АРХИВ

17.09.2004

I Международная конференция «Перспективы славистики».
Отделение славистики и ориенталистики Католического университета Левен.
Левен, Бельгия, 17–19 сентября 2004 г.

Подробнее см.: http://millennium.arts.kuleuven.ac.be/slavic/conference

Katholieke Universiteit Leuven

Конференции

16.09.2004

Глава 1

ЛИТЕРАТУРНАЯ ПОЗИЦИЯ И. ЯСИНСКОГО В 1880-е гг.^*

Начало своей писательской деятельности Ясинский относит к рубежу 1870–1880-х гг. Эта мысль впервые отчетливо была высказана в 1884 г. в газете «Заря». В статье «По поводу отрывка из неизданной “Исповеди” графа Л. Н. Толстого» Ясинский описывает свое обращение к литературе и вообще к апологии искусства как результат спонтанной реакции на роман Толстого «Анна Каренина». Можно предположить, что чтение романа Ясинским происходит приблизительно в 1877–1878 гг.

В статье Ясинский пытается убедить читателя в том, что до чтения «Анны Карениной» литература его вообще не интересовала: «Мне казалось, что время будет безвозвратно потеряно, если я возьму роман и прочитаю его. Я почти не знал Тургенева, не знал Гончарова, не говоря уже о заграничных романистах и поэтах» (Ясинский 1884 г: 1). Переворот в своем миросозерцании Ясинский намеренно относит к концу 1870-х гг. Именно в эти годы происходит «второй» творческий кризис Толстого (см.: Эйхенбаум 1960: 229–268). Сопоставление духовной эволюции Ясинского с толстовской как бы напрашивалось само собой. Свое духовное развитие писатель осознавал как противоположное толстовскому: он прошел путь от позитивистской тенденциозности к истинному искусству, Толстой же служение настоящему искусству заменил на религиозно-этическую доктрину.

В 1884 г. события своей литературной биографии, происходившие на рубеже 1870–1880-х гг., Ясинский трактует как обращение к «чистому искусству». Критики восприняли выступление в «Заре» в ином ключе и были убеждены, что именно в середине 1880-х гг. писатель отказался от своего демократического прошлого в литературе и обратился к апологии эстетизма. Такая реакция со стороны критики на его писательскую «исповедь» заставила Ясинского внести некоторые коррективы в складывающийся миф. Начиная с конца 1880-х гг., он намеренно акцентирует внимание читателей и литераторов на своей работе в журналах демократической ориентации и опубликованной в них беллетристике. Писатель стремится подвести читательскую аудиторию к мысли, что серьезное вхождение в литературу для него было связано именно с работой в демократических журналах.

Эту мысль должны были подчеркнуть изданные в конце 1880-х гг. собрания сочинений писателя (см.: Ясинский 1888 а; Ясинский 1888–1889) и помещаемые в 1890-е гг. в «Историческом вестнике» отрывки его мемуарной прозы (см.: Ясинский 1891 б; Ясинский 1893; Ясинский 1898). Собрания произведений Ясинского подтверждали описанную им самим в 1884 г. хронологию собственного литературного творчества. В первый том «Полного собрания повестей и рассказов» писателя вошли сочинения, созданные в 1879–1881 гг. и изданные в журналах «Слово» и «Отечественные записки». Открывал том рассказ «Начистоту», датированный 1879 г. Таким образом писатель намеренно не включил в собрания сочинений художественные произведения, созданные им до 1879 г. и опубликованные в журналах «Кругозор», «Пчела», «Будильник» и др.

В воспоминаниях, опубликованных в «Историческом вестнике», он рассказывает о своих литературных дебютах 1870-х гг. Невысокая оценка, которую получает в этих мемуарных очерках его литературная продукция тех лет, соответствует общей направленности создаваемого автобиографического мифа. По словам Ясинского, в 1870 г. для газеты «Киевский вестник» он «состряпал рассказец под заглавием: “Странная женщина”», который сам же характеризует как «идеалистическую чушь» (Ясинский 1891 б: 670). Тут же Ясинский говорит и о своем отношении к литературе в те годы: «<…> я считал беллетристику и поэзию делом пустым» [Ясинский 1891 б: 670]).

Литературные пробы 1870-х гг. рассматриваются Ясинским как подготовка к серьезному вхождению в литературу. Вспоминая события 1871–1872 гг., участие в издании журнала «Азиатский вестник», Ясинский упоминает о своих беллетристических опытах: «Я написал рассказ и снес его в “Петербургский листок”, где он был напечатан под псевдонимом “Фомы Личинкина”. Курочкин пробежал мой рассказ еще в рукописи, одобрил его, сказал, что, пожалуй, можно было бы напечатать в смеси в “Азиатском вестнике”, да, жаль, уж нет этого журнала; но посоветовал лет десять не приниматься за серьезную беллетристику, бросить сотрудничество в газетах ради денег, уехать в провинцию, понаблюдать жизнь, и тогда вернуться в Петербург, если уж меня так тянет к литературе. Я последовал его благому совету» (Ясинский 1891 б: 674–675). Характерные заглавия получают и отрывки воспоминаний Ясинского о 1870-х гг.: «Мои литературные дебюты и редакция “Азиатского вестника”» (1891), «Преддверие литературы» (1893).

В 1911 г. в автобиографии, написанной для издания Ф. Ф. Фидлера, и в мемуарном очерке «Мои цензора» Ясинский уже прямо писал о рассказе «Начистоту» как о своей первой беллетристической вещи (Ясинский 1911 б: 201; Ясинский 1911 в: 545). Завершающей стадией оформления автобиографического мифа писателя становятся его мемуары «Роман моей жизни», опубликованные в 1926 г., незадолго до смерти Ясинского. Таким образом, в созданном писателем автобиографическом мифе начало литературного пути было отнесено к рубежу 1870–1880-х гг. и как бы полностью вычеркивалось почти целое десятилетие его литературной биографии.

Литературные произведения Ясинского 1870-х гг., публикуемые им в журналах «Кругозор», «Пчела», «Будильник», газете «Набат» и других изданиях, не отличались стилистическим единством. С одной стороны, Ясинский создавал фельетоны, повести, рассказы с ориентацией на массового читателя, которого способна увлечь бульварная литература. По видимому, с этим отчасти связана зависимость его беллетристики середины 1870-х гг. от психологизма и сюжетостроения прозы Ф. М. Достоевского¹. С другой стороны, поэзия Ясинского 1870-х гг. испытывает влияние как народнической лирики, так и школы поэтов «чистого искусства»² (см. об этом: Бялый 1972: 42). Эта стилистическая разнородность первых литературных опытов писателя, литературное эпигонство и неопределенность его позиции в литературе, по-видимому, послужили причиной позднейшего несерьезного отношения Ясинского к действительному началу своей литературной биографии.

В конце 1870-х гг. Ясинский перебирается в Петербург, с 1878 г. он начинает активно работать в журнале демократической ориентации «Слово» (помещает здесь статьи научного и литературно-критического характера³), с этого времени его жизнь оказывается уже прочно связанной с литературным и журнальным миром. По-видимому, в конце 1870-х гг., когда Ясинский попадает в число сотрудников одного из ведущих столичных журналов, перед ним впервые со всей остротой встает вопрос об определении своей литературной позиции. Не случайно в литературно-критических статьях Ясинского 1879 г. в центре рассмотрения оказываются проблемы художественного метода (статьи «Единство творческого процесса» и «Эмиль Золя и Клод Бернар»).

В статье «Единство творческого процесса» Ясинский поднимает вопрос о соотношении науки и искусства. Сопоставляя процесс научного и художественного творчества, он фактически приходит к мысли об их тождестве: «<…> поэт и ученый с одинаковым рвением стремятся к истине. Стремление это в данном случае роковое. Настоящий художник не солжет, он не может солгать, как не может хорошее чистое зеркало отразить вместо солнца луну. И никогда не солжет настоящий ученый, потому что тогда наука утратила бы для него всякий смысл» (Ясинский 1879 а: 94). По мнению Ясинского, общая цель науки и искусства заключается в достижении истины, они имеют один источник вдохновения, ученый и поэт обращают внимание только на типические моменты действительности, а художественные открытия сопоставимы с научными. В деятельности ученого и художника, считает Ясинский, одинаково важна роль воображения.

По-видимому, обращение в 1879 г. к кругу этих вопросов было обусловлено размышлениями Ясинского над становлением собственной творческой биографии. Фактически в эти годы он пытается совместить научную и беллетристическую сферы деятельности. Прочный интерес писателя к естествознанию объясняет его стремление в указанных литературно-критических статьях выстроить эстетическую систему с опорой на позитивистскую эстетику. Закономерно, что в решении этой задачи ближайшим союзником Ясинского оказывается Золя. Можно сказать, что в статьях 1879 г. он отчасти выступает как популяризатор эстетики Золя.

Близость к литературной позиции Золя обнаруживается в отстаивании Ясинским художественного метода писателей-натуралистов. В статье «Эмиль Золя и Клод-Бернар», выступая против определения «экспериментальный роман», Ясинский доказывает, что суть метода реального романа Золя не сводится к эксперименту: «Роман, по нашему мнению, не опыт, а художественное обобщение наблюденных фактов. Зола просто сбит с толку Клод-Бернаром и с странною суетливостью приравнивая литературу то к судебному следствию, то к анатомической зале, то к грязной кухне, чрез которую надо пройти, чтобы вступить в пышную залу, повторяясь на каждом шагу и путаясь, представляет довольно печальное зрелище — человека, роняющего вдруг, по собственному недоразумению, дело, которому он, в качестве позитивного романиста, служил со славою и с блеском, если не ослепительным, то все же достаточно ярким» (Ясинский 1879 б: 156–157). Художественный метод, опирающийся на позитивистскую методологию и наиболее развитый современной школой реального романа (имеется в виду Э. Золя и его последователи), формулируется Ясинским в двух словах — «наблюдение и размышление» (Ясинский 1879 а: 100; Ясинский 1879 б: 152)

Статья «Единство творческого процесса» свидетельствует о том, что естественнонаучная методология воспринимается Ясинским в конце 1870-х гг. как основа не только художественного творчества, но и любого другого вида интеллектуальной деятельности, в частности, литературно-критического анализа. Описывая в статье историю развития искусства, он опирается на положения эволюционной теории Дарвина: «Человечество становится постепенно более зрелым, оно растет и этот рост отражается на произведениях его духа. Оно перестает смотреть на искусство, как на забаву, оно начинает предъявлять к нему серьезные запросы <…>. К этому роковым образом привела сила эволюционного процесса, господствующая над всеми вещами» (Ясинский 1879 а: 104). Автор статьи указывает на параллели в процессах развития науки и искусства и выделяет в соответствии с этим три этапа становления поэзии: мифический, метафизический и позитивный. Новый реальный роман, представленный школой Золя, по мнению Ясинского, отражает современное положение развития искусства: «Неореалисты, как их называет Гончаров, отрицающие формы старого романа и употребляющие поэзию, как средство изучения человека, стоят на высоте века — вот и все. В этом их единственная вина. Но разве это вина?» (Ясинский 1879 а: 105).

Ориентация на французскую традицию реального романа заметна и в художественном творчестве Ясинского первой половины 1880-х годов (см. об этом: Башкеева 1983; Башкеева 1984; Пильд 2003 а). Предметом наблюдения и объективного исследования в произведениях писателя становится провинциальная жизнь, быт малороссийского уездного города и деревни. Ясинский в широком разрезе изображает социальную жизнь украинской провинции. В поле его внимания попадают представители дворянского сословия, купечества, крестьянства, городских социальных низов. Ясинский прослеживает социальные процессы, происходящие в провинциальной среде: разрушение дворянского быта, разорение мелкопоместного дворянства («Старый сад» — 1882, «Катря» — 1883, «Личное счастье» — 1884), затухание революционного движения в среде интеллигенции («Начистоту» — 1879, «Далида» — 1881, «Всходы» — 1882), обнищание и разорение крестьянства («Всходы», «Болотный цветок» — 1883, «Терентий Иванович» — 1884) и др.

При этом заметно стремление писателя слить все прозаические произведения указанного периода в один большой эпический текст. Действие многих произведений Ясинского происходит в одном и том же городе, напоминающем Чернигов, в котором сам автор жил в 1870-е гг. («Бунт Ивана Иваныча» — 1881, «Всходы», «Искра Божия» — 1882, «Личное счастье»), герои переходят из одного текста в другой («Мотылек» — 1879, «Расплата» — 1880, «Бунт Ивана Иваныча», «Всходы», «Искра Божия», «Личное счастье» и др.). Подобный механизм создания эпического произведения, по-видимому, был заимствован Ясинским из французской литературной традиции. Именно по такому принципу построены эпопеи О. Бальзака «Человеческая комедия» и Золя «Ругон-Маккары».

В первой половине 1880-х гг. Ясинский пребывает в состоянии поиска своего писательского лица, пытается найти собственную нишу в литературе. Для него важны поддержка и одобрение литераторов более старшего поколения. Одним из учителей и покровителей Ясинского становится М. Е. Салтыков-Щедрин, в «Отечественных записках» которого с 1881 по 1884 гг. он публикует художественную прозу. В. В. Башкеева говорит о том, что сферы литературных интересов Ясинского и М. Е. Салтыкова-Щедрина пересекаются, в центре внимания обоих писателей оказывается тема «среднего человека» (см.: Башкеева 1983: 68–70; Башкеева 1984: 6–7). Ясинский чрезвычайно высоко ставит мнение М. Е. Салтыкова-Щедрина и советуется с ним по поводу своих литературных произведений. Рассказывая о работе над рассказом «Старый сад», Ясинский пишет редактору «Отечественных записок» 14 декабря 1882 г.: «Когда задумываешь писать, то кажется всегда, что выйдет недурно, а когда напишешь, то всегда недоволен. Я обещал Вам, что выйдет недурно; но уже Вы сами это решите, пробежав прилагаемую рукопись. Боюсь, что не сдержал обещания. Одно только могу сказать, что этот “Старый Сад” стоит мне многих бессонных ночей и душевной муки. Я боюсь также, что меня обвинят в нелюбви к народу; газетчики, которые меньше всего любят народ, особенно падки на такие обвинения, теперь на словах страстно любят народ и Гайдебуров и Суворин, и даже, кажется, Краевский распинается за народ (“Народная душа исстрадалась”… начинается так какой-то фельетон Голоса). Но обвинения газетчиков можно пропустить мимо ушей. Было бы печально, если бы упрек такого рода пришлось выслушать от лиц, которым веришь и которых уважаешь <…>. В рассказе у меня мужицкая среда очерчена, впрочем, общими штрихами, и весь интерес сосредоточен на дворянине Уствольском, нервном и больном человеке, входящем в соприкосновение с этой средой, пострадавшей от цивилизации. От так называемых “реальных” сцен я везде уклонился, потому что мне хотелось придать рассказу поэтическую окраску» (Щедрин 1934: 372). Опасения Ясинского относительно возможного восприятия рассказа читателями и критикой связаны с его не вполне характерной для демократической литературы трактовкой народной среды. Писатель отмечает отсутствие в его рассказе традиционного для демократической беллетристики мотива народолюбия (народ не изображается у него как жертва существующих социальных порядков). В «Старом саде» Ясинского нет следов идеализации народного быта и крестьянской психологии, также отсутствует в рассказе и характерная для народнической литературы бытописательная тенденция. С другой стороны, сам Ясинский указывает в письме на свои поиски новой художественной стилистики (уклонение от изображения «реальных» сцен и «поэтическая окраска» текста).

Художественная проза писателя начала 1880-х гг., несмотря на то, что поднимала темы и проблемы, характерные для народнической литературы, и печаталась в демократических изданиях, не всегда создавалась в духе этой литературы. В некоторых произведениях писателя можно найти даже следы критики народничества в лице его представителей, разочарованных в движении или прикрывающихся народническими идеалами ради собственной выгоды (рассказы «Начистоту», «Личное счастье», повесть «Всходы»). Попытки Ясинского выработать самостоятельную литературную позицию, не зависящую от имеющихся в литературе шаблонов, поддержал известный адвокат, библиофил, знаток французской литературы кн. А. И. Урусов. Встреча Ясинского с А. И. Урусовым происходит в конце 1870-х гг. В «Романе моей жизни» читаем: «Урусов, Александр Иванович, появился еще в 1878 г. в «Слове», чтобы высказать, по его словам, свое восхищение журналом и, как подписчик, пожелать ему дальнейшего процветания <…>. Завязалось знакомство, и, узнавши, что я люблю Флобера, писателя в России еще неизвестного и затмеваемого Эмилем Золя, он пригласил меня и Коропчевского к себе на вечер <…>. Вечер был посвящен Флоберу» (Ясинский 1926: 135). Ясинский становится постоянным участником вечеров А. И. Урусова, а вскоре входит и в кружок «флобертистов», сплотившийся вокруг А. И. Урусова и занимавшийся внимательным изучением творчества Флобера.

В письме от 29 ноября 1883 г. А. И. Урусов уверял Ясинского: «Меня крайне интересует всякая новая вещь Ваша. Знаю, что Вы не находитесь в тех исключительно благоприятных условиях творчества, в которых были Флобер, Гонкуры и Тургенев, что Вас теснит необходимость, что давит рынок с его требованиями, но все-таки Вы не можете писать по тем ужасным шаблонам, по которым работает почти вся наша беллетристика, безотрадная и бездарная» (Урусов 1902 б: 415–416). В письме четко обозначены литературные авторитеты, на которые ориентируется в своих оценках А. И. Урусов и которые становятся значимыми в это время для Ясинского. В другом письме А. И. Урусова находим чрезвычайно благоприятный отзыв о рассказе Ясинского «Катря», который был опубликован в 1883 г. в «Отечественных записках» с посвящением А. И. Урусову: «Вчера читал вслух Вашу “Катрю” и спешу поделиться с Вами впечатлениями. Вы создали живое лицо в живой обстановке, с атмосферою, с ее теплом, запахом и с незначительным % лигатуры (т. е. измышленной, выдуманной сюжетности). К числу последней отношу “франта”, хотя он приделан очень мило, хотя и выдуман или недописан. Но критические оговорки тут не при чем: вещь написана прекрасно. Так никто не пишет» (Уруcов 1902 б: 415). А. И. Урусов отмечает жизненность образов рассказа, поэтичность языка и импрессионистический стиль повествования (чувственный характер художественных образов: «тепло» атмосферы, «запах»).

По-видимому, именно эти особенности художественного стиля привлекают А. И. Урусова в творчестве Флобера. В заметке «О Флобере», которую Ясинский опубликовал в 1902 г. в «Почтальоне», А. И. Урусов писал: «Трудно понять, каким образом может быть “скучен” автор, немилосердно истреблявший всякие длинноты и писавший таким образным языком. Еще необъяснимее, как может быть “скучен” писатель, обладавший такою фантазиею, что созданные им лица, даже второстепенные — живут, очерченные в нескольких строках…» (Урусов 1902 а: 409). Характерно, что Ясинского в середине 1880-х гг. начинает привлекать, видимо, не без влияния А. И. Урусова, лаконизм повествования и короткая форма художественного текста, он переводит новеллы Г. Мопассана, сам создает цикл коротких рассказов «Типы Царского сада»⁴.

В 1883 г. по причине резкого ухудшения здоровья Ясинский был вынужден переехать в Киев, став сотрудником местной газеты «Заря». Свое пребывание в Киеве он в какой-то степени осознавал как литературную ссылку. Испытывая чувство оторванности от петербургской культурной среды, он первоначально смотрит свысока на местное литературное общество. Отголоски этих настроений звучат в письме к нему А. И. Урусова от 11 ноября 1883 г.: «Конечно, глупость одолевает в Киеве, и Ваше описание литературного празднества — великолепно! Я хохотал, я видел всю эту соль земли. Но не бросайте “Зари”, держитесь Киева и его теплыни. Здесь люди по всем правилам статистики и гигиены — мрут. Там живут кое-как» (Урусов 1902 б: 416).

Несмотря на первоначальное недовольство, пребывание в Киеве благотворно сказалось на внутренней писательской самооценке Ясинского. В Киеве он осознает себя представителем столичного литературного мира, мнение которого становится авторитетным для окружающих. По-видимому, все это способствовало стремлению Ясинского оживить местную литературную жизнь. 1884 г. становится пиком его активности в Киеве. Летом писатель знакомится с представителями местной литературной молодежи, и у него появляется возможность самому выступить в роли литературного наставника. Эта идея Ясинского вдохновляет, он становится лидером киевской литературной молодежи, и с осени 1884 г. в течении двух лет в Киеве под его руководством функционирует кружок «новых романтиков». В 1892 г. в некрологе В. И. Бибикову, одному из самых активных участников кружка, Ясинский подчеркивал просветительские задачи киевских собраний: «По переезде моем в город, осенью я стал устраивать литературные вечера, чтобы познакомить молодежь с лучшими образцами иностранной литературы» (Ясинский 1892 б: 495–496).

По сути дела, Ясинский пытается перенести в провинцию те формы литературной жизни, к которым приобщился в Петербурге. Круг чтения «новых романтиков» повторял литературные предпочтения петербургских вечеров А. И. Урусова, «эстетских ночей» М. А. Кавоса и литературных «понедельников» самого Ясинского 1878–1880 гг. На собраниях киевского кружка, наряду с современной русской литературой, внимательно изучалось творчество Г. Флобера, Ш. Бодлера и других западных писателей. Будучи одним из участников киевских собраний, С. А. Бердяев писал Ясинскому в сентябре 1884 г.: «Я слишком люблю и уважаю литературу вообще, а поэзию в частности, чтобы не отнестись с полным уважением к собраниям, на которых читаются рефераты о выдающихся явлениях в области науки и художественного творчества, переводятся высоко ценимые мною иностранные классики и т. п. Одни абсолютные идиоты могут не одобрить это» (Бердяев: 2).

Летом того же года в газете «Заря» Ясинский инициировал известную полемику, получившую название «киевский инцидент» и оказавшую серьезное влияние на его литературную биографию. Ясинский открыто декларировал свой переход на позиции «чистого искусства». В прижизненной критике и в более поздних литературоведческих работах это заявление писателя будет восприниматься как поворотный пункт его литературной биографии. Творчество Ясинского до и после 1884 г. будет рассматриваться и оцениваться критиками в свете произошедшей тогда смены ориентиров.

Литературная позиция Ясинского, определившаяся в полемике 1884 г., отличается от заявленной в его статьях 1879 г., несмотря на кажущееся пересечение основной проблематики, затронутой в статьях того и другого периода. Если в конце 1870-х гг. одной из задач для Ясинского было сближение науки и искусства, теперь он сознательно пытается развести сферы научной и художественной деятельности. В статьях Ясинского, которые относятся к киевской полемике, вопросы художественного метода уже не занимают главенствующего места. На первый план выдвигается прагматика искусства и науки. В частности, эпатаж как элемент осознанного литературного поведения Ясинского, отразившегося в ходе этой полемики, тоже был рассчитан на реакцию со стороны читательской аудитории.

Участников полемики волнует вопрос о влиянии плодов художественного и научного творчества на читателей. Эта тема фактически была поднята Ясинским уже в первой статье. Рассказывая о скуке чтения научных трудов Милля, Бокля, Спенсера, Дарвина, Маркса и об эмоциональном потрясении после прочтения романа Толстого, по контрасту он сопоставлял результаты воздействия научных и художественных сочинений на читателей (Ясинский 1884 г: 1). Когда Ясинский далее в статье развивает мысль о счастье эстетического наслаждения, он тоже по сути остается в пределах вопросов прагматики искусства. Заметим, что и Толстого в начале 1880-х гг. волнует проблема читателя, т. е. прагматическая функция искусства.

Отстаивая в статье интересы «чистого искусства», Ясинский стремится оградить искусство от навязывания ему задач, не свойственных этому роду деятельности: «Противоречие, в котором запутался Лев Толстой, заключается еще и в том, что он считал и в особенности считает себя призванным учить чему-то людей, так чтобы была какая-то ясная система обучения. Между тем цель искусства, которому он с таким талантом служил, заключается вовсе не в том, чтобы учить, а в том, чтобы сделать людей счастливее, доставляя им одно из самых высоких наслаждений» (Ясинский 1884 г: 2). Автор статьи пытается объяснить причины отказа Толстого от служения искусству. Он находит их в болезни русского общественного сознания, не выносящего присутствия великих людей, и в ложном стремлении писателя к учительству. Позиция Толстого соотносится в представляении Ясинского не только с шестидесятническим нигилизмом, но и с установками современной демократической критики, требующей от писателя тенденциозности.

З. Г. Минц указывает на эклектичность эстетической позиции Ясинского в полемике 1884 г., которая включает «и позитивистский спенсерианский гедонизм (роль культуры — «сделать людей счастливее»), и положения эстетики Шиллера и Канта о самоценности искусства» (Минц 1989: 46). М. Г. Абашина считает, что на позицию Ясинского оказали влияние эстетические концепции Г. Флобера и Ш. Бодлера. В своей диссертации она перечисляет некоторые эстетические идеи Бодлера, отразившиеся в его статьях об искусстве: приверженность к «субъективизму в искусстве», «превосходство искусства над природой», «красота как категория, несущая нравственное содержание», «инстинкт красоты у человека как прорыв к идеальному» и др. (Абашина 1992: 68–71). Поддерживая общее рассуждение М. Г. Абашиной о влиянии в 1880-е гг. эстетики Бодлера на Ясинского, попробуем отметить ряд более важных моментов пересечения эстетических систем писателей.

В начале хотелось бы остановиться на вопросе о возможных путях усвоения Ясинским эстетических взглядов Бодлера, который М. Г. Абашина опускает в своей работе. Как нам кажется, посредником в знакомстве Ясинского с Бодлером становится А. И. Урусов⁵. На своих литературных вечерах А. И. Урусов не мог обойти вниманием творчество Бодлера, наряду с Флобером попавшего в сферу его литературных интересов. Он коллекционировал автографы поэта, занимался изучением его творчества, переводил Бодлера на русский язык и участвовал в подготовке к печати его сочинений. Не вызывает сомнений, что в богатой библиотеке А. И. Урусова имелись издания большинства книг Бодлера. Активно занимаясь в кругу своих знакомых популяризацией творчества французских писателей, А. И. Урусов охотно давал для прочтения книги, хранящиеся в его библиотеке. Пересылая П. А. Стрепетовой роман Флобера «Мадам Бовари», Урусов сообщает ей в письме 1881 г.: «У нас о Флобере говорят много, но знают его мало. Книжка, прилагаемая здесь, очень редка — ее подарил мне один из почитателей великого писателя, г. А. Ф. Кони, и эта книга должна служить материалом для большой статьи о Флобере, над которой я работаю. Коропчевский, Ясинский, я и несколько других, мы образовали кружок Флобертистов и изучаем его. Книга изобилует драматизмом и удивительною правдивостью» (Урусов 1907: 301).

Можно предположить, что Ясинский, сблизившийся с А. И. Урусовым на почве общего интереса к французской литературе, имел возможность свободно пользоваться его библиотекой, а владение основными европейскими языками позволяло ему читать тексты Бодлера в оригинале. Среди переводов Урусова из Бодлера сохранился отрывок предисловия к «Nouvelles histoires extraordinaires» («Новые необычные истории»), озаглавленный «О сущности поэзии» (см.: Урусов 1907: 386–388). Сопоставление статей Ясинского 1884 г. с этим отрывком и другими очерками Бодлера об искусстве позволяет сделать вывод, что ко времени начала киевской полемики Ясинский уже серьезно заинтересовался эстетическими воззрениями французского поэта. Об устойчивом характере интереса писателя в середине 1880-х гг. к бодлеровскому наследию свидетельствуют и его переводы из Бодлера. В июле-сентябре 1885 г. он помещает в «Заре» переводы десяти стихотворений в прозе Бодлера (см.: Ясинский 1885 а), а в 1886 г. выходит сборник его собственных стихотворений в прозе «Сиреневая поэма», в котором использован не только жанр, но и многие мотивы бодлеровских поэм в прозе.

В переведенном А. И. Урусовым отрывке «О сущности поэзии» Бодлер высказывает идею о самоценности поэзии и художественного творчества, ставшую ключевой в статьях Ясинского: «Поэзия, — если только углубиться в себя, если спросить свою душу, если вспомнить о минутах энтузиазма, поэзия не имеет другой цели кроме себя самой⁶; да она и не может иметь иной цели и никакая поэма не будет так велика, так благородна, так достойна истинного звания поэмы <курсив Бодлера. — Е. Н.>, как та, которая написана исключительно для удовольствия — написать поэму» (Урусов 1907: 386). Уточняя свое представление о цели поэзии в статье об «Исповеди» Л. Н. Толстого, Ясинский практически дословно повторяет мысль Бодлера. Он пишет, что «поэзия принадлежит к такого рода духовным деятельностям человека, где цель заключается в самой деятельности» (Ясинский 1884 г: 2).

В статье «На разных языках» Ясинский развивает мысль Бодлера о доставляемом поэзией удовольствии: «Получается огромное наслаждение, но не от очевидности пользы, приносимой художественным произведением, а от особого высокочеловечного душевного состояния, которое делает нас лучше, мягче и притом надолго вперед» (Ясинский 1884 е: 1). Мысль о наслаждении, которое испытывает читатель или зритель произведения искусства, ставшая одной из центральных идей Ясинского в полемике 1884 г., варьируется во многих статьях Бодлера об искусстве. В «Салоне 1846 года» он пишет: «Умение наслаждаться искусством — это своего рода наука, и нужен известный опыт, чтобы наши пять чувств смогли пройти посвящение в это таинство, — подобный опыт достигается только доброй волей и внутренней потребностью» (Бодлер 1986: 61). В «Салоне 1859 года» Бодлер говорит о счастье создателя художественного творения и счастье его созерцателя (Бодлер 1986: 204).

Рассуждая о свойствах порождаемого поэзией чувства, Бодлер и Ясинский говорят о гармонии. Ясинский пишет в статье «Обыватель в роли критика»: «Поэтическое наслаждение получается от весьма разнообразных душевных волнений, которые возбуждаются в нас чтением поэтических произведений. Наслаждение в данном случае заключается в гармонической смене впечатлений. Если нет гармонии в этой смене, то мы говорим, что в произведении отсутствует поэтическая правда и оно или слащаво, или чересчур сухо» (Ясинский 1884 д: 1). Для Бодлера представление о гармонии неотделимо от чувства поэзии, а нарушения гармонии как «всемирного ритма» (заметим, что мысль о гармоническом ритме присутствует и у Ясинского) особенно способны улавливать люди с высоко развитым художественным вкусом. В отрывке «О сущности поэзии» мы находим рассуждение об особенностях восприятия порока поэтически настроенными натурами: «Порок оскорбляет Справедливость и Истину, возмущает интеллект и совесть; но как нарушение гармонии, как диссонанс, порок особенно оскорбляет некоторые поэтические умы и мне кажется, что нет ничего скандалезного в мысли, что всякое отступление от морально-прекрасного будет какою-то ошибкою против всемирного ритма и просодии» (Урусов 1907: 387).

Бодлер в отрывке «О сущности поэзии», как и Ясинский, определяет разницу в задачах поэзии и науки: «Я говорю только, что поэт, преследующий моральную цель, умаляет свою силу и можно побиться о заклад, что произведение его будет плохо. Поэзия не может, под страхом смерти или упадка, отождествляться с наукою и нравственностью. Поэзия имеет предметом не Истину, а Поэзию» (Урусов 1907: 386). Ясинский в статье «Обыватель в роли критика» тоже говорит об опасностях внесения в художественное произведение рассуждений научного характера: «Роман, который унижается до популяризации научных и политических тенденций, перестает быть художественным произведением и становится учебным пособием. Роман должен быть выше ходячих научных и общественных мнений» (Ясинский 1884 д: 1). Выступая против тенденциозности в искусстве, Бодлер и Ясинский видят в ней угрозу для литературы.

Общение с А. И. Урусовым в первой половине 1880-х гг. способствовало знакомству Ясинского с эстетическими идеями, источником которых служила французская словесность в лице Флобера и Бодлера. Даже после переезда Ясинского в 1883 г. в Киев общение не прекратилось, был налажен активный обмен письмами, в которых вопросы эстетики творчества занимали главенствующее место. Следует признать очевидным факт влияния этого общения на формирование литературной позиции Ясинского. Об этом косвенно свидетельствует и некролог Ясинского В. И. Бибикову (1892), в котором он пишет о воздействии на своего друга литературных взглядов А. И. Урусова как о несомненном положительном факторе становления его таланта (см.: Ясинский 1892 б).

Позиции Ясинского и А. И. Урусова в середине 1880-х гг. сближала идея о нетенденциозности истинного искусства, определившаяся под влиянием эстетики французских писателей. Бодлер, помимо указанного предисловия к «Nouvelles histoires extraordinaires», затрагивает этот вопрос в незаконченной статье «Философское искусство», которая могла быть знакома Ясинскому (статья была опубликована посмертно в двухтомнике критических работ поэта, вышедшем в 1868–1869 гг.). Бодлер противопоставляет здесь чистое искусство философскому, в котором усматривает элемент рассудочности и дидактики: «Чем сильнее искусство будет тяготеть к философской ясности, тем больше оно будет деградировать и возвращаться к примитивному иероглифу. И наоборот, чем дальше искусство отойдет от дидактики, тем ближе подойдет оно к чистой и бескорыстной красоте» (Бодлер 1986: 244). Статья доказывала преимущества чистого искусства над дидактическим.

Творчество Бодлера и Флобера, по мнению А. И. Урусова, являло собой пример нетенденциозной литературы. В письме к А. И. Введенскому осенью 1884 г. А. И. Урусов описывает свое понимание настоящего искусства, ссылаясь на художественную практику Флобера: «Искусство литературного письма — вот что изумительно не только у Флобера, но и у сравнительно незначительных писателей. <…> Описать природу, подметить новую черту в ней — где все кажется нам так старо — вот искусство. Нарождаются после соитий новых поколений, новые темпераменты, новые нервные организмы. Они видят природу иначе, чем другие, а потому шаблоны и подражания всегда лживы. Но рынок требует шаблонов, а критика требует идей (читай: пользы) и растерявшиеся художники притупляют свой резец, работая по шаблонам для рынка и выдалбливая чужие идеи для чьей-то пользы. И только два-три человека дерзают идти своею дорогой, передавая природу своими нервами (и в числе их: наш друг Иероним) (Урусов 1907: 235–236). Это письмо А. И. Урусова свидетельствует, что художественное творчество Флобера и эстетическая программа Бодлера были для него явлениями одного плана. Можно предположить также, что он воспринимал творчество Флобера сквозь призму эстетики Бодлера, т. к. высказанные в письме эстетические идеи очевидно восходят к бодлеровским статьям об искусстве.

Почти дословно в письме воспроизводится мысль Бодлера о том, что истинное искусство не терпит повторений и копирования известных образцов. Бодлер считал, что для каждой эпохи в искусстве присуще свое понимание красоты: «Нет спору, весьма полезно изучать искусство прошлого, чтобы совершенствоваться в мастерстве, но это мало что даст тем, кто стремится понять характер современной красоты» (Бодлер 1986: 292). В статье «Поэт современной жизни» (1863), посвященной творчеству французского художника К. Гиса, Бодлер подчеркивает необходимость отражения настоящего момента в современном искусстве: «Беда тому, кто в античном искусстве ищет что-либо, кроме чистого искусства, логики и общего метода! Погружаясь в давно минувшее, он утрачивает связь с настоящим, отвергает ценности и преимущества, которые дает нам преходящая реальность, ибо почти вся наша самобытность определяется той печатью, которую накладывает на наши ощущения время <курсив Бодлера — Е. Н.>» (Бодлер 1986: 293). Характерно, что в письме А. И. Урусов упоминает о Ясинском как о писателе, чье творчество лишено тенденциозности. В Ясинском А. И. Урусов видит своего литературного единомышленника, недавнее выступление которого в «Заре» только подтвердило это убеждение. Письмо, согласно указанной в издании дате, было написано после киевской полемики, где Ясинский публично обозначил свою позицию сторонника свободного от тенденциозности искусства.

Эпатажный характер выступлений Ясинского в полемике 1884 г. был рассчитан и на реакцию со стороны литературно-критических авторитетов, отстаивающих идейный характер народнической литературы. По-видимому, Ясинский в 1884 г. сознательно решил сыграть на «больном» вопросе современной литературы. Демократическая критика 1880-х гг. ставила в упрек современным писателям безыдейность, отсутствие твердых убеждений и идеалов. Выступая против тенденциозного искусства, за свободу творчества, Ясинский, по сути дела, отстаивал право современной литературы быть такой, какая она есть, а не существовать с оглядкой на прошлое. Декларация новой эстетической программы стала ниспровержением завещанных шестидесятыми годами идеалов, что настроило многих критиков против Ясинского.

Попробуем описать рецепцию киевской полемики в столичной прессе, а также последующую реакцию на нее со стороны самого Ясинского. Столичная пресса отреагировала не сразу, первые отклики появляются зимой 1885 г. С. А. Венгеров в 1892 г. в критико-биографическом словаре писателей замечает: «Читатель, следящий за движением нашей журнальной жизни, вероятно вспомнит, что в 1885 году много было разговоров в критических фельетонах и литературных обозрениях об одной статье Максима Белинского, в которой он делился с публикой сведениями о решительном повороте, произошедшем в его общественно-литературном миросозерцании. У Максима Белинского в то время еще было так много поклонников, что несмотря на то, что статья появилась в провинциальной газете — киевской «Заре», ее оттуда извлекли газетные и журнальные обозреватели и она стала достоянием всей читающей публики» (Венгеров 1892: 250). По словам С. А. Венгерова, киевский инцидент вызвал довольно оживленную реакцию в столичной прессе.

В 1885 г. с осуждением позиции Ясинского в печати выступают А. И. Введенский и А. М. Скабичевский (см.: Аристархов 1885 а; Аристархов 1885 г; Скабичевский 1885 а). В статье А. М. Скабичевского от 22 марта, напечатанной в «Русских ведомостях», находим оценку нового эстетического кредо писателя, которая станет впоследствии типичной для критических статей о Ясинском. А. М. Скабичевский отмечает несоответствие декларативных заявлений Ясинского его художественной практике, говорит о полной несостоятельности Ясинского как «чистого художника»: «<…> художник вышел из него весьма деревянный. Очень может быть, что г. Белинский нарочно напускает на себя деревянность, воображая в ней именно тот самый протокольный объективизм, который ему, по-видимому, весьма нравится во французских натуралистах, а, может быть, таков уж он по своей натуре, но только рассказы его, помещенные в разбираемой нами книжке, поражают своею сухою и бесстрастною мертвенностью» (Скабичевский 1885 а: 2). Объяснение несостоятельности Ясинского как «чистого художника» ссылками на влияние французского натурализма становится довольно частым в оценках критиков.

В более поздних статьях о Ясинском влияние эстетики натурализма будет описываться в категориях «порнографизма», которые в еще более резком контрасте находятся с программой «искусства для искусства». Так, Г. С. Новополин (Нейфельдт) в 1909 г. пишет: «Все худшее, что принес с собой французский натурализм, все отрицательные стороны творчества Зола, а — главное — плохо понявших его учеников, не обладавших его колоссальным талантом — все это было пересажено Ясинским на русскую почву. <…> Как бы то ни было и чем бы ни был вызван поворот во вкусах и миросозерцании Ясинского, но факт тот, что со второй половины восьмидесятых годов порнографический элемент начинает преобладать в произведениях Ясинского» (Новополин 1909: 63–64).

В статье от 22 октября 1885 г. А. И. Введенский дает развернутую оценку киевскому инциденту. Статьи Ясинского в «Заре» вписываются критиком в общий контекст современной литературы и становятся с его точки зрения выражением нового литературного направления. А. И. Введенский противопоставляет «свободное искусство» нового направления народнической литературе. По мнению критика, в литературе на смену идеям народничества приходит «бессодержательность», «нелепость содержания» и «бесцветность». М. Белинского он определяет в статье как типичного представителя нового направления в литературе — «пессимист на манер французского натурализма». А. И. Введенский осуждает подражание Ясинского французским образцам, считая его «фальшивым» и несоответствующим природному таланту писателя.

По мнению критика, талант Ясинского развивается в неправильном направлении: «И если бы он не напускал на себя несвойственного русскому характеру крайнего “натурализма”, а довольствовался бы просто реализмом, с такою силою проявившимся в русской литературе; если бы он не надевал на себя пессимизма, а выражал бы то настроение, какое самому ему Бог послал, а не французам; если бы он не ломал русского языка на будто бы флоберовскую манеру, — то вероятно русская литература имела бы в нем тоже какого Бог дал Максима Белинского, а не какого-то российского Золя. Словом, будь г. Максим Белинский искренен и самостоятелен в своей деятельности, и все было бы хорошо» (Веденский 1885 г: 1). Из слов А. И. Введенского явствует, что французские заимствования в произведениях писателя не соответствуют традициям русской реалистической литературы. В качестве примера такого «фальшивого пессимизма» А. И. Введенский приводит напечатанную в «Северном вестнике» «Петербургскую повесть» Ясинского: «Притворяющийся и напускаемый на себя пессимизм тем менее нужен, что в наше время искреннейшего пессимизма и отчаяния, и не по поводу пустому, не занимать стать. И нет теперь книжки журнала, в которой не отразилось бы это тяготение над человеческим миром мрачной идеи» (Аристархов 1885 г: 2).

Статьи А. И. Введенского и А. М. Скабичевского о «Петербургской повести», в которых настойчиво подчеркивалась мысль о зависимости писателя от эстетики и творчества Золя (см.: Аристархов 1885 г; Скабичевский 1885 б), побудили Ясинского более четко определить свою позицию в отношении французского натурализма. Статья «Эмиль Золя и его новый роман», помещенная в ноябрьском номере «Наблюдателя» за 1885 г., имплицитно содержала в себе ответ на критику в его адрес. Поэтому закономерно, что одна из поставленных им в статье целей заключалась в необходимости объяснить феномен господства Золя в современной литературе и его влияния на других литераторов.

Ясинский определенно пытается в статье сблизить свою литературную позицию с позицией Золя. Указания на объективность Золя, отсутствие в его творчестве идеалов и учительской позы явно сделаны с оглядкой на собственную позицию в литературе: «Он <Золя — Е. Н.> силен, потому что он грандиозен. И он историк. Он не старается поучать людей, а просто изображает их, разлагая жизнь на составные ее части, не прикрашивая действительности и не навязывая никому никаких идеалов. Я не говорю этим, что отсутствие идеала желательно для писателя. Боже сохрани! Я хочу указать только, что его нет у Золя, как нет его и у огромного большинства современных людей. Золя — сын своего времени, скептик и пессимист, и не верит, чтобы в современном обществе, презренном, жалком, трусливом и пошлом, могли быть хорошие люди». (Ясинский 1885 в: 61). Отсутствие у Золя идеалов Ясинский объясняет влиянием общего состояния современной эпохи и стремлением к объективному изображению действительности. Очевидно, что эти рассуждения о пессимизме Золя отсылают читателя к критическим замечаниям в адрес самого Ясинского. Близость литературных позиций Ясинского и Золя в середине 1880-х гг., по справедливому замечанию Л. Пильд, выражается также в ориентации обоих писателей на массового читателя, хотя сам писатель открыто об этом и не говорит (см.: Пильд 2003 а: 38).

Интереса заслуживает и указание Ясинского в статье на одну особенность произведений Золя: «Как ни странно, но надо сказать, что отличительною чертою романов Золя служит полное отсутствие типов. Вместо типов у него вы встречаете индивидуальности и темпераменты. В его романах действуют не лица, а массы, не герои, а толпа, и в некоторых из них средоточием являются даже неодушевленные предметы. <…> Эмиль Золя описывает действительно существующих конкретных людей. Он точен и правдив до педантизма» (Ясинский 1885 в: 60–61). Ясинский фактически отказывает Золя в умении создавать типы, тогда как в 1879 г. умение типизировать он определял как одну из наиболее важных особенностей работы писателя-реалиста, «позитивного реалиста», каким считал Золя. Статья демонстрирует новый взгляд на особенности творческого метода Золя, но обращает на себя внимание другое, а именно — ориентация самого Ясинского на описанный им творческий метод писателя-натуралиста. Со второй половины 1880-х гг. он начинает активно использовать в создании образов героев своих произведений гротескно заостренные негативные черты конкретных людей (рассказ «Верочка» — 1885, романы «Иринарх Плутархов» — 1886, «Старый друг» — 1887, «Свет погас» — 1889, «Лицемеры» — 1893 и др.), хотя публично эти факты писатель подвергает неизменному отрицанию (см.: Ясинский 1885 б; Ясинский 1886 б и др.).

Можно констатировать, что в 1884–1885 гг. меняется отношение Ясинского к творчеству Золя, хотя он и продолжает искать общие точки соприкосновения с натурализмом. Не собираясь полностью отказываться от своих симпатий к натурализму, Ясинский размышляет над возможными путями трансформации его художественного метода. В этой связи он затрагивает в статье вопрос о генеалогии натурализма. Если в 1879 г. своим происхождением, по мнению Ясинского, натурализм был обязан только развитию французского реального романа, представленного в творчестве Бальзака, Флобера, Гонкуров (Ясинский 1879 б: 153), теперь Ясинский сознательно меняет ориентиры и возводит истоки натурализма к романтическому направлению. В романтизме 1830–1840-х гг. он обнаруживает в зачаточном состоянии существование натурализма. Романтизм и натурализм сопоставляются Ясинским в аспекте эротической тематики. Возникновение этого угла зрения на натурализм можно объяснить влиянием контекста оценок современной критики. Не случайно в статье Ясинского появляются такие оценочные определения как «натуралист» (художник, изображающий подробности эротического свойства) и «золяизм» (в значении «порнографизм»). Новая реалистическая школа Золя рассматривается Ясинским как «последовательная ступень развития романтической школы» (Ясинский 1885 в: 67).

В конце статьи, опираясь на свою концепцию формирования натурализма, автор высказывает предположения относительно будущего словесного искусства: «Развившись из романтического рассказа, натуралистический роман едва ли остановится на пути, на который вывел его Золя. Может быть, недалеко время, когда новый роман выдвинет из своих недр реформатора, в роде того, как романтизм породил Флобера. Трудно гадать, какие формы примет грядущий роман. Золя находится в апогее своего таланта. Дело, начатое им, еще не совсем сделано, и не все враги побеждены. Но когда окончательная победа увенчает усилия этого могучего писателя, и натурализм станет рутиною, начнется новая фаза в словесном искусстве. Позволю себе думать, что она выразится в синтезе романтизма и натурализма, в слиянии приемов обеих школ» (Ясинский 1885 в: 67–68). Качественное движение литературы, по мнению Ясинского, происходит за счет творческих открытий великих писателей-реформаторов (один из них Флобер), деятельность которых находится в тени и не привлекает внимание массового читателя. Вполне вероятно, что роль этого возможного «реформатора» натурализма Ясинский примеряет на себя.

По его глубокому убеждению, именно он в середине 1880-х годов начинает искать новые пути в искусстве (см.: Ясинский 1896 б). По-видимому, свой интерес к творчеству Бодлера Ясинский воспринимает как обращение к культуре и эстетике романтизма. В статье о Золя 1885 г. он относит Бодлера к представителям романтизма: «В погоне за средствами, которыми можно было бы прямее всего уязвить чопорность мещанского общества и досадить мещанским литературным кругам, талантливые представители романтизма ничем не брезгали. Дамы надевали панталоны, юные поэты являлись в публичные собрания в красных жилетах. Наряжались турками и маврами, прожигали жизнь в трущебах, и то напивались до скотства, то витали в мире очаровательных и странных грез. За примерами недалеко ходить; стоит только указать на Теофиля Готье, на Альфреда Мюссе, на Бодлера» (Ясинский 1885 в: 58). Литературное поведение романтиков Ясинский описывает в категориях общественного эпатажа. По-видимому, в стремлении самого Ясинского эпатировать своими публичными выступлениями и художественными произведениями литературные круги тоже сказывается ориентация на романтизм. Характерно, что члены киевского кружка молодых литераторов, которых сплотил в 1884 г. Ясинский, называли себя «новыми романтиками».

Открыто свои претензии на роль реформатора в искусстве Ясинский высказывать не решается, но сопоставление своей литературной позиции с позицией «великого писателя» в его сознании возникало не раз (наиболее очевидны были попытки соотносить себя с Н. В. Гоголем и Л. Н. Толстым). Так, в статье 1884 г. об «Исповеди» Толстого, где он противопоставил свое литературное поведение толстовскому, рефреном звучала фраза «Печально кончают великие русские люди». Толстого в эти годы Ясинский упрекает за измену чистому искусству, а Флобера воспринимет как «чистого художника», сосредоточенного на сугубо эстетических вопросах: «Флобер был великий писатель и, как это сплошь и рядом случается с великими писателями, едва ли сознавал, что он реформатор. <…> Искусство было для него религией, но этот благородный взгляд он наследовал от романтизма. <…> Погруженный в чистое искусство, в созерцание художественных образов, вечно прислушиваясь к музыке языка, Флобер и не мог быть критиком самого себя, даже если предположить, что он обладал самосознающим гением» (Ясинский 1885 в: 60). Как «чистого художника», возведшего искусство в культ, Ясинский сближает Флобера с романтизмом. Вторая черта, унаследованная Флобером от романтизма, по мнению Ясинского, — это «презрение и ненависть к мещанству» (в контексте статьи ее можно понять и как бунт против мещанских литературных вкусов). Обе эти черты находятся в согласии с эстетическими установками самого Ясинского середины 1880-х гг.

Рассмотренная статья 1885 г. выявляет три полюса сознательного притяжения и отталкивания писателя в эти годы. Ясинский сопоставляет себя в статье одновременно с Бодлером, Золя и Флобером, хотя два последних автора представляют, по его собственному мнению, совершенно противоположные писательские типы, ориентирующиеся на разные читательские аудитории (Ясинский 1885 в: 60–61). Это свидетельствует о том, что литературная позиция писателя середины 1880-х гг. не отличалась единством. Ясинский пытается синтезировать в себе тип «чистого художника» «для немногих» и массового писателя. Он как бы стремится занять универсальную литературную позицию: быть одновременно и реформатором литературы, создателем нового направления и его популяризатором.

В 1886 г. в статье «Поль Бурже о Тургеневе» Ясинский снова возвращается к проблеме западных заимствований в творчестве русских писателей. Опираясь на рассуждения П. Бурже, он описывает тип художника-космополита, ищущего «за границей не ощущений и впечатлений, а идей» (Ясинский 1886 и: 1). Этот тип, по мысли П. Бурже и Ясинского, был в полной мере выражен в Тургеневе. Автор статьи сближает Тургенева с Флобером и французской школой натурализма: «Тургенев строго следил за тем, чтобы роман был построен на точных наблюдениях и с этой точки зрения его можно, пожалуй, причислить к категории романистов, называемых то реалистами, то натуралистами. С другой стороны, он сходится с Флобером и его школой на почве некоторого пессимизма, опирающегося на предчувствие конечной бесполезности всяких усилий новейшей мысли» (Ясинский 1886 и: 2). Ясинский повторяет снова свою излюбленную идею о творческом методе художника-реалиста, основанном на наблюдении действительности. Далее в статье он подчеркивает, что при наличие у Тургенева явных следов заимствований из французской реальной школы («прием наблюдения, пессимизм и любовь к женскому сердцу»), он остается самобытным, оригинальным писателем. Очевидно, что в данном случае Ясинский опирается на авторитет Тургенева, отстаивая право художника на заимствования из иностранной литературы (не случайно источником заимствования для Тургенева, как и в случае самого Ясинского, становится Флобер и французский натурализм).

Таким образом, в первой половине 1880-х годов Ясинский создавал свое писательское лицо, последовательно ориентируясь на французскую литературную традицию (натурализм Золя и его школы, поэзия и эстетика Ш. Бодлера, творчество Г. Флобера). Можно сказать, что единство изначально не было характерно для эстетической программы Ясинского этого периода, чем и воспользовались его литературные недоброжелатели. В творчестве Ясинского параллельно существовали и развивались две художественные линии (одна восходила к эстетическим идеям Бодлера и творческой практике Флобера, осознаваемым в рамках традиции «искусства для искусства», другая — к натурализму Золя и традициям массовой литературы). В середине 1880-х гг. писатель предпринимает попытки привести свою литературную позицию к общему знаменателю, стремится свести воедино две линии в своем творчестве. Именно с этим связано появление в 1885 г. идеи о синтезе натурализма и романтизма, который воспринимался Ясинским в эти годы сквозь призму «чистого искусства», сосредоточенного на решении чисто эстетических задач. Развивая концепцию трансформации натурализма, его слияния с романтизмом, он также стремится нейтрализовать упреки критиков в неоригинальности и подражательности его творчества.

В творчестве второй половины 1880-х гг. Ясинский пытается одновременно отразить позицию «чистого художника» и занять положение массового писателя, стремящегося к успеху у публики. В романах писателя этого периода наблюдается несомненное влияние поэтики Флобера и Бодлера. Ясинский продолжает свои эксперименты с художественной образностью, начатые в первой половине 1880-х гг. Импрессионистическая стилистика, которая для Ясинского была связана с прозой Флобера (см.: Ясинский 1926: 134), обнаруживается в его пейзажных зарисовках (см. морские пейзажи, описания небосвода, осенней природы в романе «Свет погас» — 1889). Аналогичное впечатление производят описания природы и интерьера в романах «Старый друг» (1887), «Трагики» (1889). Ясинский по примеру Флобера стремится к экономии художественных средств, пытаясь через указание на значимую деталь передать психологическое состояние героев (например, букет азалий в романе «Старый друг» явно отсылает к букету флердоранжа Эммы Бовари).

Нередко в произведениях Ясинского появляются бодлеровские мотивы. Так, например, аллюзии на стихотворение в прозе Бодлера «Призвания» (одно из переведенных Ясинским в 1885 г.) можно обнаружить в описании судьбы героя романа «Трагики» — талантливого драматического актера Тигра. Будучи мальчиком герой увидел труппу бродячих артистов, которые показались ему «высшими существами»: «Послушай, мама! Рассказывал он вечером: — представь себе, что эти люди ездят по всем русским городам, и везде им хорошо. Какие они веселые, славные! Ах, мама, если бы нам так жить! <…> Все они говорят складно, так складно, — и знаешь, мама, чего мне хочется? — быть актером!» (Ясинский 1889: 40–41). В стихотворении Бодлера четверо мальчиков делятся друг с другом своими мечтами; последний, которого лирический герой называет своим «братом» по духу и призванию, рассказывает о встрече с бродячими музыкантами: «Мне часто казалось, что я был бы счастлив, если бы пошел прямо, прямо, куда глаза глядят, чтобы никто не обращал на меня внимания и чтобы предо мною развертывались все новые виды. Нигде я не чувствую себя хорошо и всегда мне чудилось — там лучше, где нет меня. И вот на последней ярмарке, в соседней деревне, я увидел <курсив Ясинского. — Е. Н.> троих людей, которые живут, как я хотел бы жить» (Ясинский 1885 а: № 194, 1). По-видимому, бодлеровские истоки в творчестве писателя (помимо автобиографических), имеет тема одиночества настоящего таланта и непонимания его со стороны окружающих. Одинок и непонят в романе «Свет погас» Багрянов, талантливый художник-новатор с проблесками гениальности. Также одинок и лишен семейного счастья актер Тигр в романе «Трагики» (оба героя являются персонажами автобиографического плана).

Наряду с этой линией, отсылающей к программе «чистого искусства», в творчестве Ясинского второй половины 1880-х гг. начинают появляться произведения, которые носят открыто памфлетный, а иногда и просто скандальный характер («Иринарх Плутархов», «Петя Крохобор» — 1886, «Старый друг», «Свет погас» и др.). В творчестве Ясинского углубляется автобиографический пласт. Авторские черты, помимо указанных выше персонажей, просматриваются в художнике Божинском из романа «Великий человек» (1888), в Ивановском из романа «Вечный праздник» (1888). Художественный текст в каком-то смысле наделяется функцией литературно-критической статьи, а отстаивание собственной литературной позиции становится иногда прямым поводом для его написания.

Начиная с романа «Иринарх Плутархов» (1886), литературно-критические приемы переходят в художественные сочинения Ясинского. Сами формы, в которых писатель отстаивает идеи «чистого искусства», становятся все более тенденциозными. Ясинского волнуют не только эстетические наслаждения рафинированного читателя, но и возможно более широкий отклик на его творчество в критике и среди массового читателя. Скандальная репутация произведения становится одним из средств в пропагандировании идей «чистого искусства». Однако чувствуется, что к концу 1880-х гг. Ясинский в значительной степени уже по инерции продолжает отстаивать свои идеи эстетизма середины 1880-х гг., а его противостояние демократической критике превращается в самоцель.

Явно полемический характер в романе «Великий человек» носят споры народнического критика Мондровского, идеалом которого является тенденциозное искусство (искусство должно изображать «мужицкий лапоть», а не Венеру Медицийскую) и художника Божинского, отстаивающего интересы «чистого искусства»: «Я пришел к тому заключению, что слово само по себе, а карандаш сам по себе. Да и что вы называете тенденцией? Если под этим подразумевать нечто такое, отчего человек лучше становится, то красота, значит, тенденциозна. Тогда весь вопрос сводится к тому, чтобы как можно больше правды и красоты было в искусстве… Но вы под тенденцией другое разумеете…» (Ясинский 1888–1889: Т. 2, 153–154). Божинский рассказывает, что в своих духовных исканиях он уже пережил период «хождения в народ» и вернулся к идеалам чистой эстетики («над миром царит высшая правда, поэзия» [Ясинский 1888–1889: Т. 2, 157]).

Против тенденциозности народнического направления в искусстве выступает и художник Багрянов в романе «Свет погас». В романе находим описание эскиза новаторской по своему замыслу картины Багрянова «Воскресение Христово»: «После часа работы, образ Богочеловека стал выступать на полотне. К вечеру, эскиз воскресения Христова был кончен. Бог возносился из гроба — и ни на секунду не являлось у художника мысли о том, что это противно современным взглядам, что Милешот или Бюхнер не одобрили бы такой картины, что Вокуленко или другой модный художник с сожалением посмотрят на него, Багрянова, и скажут: “Вот на что тратит свой талант этот художник-пустоцвет!” Напротив, Багрянов искренно верил, что только такие или подобные им картины религиозного содержания, но вновь написанные, сообразно новым эстетическим требованиям, обработанные оригинально, т. е. прошедшие через взволнованную душу художника, в состоянии повысить низменный полет современной мысли» (Ясинский 1895 б: 76–77). По мнению Ясинского, настоящего художника-новатора не должно волновать мнение критиков или других признанных авторитетов в искусстве. Однако эта цитата свидетельствует, что самого писателя не оставляли равнодушным критические замечания в его адрес («художником-пустоцветом» назвал Ясинского критик М. А. Протопопов в своей недавней рецензии на собрание повестей и рассказов писателя [см.: Протопопов 1888]).

Наряду с этим в романах второй половины 1880-х гг. намечается отход писателя от симпатий к натурализму и тяготение к реалистической традиции русской литературы. Так, в романе «Старый друг» натуралистические романы осуждаются за безнравственность и повышенный интерес к физиологической стороне человеческого существования, нравственно «чистую» литературу Ясинский находит в творчестве Л. Н. Толстого. Писатель ориентируется на него в разработке семейной темы своего романа (наиболее явный характер в романе носят аллюзии на толстовскую «Анну Каренину»). В сильной мере проявляется также интерес Ясинского к поэтике гоголевских текстов. Реминисценции из «Портрета» (1842) и «Записок сумасшедшего» (1835) Н. В. Гоголя можно найти в романе «Свет погас», особенно в концовке романа, описывающей сумасшествие Багрянова. В произведениях писателя появляются персонажи, «списанные» с гоголевских героев (см., например, рассказ «Пани Казимира Любовичева» — 1889, героиня которого явно представляет тип Плюшкина).

Н. В. Гоголь и Л. Н. Толстой интересуют Ясинского в конце 1880-х гг. не только как писатели, но и как общественные деятели («нравственные проповедники»), хотя он осознает и разницу в их позициях. В статье 1888 г. «Граф Лев Толстой» Ясинский пишет: «<…> Толстой является в своих последних произведениях, как пророк-реформатор, а Гоголь в “Переписке” высказал себя пророком-консерватором. Гоголь религиозен и мистик, а Толстой — скорее рационалист и громит обрядность» (Ясинский 1888 б). Л. Пильд пишет, что Ясинского привлекает не содержание учения Л. Н. Толстого, а «сам факт внезапного мировоззренческого сдвига и его мощного влияния на читательскую аудиторию» (Пильд 2003 а: 46–47).

Ясинский во второй половине 1880-х гг. пытается осмыслить причины массовой популярности Л. Н. Толстого среди читателей и обнаруживает их в способах общения писателя с аудиторией. Современные исследования феномена писательской популярности свидетельствуют о том, что немаловажным фактором воздействия на читательскую аудиторию оказывается сделанный писателем выбор жанра общения с читателями. А. И. Рейтблат пишет, что общероссийская известность Ф. М. Достоевского была основана на его «Дневнике писателя», а подлинной основой постоянно растущего к концу века авторитета Л. Н. Толстого были его публицистические работы 1880–1890-х гг. (Рейтблат 1991: 72). Ясинский перенимает у Л. Н. Толстого его формы общения с читателем. Начиная со второй половины 1880-х гг., общение с читательской аудиторией посредством литературно-критической, а позже и чисто публицистической статьи (см. очерки под псевдонимом Независимый в «Биржевых ведомостях» с 1896 по 1903 гг.) становится для Ясинского важным инструментом воздействия на общественное мнение. Значимой вехой в этом «жанровом» решении стала полемика вокруг романа «Иринарх Плутархов».

С другой стороны, Ясинского со второй половины 1880-х гг. начинает также интересовать сама сфера религиозно-нравственной проповеди, что обнаруживается позднее в его книге «Этика обыденной жизни» (1898), во многом полемичной в отношении толстовского учения. Сфера религиозной нравственности осознается им как одна из наиболее важных сфер влияния на читательскую аудиторию (об этом говорят автобиографические персонажи в романах «Великий человек» и «Свет погас»). Художник Божинский, мечтающий написать образ скорбящей Богородицы, заявляет: «Да, религиозные сюжеты — у нас единственно народные! Мне хочется быть народным художником! <…> Ведь мужик — человек, и порою жаждет чего-нибудь высокого, неземного, идеального, ему хочется уйти от грязи, в которой держит его этот онучелюбивый меценат» (Ясинский 1888–1889: Т. 2, 156–157). По мнению Ясинского, Л. Н. Толстой не только сумел найти верные «жанровые» инструменты воздействия на интеллигентного читателя, но и привлечь к себе читателя из народа. Ясинский считает, что известность Л. Н. Толстого как народного писателя сложилась за счет эксплуатации популярных и понятных в народе религиозно-нравственных сюжетов. Закономерным в свете этих рассуждений кажется и появление в 1890-е гг. у Ясинского мыслей о слиянии интеллигенции и народа на почве религиозности, этот «религиозный синтез» осознается им как путь возрождения культуры (Ясинский 1897 а).

¹ См.: Ясинский И. Дикая девочка (рассказ) // Будильник. 1878. № 3. С. 36–37; Онисим Иерянский <Ясинский И. И.>. Страничка любви (Крошечный роман) // Будильник. 1878. № 27. С. 377–378.

² См.: Ясинский И. И. Мореходы («На север холодный, пустынный, далекой…») // Пчела. 1875. Т. I. № 12. С. 144; И. Я. <Ясинский И. И.>. Кумир // Кругозор. 1876. № 1. С. 1; И. И. Я. <Ясинский И. И.>. Сосны дом окружали… // Кругозор. 1876. № 7. С. 101.

³ См.: Ясинский И. И. Научная хроника. Успехи биологии // Слово. 1878. № 5. Отд. 2. С. 88–104; Ясинский И. И. Научная хроника. Географические открытия // Слово. 1878. № 8. Отд. 2. С. 180–199; О. И. <Ясинский И. И.>. Новые книги // Слово. 1878. № 9-10. Отд. 2. С. 292–303; И. И. Я. <Ясинский И. И.>. Темная страна. (Отчет о путешествии Стэнли) // Слово. 1878. № 11. Отд. 2. С. 77–108; Ясинский И. И. Учение о развитии в борьбе за преобладание // Слово. 1879. № 3. Отд. 1. С. 105–140; Ясинский И. И. Научная хроника. Новые психологические теории // Слово. 1879. № 4. Отд. 2. С. 191–209; О. И. <Ясинский И. И.>. Единство творческого процесса // Слово. 1879. № 9. Отд. 2. С. 89–105; О. И. <Ясинский И. И.>. Эмиль Золя и Клод Бернар // Слово. 1879. № 10. Отд. 2. С. 152–157 и др.

⁴ См.: Лунный свет. Новый рассказ Гюи де Мопассана в переводе Максима Белинского // Заря. 1884. 26 сент. № 213. С. 2; Прощение. Новый рассказ Мопассана в переводе Максима Белинского // Заря. 1884. 9 окт. № 222. С. 1; Два мужа. Новый рассказ Гюи де Мопассана в переводе Максима Белинского // Заря. 1885. 1 июня. № 119. С. 1; История одного преступления. Новейший рассказ Гюи де Мопассана // Заря. 1886. 13 февр. № 15. С. 1–2; 14 февр. № 16. С. 1; 15 февр. № 17. С. 1; 18 февр. № 24. С. 1; Онисим Иерянский <Ясинский И. И.>. Типы Царского сада. Дворянская дочь. (Рассказ художника) // Заря. 1884. 27 мая. № 117. С. 1 и др.

⁵ Для сравнения можно указать, что аналогичным образом А. И. Урусов повлиял и на К. Д. Бальмонта. Он способствовал его знакомству с французской литературой и «открыл перед ним поэтический мир Бодлера» (Куприяновский, Молчанова 2001: 49–50).

⁶ Здесь и далее в цитатах, за исключением особо оговариваемых случаев, курсив принадлежит автору монографии.

^* Елена Нымм. Литературная позиция Иеронима Ясинского (1880–1890 годы). Тарту, 2003. С. 21–43.

© Е. Нымм, 2003.

Дата публикации на Ruthenia 16.09.2004.

16.09.2004

Воронежский государственный педагогический университет.
Кафедра истории русской литературы, теории и методики преподавания литературы.

Научная конференция «Наследие Б. М. Эйхенбаума и мировая культура XVIII–XX веков».

Воронеж, 16–19 сентября 2004

— История русской литературы.
— История зарубежной литературы.
— Теория литературы и литературная критика.
— Биография и научное наследие Б. М. Эйхенбаума.
— Кинокритика, вопросы киноискусства и журналистики.
— Язык художественной литературы.
— Проблема преподавания литературы в средней и высшей школе.

Заявки, тезисы и материалы — до 1 июля.

В заявке следует указать: ФИО, должность, ученую степень, звание, адрес, телефон, электронный адрес, тему доклада или сообщения.

По итогам конференции планируется издание сборника материалов.

Конференция будет проводиться на загородной базе отдыха «Спутник». Стоимость проживания с трехразовым питанием — 200 рублей в сутки.

394043, Воронеж, ул. Ленина, 86, ВГПУ, кафедра истории русской литературы, теории и методики преподавания литературы.

Тел.: (0732) 52–60–43 — Александр Самуилович Крюков, 37–49–04 — Сергей Александрович Сафонов.

E-mail: [email protected]

Статья «Эйхенбаум» в энциклопедии «Кругосвет»
Воронежский государственный педагогический университет

Конференции

15.09.2004

Отделение русской и славянской филологии Тартуского университета

Лекция доктора Фридриха Хюбнера (Кильский университет, Германия)
«Русская литература XX века в немецкой публицистике»

Тарту, 15 сентября 2004 г.

Dr. Friedrich Hübner
Institut für Slavistik der Christian-Albrechts-Universitaet zu Kiel
Отделение русской и славянской филологии Тартуского университета

Спецкурсы и лекции

14.09.2004

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ^*

Источники:

1.

Ясинский 1879 а — О. И. <Ясинский И. И.>. Единство творческого процесса // Слово. СПб., 1879. № 9. Отд. 2. С. 89–105.

Ясинский 1879 б — О. И. Эмиль Золя и Клод Бернар // Слово. 1879. № 10. Отд. 2. С. 152–157.

Ясинский 1884 а — И. Я. <Ясинский И. И.>. Великие люди. I // Заря. Киев, 1884. 6 апр. № 79. С. 1.

Ясинский 1884 б — И. Я. Великие люди. II // Заря. 1884. 13 апр. № 82. С. 1–2.

Ясинский 1884 в — И. Я. Гений и вдохновение (Жоли. Психология великих людей. Изд. Павленкова. 1884) // Заря. 1884. 20 апр. № 94. С. 1.

Ясинский 1884 г — Максим Белинский <Ясинский И. И.>. По поводу отрывка из неизданной «Исповеди» графа Л. Н. Толстого // Заря. 1884. 22 июля. № 163. С. 1–2.

Ясинский 1884 д — Максим Белинский. Обыватель в роли критика // Заря. 1884. 11 авг. № 179. С. 1.

Ясинский 1884 е — Максим Белинский. На разных языках // Заря. 1884. 19 авг. № 185. С. 2.

Ясинский 1885 а — Стихотворения в прозе Шарля Бодлера в переводе Максима Белинского // Заря. 1885. 5 июля. № 147. С. 1; 7 июля. № 149. С. 1; 14 авг. № 178. С. 1; 5 сент. № 194. С. 1; 19 сент. № 205. С. 1.

Ясинский 1885 б — Ясинский И. Открытое письмо читателю // Заря. 1885. 1 сент. № 191. С. 2.

Ясинский 1885 в — Максим Белинский. Эмиль Золя и его новый роман. Критический очерк // Наблюдатель. СПб., 1885. № 11. С. 56–68.

Ясинский 1886 а — Максим Белинский. Иринарх Плутархов. Роман // Наблюдатель. 1886. № 3. С. 5–18; № 4. С. 5–28; № 5. С. 5–37; № 6. С. 5–47; № 7. C. 5–33.

Ясинский 1886 б — Иринарх Плутархов <Ясинский И. И.>. Одной литературной тле. (Открытое письмо Иринарха Плутархова) // Заря. 1886. 17 июня. № 110. С. 1.

Ясинский 1886 в — Максим Белинский. Кто Иринарх Плутархов? // Заря. 1886. 19 июня. № 112. С. 1.

Ясинский 1886 г — Ясинский И. Разговоры на живые темы. О Толстом // Заря. 1886. 10 июля. № 130. С. 1.

Ясинский 1886 д — Максим Белинский. Еще об Иринархе Плутархове // Заря. 1886. 12 июля. № 132. С. 1.

Ясинский 1886 е — Максим Белинский. Ответ г. Скабичевскому // Заря. 1886. 17 июля. № 135. С. 1.

Ясинский 1886 ж — Максим Белинский. Ответ г. Буренину // Заря. 1886. 29 июля. № 144. С. 1.

Ясинский 1886 з — Ясинский И. Разговоры на живые темы. О либерализме // Заря. 1886. 3 авг. № 149. С. 1.

Ясинский 1886 и — Максим Белинский. Поль Бурже о Тургеневе // Заря. 1886. 2 июля. № 123. С. 1–2.

Ясинский 1887 — Ясинский И. Элегия. (Стихотворение) // Северный вестник. СПб., 1887. № 10. Отд. 1. С. 194.

Ясинский 1888 а — Ясинский И. (Максим Белинский). Полн. собр. повестей и рассказов: В 4 т. СПб., 1888.

Ясинский 1888 б — М. Б. <Ясинский И. И.>. Граф Толстой // Всемирная иллюстрация. СПб., 1888. Т. 39. № 12. С. 235.

Ясинский 1888–1889 — Ясинский И. (Максим Белинский). Романы: В 3 т. СПб., 1888–1889.

Ясинский 1889 — Ясинский И. Трагики: Роман. СПб., 1889.

Ясинский 1890 — Ясинский И. Иринарх Плутархов. СПб., 1890.

Ясинский 1891 а — Ясинский И. Анекдот о Гоголе // Исторический вестник. СПб., 1891. Т. 44. № 6. С. 594–598.

Ясинский 1891 б — Ясинский И. Мои литературные дебюты и редакция «Азиатского вестника» (Отрывок из воспоминаний) // Исторический вестник. 1891. Т. 46. № 12. С. 668–675.

Ясинский 1892 а — Ясинский И. В. И. Бибиков: (Некролог) // Новое время. СПб., 1892. 17 (29) марта. № 5765. С. 2–3.

Ясинский 1892 б — Ясинский И. В. И. Бибиков // Родина. СПб., 1892. 5 апр. № 14. С. 495–498.

Ясинский 1893 — Ясинский И. Преддверие литературы. (Страничка из воспоминаний) // Исторический вестник. 1893. Т. 51. № 1. С. 109–121.

Ясинский 1894 — Ясинский И. Лицемеры. Роман. СПб., 1894.

Ясинский 1895 а — Ясинский И. Горный ручей. Роман // Родина. Ежемесячное прил. СПб., 1895. № 11. С. 3–180.

Ясинский 1895 б — Ясинский И. Свет погас: Роман. СПб., 1895.

Ясинский 1895 в — Рыцарь Зеркал <Ясинский И. И.>. Критические наброски. Взгляд и нечто // Петербургская газета. 1895. 20 сент. № 258. С. 2.

Ясинский 1895 г — Рыцарь Зеркал. Критические наброски. Декадентские схватки и потуги // Петербургская газета. 1895. 11 окт. № 279. С. 1.

Ясинский 1895 д — Рыцарь Зеркал. Критические наброски. Неделя о поэтах // Петербургская газета. 1895. 18 окт. № 286. С. 1.

Ясинский 1895 е — Рыцарь Зеркал. Критические наброски. Святочный сон // Петербургская газета. 1895. 27 дек. № 355. С. 2.

Ясинский 1896 а — Я. <Ясинский И. И.>. Критические наброски // Биржевые ведомости. СПб., 1896. 9 (21) авг. № 219. С. 2.

Ясинский 1896 б — Я. Критические наброски // Биржевые ведомости. 1896. 6 (18) сент. № 246. С. 2.

Ясинский 1896 в — Я. Критические наброски // Биржевые ведомости (Второе издание). 1896. 4 (16) окт. № 274. С. 2–3.

Ясинский 1896 г — Я. Критические наброски // Биржевые ведомости (Второе издание). 1896. 2 (14) нояб. № 303. С. 2–3.

Ясинский 1896 д — Я. Критические наброски // Биржевые ведомости (Второе издание). 1896. 9 (21) нояб. № 310. С. 2–3.

Ясинский 1896 е — Я. Критические наброски // Биржевые ведомости (Второе издание). 1896. 30 нояб. № 331. С. 2–3.

Ясинский 1897 а — Максим Белинский. Верховная цель жизни // Биржевые ведомости. 1897. 5 (17) янв. № 5. С. 2.

Ясинский 1897 б — Ясинский И. Литературные впечатления // Биржевые ведомости. 1897. 21 дек. (2 янв.) № 348. С. 3.

Ясинский 1898 — Ясинский И. Литературные воспоминания (1878–1882) // Исторический вестник. 1898. Т. 71. № 1. С. 157–174; № 2. С. 549–571.

Ясинский 1900 а — Ясинский И. Прекрасные уроды. (Из записок Ивана Антоныча). Роман // Русский вестник. М., 1900. № 1. С. 85–125; № 2. С. 439–478; № 3. 67–98; № 4. С. 353–382; № 5. С. 1–35; № 6. С. 475–510.

Ясинский 1900 б — Ясинский И. А. И. Урусов (Из воспоминаний) // Ежемесячные сочинения. СПб., 1900. Т. 3. № 9. С. 47–56

Ясинский 1901 а — Орест Ядовиткин <Ясинский И. И.>. Баллада. После прочтения рассказа Антона Чехова «Ночью» // Ежемесячные сочинения. 1901. № 5. С. 75.

Ясинский 1901 б — Орест Ядовиткин. Невинные стихотворения // Ежемесячные сочинения. 1901. № 6. С. 155–156; № 7. С. 235–237; № 8. С. 314; № 9. С. 94; № 11. С. 286; № 12. С. 413–415.

Ясинский 1901 в — <Б. п.> <Ясинский И. И.>. О рифмах // Ежемесячные сочинения. 1901. № 8. С. 307–311.

Ясинский 1902 а — <Б. п.> <Ясинский И. И.>. Нравственность и безнравственность // Ежемесячные сочинения. 1902. № 2. С. 151–160.

Ясинский 1902 б — <Б. п.> <Ясинский И. И.>. Призрак Гоголя // Почтальон. СПб., 1902. Март. № 1. С. 15–19.

Ясинский 1902 в — <Б. п.> <Ясинский И. И.>. Новое направление // Почтальон. 1902. Май. № 3. С. 166–167.

Ясинский 1902 г — <Б. п.> <Ясинский И. И.>. Отошедшие // Почтальон. 1902. № 5. С. 283–288.

Ясинский 1902 д — <Б. п.> <Ясинский И. И.>. Характеристика Виктора Бибикова // Почтальон. 1902. Окт. № 7. С. 408.

Ясинский 1903 а — <Б. п.> <Ясинский И. И.>. Для отзыва // Беседа. СПб., 1903. № 8. С. 497.

Ясинский 1903 б — <Б. п.> <Ясинский И. И.>. И. Тургенев // Беседа. 1903. № 9. С. 565–566.

Ясинский 1904 а — М. Чуносов <Ясинский И. И.>. Критические статьи // Новые сочинения. СПб., 1904. № 4.

Ясинский 1904 б — <Б. п.> <Ясинский И. И.>. Для отзыва // Беседа. 1904. № 2. С. 167–169.

Ясинский 1904 в — <Б. п.> <Ясинский И. И.>. Литературная хроника // Беседа. 1904. № 2. С. 252–256.

Ясинский 1904 г — <Б. п.> <Ясинский И. И.>. Поэтическая чета // Беседа. 1904. № 5. С. 525–527.

Ясинский 1904 д — <Б. п.> <Ясинский И. И.>. Для отзыва // Беседа. 1904. № 6. С. 575–576.

Ясинский 1904 е — <Б. п.> <Ясинский И. И.>. Литературная хроника // Беседа. 1904. № 6. С. 637–640.

Ясинский 1904 ж — <Б. п.> <Ясинский И. И.>. Для отзыва // Беседа. 1904. № 8. С. 794–798.

Ясинский 1904 з — <Б. п.> <Ясинский И. И.>. Для отзыва // Беседа. 1904. № 10. С. 1005–1008.

Ясинский 1904 и — <Б. п.> <Ясинский И. И.>. Литературная хроника // Беседа. 1904. № 10. С. 1053–1056.

Ясинский 1905 — Чуносов М. Триединое творчество // Беседа. 1905. № 1. С. 38–54.

Ясинский 1907 — Чуносов М. Книги // Беседа. 1907. № 1. С. 64.

Ясинский 1910 — Ясинский И. И. Письма об искусстве. Весенние выставки. Очерк // Новое слово. СПб., 1910. № 4. С. 20–28.

Ясинский 1911 а — Ясинский И. Под плащом Сатаны. СПб., <1911>.

Ясинский 1911 б — Иероним Иеронимович Ясинский // Фидлер Ф. Ф. Первые литературные шаги: Автобиографии совр. рус. писателей. М., 1911. С. 198–203.

Ясинский 1911 в — Ясинский И. И. Мои цензора. (Из воспоминаний) // Исторический вестник. 1911. Т. 123. № 2. С. 533–557.

Ясинский 1917 — Ясинский И. Отблески Ницше // Биржевые ведомости. Утр. вып. 1917. 22 янв. № 16054. С. 4.

Ясинский 1926 — Ясинский И. Роман моей жизни: Кн. воспоминаний. М.; Л., 1926.

2.

Альбов, Баранцевич 1896 — Альбов М., Баранцевич К. Вавилонская башня: В 2 ч. М., 1896.

Амфитеатров 1895 — Old Gentleman <Амфитеатров А. В.>. Москва. Типы и картинки // Новое время. 1895. 4 нояб. № 7071. С. 2.

Аристархов 1885 а — Аристархов <Введенский А. И.>. Литературные беседы // Русские ведомости. М., 1885. 1 февр. № 31. С. 1–2.

Аристархов 1885 б — Аристархов. Литературные беседы // Русские ведомости. 1885. 13 апр. № 99. С. 1–2.

Аристархов 1885 в — Аристархов. Литературные беседы // Русские ведомости. 1885. 26 июня. № 173. С. 1.

Аристархов 1885 г — Аристархов. Литературные беседы // Русские ведомости. 1885. 22 окт. № 291. С. 1–2.

Аристархов 1886 — Аристархов. Литературные беседы // Русские ведомости. 1886. 8 апр. № 96. С. 1–2.

Арсеньев 1884 — Арсеньев К. Русские беллетристы нового поколения // Вестник Европы. СПб., 1884. № 4. С. 758–774.

Бибиков 1888 — Бибиков В. И. Рассказы. СПб., 1888.

Бибиков 1890 — Бибиков В. И. Три портрета: Стендаль. Флобер. Бодлер. СПб., 1890.

Богданович 1895 — А. Б. <Богданович А. И.>. Критические заметки // Мир божий. СПб., 1895. № 10. С. 193–209.

Бодлер 1986 — Бодлер Ш. Об искусстве. М., 1986.

<Б. п.> 1887 — <Б. п.> Новые книги // Северный вестник. 1887. № 8. Отд. 2. С. 94–113.

<Б. п.> 1890 — <Б. п.> «Великий человек» под скальпелем романиста. Иринарх Плутархов. Роман И. Ясинского. СПб. 1890 // Наблюдатель. 1890. № 7. С. 35–36.

Брюсов 2002 — Брюсов В. Я. Дневники: Автобиогр. проза. Письма. М., 2002.

Буренин 1886 — Буренин В. Критические очерки // Новое время. 1886. 25 июля (6 августа). № 3736. С. 2.

Быков 1930 — Быков П. В. Силуэты далекого прошлого. М.; Л., 1930.

Венгеров 1889 — Венгеров С. А. Альбов, Михаил Нилович // Венгеров С. А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых (от начала русской образованности до наших дней). СПб., 1889. Т. 1. С. 459–471.

Венгеров 1891 — Венгеров С. Баранцевич, Казимир Станиславович // Венгеров С. А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых (от начала русской образованности до наших дней). СПб., 1891. Т. 2. Вып. 22–30. С. 113–121.

Венгеров 1892 — Венгеров С. А. Бибиков, Виктор Иванович // Критико-биографический словарь русских писателей и ученых (от начала русской образованности до наших дней). СПб., 1892. Т. 3. С. 248–259.

Венгеров 1895 — Х. Введенский, Арсений Иванович // Венгеров С. А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых (от начала русской образованности до наших дней). СПб., 1895. Т. 4. С. 209–212.

Венгеров 1914 — Венгеров С. А. Н. Минский // Русская литература XX века: 1890–1910. М., 1914. Т. 1. С. 357–368.

Венгерова 1892 — Венгерова З. Поэты символисты во Франции: Вэрлен, Маллармэ, Римбо, Лафорг, Мореас // Вестник Европы. 1892. № 9. С. 115–143.

Венгерова 1896 — Венгерова З. Новые течения во французском романе. (Ж. К. Гюисманс) // Северный вестник. 1896. № 7. Отд. 1. С. 113–132.

Волынский 1890 — Волынский А. <Флексер А. Л.>. Критическая заметка // Северный вестник. 1890. № 2. Отд. 2. С. 101–106.

Волынский 1893 — Волынский А. Литературные заметки // Северный вестник. 1893. № 3. Отд. 2. С. 108–141.

Волынский 1895 а — Волынский А. Русские символисты. Лето 1895. Москва // Северный вестник. 1895. № 11. Отд. 2. С. 50–53.

Волынский 1895 б — Волынский А. Оскар Уайльд // Северный вестник. 1895. № 12. Отд. 1. С. 311–317.

Волынский 1896 а — Волынский А. Русские критики. СПб., 1896.

Волынский 1896 б — Волынский А. Литературные заметки // Северный вестник. 1896. № 1. Отд. 1. С. 298–316.

Волынский 1896 в — Волынский А. Литературные заметки // Северный вестник. 1896. № 2. Отд. 1. С. 328–341.

Волынский 1896 г — Волынский А. Литературные заметки // Северный вестник. 1896. № 10. Отд. 1. С. 225–255.

Волынский 1896 д — Волынский А. Литературные заметки // Северный вестник. 1896. № 12. Отд. 2. С. 235–264.

Волынский 1898 — Волынский А. Независимый. Этика обыденной жизни. СПб. 1898 // Северный вестник. 1898. № 8. Отд. 2. С. 249–250.

Волынский 1901 — Волынский А. Л. Н. С. Лесков // Волынский А. Л. Царство Карамазовых. Н. С. Лесков. Заметки. СПб., 1901. С. 205–398.

Волынский 2001 — Волынский А. Л. Сильфида // Гиппиус З. Н. Собр. соч. М., 2001. Т. 1: Новые люди. Романы. Рассказы. С. 528–531.

Гиппиус 1896 — Гиппиус З. Н. (Мережковская). Новые люди: Рассказы. СПб., 1896.

Гиппиус 1999 — Гиппиус З. Дневники: В 2 кн. М., 1999. Кн. 1.

Гиппиус 2001 — Гиппиус З. Н. Собр. соч. М., 2001. Т. 1: Новые люди. Романы. Рассказы.

Глинский 1896 — Глинский Б. Болезнь или реклама? // Исторический вестник. 1896. Т. 63. № 2. С. 618–655.

Гоголь 1938 — Гоголь Н. В. Полн. собр. соч.: В 14 т. М; Л., 1938. Т. 3.

Головин 1897 — Головин К. Русский роман и русское общество. Пб., 1897.

Гуревич 1912 — Гуревич Л. Из воспоминаний о Н. С. Лескове // Гуревич Л. Литература и эстетика: Критич. опыты и этюды. М., 1912. С. 295–301.

Дистерло 1888 — Р. Д. <Дистерло Р. Д.>. Новое литературное поколение. (Опыт психологической критики) // Неделя. СПб., 1888. 27 марта. № 13. С. 416–422; 10 апр. № 15. С. 480–486.

Измайлов 1911 — Измайлов А. Иероним Ясинский // Измайлов А. Литературный Олимп. М., 1911. С. 399–414.

Кауфман 1912 — Кауфман А. Е. Из журнальных воспоминаний. (Литературные характеристики и курьезы) // Исторический вестник. 1912. Т. 130. № 10. С. 122–149.

Коптяев 1900 — Коптяев А. Музыкальное миросозерцание Ницше // Ежемесячные сочинения. 1900. Т. 1. № 2/3. С. 165–193.

Коринфский 1892 — Ап. К-ский <Коринфский А. А.>. В. И. Бибиков. (Некролог) // Звезда. СПб., 1892. 5 апр. № 14–15. С. 404.

Кранихфельд 1911 — Кранихфельд В. Литературные отклики. Два юбилея // Современный мир. СПб., 1911. № 3. С. 304–319.

Краснов 1895 — Краснов П. Русские декаденты // Труд. 1895. № 11. С. 449–460.

Леонтьев 1960 — Из дневника И. Л. Леонтьева // Чехов: Лит. наследство. М., 1960. Т. 68. С. 479–492.

Лесков 1984 — Лесков А. Жизнь Николая Лескова по его личным и несемейным записям и памятям: В 2 т. М., 1984.

Лесков 1891 — Лесков Н. Нескладица о Гоголе и Костомарове: (Историческая поправка) // Петербургская газета. 1891. 16 июля. № 192. С. 1–2.

Медведский 1889 — Говоров К. <Медведский К. П.>. Из литературы и жизни. Лилипуты поэзии: (И. И. Ясинский) // День. СПб., 1889. 1 июня. № 356. С. 2.

Медведский 1893 — Медведский К. Современные литературные деятели. (И. И. Ясинский) // Исторический вестник. 1893. Т. 52. № 5. С. 412–424.

Мережковский 1893 — Мережковский Д. С. О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы. СПб., 1893.

Мережковский 1994 — Мережковский Д. С. Эстетика и критика: В 2 т. М., Харьков, 1994. Т. 1.

Минский 1884 — Минский Н. <Виленкин Н. М.>. Старинный спор // Заря. 1884. 29 авг. № 193. С. 1–2.

Минский 1890 — Минский Н. М. При свете совести: Мысли и мечты о цели жизни. СПб., 1890.

Михайловский 1886 — Н. М. <Михайловский Н. К.>. Дневник читателя. О крокодиловых слезах // Северный вестник. 1886. № 10. Отд. 2. С. 158–177.

Михайловский 1887 — Н. М. Дневник читателя. Журнальные заметки // Северный вестник. 1887. № 11. Отд. 2. С. 131–146.

Михайловский 1893 а — Михайловский Н. К. Литература и жизнь // Русская мысль. М., 1893. № 1. Отд. 2. С. 145–169.

Михайловский 1893 б — Михайловский Н. К. Русское отражение французского символизма // Русское богатство. СПб., 1893. № 2. Отд. 2. C. 45–68.

Михайловский 1897 а — Михайловский Н. К. Заметки о поэзии и поэтах // Михайловский Н. К. Соч.: В 6 т. СПб., 1897. Т. 6. С. 590–620.

Михайловский 1897 б — Михайловский Н. К. Об отцах и детях и о г. Чехове // Михайловский Н. К. Соч.: В 6 т. СПб., 1897. Т. 6. С. 771–784.

Михайловский 1914 а — Михайловский Н. К. Русские символисты // Михайловский Н. К. Полн. собр. соч.: В 10 т. СПб., 1914. Т. 8. С. 184–191.

Михайловский 1914 б — Михайловский Н. К. Г-жа Гиппиус и «ступени к новой красоте» // Михайловский Н. К. Полн. собр. соч.: В 10 т. СПб., 1914. Т. 8. С. 339–358.

Ницше 1900 — Отрывки из Ницше // Ежемесячные сочинения. 1900. Т. 2. № 5/6. С. 115–120.

Ницше 1990 — Ницше Ф. Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 2.

Новополин 1909 — Новополин Г. <Нейфельдт Г. С.>. Порнографический элемент в русской литературе. СПб., 1909.

Оболенский 1886 а — Созерцатель <Оболенский Л. Е.>. Обо всем. (Критические заметки) // Русское богатство. 1886. № 5–6. С. 349–361.

Оболенский 1886 б — Оболенский Л. Обо всем // Русское богатство. 1886. № 7. С. 152–153.

Оболенский 1887 — Л. О. <Оболенский Л.>. Обо всем. (Критические заметки) // Русское богатство. 1887. № 1. С. 179–207.

Потапенко 1891 — Потапенко И. Н. Святое искусство // Потапенко И. Н. Повести и рассказы: В 12 т. СПб., 1891. Т. 1. С. 1–58.

Протопопов 1888 — М. Пр. <Протопопов М. А.>. Пустоцвет. (Полное собрание повестей и рассказов И. Ясинского. 4 тома. СПб. 1888) // Северный вестник. 1888. № 9. Отд. 2. С. 68–84

Протопопов 1891 — Протопопов М. Больной талант // Русская мысль. 1891. № 12. Отд. 2. С. 258–278.

Скабичевский 1885 а — Скабичевский А. Новые книги // Русские ведомости. 1885. 22 марта. № 79. С. 1–2.

Скабичевский 1885 б — Скабичевский А. Литературная хроника // Новости и биржевая газета. СПб., 1885. 24 окт. (5 нояб.) № 293. С. 1–2.

Скабичевский 1886 а — Скабичевский А. Литературная хроника // Новости и биржевая газета. 1886. 12 июня. № 155. С. 1.

Скабичевский 1886 б — Скабичевский А. Литературная хроника // Новости и биржевая газета. СПб., 1886. 10 июля. № 187. С. 2.

Скабичевский 1900 — Скабичевский А. Текущая литература // Сын отечества. СПб., 1900. 21 апр. № 108. С. 2.

Скабичевский 1909 — Скабичевский А. М. Беллетристы восьмидесятых и девяностых годов // Скабичевский А. М. История новейшей русской литературы. (1848–1908 гг.). СПб., 1909. С. 353–387.

Соловьев 1890 — Соловьев В. Заметка // Вестник Европы. 1890. № 3. С. 437–441.

Соловьев 1895 — Вл. С. <Соловьев В. С.>. Еще о символистах // Вестник Европы. 1895. № 10. С. 847–851.

Суворин 1999 — Дневник Алексея Сергеевича Суворина. М., 1999.

Урусов 1902 а — Урусов А. И. О Флобере // Почтальон. 1902. № 3. Май. С. 407–410.

Урусов 1902 б — Урусов А. И. Письма // Ежемесячные сочинения. 1902. № 4. С. 413–418.

Урусов 1907 — Князь Александр Иванович Урусов. Статьи его. Письма его. Воспоминания о нем. М., 1907. Т. 2/3.

Усов 1893 — Усов А. Несколько слов о декадентах (Бодлэр, Верлэн, Маллармэ, Рембо) // Северный вестник. 1893. № 8. Отд. 1. С. 191–205.

Чехов — Чехов А. П. Полн. собр. соч.: В 30 т. М., 1974–1983. Собр. писем: В 12 т. Т. 5.

Щедрин 1934 — Письма писателей к Салтыкову // Щедрин: II. Лит. наследство. М., 1934. Т. 13–14. С. 345–388.

3.

Бердяев — Бердяев С. А. Письма (6) его к Ясинскому И. И. // Рукописный отдел ИРЛИ РАН. Архив И. И. Ясинского. Ф. 352. Оп. 2. Ед. хр. 110.

Бибиков — Бибиков В. И. Письмо и телеграммы (2) к Ясинскому И. И. // Рукописный отдел ИРЛИ. Архив И. И. Ясинского. Ф. 352. Оп. 2. Ед. хр. 118.

Гиппиус — Мережковская З. Н. (Гиппиус). Письма (3) И. И. Ясинскому // Отдел рукописей РНБ. Архив И. И. Ясинского. Ф. 901. Оп. 406-а. № 2. Ед. хр. 529-а.

Книга воспоминаний — Ясинский И. И. Книга воспоминаний // Рукописный отдел ИРЛИ. Архив И. И. Ясинского. Ф. 352. Оп. 1. Ед. хр. 9.

Минский — Минский Н. М. Письма (2) Ясинскому И. И. // Рукописный отдел ИРЛИ. Архив И. И. Ясинского. Ф. 352. Оп. 2. Ед. хр. 453.

Отзывы — Отзывы, заметки, статьи о Ясинском И. И. // Рукописный отдел ИРЛИ. Архив И. И. Ясинского. Ф. 352. Оп. 1. Ед. хр. 890.

Стасюлевич — Стасюлевич М. М. Его письма (3) к Ясинскому И. И. // Рукописный отдел ИРЛИ. Архив И. И. Ясинского. Ф. 352. Оп. 2. Ед. хр. 642.

Ясинский а — Ясинский И. И. Стихотворения (12) // Рукописный отдел ИРЛИ. Архив И. И. Ясинского. Ф. 352. Оп. 1. Ед. хр. 71.

Ясинский б — Ясинский И. И. Письмо его к Флексеру (Волынскому) Акиму Львовичу. Машинопись // Рукописный отдел ИРЛИ. Архив И. И. Ясинского. Ф. 352. Оп. 2. Ед. хр. 45.

Ясинский в — Ясинский И. И. О своей литературной деятельности: Заметка // Рукописный отдел ИРЛИ. Архив И. И. Ясинского. Ф. 352. Оп. 1. Ед. хр. 5.

Исследования:

Абашина 1992 — Абашина М. Г. Массовая литература 1880-х – начала 1890-х годов (И. И. Ясинский, В. И. Бибиков): Дисс. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук. СПб., 1992.

Азадовский, Лавров 1991 — Азадовский К. М., Лавров А. В. З. Н. Гиппиус: метафизика, личность, творчество // Гиппиус З. Н. Сочинения: Стихотворения. Проза. Л., 1991. С. 3–44.

Башкеева 1983 — Башкеева В. В. Беллетристика И. И. Ясинского и основные тенденции прозы «Отечественных записок» 80-х годов // Вестник Московского университета: Филология. М., 1983. Сент.- окт. Серия 9. Вып. 5. С. 65–71.

Башкеева 1984 — Башкеева В. В. Творчество И. И. Ясинского в литературном процессе 80-х годов XIX века: Автореф. дисс. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук. М., 1984.

Богачевская 1973 — Богачевская К. П. Н. С. Лесков о Достоевском (1880-е годы) // Ф. М. Достоевский: Новые мат. и исслед. Лит. наследство. М., 1973. Т. 86. С. 606–620.

Букчин 1982 а — Букчин С. В. И. И. Ясинский // Писатели чеховской поры: Избр. произв. писателей 80–90-х годов. В 2 т. М., 1982. Т. 1. С. 453–457.

Букчин 1982 б — Букчин С. В. Чеховская «артель» // Писатели чеховской поры: Избр. произвед. писателей 80–90-х годов. В 2 т. М., 1982. Т. 1. С. 5–27.

Бялый 1972 — Бялый Г. А. Поэты 1880–1890-х годов // Поэты 1880–1890-х годов. Л., 1972. С. 5–64.

Виноградов 1961 — Виноградов В. Достоевский и Лесков (70-е годы XIX века) // Русская литература. 1961. № 1. С. 63–84; № 2. С. 65–97.

Громов 1959 — Громов Л. Чехов и «артель» восьмидесятников // Чехов: Сб. ст. и мат. Ростов / Д., 1959. С. 95–158.

Даль 1955 — Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. 4.

Данилевский 1991 — Данилевский Р. Ю. Русский образ Фридриха Ницше. (Предыстория и начало формирования) // На рубеже XIX и XX веков: Из истории междунар. связей рус. лит. Сб. науч. тр. Л., 1991. С. 5–43.

Звиняцковский 1990 — Звиняцковский В. Я. «Декадент» (В. И. Бибиков — корреспондент А. П. Чехова) // Чеховиана: Ст., публ., эссе. М., 1990. С. 129–140.

Катаев 1982 а — Катаев В. Б. Иероним Иеронимович Ясинский (1850–1931) // Спутники Чехова. М., 1982. С. 465–467.

Катаев 1982 б — Катаев В. Б. Чехов и его литературное окружение (80-е годы XIX века) // Спутники Чехова. М., 1982. С. 5–47.

Кумпан 2000 — Кумпан К. А. Д. С. Мережковский — поэт: (У истоков «нового религиозного сознания») // Мережковский  Д. С. Стихотворения и поэмы. СПб., 2000. С. 5–114.

Куприяновский 1962 — Куприяновский П. В. Л. Н. Толстой и Н. С. Лесков в журнале «Северный вестник» // Ученые записки Ивановского педагогического института. Иваново, 1962. № 29. С. 101–150.

Куприяновский, Молчанова 2001 — Куприяновский П. В., Молчанова Н. А. Поэт Константин Бальмонт: Биогр. Творчество. Судьба. Иваново, 2001.

Лавров 2003 — Лавров А. Письма Александра Блока к И. И. Ясинскому. Предисловие, публикация и примечания // Александр Блок и русская литература первой половины XX века: Блоковский сб. ХVI. Тарту, 2003. С. 167–179.

Лазурин 1999 — Лазурин В. С. Некрасов Николай Алексеевич // Русские писатели: 1800–1917. Биогр. словарь. М., 1999. Т. 4. С. 269–280.

Лужановский 1965 — Лужановский А. Неопубликованная статья Н. С. Лескова о толстовском учении // Русская литература. 1965. № 1. С. 162–167.

Масанов 1960 — Масанов И. Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей: В 4 т. М., 1960.

Масловский 1992 — Масловский В. И. Введенский Иринарх Иванович // Русские писатели: 1800–1917. Биогр. словарь. М., 1992. Т. 1. С. 400–401.

Милюков 1996 — Милюков Ю. Г. Ясинский Иероним Иеронимович // Русские писатели: XIX век. Биобибл. словарь: В 2 ч. М., 1996. Ч. 2. С. 444–446.

Минц 1986 — Минц З. Г. Об эволюции русского символизма: (К постановке вопроса: тезисы) // А. Блок и основные тенденции развития литературы начала XX века: Блоковский сб. VII. Учен. зап. Тарт. ун-та. Тарту, 1986. Вып. 735. С. 7–24.

Минц 1988 — Минц З. Г. «Новые романтики» (К проблеме русского пресимволизма) // Тыняновский сборник: Третьи Тыняновские чтения. Рига, 1988. С. 144–158.

Минц 1989 — Минц З. Г. Статья Н. Минского «Старинный спор» и ее место в становлении русского символизма // Биография и творчество в русской культуре начала XX века: Блоковский сборник. IX. Учен. зап. Тарт. ун-та. Тарту, 1989. Вып. 857. С. 44–57.

Муратов 1983 — Муратов А. Б. Проза 1880-х годов // История русской литературы: В 4 т. Л., 1983. Т. 4. С. 27–73.

Муратов 1992 а — Муратов А. Б. Баранцевич Казимир Станиславович // Русские писатели: 1800–1917. Биогр. словарь. М., 1992. Т. 1. С. 155–156.

Муратов 1992 б — Муратов А. Б. Бибиков Виктор Иванович // Русские писатели: 1800–1917. Биогр. словарь. М., 1992. Т. 1. С. 264–265.

Нымм 2000 — Нымм Е. «Новый человек» в повести И. Ясинского «Учитель» (1886) // Русский символизм в литературном контексте рубежа XIX–XX вв.: Блоковский сб. XV. Тарту, 2000. С. 90–107.

Нымм 2001 — Нымм Е. А. П. Чехов в восприятии И. И. Ясинского // Молодые исследователи Чехова IV: Мат. междунар. науч. конф. М., 2001. С. 399–406.

Нымм 2003 — Нымм Е. О прототипической структуре романа И. Ясинского «Лицемеры» // Александр Блок и русская литература первой половины XX века: Блоковский сб. XVI. Тарту, 2003. С. 52–86.

Пильд — Пильд Л. И. Ясинский и русские декаденты (о прототипах в романе «Прекрасные уроды») — в печати.

Пильд 2003 а — Пильд Л. Иероним Ясинский: позиция и репутация в литературе // Александр Блок и русская литература первой половины XX века: Блоковский сб. XVI. Тарту, 2003. С. 36–51.

Пильд 2003 б — Пильд Л. О генезисе русского символизма в трудах З. Г. Минц // 200 лет русско-славянской филологии в Тарту. Тарту, 2003. С. 350–358.

Пульхритудова 1971 — Пульхритудова Е. М. Достоевский и Лесков: (К истории творческих взаимоотношений) // Достоевский и русские писатели. М., 1971. С. 87–138.

Рейтблат 1991 — Рейтблат А. И. От Бовы к Бальмонту: Очерки по истории чтения в России во второй пол. XIX века. М., 1991.

Рудницкая 1992 — Рудницкая Е. В. Градовский Григорий Константинович // Русские писатели: 1800–1917. Биогр. словарь. М., 1992. Т. 2. С. 9–10.

Сапожков 2001 а — Сапожков С. К. М. Фофанов и репинский кружок писателей. Статья первая // Новое литературное обозрение. 2001. № 48. С. 192–219.

Сапожков 2001 б — Сапожков С. К. М. Фофанов и репинский кружок писателей. Статья вторая // Новое литературное обозрение. 2001. № 52. С. 148–183.

Тагер 1968 — Тагер Е. Б. Возникновение модернизма // Русская литература конца XIX – начала XX в.: Девяностые годы. М., 1968. С. 189–212.

Тарланов 1993 — Тарланов Е. З. Константин Фофанов: Легенда и действительность. Петрозаводск, 1993.

Толстая 1999 — Толстая Е. Мерцанье и бурленье: Чехов и декаденты в изображении И. Ясинского // Чеховский сборник: Мат. лит. чтений. М., 1999. С. 34–56.

Тынянов 1977 — Тынянов Ю. Н. О литературной эволюции // Тынянов Ю. Н. Поэтика: История литературы. Кино. М., 1977. С. 270–281.

Федоров 1998 — Федоров В. С. Ясинский Иероним Иеронимович // Русские писатели: XX век. Биобибл. словарь: В 2 ч. М., 1998. Ч. 2. С. 655–656.

Ханзен-Леве 1999 — Ханзен-Леве А. Русский символизм: Сист. поэтич. мотивов. Ранний символизм. СПб., 1999.

Эльзон 1992 — Эльзон М. Д. Введенский Арсений Иванович // Русские писатели: 1800–1917. Биогр. словарь. М., 1992. Т. 1. С. 399–400.

Эйхенбаум 1960 — Эйхенбаум Б. М. Лев Толстой: Семидесятые годы. Л., 1960.

Ясинская 1973 — Ясинская З. И. В. Брюсов и И. Ясинский // Брюсовские чтения 1971 года. Ереван, 1973. С. 402–437.

Matich 1993 — Matich O. Zinaida Gippius: Theory and Praxis of Love // Readings in Russian Modernism / Культура русского модернизма: ст., эссе и публ. Moscow, 1993. P. 237–250.

^* Елена Нымм. Литературная позиция Иеронима Ясинского (1880–1890 годы). Тарту, 2003. C. 148–159.

© Е. Нымм, 2003.

Дата публикации на Ruthenia 14.09.2004.

14.09.2004

ЕЖЕГОДНИК «ЯЗЫКИ РОДНОЙ КУЛЬТУРЫ»

Информационное письмо

Кафедра теории и истории культуры и этнологии Вологодского государственного педагогического университета и издательство «Книжное наследие» Вологодской областной универсальной научной библиотеки при инициативной поддержке Департамента культуры Вологодской области планируют начать издание ежегодника «Языки родной культуры» (научный редактор — профессор А. В. Камкин).

В ежегоднике предполагается исследование следующих проблем:

• теории языка, текста, коммуникации;
• генезиса языков культуры и их функционирования;
• интерпретации различных культурных текстов;
• специфики языков русской культуры в мировом контексте;
• северорусского аспекта языков русской культуры.

К участию в ежегоднике «Языки родной культуры» приглашаются специалисты из различных гуманитарных областей, интересующиеся указанными проблемами.

Ориентировочный срок выхода в свет первого выпуска ежегодника «Языки родной культуры» — 1 января 2005 года.

Материалы к публикации принимаются до 1 октября 2004 года на бумажном и электронном носителях. Объем — до 0,5 п. л. (12 машинописных страниц), шрифт — Times New Roman, кегль — 14 пт, межстрочный интервал — полуторный. Примечания постраничные.

Адрес: 160035, г. Вологда, ул. М. Ульяновой, д. 1. Вологодская областная универсальная научная библиотека, издательство «Книжное наследие».

Электронный вариант статьи можно выслать по e-mail: [email protected]; [email protected].

Телефон/факс: (8172) 72–99–30 (кафедра теории и истории культуры и этнологии Вологодского государственного педагогического университета).

Редколлегия ежегодника оставляет за собой право отбора и редактирования представленных к публикации рукописей.

Оргкомитет

(Источник информации: Роман Красильников)

Вологодский государственный педагогический университет

Новая литература

14.09.2004

V международные Замятинские чтения, посвященные 120-летию писателя.
Международный научный центр изучения творчества Е. И. Замятина.
Тамбовский университет.
Тамбов, 14–17 сентября 2004 г.

Информация: [email protected]

Замятин
Кафедра истории русской литературы ТГУ

Конференции

11.09.2004

ВВЕДЕНИЕ^*

Творчество Иеронима Иеронимовича Ясинского (1850–1930)¹, известного в конце XIX – начале XX вв. писателя, критика, переводчика, издателя и редактора ряда журналов, а также автора книги мемуаров «Роман моей жизни» (1926) после его смерти было забыто читателями, подобно творческому наследию многих других писателей «второго ряда» II половины XIX века (П. Д. Боборыкина, А. К. Шеллера-Михайлова, С. Н. Атавы-Терпигорева и т. д.). Однако творческая судьба Ясинского складывалась более драматично, чем у большинства литераторов-«восьмидесятников». Писатель, первоначально выделившийся на общем фоне литературы 1880-х гг. своими новаторскими интенциями, позволяющими говорить о нем как о предшественнике символизма, лишь в 1890-е гг. пополнил ряды эпигонов школы реализма. Творчество Ясинского относится к такого рода явлениям, на которые указывал в свое время Ю. Н. Тынянов. Исследователь говорил о том, что необходимо снять оценочность с понятия «массовая литература», которая нередко включает в себя не только явления эпигонства, но и литературные явления, имеющие «эволюционное значение» (Тынянов 1977: 271–272).

Отсутствие читательского интереса к творчеству Ясинского, а также дурная репутация писателя (идейного «ренегата», изменившего своим демократическим убеждениям) обусловили достаточно позднее возникновение интереса к нему со стороны историков литературы. Первое исследование, затронувшее проблемы творчества Ясинского, появляется в 1959 г. (это статья Л. Громова «Чехов и “артель” восьмидесятников» [см.:Громов 1959]). Ясинский рассматривается в статье наряду с другими писателями, составляющими т. н. «литературное окружение» А. П. Чехова. В оценках, которые получает в статье Л. Громова творчество писателя, чувствуется сильная зависимость от народнической критики конца XIX в. (см.: Венгеров 1892; Скабичевский 1909; Головин 1897). В демократической критике 1880-х – начала 1890-х гг. сформировалось представление о переломе, произошедшем в 1884 г. в творческой эволюции Ясинского (см.: Протопопов 1888; Михайловский 1897 а; Венгеров 1892 и др.). Эта идея нашла отражение и в статье Л. Громова, который отмечает, что примыкающий в конце 1870-х – начале 1880-х гг. к радикально-демократическому лагерю литературы Ясинский в середине 1880-х гг. переходит на позиции «антиобщественного, самодовлеющего искусства» (Громов 1959: 144).

Вслед за народническими критиками и Л. Громовым целый ряд исследователей описывают литературную эволюцию Ясинского как переход от радикально-демократических воззрений к защите идей «чистого искусства» (см.: Букчин 1982 а; Катаев 1982 а; Муратов 1983; Башкеева 1984 и др.). По мнению исследователей, разделяющих эту точку зрения, в 1890-е гг. в творчестве Ясинского появляются «охранительные тенденции», писатель переходит в лагерь консервативной печати и соответственно резко падает художественный уровень его произведений (см.: Букчин 1982 а: 454; Милюков 1996; Федоров 1998).

В работах некоторых ученых можно найти попытки объяснить причины такого резкого слома эстетической программы писателя. Так, Ю. Г. Милюков считает, что, во-первых, «радикальные убеждения Ясинского не были глубокими», а, во-вторых, концепция «чистого искусства» является для писателя попыткой обосновать «неопределенность своей литературно-общественной позиции» (Милюков 1996: 445). В целом надо признать, что такой идеологический подход к описанию ситуации в значительной степени упрощает реальную картину литературной эволюции Ясинского и обнаруживает стремление исследователей сгладить противоречивость литературной позиции писателя, как бы закрыть глаза на неоднозначность его литературного поведения.

Статья Л. Громова как первая историко-литературная работа о писателе, если не считать статьи С. А. Венгерова в критико-биографическом словаре (см.: Венгеров 1892), закономерно обозначила большинство аспектов последующего изучения творческого наследия Ясинского в исследовательской литературе. Один из аспектов этой темы — это изучение писателя как представителя массовой литературы 1880-х гг. Л. Громов характеризует эту литературу как «буржуазно-мещанскую», отсюда и общие черты, определяющие творчество «восьмидесятников»: «отказ от освободительной борьбы, “реабилитация действительности”, культ “малых дел”, прославление “среднего человека”, “не героя”» (Громов 1959: 95). Изучение творчества Ясинского в связи с проблемами «массовой литературы» активно начинается в 1980-е гг. под влиянием возникшего в литературоведении интереса к традициям формальной школы. В 1982 г. выходят два сборника сочинений «восьмидесятников»: «Писатели чеховской поры» и «Спутники Чехова». Исходной установкой составителей сборников была необходимость изучения «литературного фона великих» (Букчин 1982 б: 6).

С. В. Букчин рассматривает творчество писателей 1880–1890-х гг., отражавшее духовные искания современной интеллигенции, в рамках традиции бытописательной реалистической литературы. Сходной позиции придерживается и В. Б. Катаев, составитель сборника «Спутники Чехова». Исследователь считает, что русская литература в 1880-е гг. осуществляет «поворот к изображению среднего человека и обыденной жизни» (Катаев 1982 б: 30). Интерес к психологии и быту «среднего человека» В. Б. Катаев усматривает в творчестве И. Н. Потапенко, К. С. Баранцевича, Ясинского и других писателей. Авторы двух диссертаций по творчеству Ясинского тоже предлагают рассматривать писателя как представителя массовой литературы (см.: Башкеева 1984; Абашина 1992). Оба исследователя исходят из положения о том, что массовая литература способна лучше улавливать «формальные и содержательные новшества», а писатель массовой литературы быстрее может отразить в своем творчестве зарождающиеся эстетические веяния (см.: Башкеева 1984: 3; Абашина 1992: 7). Понятие «массовости» творчества Ясинского исследователями никак не интерпретируется и, по сути дела, этот термин покрывает для них как представление об «эпигонстве», так и понятие «пресимволизм». В. В. Башкеева и М. Г. Абашина не различают Ясинского как литературного новатора (предшественника символизма) и Ясинского как эпигона реализма.

Вторым аспектом изучения творчества Ясинского, выявленным в работе Л. Громова, становится сопоставление произведений писателя с чеховским творчеством, обнаружение взаимных литературных влияний писателей. Исследование Л. Громова, во многом тенденциозное и не свободное от идеологических установок советского литературоведения, решает вопрос о взаимных влияниях в отрицательном плане. По мнению исследователя, не может быть ничего общего между творчеством писателя-эстета Ясинского и реалиста А. П. Чехова. В доказательство Л. Громов приводит чеховские негативные оценки творчества Ясинского (см.: Громов 1959: 145–146). Более объективное историко-литературное освещение проблемы находим в работах С. В. Букчина, В. Б. Катаева и В. В. Башкеевой (см.: Букчин 1982 а; Катаев 1982 а; Катаев 1982 б; Башкеева 1984).

С. В. Букчин указывает на неоднозначный характер чеховского отношения как к творчеству Ясинского, так и к его личности. По мнению исследователя, А. П. Чехов находил в творчестве Ясинского сочетание «фантазии и живой наблюдательности» с «небрежностью, эскизностью письма, развязностью стиля», а в человеческом облике Ясинского видел, наряду с доброжелательностью и внимательностью, беспринципность (Букчин 1982 а: 454–455). В. Б. Катаев отмечает, что Ясинский, начавший исследование психологии «среднего человека» уже в первой половине 1880-х гг., на этом пути предвосхитил отдельные находки А. П. Чехова-психолога (Катаев 1982 б: 36). С другой стороны, уроки А. П. Чехова сказываются, по мнению исследователя, в художественной манере и в трактовке сюжета рассказа Ясинского «Пожар» (1888). В. Б. Катаев и В. В. Башкеева отмечают сходство поэтики писателей, которое выражается в господстве «случайного» (Катаев 1982 б: 37; Башкеева 1984: 9).

Продолжает традицию изучения литературных контактов А. П. Чехова и Ясинского статья Е. Толстой «Мерцанье и бурленье: Чехов и декаденты в изображении И. Ясинского» (см.: Толстая 1999). В центре внимания исследователя оказывается роман Ясинского «Горный ручей» (1894). При этом чрезвычайно удачно был найден угол описания этого романа, учитывающий поэтику произведений Ясинского второй половины 1880-х – 1890-х гг. В статье выявляется прототипическая структура персонажей «Горного ручья». По мнению Е. Толстой, за фигурой писателя Мерцалова в романе скрывается А. П. Чехов. Исследователь подкрепляет свое предположение указанием на интертекстуальные переклички в творчестве А. П. Чехова и Ясинского, хотя «чеховские» параллели и аллюзии, обнаруженные в романе Ясинского, кажутся порой несколько натянутыми.

Третьим аспектом изучения творчества Ясинского становится выявление его связей с зарождающимся в России символизмом². Л. Громов считает, что сочинения Ясинского положили начало декадентской беллетристике XX века, а его выступление 1884 г. в киевской газете «Заря» является «первой ласточкой русского декаданса» (Громов 1959: 144). Общую отрицательную оценку «декадентской» линии творчества писателя исследователь наследует от народнической критики. О декадентстве Ясинского в негативном ключе впервые заговорил С. А. Венгеров в уже упомянутой словарной статье 1892 г., посвященной другу и литературному ученику писателя В. И. Бибикову (см.: Венгеров 1892).

Всплеск интереса к предсимволистской проблематике в связи с творчеством Ясинского наблюдается в 1980-е – начале 1990-х гг. А. Б. Муратов, ссылаясь на мнение того же С. А. Венгерова, рассматривает В. И. Бибикова и Ясинского как «непосредственных предшественников декадентской литературы начала XX в.» (Муратов 1983: 67). Исследователь указывает на целый ряд признаков, позволяющих говорить о близости этих писателей к «декадентству»: тезис об искусстве, свободном от любых тенденциозных вопросов, «культ красоты как культ чувства, свободного от традиционных нравственных условностей» и эстетизация безобразного в прозе Ясинского (Муратов 1983: 67).

В. В. Башкеева разделяет идею о том, что Ясинский является «предтечей символизма в русской литературе» (Башкеева 1984: 16). В своей диссертации она посвящает отдельную главу соотношению творчества писателя с нереалистическими направлениями в литературе второй половины 1880-х гг. (натурализм и предсимволизм). В работе отмечается отражение в творчестве Ясинского такой черты декадентского мироощущения как «воля к смерти». На уровне поэтики художественных текстов писателя В. В. Башкеева обнаруживает «абстрактно-обобщенные формулы», которые предваряют идею многозначного символа. По мнению автора диссертации, интерес Ясинского к «красоте» был подготовлен его интересом к поздним произведениям И. С. Тургенева-«исследователя таинственной природы человеческого духа» (Башкеева 1984: 16). Хронологически В. В. Башкеева располагает творчество Ясинского между И. С. Тургеневым и декадентами. Это в целом верное наблюдение приводит исследователя к несколько тенденциозному выводу: «Может быть, именно тургеневское влияние в момент увлечения беллетриста идеями декадентства спасло его от крайностей, именно классическая литература служила для писателя внутренним ориентиром» (Башкеева 1984: 16).

В конце 1980-х гг. появляются две статьи З. Г. Минц, составившие фундамент современных исследований пресимволизма и в значительной степени продвинувшие изучение творчества Ясинского (см.: Минц 1988; Минц 1989). Как отметила Л. Пильд, в этих работах З. Г. Минц осуществила полемический пересмотр предшествующей традиции изучения пресимволизма, в которой вслед за литературной критикой 1890-х гг. возникновение русского декадентства связывалось, в первую очередь, с западноевропейскими влияниями: «<…> статьи Зары Григорьевны о предсимволизме преследовали две цели. Первая заключалась в том, чтобы продемонстрировать различие между ранним русским символизмом и его предшественниками в 1880-е гг. И вторая — в стремлении показать собственно отечественные истоки русского символизма (и в особенности — декаданса)» (Пильд 2003 б: 351–352).

В центре рассмотрения З. Г. Минц оказываются два эпизода творческой биографии Ясинского 1884 г.: история существования киевского кружка «новых романтиков»³ и литературно-критическая полемика в газете «Заря». Исследователь подходит к проблеме с точки зрения теории литературной эволюции Ю. Н. Тынянова. З. Г. Минц предлагает описывать пресимволизм в категориях пре-системы, которая «предстает как ряд объективно различных обособленных друг от друга подсистем»; пре-система «не создает метатекстов: манифестов, критических или художественных автометаописаний» (Минц 1988: 145). Под пресимволизмом исследователь понимает явления, «объективно близкие к “новому искусству” следующего десятилетия и привлекавшие внимание символистов» (Минц 1988: 145).

Анализ романа Ясинского «Великий человек» (1888), в котором отчетливо выделяется «декадентский пласт», позволяет З. Г. Минц говорить о том, что в сознании писателя пока еще не расчленены «программы “старших” и “младших” символистов с их идеями “синтеза” “Истины, Добра и Красоты”» (Минц 1988: 152). Причин «забывания» Ясинского русскими символистами (невключения его имени в список предшественников направления) исследователь видит несколько: «Его “декадентство”, слишком прямолинейное, воспринималось как поверхностная мода. Его все более заметная ориентация на “массовую”, полубульварную литературу была совершенно чужда как элитарности “старшего” символизма, так и младосимволистским стремлениям преодолеть индивидуализм. Однако Ясинский, безусловно, шокировал русских символистов не только наличием в его произведениях образов дурного вкуса, но и сомнительной репутацией ренегата народничества. Его поведение воспринималось не как индивидуалистический бунт с его “вседозволенностью”, а как “эмпирическое” зло мещанской беспринципности» (Минц 1988: 156).

В работе, посвященной статье Н. Минского «Старинный спор» и истории полемики 1884 г. в киевской газете «Заря», З. Г. Минц рассматривает проблему пресимволизма с точки зрения становления символистских идей в периодической печати 1880-х гг. По мнению исследователя, несмотря на близость статьи Н. Минского к символизму, «Старинный спор» не является символистским манифестом. Выступление Ясинского и Минского в «Заре» описывается как «эстетизм 80-х гг., из которого символизму еще предстояло выйти» (Минц 1989: 55)⁴.

М. Г. Абашина в своей диссертации «Массовая литература 1880-х – начала 1890-х годов (И. И. Ясинский, В. И. Бибиков)», рассматривая Ясинского как предшественника символизма, указывает на то, что именно в массовой литературе тех лет подготавливались «декадентские и пресимволистские тенденции» (Абашина 1992: 8). Выступления Ясинского и Н. Минского в «Заре», по мнению исследователя, выражают «некую общую систему взглядов, восходящую в целом к общеромантической традиции», а выдвинутые ими идеи «внешним образом реставрируют эстетические принципы, сформированные еще в 1850-е годы теоретиками “искусства для искусства”» (Абашина 1992: 61–62). М. Г. Абашина приходит к выводу, что статьи Ясинского и Н. Минского в «Заре» являются связующим звеном между теорией «чистого искусства» и «будущими теоретическими обоснованиями символизма» (Абашина 1992: 91–92).

По мнению автора диссертации, статьи Ясинского 1884 г. можно счесть первой «эстетической декларацией нарождающегося в России декадентства» (Абашина 1992: 8). М. Г. Абашина считает, что эта декларация становится основой последующего творчества писателя: «Рассуждая в “Заре” о целях искусства и его роли в жизни людей, Ясинский не пояснял, каким же должно, по его мнению, быть искусство <…>. Но уже первые его произведения тех лет позволяют понять, что он понимает под “свободным” и “чистым” искусством: искусство должно отвлечься от всего временного, преходящего, от “злобы дня” и обратиться к универсальному, вечному, к коренным вопросам бытия и глубинным основам жизни. Ставящее эти вопросы искусство утверждает себя как высшую ценность, но при этом, пытаясь понять сущность жизни, писатель приходит к сущностному же неприятию реального бытия и его нравственному и эстетическому отрицанию» (Абашина 1992: 99). В творчестве Ясинского начала 1890-х гг. М. Г. Абашина видит «попытку создать новое искусство “эстетического наслаждения”, обращенное к вечным проблемам бытия и условно-символическое по форме» (Абашина 1992: 122). В исследовании М. Г. Абашиной не проводится четкая грань между явлениями «декадентства» и «символизма» в русской литературе 1890-х гг. В то время как уже в 1886 г. З. Г. Минц указала на неоднородность русского символизма 1890-х гг. и принципиальное различие эстетических установок декадентской и символистской линий «нового искусства» (см.: Минц 1986).

Неразличение творческих установок «символизма» и «декадентства» наблюдается также в уже упомянутой статье Е. Толстой «Мерцанье и бурленье: Чехов и декаденты в изображении И. Ясинского», которая тем не менее демонстрирует новый поворот темы «Ясинский и русский символизм» (см.: Толстая 1999). Исследователь, выявляя образы «декадентов» в романе «Горный ручей», построенные на прототипической основе, пытается описать отношение писателя к «декадентству». По мнению Е. Толстой, Ясинский в романе сумел передать эстетические установки литераторов-символистов круга «Северного вестника» (А. Волынского, Д. С. Мережковского и З. Н. Гиппиус), которых противопоставил писателю-новатору А. П. Чехову (чеховская «глубина» и «художественная интуиция гения» в противоположность «мелкости» и «сухой декларативности» символистов [Толстая 1999: 44]). В сходном ключе Л. Пильд проводит анализ романа Ясинского «Прекрасные уроды» (1900) (см.: Пильд). Выявление прототипического пласта романа, позволяет исследователю говорить о том, что Ясинский рассматривает произведения декадентов как эпигонство по отношению к его собственным сочинениям 1880-х гг.

Существуют также работы, рассматривающие литературные и биографические контакты Ясинского с представителями русского символизма. В 1973 г. появилась статья З. И. Ясинской, дочери писателя, об истории взаимоотношений Ясинского и В. Я. Брюсова. Исследователь очень детально воссоздает канву литературных отношений двух писателей, объясняет причины их схождения (общность эстетических программ) и позднейшего охлаждения В. Я. Брюсова к Ясинскому (неудовлетворенность его редакторской политикой в журнале «Ежемесячные сочинения»). А. В. Лавров в предисловии к публикации писем А. А. Блока к Ясинскому описывает литературно-деловые контакты писателей и появившиеся в печати рецензии Ясинского на сочинения поэта (см.: Лавров 2003).

Описанная нами традиция изучения творчества Ясинского свидетельствует о том, что выработались определенные схемы в описании как художественного метода Ясинского, так и его литературной позиции, которые не всегда можно счесть удовлетворительными. Если в целом суммировать все высказывания о Ясинском критиков и историков литературы, исследователь сталкивается с проблемой формальной и содержательной невозможности свести их в единую, цельную картину литературной эволюции писателя. Причины тому, конечно, не столько внешние (как, скажем, отражение в целом ряде работ идеологических установок советской эпохи), сколько внутренние, обусловленные самим объектом изучения. С проблемой описания литературной позиции Ясинского столкнулись уже критики 1880–1890-х гг., пытавшиеся объяснить читателям метаморфозы его литературного лица.

Лишь в последнее время появляются работы, в которых делается попытка рассмотреть закономерности литературной эволюции Ясинского. Одной из попыток описать литературную позицию писателя является статья Л. Пильд «Иероним Ясинский: позиция и репутация в литературе» (см.: Пильд 2003 а). Исследователь не стремится уйти от противоречивости писательского облика Ясинского, напротив, ставит ее в основу своей концепции. По мысли Л. Пильд, постоянная смена эстетических и идеологических ориентиров была одной из составляющих сознательно выбранной писателем около 1884 г. литературной стратегии. Целью Ясинского становится стремление, наподобие Золя, установить контакт с широкой читательской аудиторией и добиться подлинного литературного успеха. Этому, по мысли Ясинского, должны были способствовать сюжеты произведений, рассчитанные на скандальный эффект в среде массового читателя, прототипическая структура персонажей и обнародование возникающего литературного скандала.

Л. Пильд считает, что подобное литературное поведение во многом определяло литературную позицию Ясинского. Одним из образцов для Ясинского становится общение с читательской аудиторией Толстого: «Ницшеанизированный Толстой послужил Ясинскому моделью для конкретизации своего литературного пути. Частая смена идейно-эстетических ориентиров и тяга к исповедальности (потребность публично каяться в своих литературных и личных грехах) — это две константы творческой биографии Ясинского» (Пильд 2003 а: 47–48). Л. Пильд приходит к выводу, что «литературно-бытовое ницшеанство не перерастает в эстетическое и мировоззренческое credo, потому что Ясинский никогда не стремился (а может быть, просто не решался стремиться) к построению четкой эстетической картины мира и мало занимался теоретическими вопросами строительства культуры» (Пильд 2003 а: 48).

Наиболее актуальной задачей на данном этапе изучения творчества Ясинского, как нам кажется, является детальное описание литературной позиции писателя, выявление причин, влияющих на изменение эстетических взглядов литератора, и описание целостной картины его творческой эволюции в 1880–1890-е гг. (период, вызывающий наибольшие разногласия среди исследователей). В задачи настоящего исследования входит также необходимость объяснения причин перехода Ясинского в 1890-е гг. из разряда литературных новаторов в разряд «добросовестных мусорщиков», если воспользоваться выражением А. П. Чехова, игнорируя имеющиеся в нем оценочные коннотации. Необходимостью решить эти задачи мы руководствовались при создании данной монографии.

Основным объектом нашего изучения стали художественные произведения Ясинского, его литературно-критические статьи и мемуарные тексты разных лет. Определение литературной позиции Ясинского невозможно без владения историко-литературным контекстом творчества писателя, поэтому в поле внимания исследования неоднократно попадают философские, эстетические, психологические сочинения, актуальные для эпохи конца XIX в., художественные сочинения писателей 1880–1890-х гг., мемуарные очерки современников и т. д. Обнаружение в ряде случаев рецепции литературной позиции Ясинского в художественных произведениях других писателей вносило дополнительные нюансы в очерченную картину.

Особое значение, на наш взгляд, в решении поставленной задачи приобретает обращение к литературно-критическому фону произведений Ясинского. Во-первых, обращение к прижизненной критике всегда продуктивно при анализе творчества малоизученных писателей, а тексты Ясинского, несмотря на существующую традицию их изучения, все-таки относятся именно к этой категории исследовательских объектов. Во-вторых, литературная деятельность самого Ясинского была теснейшим образом связана с журнальной и газетной жизнью того времени. Писатель сотрудничал в целом ряде периодических изданий не только как автор художественных сочинений, но и как научный обозреватель, фельетонист, литературный и художественный критик, редактор и т. д. В-третьих, без владения литературно-критическим контекстом невозможно в полной мере понять его литературную позицию. Начиная с середины 1880-х гг., Ясинский выстраивает свою литературную стратегию, в значительной степени ориентируясь на бытовавшие в периодической печати оценки его произведений. Такой процесс можно описать как реакцию писателя на формирование его общественно-литературной репутации.

Представленная монография не дает полного и детального очерка творчества Ясинского 1880–1890-х гг., создание которого не входило в задачи нашего исследования. При сохранении хронологической последовательности изложения материала, в поле нашего внимания попадают тексты и жанры, ключевые для реконструкции литературной позиции писателя. Выбор жанра для выражения собственной позиции в литературе значим для Ясинского и, как показывает исследование, подвергается сознательной рефлексии со стороны литератора. Можно сказать, что литературная стратегия Ясинского сказалась и в предпочтении тех или иных жанров для решения поставленных задач. Позиция Ясинского как литературного новатора в первой половине 1880-х гг. выражается в экспериментальном освоении жанра стихотворения в прозе. Такие жанры, как повесть, рассказ и новелла, оказываются для него «полем эксперимента» в сфере поэтики. Начиная с середины 1880-х гг., жанрами, в наиболее явном виде выражающими его литературную позицию, становятся роман и литературно-критическая статья, в 1890-е гг. в их число входят мемуарный очерк, публицистическая статья и нравственно-религиозный трактат (см.: «Этика обыденной жизни» — 1898). В поисках Ясинским подходящих жанров для выражения литературной позиции заметны следы его размышлений над феноменом массовой популярности Л. Н. Толстого среди читателей.

Монография состоит из шести глав. В задачи первой главы («Литературная позиция И. Ясинского в 1880-е гг.») входит описание двух эстетических установок писателя в 1880-е гг. (установки на литературное новаторство и элитарного читателя, с одной стороны, а также установки на метод французского натурализма и массового читателя — с другой), сосуществование которых в творчестве Ясинского неоднократно ставило в тупик критиков и историков литературы. Как мы попытаемся показать, в творчестве писателя 1880-х гг. есть периоды, когда та или иная эстетическая «программа» занимает доминирующее положение в автометаописательных текстах (например, натурализм на рубеже 1870–1880-х гг. или эстетизм в 1884 г.), однако в произведениях Ясинского наблюдается одновременная реализация обеих «программ».

Материал второй и третьей глав монографии наглядно демонстрирует осуществление в творчестве Ясинского 1880-х гг. двух во многом противоречащих друг другу эстетических «программ». Вторая глава посвящена роману «Иринарх Плутархов» (1886) и разгоревшейся вокруг него литературно-критической полемике, в которой писатель принял активное участие. Данные этой главы дают представление об одной из используемых Ясинским стратегий в создании писательского успеха (формировании репутации «массового писателя») и отстаивании своей литературной позиции. В третьей главе рассматривается повесть «Учитель» (1886), в которой писатель проявляет себя как новатор в области разработки не освоенных еще в литературе тем. В повести можно найти одно из первых обращений в истории русской литературы к философскому учению Ф. Ницше, ставшему важным источником эстетики русского символизма.

Четвертая глава («О литературной позиции И. Ясинского в 1890-е гг.») объясняет причины, повлиявшие на выбор Ясинским определенной литературной стратегии в 1890-е гг. В главе очерчено поле критических определений, в которое попадает в эти годы творчество писателя. Стремление оправдать себя в глазах читателей и литераторов и создать себе положительную репутацию становится основой литературного поведения Ясинского в 1890-е гг. В главе описываются попытки Ясинского скорректировать его программу «массового писателя» 1880-х гг., которые выражаются в отстаивании реалистической эстетики и объявлении себя учеником Тургенева, Гончарова и Толстого (авторитет классиков реализма становится важным инструментом в литературной борьбе). Основным объектом анализа становятся романы и мемуарные очерки Ясинского 1890-х гг.

Как показало исследование, очень продуктивным для определения литературной позиции писателя оказался метод выявления прототипической структуры произведений писателя. Этот метод уже был задействован в некоторых работах и принес свои результаты (см.: Толстая 1999; Пильд). Использование черт реальных прототипов в построении образов героев произведений становится для Ясинского, начиная с середины 1880-х гг., одним из важнейших принципов конструирования повествования и одновременно средством борьбы с литературными врагами. В пятой главе нашей монографии описывается прототипическая структура романа «Лицемеры» (1893). Выявление ее позволяет детализировать и углубить представление о литературной позиции писателя в начале 1890-х гг. Воссоздавая в романе эпизоды из современной литературной жизни, Ясинский не только выражает отношение к писателям-современникам, но и определяет свое место в тогдашней литературе. Роман демонстрирует еще одну модель отстаивания писателем собственной литературной позиции, а также построения отношений с литературной критикой.

Шестая глава монографии посвящена изучению рецепции русского символизма в текстах Ясинского 1890-х гг. В работах З. Г. Минц были указаны причины «забывания» русскими символистами творческого наследия Ясинского (см.: Минц 1988; Минц 1989). Целью данной главы становится выяснение отношения самого Ясинского к этому процессу. В поле исследования попадают как его литературно-критические статьи, так и художественные сочинения. Первая часть главы посвящена рассмотрению литературно-критических статей Ясинского 1890-х гг. Анализ их позволяет проследить динамику отношения писателя к становящемуся литературному направлению, а также выявить причины колебания в оценках творчества разных представителей символистского искусства. Сопоставление текстов Ясинского с работами теоретиков символизма позволяет обнаружить как источники рассуждений писателя о «новом искусстве», так и цели его скрытой полемики с символистами. Вторая часть этой главы основана главным образом на анализе художественной прозы Ясинского 1890-х гг., описывающей феномен бытового и литературного «декадентства». Центральный сюжет этой части связан с историей биографических и литературных контактов Ясинского и З. Н. Гиппиус, жизнетворческие установки которой становятся предметом пристального внимания писателя в 1890-е гг.

Осуществленный в монографии анализ литературной позиции Ясинского в 1880–1890-е гг. поможет ответить на вопрос о том, почему Ясинский из предшественника символизма так и не превратился в полноценного представителя этого литературного направления, а также понять, почему литератор так и не смог завоевать у современников репутацию авторитетного и литературно одаренного писателя.

¹ Годы жизни писателя указываются по статье Ю. Г. Милюкова в биобиблиографическом словаре «Русские писатели: XIX век» (1996), который со ссылкой на архивные источники уточнил год смерти Ясинского (до этого считалось, что он умер в 1931 г.) (см.: Милюков 1996: 444).

² Строго говоря, вопрос о пресимволизме был поставлен уже в книге Д. С. Мережковского «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1893), которая считается одним из первых манифестов нового направления. Д. С. Мережковский указал не только на корни «нового искусства» в классической литературе, но также обозначил ряд близких символизму явлений в литературе 1880-х гг. (проза В. М. Гаршина и А. П. Чехова, поэзия К. М. Фофанова, Н. М. Минского, С. А. Андреевского). В дальнейшем элементы символистской поэтики, а также следование нормам близкой к символизму эстетики исследователи отмечали в творчестве Н. М. Минского, В. И. Бибикова, К. М. Фофанова, К. К. Случевского и др. (см.: Венгеров 1914; Тагер 1968; Тарланов 1993 и др.).

³ Рассмотрение киевского кружка «новых романтиков» как одного из явлений пресимволизма стало традиционным в исследовательской литературе (см.: Звиняцковский 1990; Сапожков 2001 а).

⁴ Список «Буд<ущих>статей» З. Г. Минц, хранящийся в личном архиве Г. М. Пономаревой и отражающий круг научных интересов последних лет жизни исследователя, свидетельствует о том, что она собиралась продолжить изучение феномена русского пресимволизма. З. Г. Минц предполагала написать в числе прочих статьи по темам: «Случевский», «Пресимволизм (типы)», «Декадентство в русском художественном сознании 1880 гг.», «Киев в истории русского символизма». Автор монографии выражает признательность Г. М. Пономаревой за предоставленные материалы.

^* Елена Нымм. Литературная позиция Иеронима Ясинского (1880–1890 годы). Тарту, 2003. С. 9–20.

© Е. Нымм, 2003.

Дата публикации на Ruthenia 11.09.2004.

10.09.2004

Отделение русской и славянской филологии Тартуского университета
Вадим Семенов
Диссертация на соискание ученой степени доктор философии (PhD) по русской литературе «Иосиф Бродский в северной ссылке: Поэтика автобиографизма»

Тарту, 10 сентября 2004 г.

Научный руководитель — лектор Р. Г. Лейбов (PhD)
Оппоненты: проф. Дэвид Бетеа (Висконсинский университет), Йон Кюст (PhD) (Копенгагенский университет)

Оглавление диссертации

Отделение русской и славянской филологии Тартуского университета
David Bethea
Jon Kyst

Защиты

09.09.2004

Министерство культуры Автономной республики Крым.
Алуштинский литературно-мемориальный музей С. Н. Сергеева-Ценского.
Алуштинский музей И. С. Шмелева.
Институт литературы им. Т. Г. Шевченко НАН Украины.
Институт мировой литературы им. А. М. Горького РАН.
Редакция альманаха «Российский архив».

XIII Крымские международные Шмелевские чтения
«Творчество И. С. Шмелева в аксиологическом аспекте».

Алушта, 9–15 сентября 2004

Тематика:

— Жизнь и творчество И. С. Шмелева.

— Славянская литература рубежа веков.

— Религиозно-философские искания писателей XX века.

— Исторические процессы XX века в формировании мировоззрения: факты, документы, архивы (исследования и хранение).

— Российское зарубежье: имена, проблемы сохранение наследия.

— Украинская диаспора: контакты и тенденции развития.

— Языковые процессы в современном мире: динамика языковых контактов.

Заявки до 1 августа. В заявке следует указать ФИО, тему выступления, место работы, должность, ученое звание, домашний адрес, телефон.

Планируется публикация сборника материалов: 6–7 стр.; 2 интервала, 30 строк на стр.; 60 знаков в строке. В верхнем правом углу инициалы и фамилия автора, под фамилией город. Сноски в конце текста. Резюме на английском языке (до 10 строк). Оформление в электронном варианте (в программе Word 6 или Word 7). Высылаются дискета и 2 экз. распечатки.

98501, Украина, Крым, Алушта, ул. Набережная, 2, Алуштинский музей И. С. Шмелева, оргкомитет конференции.

Тел.: (06560) 5–79–43, 2–59–90.
Тел./факс: (06560) 2–59–99.

Шмелев
Научная сеть Крыма
Институт литературы им. Т. Г. Шевченко
ИМЛИ им. А. М. Горького

Конференции