен и поздними
переселенцами в
XIX
веке, когда Нижегородская губерния была одной из
территорий, откуда шел отток населения в Сибирь.
Не записано на данной территории былины «Илья Муромец на
Соколе-корабле», которая бытовала в Енисейском уезде в качестве
«виноградий» – песен, исполнявшихся в канун Рождества
[45]
. Между тем в селах Тесь и Каратузское, образованных в 40–50
гг.
XVIII
века, зафиксировано бытование колядок с припевом
«Виноградье красно-зеленое». Первый вариант записан в
начале
XIX
века М. В. Красноженовой, второй – во второй
половине
XX
века К. М. Скопцовым в селе Каратузское.
с. Тесь
Походили, походили колядовщики,
Да виноградье, да красно-зеленое.
Да поискали, поискали государев двор.
Да виноградье, да красно-зеленое.
Да на семи верстах, да на шести столбах.
Да виноградье, да красно-зеленое.
Как во этом тереме да сидит девичья душа
Да виноградье, да красно-зеленое.
Как по имени Наталья Ивановна.
Да виноградье, да красно-зеленое.
Она шила, вышивала три шириночки.
Да виноградье, да красно-зеленое.
Уж как первую шириночку – батюшке,
Да виноградье, да красно-зеленое.
Уж как вторую шириночку – матушке,
Да виноградье, да красно-зеленое.
Уж как третью шириночку – суженому.
Да виноградье, да красно-зеленое.
Да коляда, коляда, мне дай пирога.
Да виноградье, да красно-зеленое.
С праздником хозяин с хозяюшкой!
(ККМ о/ф 7886/125)
|
с. Каратузское
Еще ходят гуляют колядовщики.
Виноградьё красно-зеленое!
Еще ищут-поищут государев двор.
Виноградьё красно-зеленое!
Государев-то двор да далеко стоит.
Виноградьё красно-зеленое!
На семи верстах да на восьми столбах.
Виноградьё красно-зеленое!
Столбы точеные да позолоченные.
Виноградьё красно-зеленое!
А вокруг двора да все железный тын.
Виноградьё красно-зеленое!
А на каждой тынинке да по маковке.
Виноградьё красно-зеленое!
А на каждой маковке золоченый крест.
Виноградьё красно-зеленое!
У двора ворота все решетчатыя.
Виноградьё красно-зеленое!
У ворот трава вся шелковенькая.
Виноградьё красно-зеленое!
Уж как сам-то хозяин – светел месяц!
Виноградьё красно-зеленое!
А хозяюшка – красно солнышко!
Виноградьё красно-зеленое!
А их деточки – часты звездочки!
Виноградьё красно-зеленое!
Как хозяин-господин на крыльцо выходил.
Виноградьё красно-зеленое!
На крыльцо выходил масло, сыр выносил,
Виноградьё красно-зеленое!
Масло, сыр выносил, по рублю дарил.
Виноградьё красно-зеленое!
[46]
|
Как отмечают исследователи, именно этот припев был
распространен на Русском Севере, а затем принесен в Сибирь
первыми переселенцами
[47]
. Сказанное выше позволяет утверждать, что на территорию
Минусинского округа колядки с таким припевом были принесены
выходцами из Енисейского уезда.
Черты старожильческой севернорусской культуры проявились и
в других песенных жанрах. Так, среди свадебных текстов,
зафиксированных в
XIX
веке в деревнях, возникших в
XVIII
веке (с. Бея, с. Тесь, д. Каптырева), мы находим прямые
текстуальные совпадения с 8 свадебными песнями Казачинской
волости и 4 песнями Ангарской свадьбы (песни девичника, дня
свадьбы, причитания невесты-сироты, величания гостям).
Приведенный ниже текст – лишь один пример подобных
совпадений.
У брода-бродочка,
У калинова мосточка
Там катилась карета,
Каретушка не простая, золотая.
Еще кто сидит в карете?
Что не голубь с голубицей,
Молодец с красной девицей,
Что (имя жениха и невесты).
И (имя невесты) плачет и рыдает,
А (имя жениха) ее унимает:
Ты не плачь, не плачь, (имя невесты),
Я из неги тебя беру в негу,
Я из воли тебя беру в волю,
Я от батюшки тебя беру к батюшке,
Я от матушки тебя беру к матушке,
Ты куда пойдешь, так спросися,
А от коле придешь, так скажися.
И (имя невесты) ему отвечала:
Ваше черт это, а не воля,
Проклятое это замужество.
д. Каптырева (Минусинский округ)
[48]
|
Катилась каретка на мосточку,
В этой каретке сидит голубь с голубицей,
Молодец с красной девицей.
Она плачет и рыдает,
К каретке припадает.
Александра ее унимает:
Не плачь, не плачь, красавица,
Я тебя изнежу, я тебя изволю;
Ты от тятеньки идешь к тятеньке,
Ты от маменьки идешь к маменьке,
От сестрицы идешь к сестрице,
От братцев идешь к братцам…
– Черт твоя не нега,
Черт твоя не неволя,
Меня маменька изволит,
Меня тятенька изнежит,
Мне у тятеньки жить лучше,
У маменьки вольней:
Куда пойду – не спрошусь,
Откуль приду – не скажусь.
с. Казачинское (Енисейский округ)
[49]
|
Н. А. Новоселова указывает, что Казачинская земля в
XVII веке заселялась прежде всего
выходцами из северных и северо-западных губерний России и на этой
территории сохранилась старожильческая севернорусская культурная
традиция
[50]
. Таким образом, отмеченные параллели свидетельствуют о том,
что выходцы из Енисейского уезда распространяли на исследуемой
территории старожильческую культурную традицию.
Что касается
территории Приангарья, то, как известно, она заселялась
выходцами из Енисейского уезда. Так, Л. В. Голузо отмечает:
«Енисейский уезд был как бы резервуаром, откуда массы русских
переселенцев продвигались на восток по Ангаре»
[51]
. Следовательно, на Ангаре и в исследуемом округе оказались
выходцы из одной местности – носители одной культурной
традиции.
Кроме того, проявлением старожильческой культуры является
бытование на данной территории отдельных сюжетов традиционной
протяжной лирики. Так, в Минусинском округе в
XIX веке в Тесинской и Шушенской
волостях
[52]
, а в
XX веке в с. Шушенское и в с. Мигна
Ермаковского района была зафиксирована протяжная песня «Енисей»
[53]
. Она является вариантом песни «Енисеюшка», записанной в
Енисейском уезде
[54]
. Записи, сделанные в разных деревнях Минусинского округа на
протяжении столетия, свидетельствуют о популярности и
распространенности этой песни.
На территории Минусинского округа были записаны также и сюжеты
вечерочных песен, параллели которым мы находим среди вечерочных
песен Казачинской волости
[55]
. В частности, «Верный ты наш колодец», записанная в ХХ веке
в селе Каптырево, «По ельничку, по березничку» – в конце
XIX века в деревне Означенной, «Как на
талую землю выпала пороша» – в ХХ веке в селе Ермаковском. Как
было отмечено выше, на территории Казачинской волости сохранилась
старожильческая севернорусская фольклорная традиция. В связи с
этим наличие в Минусинском округе сюжетов вечерочных песен,
имеющих параллели с казачинскими мы можем считать проявлением
старожильческой культуры, имеющий севернорусский генезис.
Итак, решающим этапом в формировании фольклорной традиции в
Минусинском округе стали 40-е гг.
XVIII века, когда на исследуемой
территории появилось оседлое крестьянское население. На
протяжении столетия в сложении традиции участвовали разные
социальные группы, которые, однако, в генезисе в большинстве
своем восходят к крестьянству, что обусловливает незначительное
количество как воинских, так и удалых песен. В силу миграционных
процессов в рассматриваемый период на исследуемой территории
господствующей была культура выходцев из Енисейского округа. Ее
влияние обнаруживается в значительной степени в свадебной лирике
и колядках, и рудиментарно – в традиционной протяжной лирике и в
вечерочных песнях.
В первой половине
XIX века государство продолжало
интенсивное заселение Минусинского уезда
[56]
. В первое десятилетие
XIX века основную массу новых
поселенцев составили ссыльные и отставные солдаты. Власти
заселяли ссыльных в деревни старожилов, но, как отмечает Кожухов,
мало кому из них удалось хорошо устроиться на новом месте, так
как старожилы неохотно брали их на работу
[57]
. Поэтому многие ссыльные покидали новые места жительства,
находились в бегах и бродяжничали. Таким образом,
правительственная колонизация в первое десятилетие
XIX века не дала видимых результатов, а
ссыльные этого периода не оказали влияния на фольклорную традицию
Минусинского уезда.
В связи с этим было принято решение водворять ссыльных на
территорию Сибири особыми казенными поселениями
[58]
. Об этом сказано в книге А. П. Степанова «Енисейская
губерния»
[59]
«…в 1827 году высочайше утвержден проект поселения 5955
ссыльных в Енисейской губернии. Поселения эти должны заключаться
в 22 деревнях, …пять в Минусинском округе между форпостом
Кебежским и Шадатским», остальные в Ачинском и Канском округах. В
работах А. В. Адрианова и Н. Н. Лебедева перечислены поселения
Мину
синского округа: «…было основано шесть поселений:
Восточное, Дубенское, Ермаковское, Сагайское, Салбинское,
Тигрицкое»
[60]
. Лебедев отмечает, что эти поселения «строились по единому
военно-казарменному типу: две прямые улицы, пересекавшие друг
друга, в центре прямоугольная площадь для церкви и
административных зданий»
[61]
. В Минусинском архиве нами были обнаружены «списки
поселенцев, поступивших в казенные поселения на Ермаковском и
Сабинском поселениях». Из них выявляются следующие места исхода
ссыльных: Архангельская, Вологодская, Тобольская, Саратовская,
Витебская, Нижегородская, Пермская, Московская, Псковская,
Херсонская, Киевская, Подольская губернии
[62]
.
Как следует из исторических источников, все ссылаемые в Сибирь
были разделены на пять категорий: «каторжане, ссыльные на
поселение, сосланные на водворение, на житье в Сибири и в
административном порядке»
[63]
. В архивных материалах Минусинского округа указаны причина
ссылки и прежний социальный статус поселенца
[64]
. Проведенный нами анализ показал, что основную массу
жителей казенных поселений составили крестьяне, сосланные за
бродяжничество и без статейного списка. Все они отправлены в
Сибирь на поселение.
Сведения о семейном положении прибывших в казенные поселения
Минусинского округа отсутствуют. Поэтому мы будем опираться на
исследование А. Д. Марголиса, которое основано на официальной
статистике ссылки в Сибирь. Ученый отмечает, что правительство
обязало следовать за своими мужьями жен тех, кто ссылался в
административном порядке, жены остальных могли ехать за супругом
по собственному желанию. Тем не менее, пишет исследователь,
основная масса ссыльных (82,5 %) попадали в Сибирь без семей
[65]
. Думается, не стали исключением и ссыльные казенных
поселений Минусинского округа: большинство из них прибыли на
новое место жительства одинокими.
Жизнь ссыльных, по замыслу правительства, не должна была
отличаться от обычной крестьянской, за исключением того, что
казенные поселения управлялись надзирателями из числа казаков, а
не сельским старостой
[66]
. Поселенцы должны были сами делать вырубки, строить дома.
Предполагалось, что основным их занятием будет земледелие, при
этом распашка земли не ограничивалась. Однако, как отмечает
Кожухов, даже созданные правительством благоприятные условия для
жизни поселенцев не принесли ожидаемых результатов
[67]
. Неустроенная семейная жизнь отрицательно сказывалась на
быте ссыльных. Историки пишут, что многие из них находились в
бегах, бродяжничали, расхищали выданное им государственное
имущество. В связи с этим можно предположить, что лишь небольшая
часть жителей казенных поселений стали действительно
колонизационным элементом, устроились на новом месте, а затем в
последующих поколениях слились с крестьянами-старожилами и
некоторые черты фольклорной культуры их исходной местности могли
проявиться в традиции исследуемого ареала.
Относительно формирования культурной традиции в казенных
поселениях необходимо отметить следующее. Во-первых, данные
поселения не были тюрьмой и местом каторжных работ, поэтому
тюремный или каторжный фольклор не занимал здесь лидирующую
позицию. Во-вторых, особое значение имел прежний социальный
статус ссыльных: большинство были крестьяне, ссылаемые, как
правило, не за уголовные преступления
[68]
. Из этого следует, что ссыльные являлись носителями
крестьянской культурной традиции и именно ее могли принести на
исследуемую территорию. Как известно, в крестьянской семье
хранительницей песенной лирической традиции является
преимущественно женщина. В связи с описанной выше ситуацией
женщин в таких поселениях было очень мало, что объясняет
отсутствие песенных тематических групп, свойственных женскому
репертуару. Однако нельзя говорить об абсолютном отсутствии
фольклора на территории казенных поселений. Ссыльными могли быть
принесены жанры мужского репертуара. При этом сложение единой
фольклорной традиции на исследуемой территории осложнялось прежде
всего тем, что в одном поселении проживали выходцы из разных
губерний России.
На территории Минусинского округа группа ссыльных компактно
проживала всего около 10 лет. Уже в 1842 году казенные поселения
перевели в разряд деревень. С этого времени сюда стали селиться
старожилы соседних населенных пунктов. По мнению историков,
причина ухода старожилов из своих деревень заключалась в
недостатке земельных угодий на их прежнем месте жительства и они
устремлялись на поиски более благоприятных для хлебопашества
земель
[69]
.
Наличие старожильческого слоя населения, например в с.
Ермаковском, подтверждается историческими источниками. Так, в
«Кратком описании приходов Енисейской епархии» за 1916 год среди
населения с. Ермаковского отмечены «коренные сибиряки»,
«ссыльные» и «переселенцы»
[70]
. Кроме того, проживание старожилов на территории с.
Ермаковского подтверждается распространением фамилий енисейского
ареала, отмеченных в списке Копылова, таких как: Ермолаев,
Попков, Чихачев, Потылицын, Федоров, Тарасов, Васильев, Самойлов,
Григорьев, Петров, Сорокин, Яковлев
[71]
.
Итак, в первой половине
XIX века на территории Минусинского
округа возникло шесть казенных поселений, население которых
сначала составляли только ссыльные из разных губерний России,
затем через 10 лет туда переселились старожилы, которые принесли
старожильческую культурную традицию, кроме того, вплоть до начала
ХХ века состав населения этих деревень постоянно пополнялся
жителями разных губерний России. Проживание на одной территории
выходцев из разных местностей препятствовало сложению единой
фольклорной традиции: на территории бывших казенных поселений
происходило усреднение и обеднение репертуара.
Следует отметить, что, несмотря на неудачный опыт казенных
поселений, ссыльные поступали в Минусинский округ на протяжении
всего
XIX века. Архивные материалы
свидетельствуют, что прежний социальный статус поселенцев не
изменился – это были крестьяне и бродяги, причем многие из них
прибывали в Сибирь с семьями. Однако изменилась схема расселения
ссыльных: их стали причислять к деревням старожилов. На новом
месте большая часть поселенцев занималась землепашеством,
остальные были ремесленниками или чернорабочими
[72]
.
Тем не менее на территории Хакасско-Минусинской котловины было
зафиксировано 15 тюремных сюжетов. Возможно, наличие песен этой
тематической группы было обусловлено строительством в 1823 году
первой в Енисейской губернии тюрьмы в г. Минусинске. Записанные
на исследуемой территории песни представляют собой образцы разных
временных пластов: от традиционной «Енисей» (возможно,
принесенной казаками) до песни литературного происхождения
«Звенит звонок насчет поверки». Следует отметить, что лишь в
песнях этой тематической группы проявляется локальная
приуроченность с помощью введения местного топонима: «В
Минусинске, там тюрьма большая…», «А неволя, брат, такая:
Минусинская тюрьма».
В середине
XIX века в процессе колонизации
географическое положение Минусинского округа сыграло огромную
роль. Вследствие благоприятных для хлебопашества и скотоводства
климатических условий исследуемая территория оказалась самой
густонаселенной в Енисейской губернии
[73]
. Именно на этом округе останавливали свой выбор крестьяне
из других губерний России. Так, в 1853 году вышел приказ о
размещении на территории Минусинского округа переселенцев из
Вятской и Пермской губерний
[74]
.
В Минусинском архиве сохранились данные о расселении 500
семей из Вятской губернии в уже существующих деревнях Очурской,
Шунерской, Каптыревской, Шушенской, Ермаковской. Кроме того, для
них были образованы три новые деревни: Субботино, Мигна и Средняя
Шушь
[75]
. Кожухов пишет, что всего к 1855 году в Минусинском округе
«водворилось 795 семей из Вятской и Пермской губерний»
[76]
.
Таким образом переселенцы середины
XIX века были расселены как в
старожильческих деревнях (Очурская, Шунерская, Каптыревская,
Шушенская), так и в бывшем казенном поселении – Ермаковском. Судя
по фольклорному материалу, в деревнях Очурская, Шунерская,
Каптыревская, Шушенская существовала старожильческая культура.
Возможно, в этот период она была даже лидирующей, так как именно
в этих деревнях в конце
XIX века были записаны образцы
старожильческой песенной традиции. Что касается вятских или
пермских переселенцев, то на новом месте они, скорее всего,
сохраняли свою фольклорную культуру как способ идентификации.
Архивные данные свидетельствуют, что в
XIX веке группы населения
отграничивались друг от друга номинативно. Так, в письмах всегда
указывалась принадлежность пишущих: «Мы, крестьяне из вятских
переселенцев…» или «Мы, крестьяне из старожилов…»
[77]
. Вероятно, у каждой поселенческой группы был и свой
репертуар и особая манера исполнения. Однако по современным
записям выявить наличие разных поселенческих традиций не
возможно.
Что касается д. Ермаковской, то к середине
XIX века ее население было разнородным
по местам исхода и единой фольклорной традиции здесь еще не
сформировалось. Поскольку первые записи фольклорного материала в
Ермаковском относятся к середине
XX века и представляют собой
произведения только двух жанров групп – городские песни и
украинские необрядовые лирические, то доказать участие в
формировании фольклорной традиции данного населенного пункта
переселенцев из Вятской и Пермской губерний сегодня не
представляется возможным.
В середине
XIX века в Минусинский округ стали
прибывать переселенцы из Казанской, Орловской, Оренбургской и
Воронежской губерний, которые селились как в деревнях старожилов,
так и во вновь устроенных для них поселениях
[78]
. Так, новыми были в Тесинской волости: Белый Яр, Верхний
Кужебар, Средний Кужебар, Малый Кужебар, Моторская; в Шушенской
волости: Кривая, Средняя Шушь, Субботино, Мигна, Верхний Суэтук,
Верхний Кебеж
[79]
. О количественном распределении переселенцев по этим
деревням сведений нет. Однако судя по фольклорным материалам,
население этих деревень было смешанным по местам исхода и активно
контактировало с жителями соседних старожильческих деревень:
среди записанных текстов основную массу занимают городские песни,
зафиксированы также образцы старожильческой культурной
традиции.
Итак уже к 60-м годам
XIX века на территории Минусинского
округа возникло большинство населенных пунктов. В книге «Списки
населенных мест Российской Империи» по сведениям 1859 г. на
территории Минусинского округа находилось 70 деревень, 8 сёл, 4
казачьих станицы и несколько заимок
[80]
.
Следующей вехой в истории колонизации Енисейской губернии, и в
частности Минусинского округа, стал 1861 г. После отмены
крепостного права на исследуемую территорию хлынул новый поток
переселенцев. В. А. Степынин пишет, что среди них были
«представители 47 губерний Европейской России»
[81]
. Тем не менее с 1865–1890 гг. большая часть новых жителей
прибывала, как и ранее, из Вятской и Пермской губерний,
составивших, по мнению исследователей, свыше 80 % от общего числа
всех переселенцев этого периода
[82]
.
По данным историков, с 90-х гг.
XIX века и до начала столыпинской
реформы основная масса крестьян в Енисейскую губернию прибывала
из Полтавской, Черниговской, Витебской, Виленской, Могилевской и
Гродненской губерний
[83]
. В связи с тем что Минусинский округ по-прежнему оставался
одной из главных колонизационных территорий Енисейской губернии,
переселенцы из указанных территорий селились также в исследуемом
ареале. При этом схема расселения новопоселенцев оставалась
прежней.
Таким образом на территории Минусинского округа стали селиться
выходцы не только из российских губерний, но и из белорусских и
украинских.
Расселение вновь прибывших характеризовалось двумя
тенденциями: одни переселенцы основывали новые поселения, другие
селились в прежде образованных населенных пунктах. Так, например,
на исследуемой территории не было белорусских деревень: белорусы
пополняли состав поселений, основанных русскими. Что касается
украинцев, то они селились и отдельными деревнями, и в русских
населенных пунктах. В результате возникло два типа деревень: с
этнически смешанным и этнически однородным населением. Однако
даже в последнем случае украинцы не существовали обособленно, они
постоянно вступали в культурные и экономические контакты с
другими этносами региона, что отразилось на фольклорной
традиции исследуемого региона.
Последний массовый переселенческий поток был вызван аграрной
реформой П. А. Столыпина 1906
-1911 гг.
[84]
. В этой волне преобладали выходцы из тех же губерний, что и
в предыдущем периоде.
Итак, заселение Хакасско-Минусинской котловины в
XIX –
начале
XX века носило совершенно иной
характер, нежели в
XVIII веке. Колонисты из сибирских
уездов утратили ведущую роль в освоении исследуемой территории. В
XIX веке основную массу переселенцев
составили выходцы из Европейской части России, а также из
Белоруссии и Украины. Образованные в
XVIII веке деревни из малодворных
превратились в крупные населенные пункты. Кроме того,
отличительной чертой колонизации
XIX века была ее массовость, в связи с
чем старожильческое население растворилось в огромном потоке
новых переселенцев. Все это не могло не отразиться на фольклоре
исследуемого ареала.
Из вышесказанного следует, что во второй половине
XIX
– начале
XX
века население Хакасско-Минусинской котловины было
неоднородным не только по местам исхода и этническому составу, но
и по социальному статусу. Среди пришедших на новую территорию
крестьян не всем удается хорошо устроиться на новом месте и
заняться земледелием. Многие из переселенцев этого времени в
поисках заработка вынуждены были изменить род деятельности. Так,
в середине
XIX
века активно начинает развиваться ремесленничество,
а к началу
XX
века Минусинский уезд по данным А. Г. Шлихтера занимает
лидирующее положение в распространении кустарных промыслов:
«Каждый седьмой в Минусинском округе прибегает к использованию
своих рабочих сил в кустарных промыслах»
[85]
. В свою очередь, широкое распространение ремесел приводит к
развитию торговли. В результате на территории Минусинского округа
формируются новые социальные слои: ремесленники и торговцы – с
отличным от крестьянского мировоззрением и системой ценностей.
Именно в этой среде, по мнению ученых, в конце
XIX
века, и возникает новый фольклор – так называемый городской
[86]
.
В. Я. Пропп, характеризуя жанровый состав русского
фольклора, говорит о городской песне как о жанре, возникшем в
среде крестьян, оторвавшихся от земли
[87]
. Господствовавший в
XIX
веке капитализм обусловил расслоение крестьянской среды,
появление новых социальных групп и, как следствие, нового
народного творчества. Именно от ремесленников и торговцев
крестьяне переняли городскую песню, которая прочно закрепилась в
их репертуаре. Среди собранных и опубликованных материалов
Хакасско-Минусинской котловины сюжеты городской песни
представлены в наибольшем количестве. Эти произведения до сих
пор популярны среди местного населения.
Наряду с городской песней в конце
XIX
века широкое распространение получили песни литературного
происхождения: к этому времени во многих крупных населенных
пунктах Минусинского уезда открыты различные учебные заведения.
Именно местная интеллигенция стала источником распространения
среди населения песен и романсов на стихи русских
поэтов.
Итак, песенный репертуар исследуемого региона на
современном этапе представляет собой весьма пеструю картину.
Фольклорная традиция территории Хакасско-Минусинской котловины
формировалась на базе традиционной старожильческой культуры.
Рассмотренные выше факторы по-разному влияли на ее дальнейшее
развитие: исчезали одни жанры, возникали другие, темы сменяли и
дополняли друг друга, в разные периоды преобладали те или иные
жанровые группы. Так, судя по имеющимся записям, в фольклорной
песенной культуре Хакасско-Минусинской котловины существовали:
традиционный свадебный комплекс, который был дополнен поздними
свадебными песнями; небольшой пласт традиционной необрядовой
песенной культуры разных тематических групп (любовные, семейные,
казачьи (солдатские), тюремные); главное же место занимал
городской песенный фольклор, который широко бытует и на
современном этапе. Кроме того, русская песенная культура жителей
Хакасско-Минусинской котловины испытывала влияние фольклорной
традиции украинцев, чьи песни наряду с городскими исполняются и
в украинских, и в русских селах до сих пор.
[1]
Кошелев, Р. Я. Вопросы русского фольклора Сибири /Р. Я
Кошелев. – Томск, 1963. С. 6.
[2]
Леонова, Т. Г. О собирании и некоторых вопросах изучения
фольклора Омской области / Т. Г. Леонова // Русский фольклор. Т.
23. Полевые исследования. – Л., 1985. – С. 13.
[3]
Мельников, М. Н. Фольклорные взаимосвязи восточных славя
Сибири. Фольклор старожильческого русского населения / М. Н.
Мельников. – Новосибирск, 1988. – С. 6.
[4]
Колесницкая И. М. Фольклорная традиция Южного Поонежья и
Верхнего Присвирья / И. М. Колесницкая // Русский север.
Проблемы этнографии и фольклора. – Л., 1981. – С. 220.
[5]
Копылов, А. Н. Русские на Енисее в
XVII в. / А. Н. Копылов. – Новосибирск,
1965. – С. 10.
[6]
Патачков, К. М. Культура и быт хакасов в свете исторических
связей с русским народом.
XVIII–
XIX вв. / К. М. Патачков. – Абакан,
1958. – С. 7.
[7]
Быконя Г. Ф. Заселение русскими юга Приенисейского края / Г.
Ф. Быконя. – Новосибирск, 1973. – С. 8.
[8]
Мельников, М. Н. Указ. соч. – С. 6.
[9]
Мельников, М. Н. Указ. соч. – С. 8.
[10]
Патачков, К. М.
Указ. соч. – С. 38.
[11]
Адрианов, А. В. Очерки Минусинского края / А. В. Адрианов.
– Томск, 1904. – С. 83.
[12]
Адрианов, А. В. Указ. соч. – С. 36.
[13]
Прищепа, Е. В. Традиционное представление русских старожилов
Хакасско-Минусинского края о духах – хозяевах дома, леса и о
народной магии / Е. В. Прищепа. – Абакан, 2006. – С. 6.
[14]
Патачков, К. М.
Указ. соч. – С. 8.
[15]
Быконя, Г. Ф.
Указ. соч. – С. 61.
[16]
Красноярье: пять веков истории. – Красноярск, 2005. – С.
51.
[17]
Быконя, Г. Ф.
Указ. соч. – С. 83.
[18]
Быконя, Г. Ф.
Указ. соч. – С. 85.
[19]
Енисейский Энциклопедический словарь / гл. редактор Н. И.
Дроздов. – Красноярск, 1998. – С. 393.
[20]
Быконя, Г. Ф.
Указ. соч. – С. 87.
[21]
Быконя, Г. Ф.
Указ. соч. – С. 90.
[22]
Резун Д. Я. Сибирь, конец
XVI – начало
XX веков: фронтир в контексте
этносоциальных и этнокультурных процессов / Д. Я. Резун, М. В.
Шиловский. – Новосибирск, 2005. – С. 49.
[23]
Колесников, А. Д. Ссылка и заселение Сибири / А. Д.
Колесников // Ссылка и каторга в Сибири (
XVIII – начало
XIX в.). – Новосибирск, 1975. – С.
49.
[24]
Быконя, Г. Ф.
Указ. соч. – С. 89.
[25]
Бахрушин, С. В. Очерки по истории колонизации Сибири / С. В.
Бахрушин // Научные труды. М., 1955. – Т. 3. – Ч. 1. – С. 94.
[26]
Быконя, Г. Ф.
Указ. соч. – С. 93.
[27]
Быконя, Г. Ф.
Указ. соч. – С. 96.
[28]
Быконя, Г. Ф.
Указ. соч. – С. 68.
[29]
Матвеева, Р. П. Собирание русского фольклора в Сибири / Р.
П. Матвеева // Русский фольклор. – М. – Л., 1984 – Т. 22. С. 61;
Бородина, Е. М. Специфика бытования песенного фольклора сибирских
казаков // Народная культура Сибири: материалы
XIII научного семинара Сибирского
регионального центра по фольклору. – Омск, 2004. – С. 171.
[30]
Матвеева, Р. П.
Указ. соч. – С. 61.
[31]
Русская эпическая поэзия Сибири и Дальнего Востока. –
Новосибирск, 1993. – С. 19.
[32]
Красноярье: пять веков истории. – Красноярск, 2005. – С.
56.
[35]
Ватин, В. А. Минусинский край в
XVIII в. / В. А. Ватин. – М., 1913. –
С. 135–154.
[36]
Быконя, Г. Ф.
Указ. соч. – С. 108–109.
[37]
Быконя, Г. Ф.
Указ. соч. – С. 101.
[38]
Копылов, А. Н. Русские на Енисее в
XVII в. / А. Н. Копылов. – Новосибирск,
1965. – С. 13; Быконя, Г. Ф.
Указ. соч. – С. 24.
[39]
МУ «Архив города Минусинска». Фонд 42 опись 1 дело 1007 и
фонд 42 опись 1 дело 48.
[40]
Быконя, Г. Ф.
Указ. соч. – С. 104.
[41]
Копылов, А. Н.
Указ. соч. – С. 274–290.
[42]
МУ «Архив города Минусинска». Фонд 42 опись 1 дело 1007 и
фонд 42 опись 1 дело 48.
[43]
Русская эпическая поэзия Сибири и Дальнего Востока. –
Новосибирск, 1993. – С. 19.
[46]
Песни земли Каратузской / сост. К. М. Скопцов. –
Красноярск, 2002. – С. 8.
[47]
Чичеров, В. И. Зимний период русского календаря / В. И.
Чичеров. – М., 1957. – С. 148.
[48]
Обряды и песни русской простонародной свадьбы южной части
Минусинского округа // Сибирский сборник. – 1894. – Вып.
4. –
С. 18.
[49]
Арефьев, В. С. Материалы по этнографии Енисейского уезда
Енисейской губернии / В. С. Арефьев // Известия ВСОИРГО. – 1901.
– Т. 32. – № 1–2.С. 72.
[50]
Новоселова, Н. А. Казачинские вечерки / Н. А. Новоселова. –
Красноярск, 1994. – С. 3.
[51]
Голузо, Л. В. Фонетическая система старожильческого говора
Богучанского района Красноярского края: автореферат дисс. … канд.
филол. наук. – Красноярск, 1973. – С. 159.
[52]
Этнографические сведения Тесинской волости // архив РГО.
Разряд 57. опись 1, дело № 3. – С. 99.
[53]
Русские народные песни Красноярского края. – М., 1959. –
Вып. 2. – С. 150–153.
[54]
Там же.
Вып. 1. С. 7.
[55]
Новоселова, Н. А. Указ. соч. – С. 47, 55–56.
[56]
Кожухов, Ю. В. Русские крестьяне Восточной Сибири в первой
половине
XIX века (1800–1861 гг.). – Л., 1967. –
С. 22.
[57]
Кожухов, Ю. В. Указ. соч. – С. 34.
[58]
Адрианов, А. В. Очерки Минусинского края / А. В. Адрианов.
– Томск, 1904. – С. 11.
[59]
Степанов, А. П. Енисейская губерния. – Красноярск, 1997. –
С. 124.
[60]
Адрианов,
А. В. Указ. соч. – С.
29; Лебедев, Н. Н. Ермаковский район // Памятники
истории культуры Красноярского края. – Красноярск, 1992.
– С. 126.
[61]
Лебедев, Н. Н. Указ. соч
. – С. 126
[62]
МУ «Архив города Минусинска», фонд 42 опись 1 дело 276. лист
1–9.
[63]
Дворянов, В. Н. В сибирской дальней стороне: очерки истории
каторги и ссылки. – Минск, 1971. – С. 16.
[64]
МУ «Архив города Минусинска», фонд 42 опись 1 дело 249.
[65]
Марголис, А. Д. Указ. соч. – С. 226.
[66]
Лебедев, Н. Н. Указ. соч. – С. 127.
[67]
Кожухов, Ю. В. Указ. соч. – С. 40.
[68]
Колесников, А. Д. Указ. соч. – С. 49.
[69]
Степынин, В. А. Колонизация Енисейской губернии в эпоху
капитализма. – Красноярск, 1962. – С. 93.
[70]
Краткое описание приходов Енисейской Епархии. – Красноярск,
1913. – С. 243.
[71]
Копылов, А. Н. Русские на Енисее в
XVII в. / А. Н. Копылов. – Новосибирск,
1965; МУ «Архив города Минусинска», фонд 42 опись 1 дела 1007,
48.
[72]
МУ «Архив города Минусинска», фонд 42 опись 1 дела 1144,
1145.
[73]
Кожухов, Ю. В. Указ. соч. – С. 41.
[74]
Кожухов, Ю. В. Указ. соч. – С. 49.
[75]
МУ «Архив города Минусинска», фонд 42 опись 1 дело 683.
[76]
Кожухов, Ю. В. Указ. соч. – С. 49.
[77]
МУ «Архив города Минусинска», фонд 42 опись 1 дело 1088
лист 60.
[78]
Кожухов, Ю. В. Указ. соч. – С. 49.
[79]
Кожухов, Ю. В. Указ. соч. – С. 68.
[80]
Списки населенных мест Российской Империи, составленные и
издаваемые центральным статистическим комитетом Министерства
внутренних дел по сведениям 1859 года. Т.
LI. Енисейская губерния. – СПб.,
1864.
[81]
Степынин, В. А. Указ. соч. – С. 72.
[82]
Степынин, В. А. Указ. соч. – С. 73.
[83]
Степынин, В. А. Указ. соч. – С. 74.
[84]
Степынин, В. А. Указ. соч. С. 310.
[85]
Шлихтер, А. Г. Кустарные промыслы в Енисейской губернии. –
Красноярск, 1915. – С. 9.
[86]
Крупянская, В. Ю., Полищук, Н. С. Культура и быт
горнозаводского Урала (конец
XIX – начало
XX в.). – М., 1971. – С. 211.
[87]
Пропп, В. Я. Жанровый состав русского фольклора // Пропп В.
Я. Фольклор и действительность. – М., 1976. – С. 50.
Материал размещен на сайте при поддержке гранта РФФИ №06-06-80-420a.
|